То, о чем я хочу рассказать, вряд ли будет интересно писателям-профессионалам, особенно - тем, кто имеет высшее литературное образование. Эти строки скорее предназначены для тех, у кого писательство – что-то вроде хобби. Короче – дилетантам вроде меня, влюбленным в литературу..
Когда было мне лет двадцать-двадцать пять, я вычитал, - не помню уж у кого, - «один умный вещь», как говорил в «Мимино» светлой памяти Фрунзик Мкртчян.
Этот «вещь» заключался в том, что человеку, пожелавшему совершенствоваться в писательском мастерстве, - будь это начинающий писатель или графоман, - весьма полезно от руки переписывать тексты хороших писателей, тем более - классиков.
Я тогда не знал, к какой категории себя отнести. К начинающим писателям – несколько нескромно, а к графоманам – может, и справедливо, но обидно. Потом, решив, что не в определении дело, (хоть горшком назовись, лишь бы в печку не угодить), - я решил попробовать последовать этому совету, поскольку хотел хоть малость подучиться, с надеждой чуть усовершенствоваться в почитаемом мною благородном писательском мастерстве.
В течение трех месяцев я исписал толстую тетрадку понравившимися мне довольно обширными отрывками из произведений Гоголя, Шишкова, Грина, Фазиля Искандера, Гайдара, Валентина Катаева, Ильфа и Петрова, Даниила Гранина, Толстых – Льва Николаевича и Алексея Николаевича и еще нескольких моих любимых писателей.
Вдруг обнаружилось, что такое переписывание - вовсе не скучная работа, а достаточно увлекательное занятие, открывающее много нового, что раньше не очень бросалось в глаза при чтении. Мне даже пришла в голову забавная мысль, что неспроста русское слово «писатель» по-чешски несколько странно называется «списовател».
Главное, что я обнаружил при переписывании - это удивительное многообразие возможностей выражения мыслей у разных авторов. У каждого - свои особенности стиля, свои неожиданные сравнения, метафоры, свое уникальное искусство построения фразы, а иногда даже, - очевидно противоречащая канонам орфографии и синтаксиса свобода в обращении со словом.
Как же это все отличалось от того, с чего я когда-то начинал, - школярского сочинительства с его перлами типа «усталые, но довольные, мы возвращались домой»!
Попробую что-то из таких открытий проиллюстрировать на примерах. При этом я хочу вас предупредить, что простое ЧТЕНИЕ этих отрывков, взятых из записей, собранных в моей старой тетрадке, вряд ли принесет вам пользу: ведь речь в том совете шла не о чтении, а о ПЕРЕПИСЫВАНИИ, да еще ОТ РУКИ, чем сейчас люди, печатающие тексты на компьютерах, заниматься вряд ли станут.
Впрочем, возможно, и даже – вероятно, что эффект от ПЕРЕПЕЧАТЫВАНИЯ (только не копирования, которое позволяет делать компьютер!) - будет аналогичным тому, что достигается при ПЕРЕПИСЫВАНИИ: как ни странно, при любом варианте этого процесса появляется не очень объяснимая иллюзия соавторства, во всяком случае – сопричастности к созданию этих образов и мыслей вашим любимым писателем.
Итак, вот несколько примеров.
Л.Н. Толстой, «Война и мир»
«11-го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города.
— Едет! — закричал в это время махальный.
Полковой командир покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
— Смир-р-р-р-на! — закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом.»
Ну, вот попробуйте придумать что-то подобное этому, казалось, парадоксальному описанию голоса полкового командира, сделанному Толстым!
Шишков, «Угрюм-река»
«Следователь, Иван Иваныч Голубев, приехал к вечеру. Он - невысокий,
сухой старик с энергичным лицом в седой, мужиковской бороде, говорит крепко, повелительно, однако может прикинуться и ласковой лисой; к спиртным напиткам имеет большую склонность, как и прочие обитатели сих мест. Он простудился на охоте и чувствовал себя не совсем здоровым: побаливала голова, скучала поясница.
Тотчас же началось так называемое предварительное следствие.
Анфису Петровну посадили к окну на стул, локти ее поставили на
подоконник. Анфиса не сопротивлялась. Бледно-матовое лицо ее - мудреное и мудрое. Анфиса рада снова заглянуть в свой зеленеющий сад, не в тьму, не в гром, а в сад, озлащенный веселым солнцем, - но земная голова ее валилась.
Голову стали придерживать чужие чьи-то, нелюбимые ладони, Анфиса брезгливо повела бровью, но ни крика, ни сопротивления - Анфиса покорилась.»
Не знаю, как вас, читатель, а меня просто потрясло описание этого следственного эксперимента, в котором зримо участвует убитая прошлой ночью Анфиса.
Гоголь «Вий»
«Сотник оборотился и указал ему место в головах умершей, перед небольшим налоем, на котором лежали книги.
"Три ночи как-нибудь отработаю, - подумал философ, - зато пан набьет мне оба кармана чистыми червонцами".
Он приблизился и, еще раз откашлявшись, принялся читать, не обращая никакого внимания на сторону и не решаясь взглянуть в лицо умершей. Глубокая тишина воцарилась. Он заметил, что сотник вышел. Медленно поворотил он голову, чтобы взглянуть на умершую и...
Трепет пробежал по его жилам: пред ним лежала красавица, какая когда-либо бывала на земле. Казалось, никогда еще черты лица не были образованы в такой резкой и вместе гармонической красоте. Она лежала как живая. Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро, казалось, мыслило; брови - ночь среди солнечного дня, тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста - рубины, готовые усмехнуться... Но в них же, в тех же самых чертах, он видел что-то страшно пронзительное. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе. Рубины уст ее, казалось, прикипали кровию к самому сердцу. Вдруг что-то страшно знакомое показалось в лице ее.
- Ведьма! - вскрикнул он не своим голосом, отвел глаза в сторону, побледнел весь и стал читать свои молитвы.
Это была та самая ведьма, которую убил он.»
Поразительно, - читаешь, и сам явственно ощущаешь ту внезапно возникшую в душе у Хомы тоску, которая родилась у него при созерцании дивной красоты лежащей в гробу панночки. И еще - это неожиданное, но такое точное и понятное «как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе». !
А.Грин «Бегущая по волнам»
«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?
Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.»
«Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте, за мысом, берега стран, куда направлены бугшприты кораблей, ждущих своего часа: гул, крики, песня, демонический вопль сирены — все полно страсти и обещания. А над гаванью — в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей — сверкает несбывшееся — таинственный и чудный олень вечной охоты.»
Что тут сказать? По-моему, это просто бриллиант, сверкающий мыслью и безупречными романтическими гранями.
* * *
С тех пор, как я делал эти выписки, прошло полвека. И если я стал с тех пор немного лучше писать, то несомненную роль в этом усовершенствовании, я убежден, сыграла та толстая тетрадь и мои размышления над ее содержимым.
Впрочем, не верьте мне на слово: просто перепишите понравившийся вам небольшой отрывок из какого-нибудь произведения любимого вами автора, и - скажите, что вы при этом почувствовали. Возможно, вас так же, как меня, увлечет это занятие, польза от которого мне представляется очевидной.
Иллюстрация из Интернета