Я знаю ее с детства. Она была невероятно красивой женщиной. И стала красивой старухой. Высокая, статная, с ровной спиной, белой кожей, густой короной кудрявых волос, ясным взглядом незаплывших глаз. Я, измученная диетами и ботоксами, с завистью смотрю на ее красивое тело, никогда не полневшее, несмотря на категорическое нарушение всех канонов питания; на благородные черты ее лица; на стройную осанку без гимнастик. Ей бы выкрасить седину в синеву и отправиться в путешествие по Европе. Но ее лицо и волосы никогда не знали краски, а руки маникюра.
Она мать моих подруг, с которыми мы дневали и ночевали, поэтому ее личная жизнь скоро стала частью моей детской повседневности. Это я ее назвала тетей Ликой, за мной подхватили ребятишки и взрослые соседи, и новое имя закрепилось в городе. По правилам, ее надо бы называть Малика-апа, Хотя жила она по большим городам, где все говорят по-русски, от акцента не избавилась.
До семидесяти пяти она работала. Заработала пенсию в 11 тысяч. Всю жизнь у нее две страсти: деньги на черный день и пятнадцать соток земли. Деньги она скапливала немалые. С завидным упорством откладывала копеечку снова и снова, несмотря на то, что государство периодически опустошало ее закрома экономическими реформами, кризисами и дефолтами.
Так случилось, что более двадцати лет я в родном городе только гость и поэтому люблю то, что жители маленьких городов среднего и молодого возраста так ненавидят - дачу. Тем более в изумительном районе, где и большая река, и лес, и озеро под боком. Не отдых - рай! Только вот для тети Лики дача – это не дача, а сад-огород, кормилец.
Зятья, разумеется, на дачу ездить не любят, да у них и свои есть, поэтому прошлым летом в отпуск я напросилась к ней.
И началось!
Я, вроде, физически не слабая, только, пока я в траве шарю в поисках ключа, она уже через двухметровый забор перемахнула. Я к вишневому дереву лестницу подтаскиваю, а она на самых верхних ветках сидит, самые дальние ягоды обирает. Я лопату через каждые полчаса бросаю, а она может за день не остановиться. Мне то зной, то дождь, то магнитная буря, то лень. А для нее ни природных, ни органических катаклизмов не существует. У меня у самой внуки, но рядом с ней я чувствую себя подростком и покорно тащу тяжелые корзины и ведра к стоянке такси.
За тетей Ликой и сегодня не водится обычной старушечьей сварливой занудности и раздражительности, и раньше людей она не дергала. Зато уж, если заденешь ее, - берегись: непечатью пропечатает, без гвоздей пригвоздит. Во времена моего детства, чего греха таить, мужики любили своих жен погонять. Женщины плакали, уходили к подругам жаловаться, а потом возвращались и продолжали любить своих непутевых мужей всей женской неизбалованной душой. А вот в этой семье порой мужику приходилось убегать. Ей богу, сама была свидетелем, как молодая красавица чуть не запустила в мужа швейной машинкой, когда он вздумал перед ее носом кулаками махать. Имела право. Главным кормильцем в доме была. Никогда у нее не было менее двух работ. И штукатуром работала, и поваром, и кассиром, и кладовщицей.
Нет, справедливости ради, надо сказать, что за глаза тетя Лика поворчать любит. И на зятьев у нее обиды есть, и на дочерей. Бывало, помню, дочь позвонит, попросит с ребенком посидеть. Ох и разворчится тетя Лика, ох уж отведет душеньку: ни днем, ни ночью ей покоя нет – и остановиться не может. Но только раздается резкий звук дверного звонка и на пороге появляется маленький человек, расплывается лицо бабушки в широкой улыбке: давай, давай, проходи, дорогой! Так кое-кто из внуков у нее и вырос. И меня она в какой-то момент подхватила, когда я не дитя уже, но и не сильно взрослая сиротой осталась.
В 40 лет тетя Лика овдовела. Дочери уже жили отдельно, в другом далеком городе. Вот тогда я к ней после долгого перерыва зашла, (мне уже лет семнадцать было, что-то понимать начала) и аж на мгновение дар речи потеряла, впервые разглядев в ней необыкновенную природную красоту. В свете дверного проема, словно в картинной раме, стояла и смотрела на меня женщина с лучших портретов XIX века.
А тетя Лика начала прикладываться. От страшной тоски. От одиночества. Тут моя мама рядом оказалась. Поселилась у нее. Вдвоем генеральную уборку в квартире сделали, вдвоем посылку дочерям собирали, вдвоем в кино ходили, вдвоем на дачу ездили. А потом и вовсе мама заставила тетю Лику в свои потайные сундуки, то есть банки и ведра, залезть и отправила ее в Сочи. Заодно цветной телевизор купили. И пронесло.
Замуж тетя Лика больше не выходила. Ей даже в голову подобное прийти не могло. Не хотела. Не искала.
Так и живет тетя Лика детьми, внуками, правнуками, садом-огородом. Ей бы выкрасить седину в синеву да отправиться в путешествие по европам, но ее волосы никогда не знали краски, а руки маникюра.
Большая это жизнь или маленькая? Простая или сложная? Печальная или счастливая? Жизнь она как деньги: и много не хватает, и на малое проживешь. Было в одной советской песне: «Да как же это вышло-то, что все шелками вышито судьбы моей простое полотно» Вот и мне кажется, что в переплетении суровых нитей жизни тети Лики есть тоненькие шелковые ниточки серебра, и их немало.