Среди людей. Глава 4. Ликбез

Марина Клименченко
      Идея Александра Михайловича о ликвидации моей безграмотности оказалась своевременной и столь увлекательной, что детские игры и мультики просто-напросто позабылись. Затянувшемуся безделью пришёл конец! Я принарядилась в новенькое платьице, вытряхнула мелкий сор из старой хозяйственной сетки и вместо картошки и лука сложила туда тетради, альбом для рисования, шариковую ручку, цветные карандаши, точилку, линейку и облезлый ластик. Всё, подходящее для уроков, без проблем нашла дома. Мама и не заметила, с какой поклажей озабоченная дочь отправилась на очередную прогулку. 
      На этот раз мы с Александром Михайловичем не ходили по парку кругами.  Сразу выбрали спокойное местечко и уселись на высоких ступенях больничного крыльца. Не главного, а неприметного запасного, которым обычно никто не пользовался. Я забралась на самый верх, постелила газетку и аккуратно разложила на ней ученические принадлежности. Потом сунула под попу широкую картонку, чтоб случайно не простыть и не запачкаться. Уже не отвлекаясь, представляла себя прилежной первоклассницей и хваталась то за одно, то за другое. Но с пользой пошли в ход только бумажные листочки и простой карандаш.
      Учебников у нас не было, и для азов образования прекрасно сгодились потёртые журналы. Картинки в них я пересмотрела, теперь подоспел черёд буковок. Александр Михайлович настойчиво повторял, что именно они, большие и маленькие, простенькие и заковыристые, однажды сделают меня умной. Надо же!

      Надеясь на небывалый успех, я усердно склонялась над печатным текстом, разглядывала непонятные знаки, осторожно их трогала и скребла ноготком. Когда все они разом предстали перед моим взором, ошалела, смутилась: вдруг что-нибудь перепутаю, не усвою, забуду и останусь глупой. Какой кошмар! Друг-учитель уловил это замешательство, приобнял меня за плечики, погладил по макушке, улыбнулся:   
      - А ты попробуй сегодня запомнить лишь пять буковок. Но так, чтобы навсегда.
      - Да хоть шесть! - заявила я пылко и уставилась на какой-то длинный рассказ. Слов там было не счесть, строк тоже. Поначалу ровные, они вдруг дёрнулись, зарябили перед глазами, помутнели, пьяно изогнулись, затем и вовсе расплылись. Страх опозориться подкатился жидкими слёзками и сбил грандиозный план. Вроде бы Александр Михайлович не заметил моей досады. Он спокойно взял карандаш и крупно написал первые буквы алфавита. Далее трижды назвал каждую и велел искать такие же в журнале. Чем больше, тем лучше.
      Ох, как я запыхтела! Сотни раз тыкала пальчиком, проговаривала и обводила свои находки. Красным цветом отмечала ошибки: иногда "А" была похожа на "Д", "Б" на "В". Только "Г" и "Е" сиганули в память моментально, к ним случайно прицепилась "О". Усталое солнышко уже покатилось спать, а мы всё сидели на крыльце под высоким жёлтым фонарём и учились, учились... Перед уходом домой я нарисовала заученные буковки острой палочкой на притоптанной земле. Вышло коряво, зато правильно!

      На следующий день урок повторился. На крыльце снова появилась стопа журналов, и тёплый ветерок лихо зашелестел мягкими страницами. Я ревностно отбирала у воздушного озорника ненаглядные "учебники" и с азартом заправского сыщика отыскивала новые буквы. Потом копировала их в тетрадку. С третьего или четвёртого раза мои "художества" обретали сходство с книжным вариантом. Александру Михайловичу результат нравился, он предлагал немного отдохнуть и усаживал меня себе на колени, будто маленькую лялечку. Говорил, что я умница, затем торжественно выдавал шоколадную медаль в плотной жёлтой оболочке. Почти что золотую! Заслуженную! После такой награды хотелось учить аж по семь буковок в день. Успех дивно пах дорогими конфетами, но первые "могу" и "знаю" были слаще.
      Когда незнакомых гласных и согласных не осталось, я принялась напевно выстраивать слоги и простые слова. Первым прочитанным стало не "ма-ма" из букваря, а "о–го–нёк" с обложки популярного журнала. Оно было притягательным, словно пламя спички, - маленькое, яркое, жаркое. Спустя неделю я сбивчиво читала имена и диагнозы пациентов на историях болезней, названия лекарств и медицинских книг, вывески магазинов, заголовки газет. Жаль, не всё удавалось представить. Я фантазировала, видела буковки в цвете и любовалась ими, будто картинками калейдоскопа.
      
      Александр Михайлович без конца меня нахваливал, удивлялся, какая я послушная, усидчивая, сообразительная. Однажды он встретился с мамой и посоветовал ей уделять ребёнку больше внимания, подумать о каках-то перспективах и достойном образовании. Заверял, что толк будет! Оказывается, мне от природы досталась светлая голова, а в приложение к ней - редкий бойцовский характер. Я аж замерла от чувства собственной значимости и гордости! После такого заключения могла бы учиться без выходных, оправдывая лестное мнение.
      Увы, замечательные рекомендации Александра Михайловича были невыполнимыми. Папа к нам уже не приходил, ни игрушек, ни книжек не покупал, про удачи и неудачи не спрашивал. Мама много работала, едва успевала почитать сказку хотя бы на ночь глядя. Она не реагировала на расспросы и часто засыпала быстрее, чем я. В общем, уличным занятиям альтернативы не нашлось. А до поступления в школу был ещё целый год.

      В пику обстоятельствам, я считала близким чужого дядю. Желала его видеть, слышать и радовать. Чтобы не опаздывать на уроки, научилась определять время по часам. После обеда не сводила глаз с циферблата, ожидая, когда стрелочки встанут на заветные места: большая укажет на двенадцать, а маленькая - на четыре. Я никогда не опаздывала!
      Мы с Александром Михайловичем встречались в тенистом сквере после сончаса. Немножко прогуливались и без уговоров приступали к занятиям. Сверх алфавита я осилила пару десятков цифр, за что получила целый кулёк сладостей в глянцевых фантиках и детскую сумочку с длинной лямкой и пружинным замочком. Внутри оказались тоненькие и толстые книжки со стихами и сказками. Всё это можно было читать дома не торопясь.
      Вскоре я заработала ещё одну награду - настоящие качели. Точь-в-точь такие, как мечтала. Наверное, невзначай проговорилась о своём желании, а может, Александр Михайлович сам догадался, чем позабавить девчонку. Он тайком привязал к толстым ветвям яблонь две крепкие верёвки и на нужной высоте прицепил гладенькую дощечку. Я легко на неё забиралась и мотала ногами вперёд-назад, не шоркая по земле. Вверх - вниз, вверх - вниз. Красота! Ласковые лучики вечернего солнца рассыпались на моих ресницах радугой, она пульсировала вокруг Александра Михайловича и придавала ему вид истинного волшебника.
      Добрая сила поднимала меня над травами и кустами, я жмурилась от восторга, отдаваясь полёту. Ветер шумел в ушах, трепал волосы и подол платья, а душа выводила бессловесную мелодию счастья.


      Фото из сети Интернет.
      Продолжение - http://www.proza.ru/2017/03/28/292