Морум. Часть 1. Верхнегорыново

Глеб Панченков
Г.И. Панченков

МОРУМ

Часть 1 . Верхнегорыново

1.


- Вот ты погляди! Ожил, милок! А я-то уж подумал, все скапитонился – голос был скрипучий, но доброжелательный. Мои глаза не желали открываться, да голова болела нещадно.
 Осознать где я и кто со мной говорит, было сложно. Так я себя в последний раз чувствовал лет пять назад, когда с приятелями решили вспомнить молодость и, на первомайские праздники, наделав у Вовки на даче шашлыков, залили их обильно клюковкой собственного приготовления. По завершении последней в ход пошло все, что сохранилось в загашниках дачи. Была водка, остатки виски, нашлась даже бутылка с текилой, а уж после нее догнались импортным портвейном… Ужасно – особенно утром. Вместе с головной болью и страшной ломотой во всем теле пришло понимание, что не чего пытаться повторить в тридцать один то, что пройдено бесповоротно в двадцать.
 Вот и сейчас, слова говорящего со мной доходили до сознания как сквозь вату в голове, а изображение вообще не проникало в мозг. Точно помню, что не пил, скорее всего, я ударился обо что-то головой, или меня ударили…. Ну, не пью я уже давно!!!
 - Эк тебя из ахтомобиля-то твоего швырнуло, прям через стекло, да в дерево темечком. Ха-ха-ха, – вдруг скрипуче засмеялся голос. – Башка-то видать у тебя крепкая, коль не убился-то о "древо-дубень"…
 "Ага… машина… авария… удар… было… куда ехал?... Не помню… боль… даже запах тормозов помню…", – мелькали обрывочные мысли. Глаза, наконец, открылись, вот не думал, что веки могут быть такими тяжелыми, как чугунные шторки в топке паровоза. Откуда я о них, о шторках в топке, знаю? В фильмах видел - точно. Нажимает на педаль кочегар, а они, шторки, в разные стороны расходятся открывая чрево клокочущее, огненное… Старичок какой-то палкой в меня тыкает, и скрипучим голосом повторяет
 - Ты это, не отключайся покудова. Еще надо выяснить, что ты за фрукт такой, да и как к нам попал.
 "Лохмотья, а не одежда на старичке, может бомж какой… вот воспользуется моей беспомощностью, да и документы упрет…", – рука машинально потянулась к внутреннему карману, где обычно лежит портмоне с деньгами и документами. "Нет, хотел бы обуть, так не тормошил бы. В голове звенело как на колокольне в перезвон. Гулко, громко и оглушающе прекрасно… вечерний звон, вечерний звон… как много дум наводит он … о юных днях в краю родном… Свечи, свечи. Вот отчего в голове вата – от звона. Ох! Прошу уберите колокола – это же невыносимо. Не время сейчас, ночь ведь… или день… глаза снова закрыты, а перед ними плывет кочегар, который вместо топки кидает уголь в колокола, а они раскачиваются и в такт нажатия кочегаром педали звонят…. "Где отчий дом, дом… Мама!  Все же я сильно головой-то ударился…"
 - Ну что за напасть! Еще окочуришься, а мне это не надо. Шел бы себе лесом, так нет, любопытство одолело… Ладно, придется тебя милок к себе тащить, а там Карнеич, может чего и придумает.
 Какая-то сила оторвала меня от земли и куда-то понесла, а в безвольно болтающейся  голове все звучал колокол… "Где я любил, бил…бил, где отчий дом. Бом, бом, бом…". На шестом ударе я выключился.
 Пришел я в сознание в какой-то темной избе, пахло травами, парным молоком и еще чем-то знакомым с детства. Я лежал на кровати, застеленной лоскутным покрывалом. В углу тихо шуршали ходики. На стенах висели пучки трав, да какой-то листок, наверное, календарь, только цифры странные, незнакомые. 
 Голова продолжала ныть. Я лежал тихо, но потом решил ощупать себя, вдруг чего-то еще ушиб. Беглый осмотр дал положительные результаты, все цело, все на месте, даже портмоне во внутреннем кармане. Так только ссадины на ладонях и пара, тройка синяков. Видать удар пришелся на самое больное место – на голову.
 В комнату вошел скрипучий старичок, что тыкал в меня палкой, в руке он держал стакан в старинном подстаканнике, над стеклом поднимался пар.
 - Очухался! Хорошо! На-ка выпей, это сил тебе придаст, – он протянул мне стакан.
 - Спасибо. А как я сюда попал? – спросил я его.
 - Как, как. Тяжелый ты Максим Александрович. Вот еле донес тебя к себе в гости. Будь неладно мое любопытство! Отродясь сюда людей не таскал, а тут на тебе… Да не таращи глаза, посмотрел я документы твои…
 - А вы кто? – спросил я, поглощая травяной отвар. – И вообще, что произошло
 - Ты это голову-то не тронь, а то еще заразу какую занесешь… Крепко ты боднул "древо-дубень", вона ссадина какая… Да, зови меня Порфаворыч. Я это, как говорят, местный тут, за лесом смотрю.
 - Лесник?
 - Ну, вроде того. Сейчас позову Карнеича, пущай голову твою посмотрит. Лихо ты Максим Александрович из ахтомобиля своего выскочил.
 - А машина-то моя где? – спросил я у Порфоворыча, что вдруг как-то смутился.
 - А там и стоит, ты это не беспокойся, с ней нормально все. Уткнулась в "древо-дубень", ну стекло переднее ты сам башкой своей высадил, а так целехонька. Ключи у тебя в кармане.
 - Спасибо тебе Порфаворыч, что спас, не бросил.
 - Да будет, не благодарствуй, тут как говориться и моя вина есть. Али вообще ничего не помнишь?
 - Смутно…., – и тут как-то все разом всплыло в голове. – Нет, постой, я же тебя видел. Ну, там на дороге. Точно помню, я ехал в Москву из Арзамаса, где был в командировке, проехал Муром.  Попал в пробку на дороге, что-то там впереди стряслось, ну я Ниву-то свою в объезд отправил, объехать решил. Еще удивился, раннее утро, а пробка километра на два-три, а тут, вбок еле видная дорожка неприметная. Легковушка не пройдет, я проскочу. Через метров сто-двести выехал на хороший асфальт, ровный, вокруг никого, ну я и вжарил. Ехал минут двадцать, еще удивился, что так долго нет выезда на трассу. Лес глухой вокруг. Темно вдруг стало… Ветер поднялся, сверкнуло, раз, другой… а потом вдруг человек на дороге. Прямо посередине! Порфаворыч?! Так это был ты! Точно!!! Я по тормозам и руль в сторону… Дальше не помню.
 - Ну да, ну да. Красиво летел, - спокойно так заметил лесник Порфаворыч.
 - Так это я из-за тебя в аварию попал? – не скрывая возмущения и нахлынувшей вдруг обиды на этого неприметного старичка, спросил я.
 - Может так, а может, и нет, – ответил Порфаворыч, – тут как на это дело посмотреть. Я вот думаю, знак это был в день-то такой. Ладно, не шебуршись, а то чай разольешь.
Порфаворыч повернулся было к двери, но тут я его остановил:
 – Подожди старик! Я вот сейчас встану, а ты меня к машине обратно отведешь. До станции техобслуживания от вас далеко? Заеду, стекло вставлю, и домой. Погоди!
Я попытался удержать равновесие, но ноги тут же подкосились. В это мгновение я почти в полный рост рухнул на пол, уронил стакан с подстаканником, но он чудом не разбился.
 - Вот ведь торопливый какой! В дорогу он собрался. Говорю, тут Карнеич нужен, а пока ты гость мой, – Порфаворыч снова повернулся к выходу и сделал еле заметный жест рукой, как будто невидимой тряпкой стол вытер. Вот тут я, ей-богу, чуть не обомлел. Стакан соединился с подстаканником и, подпрыгнув, встал на столике возле кровати, а разлившийся травяной чай исчез с пола.
 – Неча тут пачкать, - добавил лесник и вышел из избы.
 Я забрался на кровать, обдумывая увиденное. Единственное разумное объяснение, которое пришло мне в голову -  видимо у меня серьезная травма …. Галлюцинации, видения, возмущение от аварии и тревога связанная с тем, что задержусь я видимо в этой глуши, а там, дома работы ворох… да и Наташе обещал, что вечером буду… Позвонить!!! Вот ведь правду люди говорят – береги голову! Наверное, от удара способность рассуждать здраво вся в "древо-дубень" ушла. Нащупал мобильный в кармане. Так, приема нет вообще, да и батарейка почти села, так на час хватит не больше. Понятно, завис я тут… Подождем неизвестного Карнеича.
 И только об этом подумал, как где-то прямо возле избы заухал, гулко забухтел филин. А ведь утро еще – откуда тут филину быть? Несколько раз повторилось эхом крик птицы лесной, а после в избу вернулся лесник. Вместе с его появлением в углу комнаты, там где печка мелькнула чья-то тень.
 - Чего звал Порфаворыч? – Тень превратилась в костистого мужика неопределенного возраста. Он как будто прятался все время там за печкой, а ту вышел.
Порфаворыч уже стоял в комнате.
 - Карнеич! Погляди-ка вон у гостя моего ссадина глубокая на голове, – сказал лесник.
 - Человек? Да ты с ума сошел Порфаворыч! Чтоб я, да никогда… А если Симага прознает…
 - Здрасте! – Поприветствовал я того, которого лесник назвал – Карнеич. Тот не ответил и даже не посмотрел в мою сторону.
 - Ты не кипятись, Карнеич. Он – гость. Понимаешь, он дорогу нашел, сам, – снова сказал Порфаворыч.
 - И бес бы с ним! Гони его прочь откуда пришел… Меня к себе на опушку еще позвал напрасно… Я и пальцем не пошевелю… Сбрендил ты лесовик окончательно! А все знаешь почему? А я тебе отвечу, – Карнеич стал расхаживать по комнатке, совершенно не обращая на меня никакого внимания, так только когда мимо проходил, все взгляд бросал удивленный и дальше двигался на своих непомерно длинных и тонких ногах. -  Всегда тебе говорю, потому, как ты одиноким тут в лесу живешь! Одичал вконец, мхом порос…. Пустил бы к себе кого?
 - Ой! – Порфаворыч замахал ручонками на Карнеича. – Хватит тебе, я уж весь век и так одиноким живу. Кого пускать-то?
 - Да хоть Ерофеевну, – предложил Карнеич. – А что? Она баба ладная, хозяйственная, давно на тебя засматривается.  А-а-а-а вижу, все по Ольге сохнешь! Дурень старый. Нечета она тебе лесовику скрюченному, нечета.   При этих словах мне показалось, что Порфаворыч сначала густо покраснел, хотя пол-лица его закрывала густая борода, а потом побледнел разом.
- Ты это Карнеич, не заговаривайся, не твоего ума дело. Ты лучше помоги гостю моему Максиму Александровичу, – тихим голосом, с явно сдерживаемой внутренней бурей, произнес лесник.
 - Этого, да ни в жисть! Говорю, гони его. Мне неприятности не нужны. Если что, скажу, не был у тебя, никого не видел. Али показалось что…..
 - Карнеич, ты вообще забыл, что за день сегодня такой?
Карнеич от этих слов выпрямился весь так, что почти уперся головой в потолок, замер как богомол, а потом скроил рожу недовольную и сказал:
 - Хорошо, но ничего не обещаю, – подсел на край кровати и брезгливо взял мою голову в руки. Пальцы длинные, предлинные, сразу всю мою голову обхватили, и начали быстро-быстро ощупывать ее, отчего стало немного больно. Я вскрикнул непроизвольно, а Карнеич, приоткрыл свои глаза и буркнул зло, – терпи, человечишка, терпи…
 Потом вновь закрыл глаза и забормотал что-то себе под нос, ускоряя темп, а вместе с ним и пальцы все чаще и чаще перебирали мою голову и касались раны на голове, но отчего-то боли я больше не чувствовал, наоборот, в голове появилась ясность, как после долгого сна, и сил прибавилось. Затем пальцы отпустили мою голову, а Карнеич угловато встал с кровати и обратился к леснику:
 - Все что мог, и только ради нашей старинной дружбы Порфаворыч. Говоришь, прям в "древо-дубень"? Хм, с такой башкой мог и дерево поранить…
 - Да я уж полечил, ну "древо-дубень", полечил. Спасибо тебе Карнеич! Выручил.
 - Не на чем, – довольно грубо отозвался последний и шагнул в темный угол за печку, – Будь здоров Порфаворыч, а ты, – он ткнул пальцем в мою сторону, – кому скажешь про меня – вылечу обратно.
Снова мелькнула тень и Карнеич исчез…

2.

 Терапия Карнеича помогла, через пять минут после его исчезновения я смог встать с кровати и не упасть. Чувствовал я себя как новорожденный и самое главное звон колоколов в голове прекратился, вата в мозгу растворилась без следа, а ссадина на голове, что я получил от "древо-дубня", исчезла, как и не было вообще. Вместе с обновлением в теле вернулась и прыткость размышлений.
 - Теперь у меня множество вопросов к тебе старик, – сказал я, глядя на довольное результатом лечения Карнеича, лицо лесника со странным именем – Порфаворыч.
 - Валяй Максимка, – лесник стал называть меня просто по имени.
 - Где я? Что это за место такое? Почему ты говорил про какой-то праздник и про дорогу, которую я отыскал? Дальше – почему Карнеич так странно появился и также странно испарился? И кто вы вообще такие? Похоже, что ты не лесник! Вот еще – как ты меня сюда приволок? А! Вспомнил. Почему филин кричал днем или сейчас уже не утро… Да, а почему тебя так необычно зовут…. И еще как тебе удалось убрать стакан не трогая его руками…. Уф! Кстати, спасибо за помощь! Я бы с удовольствием выслушал ответы, а потом попросил проводить меня до машины, я и так задерживаюсь сильно…
 Порфаворыч спокойно выслушал бешеное количество моих вопросов, а потом, забравшись на стул, так что его ноги не доставали до пола, спокойно налил травяной чай в тот самый стакан с подстаканником, который я уронил и подвинул его в мою сторону. Жестом, приглашая меня присесть и выпить угощение. Я сел и отпил ароматное питье, ожидая его ответов. Тем временем Порфаворыч обслужил себя и прихлебнул чай из блюдечка, заговорил:
 - Уж больно ты шустрый, суетной, Максимка. Я чего тебя теперь по имени-то просто называю – ты же мой гость, вылечил я тебя, с помощью Карнеича, конечно, так что посуди сам мы теперь вроде как близкие знакомые. Вот, теперь по порядку. Место это называется Морумская волость или просто Морум, поселок Верхнегорыново. Еще лет пятьдесят назад тут был колхоз имени товарища Цюрупы. Правда кто этот Цюрюпа и кому он товарищ так мы и не выяснили, да и не к чему. Праздник сегодня большой, по вашему календарю с 23 на 24 июня – знать надо!!! Ну, сам после разберешься. Дорогу сюда не каждому удается отыскать… Об этом тоже после… Что ты там еще спрашивал, а про Карнеича – ты на него обиду-то не держи, это он с виду такой как журавль колодезный, а на самом деле он добрый. Ну, почти всегда. Он ведь из ведунов, заговорами занимается, еще в первую Крымскую компанию помогал - матросиков лечил, многих выходил. Ну а кто уж не жилец был, то облегчал он им … страдания. Ну, да ты чаек-то пей, что смотришь так. Сбор травяной. Ух, полезный. Тут чего только нет, травы полевые, почки весенние – сам собирал, в них сила, лист липовый, крапивный, малинки дикой, только я знаю какой брать надо, да еще брусничный корень, что еще, а ну мед прошлогодний…
 - Подожди, ты с отваром своим. Как это Крымской компании? Это когда англичане Севастополь брали? Карнеичу твоему лет сколько? Двести?
 - Так думаю, что и триста есть, он еще не старый, для ведунов-то.
 - Бред, не может быть? – отреагировал я. – Дуришь ты меня лесник!
 - Не лесник, а "лесовой", тут понимать надо. Ра-а-а-зница! – Порфаворыч поднял от блюдца указательный палец. – Я за лесом слежу, за живностью всякой, дел всегда по горло. А еще отвожу от мест заповедных всяких людишек. То грибники придут, то рыбаки, а то клюкву всю напрочь вычистят. Костры жгут, пакостничают, никакого уважения к лесу.
 - А он, что обижается? – усмехнулся я.
 - Еще как, он все понимает… да что там, это чувствовать надо. Слушать, видеть. Иногда забредет вот такой горе грибник, а я его водить начну, за-аукаю, захохочу, да под елку загоню, или в топь, ну так для острастки, а потом обратно выведу. Вы же леса-то не знаете, боитесь его, не слушаете…
 - Так ты леший что ли?
 - Вот стукнутая башка, "лесовой" я, а не леший… Они лешие дикие, лохматые, хоть и в лесу живут. Старые, так вообще забывают человеческую речь, становятся вроде зверей диких. Встретишь, лучше убегай, только не оборачивайся, затаскают, изведут… тфу-тфу-тфу.
 - Ой! Порфаворыч дуришь ты меня, сказки рассказываешь - лешие, "лесовые", ведуны. Может еще скажешь и ведьмы с ведьмаками, упыри и прочая нечисть у вас в колхозе живут? Ладно, все понятно. Спасибо за кров и заботу, но проводи меня до машины моей.
 - Так ты еще не дослушал ответов моих и чай не допил, – сказал "лесовой", – а уж из гостей собрался? Торопишься все, ну да я не держу. Проводить не могу, у меня еще забот полон рот, да и утомился я с утрева.  Замаялся, пока тебя на себе пер сюда. Выйдешь из избы так поверни налево, ельник пройдешь, там прямо ступай, возле "древня-ясеня" поверни чуть правее, а там и тропинку найдешь, она тебя и выведет к ахтомобилю твоему. – Порфаворыч демонстративно углубился в раздумья, прихлёбывая чая из блюдца, – чего встал, иди…. 
 - Ты не сердись Порфаворыч. Сам понимать должен, пора мне. Я же на тебя не ругаюсь, что из-за тебя в аварию попал, – лесовой, в ответ на мои слова, только шумнее стал втягивать чай из блюдца.
Я вышел из избы на улицу. Снаружи дом "лесового" выглядел более внушительным, чем внутри. Дом этого маленького чудаковатого человечка действительно стоял окруженный ельником. Где-то вдалеке, под пригорком, на котором стоял дом Порфаворыча, виднелись избы села Верхнегорыново.
 "Видать скукотища у них тут, вот и выдумывают всякую небылицу, про нечисть разную. Скорее всего, все было проще. Вышел утром Порфаворыч на дорогу, по которой я ехал, тут гроза сильная, ливень, да зазевался мужик, вот тут я в него чуть и не врезался. Авария. Испугался "лесовой", что причиной стал происшествия, к себе меня отнес, вылечил, выходил. Хорошо, что я живой остался! Зачем мужику деревенскому лишние неприятности… Может и правда Карнеич этот целитель народный, всякое бывает. Остальное мне от ушиба мозга почудилось, филины всякие это вообще ерунда, после колоколов-то в голове. А в избе темно было, вот и почудилось, что Карнеич из-за печки выскочил… он такой костистый, тощий его и при ярком свете не сразу-то заметишь". Благополучно миновав ельник и, пройдя небольшой полянкой, я наткнулся на большое дерево.
 - Видать, ты и есть "древо-ясень", как Порфаворыч говорил. Жаль, обиделся  на меня старик, что я не дослушал его. Похоже, нормальный он мужик, не злобный, - в голос произнес я. – Говоришь "Древо-дубень", "древо-ясень"! А другие "древни" наверняка: "древо-берёзень", "древо-тополь", древо-клёнень" или "древо-орешень". Значит, есть и  "древо-баобабень", – последнее меня рассмешило и, повернув правее, я усмотрел еле заметную среди деревьев тропинку.
 - Вот и тропинка! Интересно, сколько времени меня "лесовой" сюда тащил? – я машинально посмотрел на часы. Было около полудня. Значит, где-то в восемь я свернул на машине на эту странную асфальтовую дорогу, тогда около девяти утра я попал в аварию, ну пусть у Порфаворыча провалялся час, другой. Тогда, получается, топать по тропинке не больше получаса. - Произнес я вслух.
 "Найду машину, доеду до первой станции техобслуживания, заменю стекло, и домой, если повезет, то к часам одиннадцати вечера доберусь домой".
Тропинка, по которой я шел, уводила меня все дальше от дома Порфаворыча. Вокруг был девственный лес, наполненный своим, только ему присущим шумом, шорохами и звуками, запахами и неповторимой игрой света и тени. Шлось легко. Давно не был в лесу, вот так просто, гуляя. Я уже предвкушал, как поделюсь с друзьями и Наташей произошедшей со мной историей. Это будет хит застолья! На ум даже пришли строчки из известной песенки:
 - "В заповедных и дремучих, мрачных Муромских лесах, всяка нечисть бродит тучей, на прохожих сея страх. Будь ты пеший, будь ты, конный заграбастают, ну а лешие так по лесу и шастают….", – пропел я.
В ответ на куплет в глубине леса кто-то заухал, захохотал, захлопал крыльями, как в ладоши. "Вот и зверью или птице взлетающей понравилось мое исполнение". Мелькнула тень и скрылась. В лесу так трудно оценить расстояние, кругом деревья, да подлесок. "Если бы знал, что застряну тут надо было на Оке остановиться, хотя бы искупался, а тут броди по лесу, ищи машину, да и мобильный сел совсем"…
 Через минут тридцать бодрой прогулки я начал сомневаться в правильности выбранного пути.  Тропинка ничем не заканчивалась, несколько раз показывался впереди просвет, думал, что вот оно полотно дороги, но каждый раз это была либо полянка, либо другая тропинка. Еще через полчаса мне стало мерещиться, что я проходил совсем недавно именно эти деревья или именно эти кусты.   Тропинка превратилась в лабиринт, из которого не было выхода.
"Нет, ерунда! Еще немного и я выйду на дорогу, просто не рассчитал расстояние, вот чудиться всякое" – утешал я себя.
Лес, еще недавно казавшийся уютным и дружелюбным, в одночасье превратился в неуютный, злобный, почему-то показавшийся мне старческим, организм. Этот старик, растопыривший ветки деревьев, как узловатые пальцы, ухающий и хихикающий, таящий опасность на каждом шагу и за каждым холмиком, мешал мне идти, пугал. Потемнело. Нервы, как я не старался успокоить себя, ругая за излишнюю впечатлительность, окончательно напряглись, словно струны. В голове пульсировала одна мысль: "Водит! Водит меня Порфаворыч!!!"
Хрустнуло что-то и глухо ухнуло где-то позади, а после в глубине леса утробно булькнуло болото. Заскрипели стволы деревьев, зашумела листва. Взлетело птица, шумно ударяя крыльями по веткам. Зарычал кто-то впереди. Я остановился, замер, вслушиваясь в звуки леса. Наступила тишина. Сколько так стоял не помню, только неожиданно, кто-то сзади произнес в ухо: "У-у-у!"
И тут я побежал. Страх, спрятанный глубоко внутри, гнал меня…. Я бежал несколько минут, пока не запыхался окончательно.
 - Отпусти! Порфаворыч!!! – крикнул я.
Утирая пот со лба, подумал, что надо бы помолиться, так как умею. Может, поможет, Ведь, хочешь верь, хочешь нет, а закружил меня "лесовой". Что-то точно надо сделать, чтобы не блукал он меня. В детстве читал, как избавиться от леших…. Простое…. Вспоминай!!! И от нахлынувшего страха, от упавшей неожиданно рядом сухой ветки, вспомнил – вывернуть одежду наизнанку, и переодеть правый ботинок на левую ногу, а левый на правую. Сел прямо на землю и переобулся. Жутко неудобно. Вывернул куртку наизнанку и, спрятав портмоне в задний карман брюк, надел на себя швами наружу.
 - Вот! Вот! Покажись дорожка правильная, – крикнул я. Только далекое "хе-хе" и услышал.
Пошел вперед, но уверенности в правоте моих действий не было, может все напрасно! Чуть левее от тропинки показалась дорога грунтовая, просто две колеи на земле. Ничего особенного, но уверенности прибавилось, значит, открылось что-то, значит, приведет меня она куда-то, где есть люди! Перспектива блуждать до ночи и, заночевать в лесу пугала до икоты.
Впереди промелькнула телега, скрипя колесами, а в телеге два мужика в ватниках…
 - Эй! Мужики! Постойте! – крикнул я во весь голос. Телега проехала еще пару метров и затормозила.


3.

 Я рванул к телеге, что есть силы. Пробежал метров десять и наткнулся на невидимую стенку, так как будто из воздуха кто-то создал прозрачный купол, внутри которого я и блуждал столько времени. Несмотря на сопротивление, я продолжал, как против сильного ветра, двигаться к спасительной телеге. Под моим нажимом пелена поддалась, прогнулась, мне даже почудилось, что запела от натуги преграда. Сзади снова мелькнуло тенью нечто, но оборачиваться было нельзя, ноги и так рыли землю как гусеницы трактора. Чуть ослабишь давление, и отбросит тебя пелена обратно на запутанную тропинку.  Еще усилие, еще шаг и прорвалась преграда. Я рухнул на землю в нескольких метрах от телеги.
Мужики оказались огромного роста. Этак два таких битюга, каждый ростом с лошадь. Они так и сидели на телеге, спиной ко мне.
 - Слыхал, Нил, кто-то орал? – спросил один у другого.
 - Точно, Сил. Может нас звали? – ответил другой.
 - Да, нет скорее лешак какой совсем одичал, от скуки орет… Погодь, брат, сейчас я его поймаю, да дубинкой отхожу… - произнес другой и грузно сполз с телеги.
 - Мужики! Помогите дорогу найти, – сказал я поднимаясь.
Оба детины повернулись на мой голос. Вот тут-то я смог их рассмотреть. Оба здоровенных, рыхлых, как две капли похожих друг на друга – близнецы, а еще они оба были одноглазыми, как циклопы сказочные. Увидев меня, их и без того не обезображенные интеллектом морды озарила глупая и неприятная улыбка.
 - Мужики! До дороги подкиньте, я заплачу. Или до города, – уже не очень уверенно, сказал я, понимая, что возможно лучше было бы остаться на той запутанной тропинке.
 - Э-э-э лешак! Странный только какой-то, – не обращая на меня внимания, сообщил один из близнецов тот, что успел слезть с телеги. Второй тоже сполз с телеги.
 - Нет, Сил это не лешак, разуй глаз-то. Это знаешь кто?
 - Кто?
 - Человечек, - ответил Нил и после обратился ко мне. – Заблудился?
 - Ага…
 - В город, говоришь, тебя отвези? Так это  в Кащейск что ли? – снова спросил Нил.
 - В Кащейск? Да мне бы… машина…
 - Человек, точно, – снова вступил в разговор второй брат-близнец Сил. – Это, братуха, так может нам того… - Сил неприятно гоготнул.
 - А и то дело,  - ответил ему Нил и они, не сговариваясь, выхватили из телеги здоровенные, узловатые дубинки.
 - Э-э-э мужики? Вы чего! Я же просто помощи попросил, - крикнул я, осознавая, что вот сейчас будет совсем плохо.
 - Вот мы и поможем!!! – хором ответили одноглазые, поигрывая дубинками. – Ну что, погоняем… Может и до Кащейска добежит, коли прытким окажется, – братья громко заржали.
 Не дожидаясь развития  их мысли, я побежал что есть силы, прикидывая, что если поднажму, то смогу оторваться от этих двух циклопов неповоротливых. "Дебилы! Что я им сделал-то?".  Бежать быстро по лесу довольно трудное занятие, то и дело споткнешься о корень или запутаешься в траве. Тем не менее, опасность помогла мне набрать довольно приличную скорость. Сердце бешено колотилось, и главное было не сбить дыхание. Мозг довольно шустро давал команды телу уклониться от веток, обогнуть стволы деревьев, перепрыгнуть углубления в земле. На секунду почувствовал, что оторвался от этих диких деревенских уродов. Обернувшись, увидел, что это не так. Нил и Сил, хоть и были кривобоки и массивны, передвигались очень шустро, иногда помогая себе дубинками, как дополнительной опорой. Они не бежали, а передвигались огромными прыжками. Причем, каждый был крив туловищем в разные стороны. Иногда, то один, то другой, издавая азартные улюлюканья, отталкивались от стволов деревьев и покрывали колоссальные расстояния.
Я бежал что есть сил, не обращая внимания на хлесткие удары веток по лицу и рукам. Затем один из братьев начал забегать или запрыгивать с левой стороны, а другой пристроился в моем фарватере. "Грамотные сволочи! Загоняют как зверя". Мне ничего не оставалось, как забирать вправо. Так продолжалось довольно долго. Мои тщетные попытки резко изменить направление приводили лишь к ощутимым ударам дубинки по плечам и спине. Охота на меня продолжалась. Я и не заметил, что уже давно бегу по той самой дороге - колее, по которой раньше братья ехали на своей телеге. Телега, что казалась мне спасением еще совсем недавно, осталась позади. Вдруг братья отстали.
 "Вот вам! Выдохлись циклопчики, гады!!! Хорошо, что я бегаю неплохо",  - я остановился и перевел дыхание, кланяясь дороге. "Тут-тук-тук" пульсировало в голове.
 Зря так подумал, через мгновение позади  меня раздался характерный топот и срежет колес телеги. Погоня продолжалась, только братья-близнецы успели снова запрыгнуть в свою телегу. Размахивая дубинами и громко крича "Ату его! Ату!", братья в охотничьем азарте направили телегу прямо на меня.
 "Козел?! Не может быть!" В телегу был запряжен козел, настоящий, и как оказалось довольно шустрый.  "Первый скаковой козел…." – подумал я и снова побежал. Свернуть с дороги – колеи уже не было сил, их вообще уже почти не было. Оставалось только бежать и бежать, отчаянно работая всем телом. Селезенка уже ныла, а давно не тренированные ноги все быстрее и быстрее становились непослушными, ватными. Во рту уже отчетливо ощущался вкус крови…
 - Давай! Нил. Я его сейчас… Свеженький, ух… - орал Сил.
"Все, вот теперь точно все…". Я отчетливо представил себе опускающуюся на голову суковатую дубинку, отчего сначала будет хруст проломленных костей, а потом …. темно в газах…
 Почему-то отчаяние и беспомощность сменилась совершенной апатией, вот так бездарно все и закончиться. "Кто же меня тут найдет? Что я хорошего оставил после себя, да почти ничего, даже семьи и той нет. Наташа расстроиться. Любит ведь, да и мне…. "
 Я остановился, решив, что лучше увижу, как меня убьют. Повернулся лицом к преследователям.  "Перекреститься …. Надо перекреститься…". Поздно, бородатая морда скакового козла была уже в паре метров от меня. Братья что-то орали, лыбылись и явно были довольны результатом охоты на "человечишку". Сил или Нил, поди, их разбери, уже замахнулся дубинкой, но тут что-то темное, на невероятной скорости сбило телегу с козлом и вместе с братьями с дороги.
Потоком воздуха отбросило и меня, перевернув несколько раз и больно ударив о землю. Так что я, перебив себе дыхание, отключился.
 Очнулся я в знакомой избе, на уже знакомой кровати с лоскутным одеялом. На кровати сидел недовольный Карнеич и перебирал пальцами то по голове, то по рукам и груди. Позади него стоял смущенный Порфаворыч и еще одна женщина с желто-зелеными глазами.
 - Это надо же Порфаворыч. Второй раз в день я лечу этого дурня…
 - Что это было? – тихо спросил я, говорить было трудно.
 - Что было? Что было? – передразнил меня Карнеич. – Нашел с кем тягаться!
 - С кем…
 - С "верлиоками". Братья близнецы Нил и Сил, – скрипя, ответил Порфаворыч. – Скажи спасибо Ерофеевне, усели мы вовремя! С "верлиоками" только "волколаки" справиться–то и могут…
 - Ты тоже Порфаворыч хорош, закружил парня-то на совесть, только когда пелену-то он снял, только тогда до тебя филина и дошло, что неладно. А? – Ерофеевна и впрямь была неопределенного возраста ладной женщиной.
 - Зачем я с вами связался, – снова завелся Карнеич. – Ой, не к добру это, не к добру…
 - Ты Карнеич, давай не отвлекайся, знай парня выходи, – настойчиво произнесла Ерофеевна.
 - Спасибо Вам, а то я уже подумал – все, кранты.
 - Да, ладно, будет. Это я тебя закружил по лесу, от обиды, что не дослушал,   - начал Порфаворыч.
 - А кто эти "верлиоки"? – снова спросил я у присутствующих. В глубине души радуясь, что остался жив и избавился от этих братьев одноглазых.
 - Ничего-то вы городские не знаете! "Верлиоки" эти - дикие. Нечисть настоящая, они только и умеют, что крушить все вокруг. Погубители они, убийцы. Лихо знаешь? А ты их разбудил…. Так вот, загонят они зверя, какого или человека глупого до полусмерти, долго мучают, а потом… - Порфаворыч осекся, рубанул воздух ладошкой.
 - Ладно тебе, хватит. Теперь они долго не сунуться, – ответила Ерофеевна.
 - Ну, все! Я закончил. Вставай человечишка – жить будешь. Вот, как новенький стал. Карнеич свое дело знает, -  произнес Карнеич и, вытянулся снова как жердь.
 - А что это за заморочка с пеленой? - я не успел подняться, как мои спасители отпрыгнули от меня и загомонили, затараторили что-то непонятное, обернулись вокруг своей оси по нескольку раз, поплевали в сторону порога…
 - Ты Максимка со словами-то аккуратнее будь. Разве не знаешь, что такое Морок?! То-то. И не призывай! Есть силы темные, страшные … не к вечеру помянуто будет… - не успел Порфаворыч закончить, как возле входной двери, кто-то замяукал, заскреб когтями по двери.
 - Началось! – боязливо прошептал Карнеич и метнулся за печку.
 - Есть, кто дома? – произнес почти детский голос – Порфаворыч? Объявление!!!

4.

 - "Коргоруша", – тихо произнесла Ерофеевна.
В избу вошло нечто маленькое и лохматое, темное. Существо вошло в дом, потянулось к косяку двери и сделало несколько характерных движений передними лапами.
 - Спиридон! Дома будешь когти точить! Чего пришел? – спросил сердитым голосом Порфаворыч вошедшего. Тот оказался совсем не кошкой, а лохматым человечком. "Коргоруша" Спиридон отвлекся от заточки когтей и, оглядев присутствующих, произнес звонким почти детским голосом:
 - Знакомые все лица! Хорошо, мне же легче – не надо все дома обходить. Мое почтение честной компании. Ерофеевна, Карнеич… а это кто? – Спиридон ткнул ручкой в мою сторону. – Чую, человек? Порфаворыч?
 - Это Максим, он сам нашел дорогу сюда. Говори чего пришел?
 - Ну-ну, не серчай, я просто спросил…. А! Да, объявление. Симага просил передать всем – сегодня в честь праздника состоится торжественный общий сбор в клубе в восемь вечера. Быть всем!... И гостя своего возьми. Кстати, Симага обещал сегодня фильму после собрания. В восемь! Всем привет! – Спиридон хитроватым взором оглядел всех и, юркнув за дверь, исчез.
Компания минуту-другую молчала.
 - Все, почитай теперь вся деревня в курсе будет! Пропали мы Порфаворыч, – заныл Карнеич. – Вы как хотите, а я домой!
 - Карнеич, да ты не боись…
 - С тобой, всегда втянешься в историю, а коли до Кащейска слух дойдет… Ухожу я,  –  Карнеич ломанной тенью снова метнулся за печь и испарился.
 - Ерофеевна! Ты хоть останься, чаем угощу, – произнес Порфаворыч.
 - Спасибо тебе, от чая не откажусь. И еще, сегодня вечером я рядом с вами буду, на всякий случай….
 - Ты настоящий друг, Ерофеевна, – благодарно сказал лесовой и засуетился, готовя свой травяной чай.
 - Друг, - печально сказала Ерофеевна. Села за стол.  Тяжело сложила руки на скатерти и посмотрела с грустью на хлопотавшего по хозяйству Порфаворыча. -  Эх, лесовой ты мой…. Знаю, о ком думаешь, вздыхаешь… – последнее расслышал только я.
 - Скажите, объясните что происходит-то? Я вообще уже ничего не понимаю! Какой сбор. В каком таком клубе?!! Какие восемь вечера? Отведите меня к моей машине! Мне домой надо. Тут у вас все с ума сошли. Меня ждут… Кто этот "коргоруша"? Отпустите, а!!! Пожалуйста, – возмутился я, обращаясь к Ерофеевне.
 - Тебя-то ждут, а вот хочешь ли ты к тому, кто тебя ждет по-настоящему – вот в чем вопрос. А то так и решил всю жизнь девушке голову морочить? Себе ответь сначала, - тихо-тихо сказала Ерофеевна и посмотрела мне прямо в глаза, от чего мурашки по всему телу побежали. – А "коргоруши" или "коловерши" это помощники домовых. На побегушках. Вот объявления разносят. Спиридон еще и Симаге стучит.  Порфаворыч, а ты чего, еще не ввел в курс дела гостя-то своего?
 - Не успел, начал было, а он заторопился, засобирался, недослушал. Потом вон с Нилом и Силом в лесу познакомился. Еще раз спасибо тебе Ерофеевна, чудом успели! – Лесовой уже накрыл на стол, извлек сушки из шкафа, меду банку на стол поставил.
 - Не за что, я их и сама терпеть не могу, козлопасов. Не смотри так Порфаворыч, я все знаю и за себя постоять смогу, да и не боюсь я уже больше ничего, отбоялась…давно.
 - Ерофеевна я-то уж подумал, что грех на себя взял. Втянул тебя …
 - Будет, лесовой, чаю наливай, пить охота, после пробежки.
Стали пить чай, я тоже сел за стол и молча, решил ждать, что мне скажут. Торопиться тут не принято, плохо заканчивается, это я усвоил.
 - Так на чем мы днем-то остановились, покуда ты не побег по лесу круги наматывать? – Порфаворыч снова пил чай из блюдца. – А да, почему меня Порфаворычем зовут. Отвечаю – про испанских детей знаешь, или вы вообще своей истории не помните?
 - Знаю, – ответил я. – Те, что от гражданской войны в Испании в конце тридцатых в Союз бежали.
 - Хорошо, так вот мне тогда пять лет было. Дорогу в Союз почти не помню. Нас таких много было и почти у всех родители там остались, на баррикадах, а нас в Москву отправили. С начало-то  все хорошо было, приняли радушно. Шумели все, дети какие-то в красных косынках на шеях все в барабаны били…. Потом был детдом… По-русски из нас только один Хосе, ему четырнадцать только исполнилось,  и умел пару фраз говорить… А вот после нас отправили вглубь страны. Только Хосе подслушал, что вроде бы в лагерь нас везут…. Откуда нам было знать, что лагерем не только тюрьму называют. Испугались мы страшно и решили бежать, а потом домой пробиваться. План почти удался, бежало нас трое, остальные отказались. Было это возле Арзамаса… Двоих сразу нашли, а мне удалось до леса добраться. В лесу я как дома, а тут леса хорошие. Долго плутал, по деревням попрошайничал. Есть хотел! Вот и повторял встречным одно слово по-русски "Хлеб, вода" и "Por favor!" – пожалуйста, по-испански. "Хлеб, вода, por favor!". Несколько раз почти поймали, сам посуди - мальчишка смуглый, толи цыганенок, толи вообще не поймешь кто, говорит не по-нашему, но я в лес ушел. А там случай свел с Исидором. Он старый совсем был. Тоже "лесовой". Так я в Верхнегорынове оказался. Вот и приютил меня, всему обучил, знания и силу леса поведал. Покуда лес его не забрал в дубраву вечную…. А называть с тех пор меня стали Порфаворыч, ведь и имя-то свое настоящее я со временем забыл….
 - У нас-то не выдадут, – дополнила Ерофеевна. – Это место среди нашего брата известное, многие тут новый дом нашли. Правда некоторые в Кащейске осели, а другие, кто по болотам, кто по лесам, а кто и в Лешей слободе поселился. Сколько было таких пришлых,  гонимых… не сосчитаешь…
 - На моей-то памяти уже третья или четвертая волна эмиграции, – вставил Порфаворыч. – Вот последние лет десять вообще с востока потянулся народец-то странный. В Шайтанке селятся, прям семьями большими. Сначала их немного было, бедные все, жалкие… кто по хозяйству приспособился, агрономами заделались. Торговать стали, базары устроили, а потом потянулись, все больше и больше. Джины всякие, "девы", шайтаны разные, духи пустыни…. И всякий другой народец помельче …
 - Да, вот старики говорили, что раньше в стародавние времена Морум был силой, с которой всякий считался. Прошли те годы славные, когда лешие да "волколаки", ведьмаки и шиши, да и другие никого не боялись, не прятались. Это уж потом люди расселились, позанимали места вокруг. Оттеснили нас. Пришлось предкам по лесам прятаться, хорониться от чужого взгляда, – продолжила Ерофеевна, – Долго эта война между людьми и лесными шла.
 - Лесными, то есть нечистью, – заметил я.
 - Эк ты брат, Максимка сказанул! Нечисть, нечисть, а "чисть" ты видал когда? И среди нашего разные есть, и хорошие и плохие, добрые и злые, обиженные и озлобленные, подлые и верные. Все, как и в вашем мире…
 - Согласен, но все же пугает… лешие, вурдалаки, кикиморы и другие. С детства стращали бабами-ягами и Кощеями. Вот еще хотел узнать, а что за праздник сегодня? – Спросил я у этих странных, но симпатичных людей, живших в этих глухих местах своей совершенно обособленной жизнью.
 - Вот приплыли! Сегодня же Иван Купало… Городские – ничего не знают!!! – удивилась Ерофеевна.
 - А-а-а, понятно. А все же, как мне домой-то попасть? – обратился я к Порфаворычу.
 - Э, Максимка, тут до завтрева ничего не выйдет. Закон! Кто на праздник сюда попадет, да еще сам дорогу отыщет, тот гостем, трогать не моги. Ночь-то сегодня волшебная, один раз в году. Желания бывает, сбываются. Другое дело завтра – отведу я тебя к ахтомобилю твоему.
 - Судьба такая тебе тут Максим в это время быть! Значит что-то уготовано тебе, раз нашел нас, - сообщила Ерофеевна. – Ладно, спасибо этому дому, пойду к себе. Возле клуба увидимся. Порфаворыч, ты это… держись рядом, на всякий случай. До вечера Максим.
 - Спасибо Вам, Ерофеевна за все, спасибо, – ответил я.
 - Меня между прочим Екатериной звали, – вспыхнув желто-зелеными глазами, сказала она. – До вечера. Дружок, – последнее было адресовано Порфаворычу.
 - До вечера, – ответил лесовой.
Она поднялась и вышла из избы, а Порфаворыч проводив ее взглядом, вздохнул как-то понимающе, и сказал:
 – Хорошая она баба, неприкаянная. И еще друг верный. Знаешь, Максим, а ведь она не по рождению "волколачка" – оборотень, а обращенная. Сама на такое пошла, лишь бы деток своих от голодной смерти спасти. Давно это было, после войны… э-э-э-х… страшное время. А они от нее отказались потом. Уехали, имена и фамилии сменили, чтобы не узнал никто. Так вот она тут и очутилась… Ладно! Помоги со стола убрать.

5.

 После мы сидели на крылечке. До начала праздника еще оставалось часа три. Порфаворыч сказал, что нужно будет еще марафет навести, и пойдем на собрание. От крылечка было видно деревню. Крыши домов, стоящие вдоль улицы, а чуть дальше торчала колоколенка.
Погода была по-летнему приятной и спокойной, а события сегодняшнего утра казались какими-то далекими и неправдоподобными. Спокойствие и умиротворение. Подспудно я даже смирился с мыслью, что застрял в этом странном месте. "Коль не можешь изменить ситуацию, так измени отношение к ней. Кто еще может похвастаться, что видел живых лесовиков, "волколаков", "ведунов", "коргоруш" и "верлиоков". Значит, побуду тут, полюбопытствую. Наташа, привыкла, что я иногда зависаю где-то в командировках. Завтра доберусь, соскучился по ней, как раньше не бывало. Вот она удивиться рассказу. Будет смеяться и говорить, что я выдумщик, и пусть… Главное я буду рядом. Возможно,  правильно местные говорят – судьба очутится тут.
 Рядом сидел Порфаворыч и покуривал трубку. Ароматный табак, пахло почему-то смолой и нагретой на солнце древесиной, а вдобавок к этому примешивался запах можжевельника.
Я показал рукой в направлении колоколенки и спросил:
 - Как это сочетается с вашей жизнью?
Порфаворыч затянулся и ответил:
 - А  нормально сочетается. Это ведь еще наш первый председатель колхоза построил – Васильевич. Да, да к нам во время коллективизации пристали героя гражданской войны. Так сказать колхоз тут устанавливать. Вот тогда-то и появилось имя у колхоза – товарища Цурюпы. Мы тогда еще не так закрыты были от внешнего мира, еще можно было к нам людям пробраться, через реки, болота и заросли леса. И тут появился Васильевич, слегка контуженный на Перекопе, боевой, активный. Ему-то невдомек, что у нас тут делается, да кто мы. Он бурно так взялся за дело. Плакатов нарисовал, агитацию развел. Всех в колхоз загонял, борьбу с "чуждым элементом" самолично возглавил. А у нас к тому времени, старики говорят, уже масса народу понаехало, пообжилось. Кто из Петербурга и Москвы. Там после революции столько бездомных домовых оказалось, столько упырей да ведьм прятались тут от нового строя. Всех и не перечислишь. Что уж говорить, вся страна пришла в движение, и нашего брата это стороной не обошло. Кто эмигрировал, а кто и полег на полях гражданки, причем с обеих сторон…. Поэтому "чуждых элементов" в Верхнегорыново было хоть отбавляй, да и в колхоз особо никто не желал вступать.  Грозил всем председатель, что отряд красноармейцев приведет, всех кулаков на чистую воду выведет, к стенке ставить будет. Народ неохотно помогал ему, так в селе, точнее в колхозе появился клуб, да школа. На этом энтузиазм колхозников иссяк, а Васильевич все продолжал нас агитировать, да пугать. Однажды даже в Карнеича из маузера пальнул. Промазал. Вот тогда мы ему и продемонстрировали все свои способности. Ох! Накипело за годы у людей. Даже хорошо воспитанные Питерские домовые, как с цепи сорвались. Короче довели мужика до помешательства. А как в уезде скажешь, что на тебя, героя гражданки, бабы голые на метлах налетели, по небу таскали, а потом превратили в барашка за которым люди-перевертыши, в волков превратившись охоту устраивали… Не поверят! А Васильевич, тот просто спятил и, вспомнил, что крещен был в детстве. Выкинул буденовку, ушел толи в город, то ли в дальний скит в землянку, что сам вырыл. А когда вернулся, сказал, что откровение ему было. Вот и построил церковь. Многие, кстати сказать, ему помогали. Так до самой смерти и служил тут попом. Все за наши души молился. А жители Верхнегорыново, хоть и тайно, но ходили к нему, просили помолится… ну кто за что, это дело интимное, другим ведомо не должно быть. Даже в Кащейске смирились… Сначала спалить церковь хотели, но наши отстояли. Верхнегорыново, оно всегда особняком стояло… То-то…
 - И что же так и не тронули?
 -  Нет, а когда помер Васильевич, то похоронили мы его как положено. Правда, было время, мы его прятали, до войны и во время ее.  В скит его спрятали и дорожку туда заворожили….
 - От кого? – спросил я.
 - Да от его же бывших друзей. Ты что же думаешь, мы ведь и в Отечественную воевали, вместе со страной… многие тогда не вернулись. Правда война эта была несколько другой. Нас нашел спецотдел НКВД. В тридцать девятом или сороковом это было, а может и в начале сорок первого. Я маленьким еще был. Как про нас прознали, не знаю, только появились тут люди в форме, страшные, циничные, не напугаешь, и сумели они убедить сотрудничать с ними. Ведь на стороне немцев не только люди воевали, про "аненербе" слыхал?
 - Да, читал. Вроде искали фашисты силы потусторонние… в Гималаях и еще где-то…
 - Вроде того. Нам, стране в смысле, надо было отвечать. Этим и занимался спецотдел НКВД. Говорят, много наших по всей матушке Руси участвовало в противостоянии. Вот им супостатам и не удалось… короче, выискивали мы шпионов, диверсантов, устраивали засады и десанты в тылу врага, наводили помрачение на войска противника, возводили завесы для своих войск, чтобы никто не догадался где случиться наступление. Да много всего делали. Однако и с той стороны не дурни были. Полдеревни обратно не вернулось, да и кто про нас знает, мы же нигде не числимся…   Были, к слову сказать, страшные вещи, тех кто сотрудничать с органами не хотел, уводили куда-то, исчезали  они вовсе. Никто не вернулся, сгинули говорят.  Потом появились слухи, что есть решение вообще избавить местные земли от нечисти, потому как она не вписывается в идеологический фон страны… Все готовились к худшему…. Деваться-то некуда. Ведь если посмотреть, то у нас тут луговые, полевые, домовые деревенские и городские, лешие и вурдалаки, бежали сюда от раскулачивания, индустриализации, коммуналок… Из коммуналок тоже бежали, но это после было в шестидесятые, когда людей переселяли. Вот пойдем вечером в деревню, сразу распознаешь домовых культурных, старой закваски от "коммунальских", те шумные, ругачие, сварливые, от тесноты и неустроенности…  Короче за кого не возьмись – враги народа. А сколько из деревень в голод сюда подалось, не счесть… Вот Ерофеевна тоже. Но и у нас были свои связи в Москве. Пришла весточка, что спецотдел расформировали, считай, изничтожили, кто-то ликвидировал все материалы про нас. Было это в пятьдесят третьем…..  Долго еще жили под страхом, что возьмут нас всех, да уничтожат, как класс, но пронесло,… забыли…и мы постарались дорогу в Морум лучше спрятать. Правда, бывают исключения, находят к нам путь, такие как ты.
 - И что с ними бывает? – поинтересовался я.
 - Да всяк по-разному, – ответил Порфаворыч. – Как повезет.
 - Вот это-то меня и пугает.
 - А ты не волнуйся, Максимка, сегодня праздник. Пойду, приготовлюсь я, наряжусь. А ты погуляй, но далеко не заходи без меня, – Порфаворыч встал с крыльца и вошел в дом.
 Поскольку я не знал, что нужно делать на празднике, да и наряжаться мне было не во что, я решил пройтись спокойно, осмотреться. С пригорка деревня выглядела обычно, дома, колодцы, какие-то люди ходят по улицам, церковь каменная, возле нее столб на которой привешена старая рельса, а справа чуть подальше большой сарай, видимо это и есть клуб, где сегодня состоится торжественный сбор. "Как все же колхозные привычки прижились в этом месте, клуб, "фильма", собрание. Так себе и представляю, сидят жители Верхнегорыново, курят самосад, лузгают семечки, шумно, а на трибуне, под кумачовым покрывалом стол, на столе графин и председатель стучит по нему карандашом, призывая к порядку. Знатные и уважаемые лешие и упыри-передовики производства сидят в президиуме… Где-то взвизгивает гармонь, смеются молодые ведьмы-доярки…Ужас!"
Мимо меня, совершенно не обращая внимания, пробежала черная кошка или кот, скорее, судя по хитрой морде кот и, направился прямо к избе Порфаворыча. Через минуту другую из избы вышел лессовой, а за ним "коргоруша" Спиридон.
 - Максим! Подойди, – крикнул Порфаворыч.
 Я вернулся в дом. Спиридон фыркнул, а после детским голосом и произнеся:  "Ждут вас! Больно охота мне по два раза по одним и тем же домам ходить" - отправился назад в село.
 - Что случилось? – спросил я.
 - Что, что… Симага нас ждет к себе. Стукнул паршивец! – сказал Порфаворыч. Мне показалось, что Спиридон, ушедший уже на значительное расстояние, повернулся на эти слова и показал нам язык.
 - А кто этот Симага? – снова спросил я.
 - Вроде как главный у нас в деревне, староста или председатель, голова, – ответил мне Порфаворыч, – Вот я не думал, что он до собрания обеспокоится.
И только тут, до меня дошло, что лесовой-то уже переоделся. На нем был вполне приличного вида праздничный костюм. Как-то вытянулся, помолодел, подрос и уже не напоминает мне того старика, что встретился мне утром, побрился, точнее подстриг бороду, усы и выглядел вполне презентабельно. "Как он успел за несколько минут так измениться?" – подумал я, но спросить постеснялся.
 - Идем. Хорошо бы Ерофеевна была рядом, а то от полу упыря мало ли чего ждать… - произнес Порфаворыч, – но ты не тушуйся, придумаем что-нибудь. Ты это особо про утро и про встречу с "верлиоками" не болтай, да и про Ерофеевну тоже…. И про Карнеича, что он тебя лечил … не стоит,… молчи лучше, я говорить буду…
 - Обижаешь Порфаворыч! – сказал я.
 - Ладно, ладно. Идем. Может, обойдется. Ты в электричестве что-нибудь сечешь?
 - Ну, в общих чертах…
 - А в магистральных газовых трубопроводах? – снова спросил лесовик.
 - Так, что-то слышал… в общих чертах.
 - Ох-хо-хо, всё-то у вас в общих чертах. Пойдем…



6.

 Мы двинулись в сторону деревни. Порфаворыч был на удивление молчалив и, чтобы как-то разрядить обстановку я спросил у него:
 - А ведь Морум это Муром наоборот?
 - Муромом он стал потом, после уже и Муромец тут появился, и храмы в городе воздвигли, и изобретатель телевидения тут родился, поговаривают, что идею ему подсказали у нас тут в лесу. Помнишь, как в сказках звучало "свет мой зеркальце скажи" или яблочко, что по тарелочке скользило, а в ней появлялось изображение, или как в колодцах глубоких можно было увидеть суженного. Кстати до сих пор есть такие колодцы.
 - А как давно тут, такие как вы, обитаете? – снова поинтересовался я.
 - Насколько я знаю еще задолго до появления человека в этих краях. Вообще есть такая теория, что нечисть, как вы ее называете, есть не что иное, как одна из ветвей развития человека. Мутация, понимаешь? Правда трудно сказать кто мутировал вы или мы. Если судить по тому, что нас все меньше и меньше, то ваша взяла. Хотя многие из нас живут дольше людей. Двести, триста лет для нас не предел.
 - Откуда ты все это знаешь, лесовой?
 - Дык книжки читаем. Ты вот в избе-то только в спальне и был, а вот библиотеки моей не видел. Так-то! – ответил Порфаворыч.
Мы приближались к клубу, а навстречу нам уже бодрой походкой двигался мужичок в кепке и в ватнике безрукавке.
 - Вот и Симага. Веди себя уверенно, как договаривались, – прошептал Порфаворыч.
Симага оказался довольно худым человеком неопределенного возраста, с слегка желтоватым болезненным налетом на лице, когда мы поравнялись он первым, внимательно изучая меня, произнес:
 - Ну, вот дождались! Я так понимаю вы из райцентра! Наконец-то! Симага, моя фамилия… я тут вроде как представитель власти, администрация, – он потряс мою руку и, не останавливаясь, продолжил, – это ж надо сам к нам приехал! Милости просим. Вот тут у нас что? Проблема, на проблеме! К примеру, уже как лет десять обещают газопровод подвести, то есть подключить к благам цивилизации, а все никак… или взять хоть электричество, ну куда это годится! Свет бывает разве, что по праздникам, а мы исправно платим, копеечка к копеечке. Подключен-то у нас только клуб, даже школу и ту обеспечить не можем. Вы товарищ, простите, как вас звать-величать?
 - Максим Александрович.
 - Вот я и говорю, – Симага продолжил свою речь, при этом я обратил внимание, что когда он говорит, то как-то громко сглатывает, да еще цыкает зубом неприятно. – Сегодня у нас торжественное собрание коллектива, так сказать контингента, а свет толи будет толи, опять нет… вы уж там поставьте вопрос ребром. Будут поднимать село или опять как по старинке при свечах, да лучинах жить будем?
 - Симага, – прервал его Порфаворыч – Максим он из Москвы…
 - Еще того лучше! В столице про нас узнают, может тогда нашим местным балбесам укажут на перегибы на местах… или вы фольклор наш волостной изучаете? Я чего-то запутался. Порфаворыч? – Симага обратился к лесовику и зацыкал еще громче.
 - Тут дело такое, Максим Александрович гость наш, он сам дорогу к нам нашел. Вовсе он не по электричеству и газу, и не собиратель былин наших. Просто человек…
Лицо Симаги пожелтело еще больше, глаза зло зыркнули на меня, глотки стали чаще и звучнее.
 - Не администрация?
 - Нет.
 - Ну-ну… Это как же Порфаворыч понимать? Ты чего совсем рехнулся, ну как отойдем, – Симага потянул лесовика за рукав.
 - Вы тут поговорите, а я в сторонке побуду, – сказал я и отошел на несколько шагов в тень ближайшего дома. – Все как взбеленились, проводили бы меня до машины и дело с концом, можно подумать я сам сюда напросился… и, отпустить не могут и встретить по человечески тоже ломает.
Разговор был жарким. Мужики, стоя посреди дороги, размахивали руками, и говорили на повышенных  тонах. До меня долетали отдельные фразы: "Рехнулся!". "Человека сюда, а если Сам прознает?", "А день сегодня какой? Забыл!", "Всем не поздоровиться, а тебе лесовой подавно… я молчать не буду…", "Напугал хреном воробья!!!", " Ты, ох, напросишься…", "Вспомни Симага, кто в день праздника придет сам, того встреть как гостя доброго….", "Мне вот уже где все эти …. Тут тебе не по лесу… А если Шайтанские …. ". Долго еще бранились. Потом Симага – тыкая пальцем в мою сторону, сообщил: "Этого на сбор приведешь, под свою ответственность… разберемся, что к чему… Я не допущу…"
В это время чья-то рука легла мне на плечо, от неожиданности я вздрогнул, но не успел даже вскрикнуть, как был пушинкой уволочен за угол дома, а потом и дальше. Меня кто-то взвалил себе на плечи, причем к похитителю я оказался спина к спине. Разглядеть его не мог, но на деле почувствовал себя рюкзаком. А от неожиданности вообще онемел... Почудилось, что это один из братьев "верлиоков". Передвигались мы очень быстро и резко, зигзагами от дома к дому, пока меня не втащили в какое-то помещение, и бережно поставили на пол, было темно.
 - Понимать надо остроту момента, – прозвучал старческий голос.
 - Кто тут?! Отвечайте! Кто дал вам право волочь меня без спросу? – произнес я, максимально придав голосу металла.
В лицо ударил луч света из фонарика. Что-то зашуршало. Видимо фонарик был ручной динамо-машинкой, я такой у своего деда видел, жмешь на ручку – есть свет.
 - Вы из Москвы? – спросил голос.
 - Да, а в чем дело? И уберите свой свет!
 - Хорошо, – снова сказал старческий голос, фонарь убрали от лица, затем раздались шаги, скрипнула половица, а потом мой похититель приоткрыл ставенку и тут же в комнату ворвался лучик света. Через некоторое время глаза привыкли, и я смог рассмотреть куда попал. В доме был беспорядок, пахло стариной какой-то замшелой и пылью, вокруг старая мебель, обстановка неприхотливая, стол, стул, кушетка полевая, бумаги какие-то разбросаны. Затем взгляд выхватил фигуру похитителя. Древний старик, весь желтый с лохматыми волосами и столь же лохматыми бровями, впалые щеки, да и сам не крупный: "Как он меня на себе дотащил? Так и не скажешь, что старикан силы не малой!".
 - Симага, – сказал он.
 - Что Симага? – спросил я.
 - Звать меня Симага.
 - Как и вас тоже?
 - А-а-а тот, что с Порфаворычем балакал, так-то сын мой шалопут бессовестный! – ответил Симага-отец. – Весь в мамашу свою покойницу… Мы с ним по идеологическим вопросам давно разошлись.
 - Понятно, а зачем вы меня уволокли-то? – снова спросил его я.
 - Слыхал я, что вас Максимом зовут….как пулемет легендарный… Случайно возле клуба оказался... – начал было Симага–отец и смущенно осекся, тому, что наушничал…
 -?
 - Ну и помощник мой Спиридон шепнул. Он у меня двойной агент. Так вот товарищ Максим, я-то сразу смекнул, кто вы и зачем к нам, рад очень рад, наконец-то!!! Я еще послужить, так сказать, верой и правдой, смогу! Не смотрите, что возраст, готов к любым заданиям….
 - В смысле?
 - Понимаю, понимаю, конспирация. Есть ли какие-то инструкции из Центра, установки… вот тут у меня, – Симага - отец порылся в бумагах и извлек потрепанный блокнот, перевязанный крест-накрест бечевкой, – все записано, выявлены факты уклонений, откровенного саботажа, все, все у меня запротоколировано. Заявления преданных делу и государству жителей села о фактах вредительства. Готов доложить, товарищ Максим и, включиться в назревшие уже давно чистки и выявление вредных элементов на чистую воду….
 - Какие заявления! О чем вы? – начал я, а взгляд упал на стену, где висела посеревшая фотография Симаги – отца в форме, а рядом шашка, настоящая на которой выгравировано "Красноармейцу Симаге за борьбу с басмачами. ЧК Туркестана, 1924 год". – Вы меня с кем-то путаете Симага, я просто заблудился в лесу, вот и сюда попал…
 - Это же что, получается? Ошибся… – вскрикнул петушиным голосом Симага – Это же как!  – Он затеребил в руках блокнот.
 - Спасибо вам за бдительность. Товарищ! – сказал я и, направился к выходу.
 - Стоять!!!... – от возмущения Симага даже охрип на секунду. - Вражина. Как я раньше не раскусил! Прикинулся нашим, а сам подосланный!!! – ставенка быстро закрылась, снова стало темно.

7.

 - Что вы себе позволяете? Отпустите меня немедленно!!! – я тыкался по темным углам комнаты, спотыкаясь о предметы стоящие в комнате, беспомощно шарил руками в пустоте. "Кто бы мог представить, что за неполный час я смог так разочаровать представителей семейства Симаг!". Потом вспомнил, что мне сказал Порфаворыч, отправляясь вместе со мной на встречу с Симагой–сыном, он назвал его "полуупырем".
 А если сын полуупырь, то уж папашка его героический настоящий упырь. Вот тут стало не по себе. Да вдобавок меня схватили крепкие руки Симаги–отца, жестко усадили на табурет и ловко сковали чем-то руки. Снова зажегся фонарь. Звук раскручиваемой динамо-машинки показался нестерпимым и гнетущим. Вжик-вжик-вжик. Глаза Симаги загорелись неприятным светом, перекрывая свет фонарика. Потом фонарик потух, а Симага-старший схватил меня за волосы на затылке и резко потянул назад, так что голова неприятно запрокинулась.
 - Я тебя на чистую воду выведу! Говори, диверсант, с какой целью прибыл в Верхнегорыново? Планировал ли ты, враг народа, наймит японский, отравить воду в наших колодцах или подорвать клуб…. Мне все известно! Я тебя, суку, насквозь вижу. Наложил уже в штаны!!! Симагу не проведешь. Я и не таких ломал…. Еще мой прапрадед в опричниках служил – Васька-веревочник, слыхал небось! Душил неверных и предателей государевых, татей позорных веревочкой, не сразу, а постепенно…. А я еще люблю пальцы отрезать, по фаланге, по чуть-чуть…. Не торопясь…покуда сам не признаешься…
 - Дед, да ты с ума сошел! Какой же я враг и шпион. Заблудился я тут у вас…
 - Плохую легенду тебе придумали твои заокеанские хозяева! Просчитались они, про Симагу не знали…. Ну ничего, сейчас я тебя с пристрастием спрашивать буду. Говори!!!…
 - Послушайте, меня уже, наверное, ищут… вы заблуждаетесь, отпустите я объясню… Времена сейчас не те!!! – выпалил я, чувствуя, что заламывает мне он голову.
Симага грозно навис надо мной, прямо в глаза смотрел, его и без того лохматые брови распушились и щекотали мое лицо.
 - Хм-м-м ладно! Гляжу тебя так просто не убедить… - рука Симаги отпустила волосы. – Считай испытание прошел. А если бы на моем месте оказался враг? Скис, сдал бы дело правое? Так?
 - Руки развяжи…. Товарищ Симага, – сказал я, подыгрывая этому ископаемому.
Руки развязали, и я смог растереть затекшие запястья. "Деревенька тут, час от часу не легче…." И тут Симага влепил мне мощную затрещину по щеке так, что я упал на пол вместе с табуреткой.
 - Урод! Ты что….
 - Времена, Максим, или как там тебя по настоящему, всегда одни – не меняются. Бдительность и беспощадность к врагам! А ты – враг, чую... – глаза Симаги–старшего разгорелись еще ярче, переливаясь от желтого до ярко красного цвета. – Теперь сам все расскажешь! Как миленький.
И в этот момент меня накрыло волной страха и отчаяния, я пытался встать с пола, но не мог, в голове гремело… жутко, я почувствовал себя маленьким и беззащитным, руки и ноги и даже в животе все дрожало от ничем не сдерживаемого животного страха.  Надо было говорить, говорить, во всем признаться, тогда отпустит,  тогда ….
 Страх наваливался, растворяя в себе остатки сознания и воли, грань между реальностью и ужасом исчезла. Вот тут я начал говорить, беспорядочно, бессвязно… каялся… и ненавидел себя такого. Сам не помню, что говорил… про обиды детства, про  несправедливость и жестокость одноклассников, еще тогда в шестом классе, затем про то, что в девятом мечтал о молодой и, очень красивой англичанке, представляя ее голой, прямо на уроке… и еще, еще что-то глубоко во мне спрятанное, про то, что избегал создавать семью, предпочитал свободные отношения с девушками, видимо многих оставил обиженными на себя…. о работе… которая достала, о чем-то еще…. Скулил… Было очень больно, но не физически, а морально… Потом ругался матом, на лес, на Симагу…Казалось, что этому не будет конца, этому самобичеванию, срыгиванию накипи душевной… Я сам был себе противен.
 Только горящий взгляд неотрывно смотрел и смотрел прямо в душу, вынимая ее, уничтожая все хорошее, что в ней еще было. Мне показалось, что я ссыхаюсь и испаряюсь под этим взглядом, как  медуза на солнце. Не выносимо!!!
Это длилось и, длилось… Страх разгонял еще больший страх, но вдруг что-то отвлекло эти горящие угольки глаз от меня, и где-то сквозь волны раскаяния послышался шум во дворе.
Страх исчез, так же неожиданно, как и появился.
 - Сволочи! Рыскают… - прошептал зло Симага–отец, потом повернулся ко мне, и сказал: – Что смотришь, соколик? Не успел я…. пока, ну да свидимся еще… Взгляд у тебя наглый, ну-ка напоследок…. чтобы помнил Симагу, – и тут он вынул у меня левый глаз, прямо пальцами. Я заорал от боли…. Потом меня опять быстро поволокли и выкинули куда-то.
От боли, зажав рукой лицо, то место где был мой глаз я еще несколько минут воя, катался по земле. Затем смог упокоиться и оглядеться правым глазом… я был на улице, уже заметно вечерело.
 - Помогите! – крика не получилось, горло было пересохшим. – Помогите!!!
Вон, идет кто-то! Я поднялся и побежал, если эти скачки можно назвать бегом. Фигура оказалась женской, хрупкой, коротко стриженной в приличной, но старомодной одежде. На мой окрик она остановилась и обернулась в мою сторону, на бледном лице ярко выделялось пенсне. Не очки, а самое настоящее пенсне, со шнурком.
 - Ланселот! Ты вернулся, мой рыцарь! – вскрикнула она.
 - Помогите, помогите мне найти дорогу до города! – сказал я. – Я ранен…
 - Не с того ты начал, надо было с вен, – произнесла она, глядя на мое лицо. В ее руках вдруг оказался длинный мундштук с зажженной папироской, она затянулась, выпустила дым, закрыла глаза и, положив хрупкую, почти невесомую руку мне на локоть, произнесла нараспев:
 - Помнишь милый, помнишь эти строки!  – она замычала в ритме стиха, но без слов, а вместе со звуками ее голоса мне стало грустно и тоскливо, как в ноябрьский вечер, холодный и моросящий, дождливый. Даже слеза навернулась на оставшемся правом глазу от жалости к самому себе и своей никчемной, бесполезной жизни. От усталости и осознания бренности всего сущего, об увядании живого…. Я упал на колени. Прямо на землю и беззвучно зарыдал. Женщина поглаживала свободной рукой мои волосы, произнося что-то вроде:
             Депрессивным закатом повстречались с тобою,
              И в холодных чертогах отыщу я покой…

Так грустно, так неумолимо печально стало мне.
 -  Идем, мой Ланселот, я помогу тебе. Только мне ведомо, что нужно сейчас тебе. Идем!
 Я был готов на все, мне вообще хотелось только одного – обрести покой, а эта бледная женщина обещала мне его, я уверен… она так… понимает мое состояние. Я поднялся с земли и последовал за ней.
 - Изольда! Курица старая! А ну отстань от него, ишь чего выдумала, – произнес знакомый голос.
 - Нет, нет, вы не правы, – протяжно только и сумел сказать я сквозь рыдания. Затем, меня оттащили от женщины, тоска, вместе с дурманом дыма папироски отпустила.
 - Quel mauvais ton. Il est impossible de parler sur la tristesse. (прим. Какой плохой тон. Невозможно поговорить о тоске). Карнеич, гад – все испортил!!! – неожиданно визгливым голосом заорала женщина.
 - Пошла прочь, а не то Симаге расскажу, что ты гостя охмурила, карга старая,   – это был Карнеич, как же я был рад его услышать. Изольда исчезла в сумерках.
 - Карнеич… дорогой… а у меня глаз вытащили, смотри, – я тыкал пальцем себе в лицо. – А потом она, стихи читала, а я грустил.
 - Ты куда пропал? Порфаворыч уже все село на уши поставил, с ног сбились тебя разыскивая. Вот ведь. Везет мне с тобой. Третий раз за день – это был совсем привычный Карнеич. Его руки, точнее длинные пальцы уже ощупывали меня.
 - Меня Симага-старший в плен взял, пытал… глаз вынул… а я …я каялся, плохо…
 - Ты от упыря ушел, живой?! Ну и ну! Повезло, считай, а глаз твой цел – это он наворожил на тебя, для страху. Вообще сволочь порядочная. Открывай, открывай глаз. Упыри они могут, так в шутку у человека что-нибудь из органов изъять, а потом обратно вставить без ущерба.
 - А что ему надо от меня? – я через силу открыл левый глаз, зрение вернулось, как раньше.
 - Что, что не знаю, и знать не хочу. Он ведь душегуб-патриот. Весь их род гнилой. Они во все времена служили карателями, и его прапрадед, и дед, и он сам тоже охранником в лагерях был, а потом в родную деревню вернулся. Вспомнил про сына, что от простой женщины у него родился. Симага–сын, он у нас вроде главы села…
 - Я знаю… сглатывает так громко… желтый
 - Вот и чего в нем Нюрка-то нашла в душегубе старом, но терпела, может ради сына. Этот гад и ее, в конце - концов, замучил….
 - А Изольда – она кто?
 - Кто, кто… "говоруша-тоскливица", заговаривает до самоубийства. Питерская, теперь у нас учителем служит, образованная. Языки знает. А в начале прошлого века, организовала клуб самоубийц в Петербурге, тогда модно было, стихи там всякие, ночные сходки, доводила слабых и нервных до крайности. Кто вешался, кто в каналах топился, а кто из окон прыгал…. Потом от полиции бежала, сюда…. У нас тоже пыталась свою гадость разводить, лет восемьдесят крепилась, а вот последние годы, все мужиков, что на стройках подрабатывают, кто из Белоруссии, кто с Украины смущать повадилась. Правда натуры там не тонкие, их так просто не уломаешь, а вот в запои вводила, из-за тоски по дому. Стройки из-за того надолго останавливались. Пьют мужики горькую, и все тут. Порфаворыч говорил, что видел как прорабы, потом по бытовкам кулаками строителей в чувство приводили…
 - Спасибо тебе Карнеич, что спас меня, – я совсем ослаб от мучений.
 - Да уж, что ты, что Порфаворыч! Тот, правда, по-другому болен. Вставай, пойдем к нему. До сбора совсем недолго осталось.
 - Скажи, а с Порфаворычем-то что?
 - Хм, это болезнь другая не телесная, я тут его вылечить не могу, любовь безответная называется…

8.

 Поддерживая меня, Карнеич оттащил меня в сторону от дороги.
 - Вот Карнеич, представь себе, что за день у меня сегодня. Утром, свернул не туда, и на тебе попал к вам, и началось, то тропинка по кругу водит, то гоблины одноглазые прибить хотят, потом "волколачка" спасает, "ведун" лечит, "лесовой" гостем называет, дальше больше – помешанный старик упырь пытает. Всю душу вынул, а вместе с ней и глаз, только вырвался и на тебе тетка стихами чуть до помешательства не довела. За что мне это? Ехал себе домой, никого не трогал. Отпустите Вы меня, тошно на душе…
 - А ты уверен Максимка, что не за что тебе. Агнец ты, святой, а тут тебя в оборот взяли, да? Невинный младенец. Вот, что я тебе скажу – всегда есть причина. Испытание тебе вышло, вот и покажи кто ты человек или так … И еще, не все тут такие, злобные, правда и таких не мало. Разные есть, всякие. Кого и судьба покалечила, а кто и надеждой на лучшее живет. Домовой, кто свой дом потерял, знаешь, какие муки душевные испытывает, ведь он часть себя вместе с домом потерял. Хорошо если смог новый дом найти, прижиться. А сколько таких до этих мест заповедных не добралось?  Так что ты всех не равняй… Сегодня ночь великая. Праздник! Его все ждут. Один раз в год бывает, а надежд и чаяний у каждого ох как много… Вот Порфаворыча возьми… 
 - На что лесовой-то надеется? – спросил я.
 - Да, как на что? На то, что сможет свою судьбу встретить. Ведь только сегодня сложиться все может.
 - Так уж и все?
 - Эх! Что ты знаешь? Ничего. Тогда слушай, только в ночь праздничную на Ивана Купала, когда лето вступает окончательно в свои права, все кругом расцветает и природа, и люди, и чувства. Только в такую волшебную ночь могут исполниться самые заветные мечты. Каждый по лесу гулять будет, праздновать, искать счастье, а кто найдет тому до рассвета  удача выйдет.
 - Это как в Новый год, когда маленьким был, все чуда ждал… подарков, верил, что Дед Мороз принесет, – спросил я, но Карнеич не обращая на меня внимания, продолжал говорить:
 - Только сегодня ночью ведьма сможет обрести любовь, настоящую, и то для этого нужно много совпадений. Ей кто-то сторонний должен глаза открыть на то, что любят ее искренне. Да и убедительным нужно быть…. Я пробовал… несколько лет назад, да не получилось… Ольга она знаешь какая… И вообще, сколько раз я говорил ему, забыть… не сложится, ведь раз в сто лет выпадает… А он не могу, говорит, друг, сердце-то только ей принадлежит… подожду, я в лучшее верю.
 - А я тоже сегодня смогу счастье найти? Может быть, домой вернусь…. целый.
 - Каждый сможет, если ему повезет. Так, вот сейчас держись за меня покрепче,   – сказал Карнеич, – сейчас мигом у Порфаворыча будем.
 - Карнеич, скажи, а ты свое детство помнишь? – спросил я и крепко взялся за его костистую руку.
 - А как же помню, – вокруг потемнело, возник темный поток из пепла сотканный, которым нас подхватило, а уж через мгновение мы стояли за знакомой печкой в избе Порфаворыча.
 - Наконец-то!!! Где ты был? Я уж было подумал все, пропал, как в омуте сгинул,  – Порфаворыч был явно обрадован нашему возвращению.
 - Карнеич, а скажи, ты меня вот так домой направить можешь? – спросил я.
 - Не-а, у тебя печки нет, – отозвался ведун.
 - А была бы? – не унимался я. Потому как перемещение вызвало целую гамму восторженных чувств.
 - Отстань! Вот прилип на мою голову! То его лечи по три раза в день, то спасай! Ему все мало, теперь его и домой доставь, – Карнеич вновь стал говорить, как обычно. – Порфаворыч, твой гость-то у Симаги-старшего погостил, тот ему промывку мозгов устроил, а после с Изольдой познакомился.
 - Вот беда-то! Как тебя угораздило-то? – всплеснул руками Порфаворыч.
 - Меня вообще угораздило сюда попасть, – ответил я.
Дверь в избу открылась и вошла Ерофеевна, тоже нарядно одетая, ладная такая баба, да только глаза печальные. Увидела нас, скоро так улыбнулась, чуть заметно.
 - Нашелся, красавчик! Все ноги оттоптали тебя, разыскивая, – сказал она, но как-то по-доброму.
 - Добрый вечер Екатерина Ерофеевна, и я рад Вас видеть, – ответил я.
 - Смотри-ка, запомнил! Ну, мальчики пора на сбор. Время уже! – напомнила Ерофеевна. – Порфаворыч, дай я тебе воротник поправлю, – она подошла к лесовику и ловко поправила ворот рубахи, что топорщился из-под пиджака.
"Вроде обыкновенная женщина, по-своему красивая на вид лет сорока и не подумаешь, что лет ей уже по правде за сто, а еще она оборотень – волколак!".
Ерофеевна, подхватив, Карнеича и Порфаворыча под руки, обернулась ко мне:
 - Ты  глаза-то не распускай!
 - А я ничего, я за вами, – смущенно произнес я, вспоминая, что сегодня чуть одного не лишился.
 - Куда же тебе деваться! Ох, чую, сейчас необычный сбор будет, – это был Карнеич. – Тебе лесовой Симага - сын обещал…
 - Ладно, не бухти, пойдем…
 До клуба мы дошли без приключений. По дороге, все больше и больше жителей деревни вливались в общий поток идущих к клубу. Кого тут только не было "нечисть", как я ее еще недавно называл, всех мастей, домовые с женами и детьми. Луговые – этих по одежде солнечно-желтой отличить можно, лешие, ведьмаки, оборотни, "коргоруши", да и такие существа о которых я вообще не знал.
 На меня все смотрели с нескрываемым любопытством, поравнявшись с нами, здоровались, поздравляли с праздником. Справа показалась Изольда, у нее был венок из лавровых листов на голове. Увидав меня, взмахнула рукой и прошептала одними губами: "Ланселотик!". Карнеич погрозил ей кулаком, она скривилась и смешалась с толпой. Перед нами, облаченный в полувоенный френч, бравой походкой, расталкивая домовых, вышагивал Симага-старший.  При каждом шаге по левой ноге его хлопала притороченная шашка: "Видимо это та, которую я видел, на стене".
 Возле входа в клуб стояли бабки – лешачихи и громко пели колядки. Клуб постепенно заполнялся. Мы заняли лавку. Шумно, в воздухе царило праздничное возбуждение. Если бы не странная компания, окружающая меня, можно себе представить, что пришел в театр или кино. С виду, обыкновенный деревенский клуб, каких видимо тысячи, даже стены выкрашены в противно-зеленый цвет.
 Суета, занимаемых мест, бегающие по проходам дети домовых. Вдруг шуму прибавилось, кто-то вошел в зал, из-за спин не было видно. А потом прямо перед нами возникли три девушки. Все очень красивые, необыкновенно-красивые. Старшая среди девушек широко улыбнулась, при этом цепко осмотрев наш ряд и на долю секунды задержав на мне взгляд. "Боги! Вот это женщина!".
 - Ольга! – только и выдохнул Порфаворыч.
 - Здравствуй Порфаворыч, давно тебя не видела, рада, что ты в порядке! Карнеич! Ерофеевна! С праздничком – произнесла она, при этом, даю зуб, я расслышал шепот Ерофеевны "приперлась, ведьма!". Ольга не обращая внимания, снова спросила у лесовика. - Можно мы с девочками с Вами рядышком присядем?
 - ….
 - Вот и хорошо, – они разместились рядом, раскинув по лавке цветастые до полу юбки. Другие девушки, переглядывались, перешептывались, все их внимание было приковано ко мне. От чего я смутился.
 - Порфаворыч, познакомь нас с гостем-то своим! – попросила Ольга.
 - Я… я … тоже рад тебя видеть, Оля. Это, – он указал на меня, – Максим.
 - Очень приятно, – сказал я.
 - Я Ольга, а это Анфиса и Агнежка, подружки мои – те прыснули, и в глазах у них засверкали озорные, и очень завлекательные огоньки.
 - Вы ведь из Москвы? – снова спросила Ольга.
 - Да, – начал, было, я, но меня перебил Карнеич: – Все же уже знаешь, чего же хитришь, спрашиваешь?
 - Карнеич, дорогой, и ко мне сорока прилетала, на хвосте новости приносила, – спокойно ответила ведьма. – Порфаворыч, я за тебя переживаю, что-то мне не спокойно, хоть и праздник…
 - Все нормально, не беспокойся,  хорошо, что ты пришла.
На трибуну вышел Симага-младший.
 - Тишины! Тишины! Угомонитесь все! …. Так, хорошо. Ну, земляки поздравляю Вас, дожили мы до светлого дня. Праздник! Год прошедший был не простым, потеряли мы троих, … сами знаете, но и прибавления есть….  Кроме того, похвастаться можно – вот клуб внутри покрасили к празднику, надеюсь, все заметили. При этом отмечу, что над вопросами, что вы мне часто задаете, про электричество и газопровод, денно и нощно трудимся. Будет, но не сейчас! – Зал неодобрительно загудел. – Будет, будет вам. Трудностей много, понимать надо. В Кащейске обещали помочь… Что еще, да, фильма состоится… как сбор закончим, как раз в аккурат к полуночи все и порешаем….
 - Фильм-то какой? – тихо спросил я у Порфаворыча.
 - "Волга-Волга", у нас только один и есть, – ответил он.
 - Это как? – поинтересовался я.
В это время меня под руку взяла, та которую звали Анфиса и, сказала: – А так красавчик, Симага тот, что старик противный, еще лет тридцать назад, поймал на дороге кино-бригаду, да застукал их – бензин они государственный сливали налево. Вот и экспроприировал он оборудование у них. А самих голышом и с помутнением в голове отправил в город… Говорят шашкой, плашмя по задницам лупил и истошно орал "Вредители!" С тех пор у нас есть фильма! Понятно?
 - Теперь да, – прошептал я.
 - А ты перспективный, – сказала она, и они снова прыснули с подругой. – Погуляем…
 Симага еще не закончил говорить, как двери клуба с грохотом распахнулись, повеяло холодком, разом все смолкли. В зал въехала повозка, запряженная крупными волками, на повозке сидел человек, худой с впалыми щеками, но с пронзительным, властным взором. За повозкой в зал вошли….. "вот, черт!"… братья-близнецы Сил и Нил.

9.

 Повозка проехала до сцены и каким-то образом незаметно оказалась на сцене, прямо перед Симагой сыном. Крупные волки, еще секунду назад впряженные в повозку, сначала свернулись калачиком, а потом выросли, превратившись в людей восточной наружности и весьма грозного вида. Они мгновенно заняли боевые позиции, прикрывая своего хозяина. Последний встал прямо в повозке, возвышаясь надо всеми и внимательно оглядел собравшихся.
Зал в оцепенении молчал. В наступившей тишине было слышно, как громко сглатывает на сцене Симага. Пауза затягивалась, напряжение возрастало. Тот, что стоял на повозке воздел худую руку вверх, призывая к вниманию, и без того напряженному, и произнес:
 - Приветствую селяне!
Зал молчал. В эту секунду с места вскочил Симага-старший и, прокричал:
 - Да здравствует товарищ Бездушный! Слава Касьяну Костеевичу, нашему защитнику и учителю!!! Ура, товарищи!!! – Симага-старший разразился аплодисментами.
 - У-у-у-у, – нестройно грохнул зал и, вслед за Симагой в разных местах зала захлопали.
 - Смотри Касьян-то теперь себе Шайтанских взял, – тихо заметил Порфаворыч, указывая на оборотней.
 - А кто он? – также шепотом спросил у него я.
 - Большой начальник … из Кощейска.
 - Поздравляю вас с праздником великим! – снова произнес Касьян Костеевич Бездушный. На это приветствие зал отреагировал живее, хлопки в ладоши стали гуще и громче.
 - То-то! Давно у вас не был, вот и решил проведать, как дела в Верхнегорынове идут, – сказал Бездушный, успокаивая руками собравшихся.
 - Это, как его, у нас все хорошо… - оправившийся от неожиданного появления большого начальства, начал было Симага–младший. – Нам бы это… свет иль газ… Касьян Костеевич, поспособствуйте…
 - Нормально говоришь?! Как бы ни так! Распустил ты народец-то свой Симага, распустил! Вот бери пример с отца своего! Надежный старик, ну чета тебе, – на эти слова Симага– младший пожелтел еще больше и зацыкал, заглотал без перерыва, затеребил руками кепку.
 - Да что же… да как же… у …да…. – Симага–младший задрожал голосом.
 - А вот, что! – Касьян Костеевич – указал на стоящих возле сцены братьев близнецов, одноглазых "верлиоков" Нила и Сила. – Вот! Кто посмел обидеть сиротинок малых? Кто напал бессовестно на слуг моих преданных? Кто? Спрашиваю я вас? – повысил голос Бездушный, при этом два здоровенных детины Нил и Сил состроили такие жалостные физиономии, будто и впрямь их обидели.
Зал молчал.
 - А я скажу! Коли не знает кто. Вот он среди вас сидит! – Касьян ткнул рукой в мою сторону. – Пригрели на груди своей человечишку? Проморгали! …
 - Вот и вправду люди говорят – "не буди лихо, пока оно тихо", – прошептал Карнеич.
 - … Допустили сюда к нам человека. Губителя… - Касьян уже кричал, заводясь от речей своих. – И это полбеды! А вот беда-то в том, что помогли ему! Вон вся троица сидит. Да, да! Порфаворыч, Карнеич да Ерофеевна. Так? Я вас спрашиваю? Ну да хорошо, что меня вовремя оповестили. Пожалились мне! Я порядок наведу, а то понимаешь, распустились….
Возник шум в зале. Все уже смотрели не на сцену на нас. Тревожно стало. Не по себе, а главное несправедливо, ведь детины эти сами на меня напали, а вывернули все наоборот. "Что теперь будет?".
 - Я всегда говорил, что Порфаворыч – враг народа! – Симага-старший вскочил с места, и извлек из-за пазухи френча знакомый блокнотик, перевязанный кресс на крест. – Подозрительный он и происхождение у него не нашенское!
 - Порфаворыч! – Вторил отцу со сцены сын Симага – Я тебя предупреждал! Вот оно как вышло… Говорил… под твою ответственность… предупреждал я его Касьян Костеевич, а он уперся…  - мне показалось, что еще чуть-чуть и грохнется Симага–младший на колени.
 - Да кого вы слушаете? Все это вранье, не так все было! – я не ожидал, что крикну так громко. – Они сами напали, чуть не прибили…
 - Молчать!!! Сами не можете, так я покажу! – крикнул Касьян. – Разгоню я кубло ваше свободолюбивое… Взять! – последнее относилось к оборотням, сопровождавшим его.
Тем только того и надо было. Они пали на сцену и вмиг стали волками, а после бросились прямо через лавки, через сидящих на них зрителей, раскидывая домовых, да дворовых лапами, прямо на нас. В эту же секунду передо мной выросла фигура волчицы, ощерившаяся пасть и поднявшаяся вверх шерсть на холке.
 - Только попробуй, – это была Ерофеевна. – Совсем ты Касьян ослаб, коли собачек своих цепных против человека бросил! Попробуй со мной сначала? – рядом с ней уже стояли Порфаворыч и Карнеич. Волки, что бежали на нас, встали в паре метров.
 - Вот видите! Я же говорил тут заговор! – крикнул Касьян. – Всех взять!!! Порву бунтарей!!! Али забыли все, как оно было при спецотделе? Скольких наших погибло невинно из-за людишек поганых. Взять!!!
К нукерам Касьяна присоединились братья близнецы и Симага–старший с шашкой в руках, а с ними кто-то еще. Возникла давка и сумятица, а вокруг нас выросла, как по мановению волшебной палочки образовалась пустота. Симага–младший всхлипывал на краю сцены. Я тоже стоял на ногах, возле своих защитников, сжимая кулаки.  Силы были не равны. Напряжение росло, волки рычали и повизгивали от предвкушения схватки, а затем наступила тишина, слышно только как всхлипывали дети домовых, спрятавшиеся за родителей.
 - Постой-ка Касьян Костеевич! – перед нами вышла Ольга, а над нами парили ее подруги, и мне показалось, что лучше их в этот момент не трогать, от былых улыбок и ужимок не осталось следа. - Разве это дело?
 - И ты с ними ведьма? Не ожидал, – покачивая головой, отозвался Касьян. – Не ожидал! Разочаровала ты меня Оленька… У меня на тебя другие планы были.
 - Заткнулся бы ты! – рявкнул Порфаворыч.
 - Не забывайся, лесовой с кем говоришь! – огрызнулся Касьян.
 - Только тронь ее…
 - Подожди Порфаворыч, я сама, – Ольга улыбнулась лесовику, а после вновь заговорила с Бездушным: – Слушаете жители Верхнегорынова. Вы, видать, и впрямь с ума сошли, затеяли драку! Али забыли, что за день сегодня такой или, быть может, ты Касьян Костеевич позабыл – праздник сегодня великий. Хочешь все традиции нарушить, чтобы про тебя после до конца века говорили, что ты праздник кровью обагрил. Своих не пожалел, и гостя загубил? Так ведь!
 - Так! Точно!!! Правильно! – раздалось со всех углов.  - Нельзя в день такой, негоже!!! – отдельные возгласы переросли в общий недовольный шум.
 - Да, человек сам к нам пришел, сам дорогу нашел. Ведь сказано, что кто к нам сам в праздничный день придет, тот гостем дорогим будет, – перекрикивая толпу, сообщил Порфаворыч.
Нападающие застыли в нерешительности, ожидая решения хозяина. Тот слушал возмущение толпы, а затем произнес:
 - Ладно! Ладно! Будет всем. Погорячились и будет! Я традиции чту, потому как храню их беззаветно. Поэтому слушай мое решение. Мы останемся на праздник тут. Ни что не омрачит эту ночь. Однако, Порфаворыч, что же ты не договариваешь? Или забыл, что дальше сказано. А я вот помню: "…до рассвета, до рассвета!". Так вот с рассветом, если человеку этому не повезет, то у него выбор, либо Нил и Сил за себя отомстят, либо останется он тут навеки! Решено. Теперь о местных: коли все сбудется, как я сказал, то Ерофеевна, ты с мальчиками моими с рассветом встретишься. Там посмотрим кто кого! Порфаворыч – с тобой разговор особый, сам знаешь, что за проступок твой будет, – Касьян провел ребром ладони возле шеи. Все ахнули. -  Молчать! Когда я говорю! Теперь Карнеич, на дальние выселки отправлю тебя или в Шайтанку, лекарем. И наконец – Ольга…. со мной жить будешь, в чертогах моих. Все.
 - Сволочь! – крикнул Порфаворыч. – Хитрая сволочь…. – его схватили, не давая прорваться к Касьяну. – Все в свою сторону…. Гад…
В это время меня кто-то подергал за штанину. Я опустил глаза вниз, это был не понятно, откуда вынырнувший Спиридон.  Он улыбался неприятно.
 - Курточку-то свою мне оставь, мил человек. Она тебе больше не к надобности! – промурчал он.
 - Пошел вон! – я стряхнул его с ноги. – Еще посмотрим…
 - Про курточку-то не забудь… моя будет. До рассвета, я подожду, – он снова исчез в толпе.
Касьян Костеевич уже свернул своих охранников, и двинулся на повозке к выходу.
 - Празднуйте! Празднуйте! На рассвете все должны собраться на поляне. Кто не придет – смерть! – С этими словами повозка скрылась за дверьми. В зале потеплело, но не разрядилась еще обстановка. Анфиса и Агнежка успокаивали меня, что-то говорили, я не слышал. Вдруг все, что произошло за сегодня, превратилось в кошмар, но не наваждение, а в самый, что, ни на есть настоящий. И выхода, похоже, нет. Мир, который был понятным для меня, тот среди людей казалось, отодвинулся. Испарился. Осталось лишь эта жизнь…. Среди этих существ…
 - Фильму давай! Фильму!!! – крикнул кто-то. Симага-младший метавшийся среди собравшихся и пытаясь их успокоить и рассадить по местам, замахал кепкой куда-то наверх. Мы сели. Свет выключился. Застрекотал аппарат…

10.

 - Как же так Порфаворыч? Как же так? Что будет-то, – спросил я его.
 - Эх, Максимка, кабы знал я… Прости… дурака, – он был сильно расстроен, но старался виду не подавать.
 - Я не о том. Не о себе. Тут, похоже, выхода нет. Я о вас, вот о тебе, Карнеиче, Ерофеевне – жестоко одна против восьми … Ольга… Он, что такой сильный этот Бездушный? – спросил я.
 - Самый сильный в нашем краю. Равных нет… - ответила Ольга.
 - А что ничего, мы еще посмотрим кто, кого…. Меня просто так не возьмешь…. Ишь схватку придумал! Эти его собачки только с виду сильные, только кучей смелые. Завалю одного – другого, сразу хвосты подожмут. Я эту породу знаю! Шакалы трусливые….. Карнеич, ты-то как? – спросила Ерофеевна.
 - Знаешь, Екатерина, я первый раз в жизни не испугался, мне отчего-то даже сейчас как-то радостно… Глупо, наверное… Надо бы спрятаться, забиться в дальний угол от страха, а мне хорошо. Знал, чувствовал с самого утра, что случиться что-то… Сердце уже триста лет опасность как флюгер чует… А тут, как-то по-другому все пошло! Вот когда рядом с вами встал, так и полегчало.
 - Ты молодцом держался Карнеич,… а вот Максим и Порфаворыч-то попали – прошептала Ерофеевна
 - Запричитали, заохали, хватит, все! Поживем, увидим. А если что, то в лес уйдем, там никто не найдет – зашептал Порфаворыч.
 - Правильно говорят "Утро вечера мудренее" – вторила ему Ольга.
 - Пше прашем! А чтож паныч жагрустил? Прошу, фильму посмотри или на нас с Анфисой полюбуйся, – с сильным польским акцентом прошептала мне на ухо Агнежка, еще теснее прижимаясь ко мне в темноте, – празждник скоро….
С другой стороны так же близко ко мне подвинулась Анфиса.
 - Хватит там болтать, враги!!! – крикнул кто-то. – Фильму смотреть мешаете!
 - Я сейчас кому-то язык-то укорочу! – ответил в темноту Порфаворыч.
На выкрашенной белым стене мелькали затертые кадры старинной комедии, копия была ужасной, звук плыл, мелькали полоски и видны были склейки, но присутствующих это не смущало, они с восторгом, уже в какой раз смотрели картину. Дети смеялись, а кто-то комментировал предстоящие кадры, на него цыкали…
 Через несколько минут я впал в какое-то оцепенение. Мысли путались, за сюжетом я уже не следил…. Стало себя жалко, а потом стало грустно за моих вновь обретенных друзей… "От "верлиоков" побегаю, а если что пойду к Изольде… впаду в печаль, да покончу со всем разом…, а что терять почти нечего… семьи нет, детей нет… вот только почему-то представил себе Наташу… хорошая она… о чем я думал… или вот Симагу–старика попрошу шашкой чтобы не мучился. Совру, что я японский шпион… " Потом мысли вообще оборвались, пусто стало, ступор. Не помню, как закончился фильм, как вышли из клуба. Было уже темно. Вокруг все нацепили украшения из листьев и венков, запели что-то приятное, легкое такое, летнее.
 - Ты главное не отчаивайся Максимка, сейчас в лес пойдем. Сегодня ночь-то волшебная. Гуляй, наслаждайся, пей мед-пиво, слушай природу…  - Порфаворыч говорил что-то еще, но я не слушал.
Потом принесли бочки, народ повеселел, зачерпнули жидкость стали обносить всех. И мне перепало. Попробовал, вкусно, пахло медом и луговыми травами. Настой оказался хмельным, веселым. Выпили еще раз. Поздравили всех с праздником, загудела толпа, развеселилась. О происшествии в клубе не вспоминали, но меня стороной обходили.
 На душе как-то потеплело, разлилось по жилам, кровь побежала, ударила в виски. Даже Симага–старший не пугал уже, я даже ему подмигнул и ляпнул что-то  про развенчание культа личности, он насупил брови и, прошептав, что-то о важности момента и бескомпромиссной борьбе с вредными элементами удалился в лес.
 Туда через некоторое время потянулись и другие. Мы тоже двинулись следом.
Чуть погодя поравнялись с циклопами близнецами, прошли мимо них, а Нил крикнул вслед: "Вот ужо на рассвете-то ты наш. Погоняем!". Они глупо заржали. Вошли в лес, растянулись в разные стороны. Тут, кажется, каждый был сам за себя.
 - Карнеич? А мне куда? – спросил я.
 - Иди куда сердце подскажет! Счастье компанией не ищут. Оно у каждого свое…
 - А если эти… оборотни…нападут? Порфаворыч? – не унимался я.
 - Иди Максимка, не бойся. Там через несколько верст река будет. Искупайся. Вода сегодня чудо творит. Очищает… А этих не бойся до рассвета не тронут,  - Порфаворыч, Ольга и Карнеич углубились в лес.
 - Главное Максим, ты вернись обратно вовремя. Почувствуешь, что солнышко встает, так вот сюда, где мы сейчас стоим и возвращайся. Костры увидишь, на них иди. Бывай красавчик, глядишь, повезет… – Ерофеевна ловко шмыгнула в чащу леса.
 Я постоял, посмотрел, как все жители Верхнегорыново ушли в чащу. Еще были слышны то тут, то там отголоски песен. "Что искать-то? Как должно выглядеть счастье, которое спасет меня на рассвете от неминуемой гибели….Глупо, оно же на дереве не висит? Пропал ты Максим! Дурнеем жил, дурнеем и помрешь!!! Эх! Пойду погуляю…"
В этот момент меня кто-то подхватил под руки и поднял в воздух.
 - Что паныч, погуляешь с нами? – это была Агнежка и Анфиса, обе крылатые, а еще у одной в руке была зажата бочка с тем великолепным напитком.
 - Мы тут подготовились! …
 - А что?! Пропадать так с музыкой! Давайте девочки! Я с вами, – в бесшабашной, пропащей удали крикнул я им. Пусть ночь, зато девушки больно ладные во всех местах, прямо загляденье, что ни линия, то дух захватывает.  Агнежка – огненно-рыжая, Анфиса – брюнетка жгучая. Лететь оказалось приятно. Еще удивляло насколько эти подружки сильные, они хохотали, что-то болтали без умолку.
Ветер был теплым, бодрил. Через минут пять мы обогнали тех, кто шел пешком по лесу. Потом ведьмочки мои запели… что-то старинное, слова не понятные, но отчего-то знакомые, родные… 
 - Эй! Только не уроните! – крикнул я им.
 - Не бойся, не уроним…. На-ка хлебни – Анфиса протянула бочку Агнежке, а та черпанула жидкости и протянула мне. Вытянув губы трубочкой, я втянул в себя напиток, от чего настроение только улучшилось.
 - На шабаш! На шабаш!!! – кричал я. В ответ мои летуньи смеялись. – Ох, хороши вы чертовки!
Впереди сверкнула река. Мы стали снижаться, и приземлились прямо на берегу.
 - А скажите, девчонки, что сегодня искать надо? – спросил я у них.
 - Счастье, паныч, счастье.
 - Как его найдешь-то? Счастье.
 - А ты не грусти, выпей вместе с нами! – Анфиса уже разлила по чаркам мед-пиво. Выпили, потом еще. Развеселились, начали бегать вдоль берега, смеялись, болтали что-то без перерыва. Потом еще пили. Отпустила тоска, забылась… Пришло ощущение праздника, радости, легкости…. Голова закружилась, захмелела… А тут еще подружки предложили искупаться.
 - Давай! Максим! Пойдем в воду!
 - Пойдем.
 Они сбросили с себя всю одежду, и я не отставал. Мои ожидания оправдались на все сто, таких фигур я в своей жизни не встречал. Обе красивые, какие груди, бедра… боже!!! Нырнули, вода не обожгла, а только взбодрила. Бесились на мелководье, брызгались. После выбрались на берег и упали, как были прямо на одежды, беспорядочно разбросанные на берегу. Потом еще пили, хохотали, причем они совершенно не стеснялись своей наготы, наоборот.
 - Знаешь, паныч, что это волшебная ночь на Ивана Купала?
 - Да, это точно… я вижу…
 - Так на нее все можно…. – хитро так произнесла Анфиса. – Так всегда было…
 И тут меня закружило, понесло, такого уж точно со мной не было раньше. Мы занимались любовью неистово, так как будто это был первый или последний раз, втроем… тут все было дозволено… я пытался быть нежным, но настойчивым… что они творили…  Это повторялось и повторялось, жадно, страстно. В  небольших перерывах снова пили, и снова предавались любви. Затем купались в реке и, все повторялось вновь и вновь. Я окончательно потерял себя, тормоза были отброшены уже давно…закружило…завертело… меня даже не очень расстроили их копытца. Да, да вместо ступней у них были очаровательные копытца. "Даже прикольно… можно на обуви сэкономить….  Смешно, глупо, эх, что же это твориться со мной?".
 - Может, останешься паныч? – спросила Агнежка.
 - Может, нас замуж возьмешь? – вторила ей Анфиса.
 - Прямо двоих… - язык заплетался.
 - А что, можно и так…. Забери наши крылья, вон они там, в кустах лежат и мы твои…
 - Выпей!!! – я выпил еще и, поднявшись с трудом, нацепил на мокрое тело одежду, шатаясь, пошел к кустам, подбадриваемый подружками. Почти дошел, но хмельным был напиток, с ног валил, да и сил я на девушек потратил много, упал.
 Перед собой увидел ноги, поднял голову. Ольга. Она внимательно смотрела на меня.
 - Нагулялся, красавчик? – спросила она.
 - Н-да.. мы тут.. ну и подружки у тебя – ответил я, поднимаясь на ноги.
 - Крылья у них не забирал? – еще спросила Ольга.
 - Нет еще, не дошел.
 - Похоже ты не в курсе. Мои подруги "Вилы", и если у них забрать крылья, то они станут твоими женами…
 - Вилы, грабли… Какая разница? Вроде они говорили…- я был здорово пьян. – Так тут такое дело, любовь…
 - Уверен? – строго спросила она.
 - Нет! Не-а, но любовью занимались … ух… -  меня качало. – Нет, постой! Уверен в другом…. Вот тебя Порфаворыч любит… по-настоящему… Своими глазами видел….
Она замолчала, только так пристально посмотрела на меня.
 - Ольга! Оставь паныча, он хороший….добжый…
 - Нежный такой, ласковый… правда могло быть кое-где и побольше, – они прыснули разом, задорно, а меня вогнало в краску.
 -  Ну-ка! – Ольга цыкнула на них – Разложились тут!
 - Не завидуй… Нам тоже счастья хочется, – девушки стали одеваться.
 - А ведь не врешь ты?! Знаю, потому как что у трезвого на уме, то у пьяного на языке… Спасибо тебе, Максим! Ты не знаешь, что сделал! - Ольга как-то сразу изменилась, и если бы не темнота,  увидел бы на ее лице румянец. – Я, ведь его тоже… неужели… даже не верю, что именно сегодня….. Теперь мне ничего не страшно! Понял! Ничего!!! – она вся сияла. - Пора! Девочки! Собирайтесь…скоро рассвет. Глазами, говоришь… а ведь один вчера чуть не потерял. – она звонко засмеялась.
 - А я? Как же я – спросил я у Ольги. – Мне куда?
Ольга провела рукой возле лица, и хмель ушел, сразу, как не было.
 - Теперь иди обратно, через лес на поляну, успеешь к рассвету. Все будет хорошо! Я верю…. – они взлетели и, с высоты Ольга крикнула. – Все будет хо-ро-шо!!!
 Я постоял минуту другую, пытаясь осознать, что это было. Ничего в голову не пришло, и я двинулся в обратную дорогу. "Ну и денек!".
 В лесу увидел, как Изольда, сидя на поваленном дереве, что-то вещала двум диким лешим, обросшим с ног до головы. До меня только и донеслось "Депрессивным закатом…." Вот тут я побежал… сломя голову, не разбирая дороги, долго. Бежал, чтобы освободить себя от наваждения этих суток. Бежал так, чтобы убежать от самого себя…. И рухнул, сразу так с разбега, кубарем покатился вниз, цепляясь за корни, ударяясь о выступы оврага. Летел до самого дна. Очухался, и стал карабкаться вверх по склону, темно, ничего не видно. Но надо вылезти, добраться доверху, почему-то это стало важным, главной целью. Глаза привыкли к темноте, и там наверху показался  слабый лучик или блеснуло белым что-то.
 Вот он указатель. Лес сам подсказал мне куда идти. Доверху я добрался очень медленно, дыхание сбилось, руки исцарапались о кусты или траву. Лучиком оказался крошечный цветок, такой прозрачный, почти невидимый. Раньше я таких удивительных, нездешних цветов не встречал… Не думая, сорвал его и машинально сунул в карман рубахи, загадав при этом "останусь живым - подарю Наташе… Надеюсь, она меня простит за все старое и за все, что произошло сегодня… нет, лучше ей об этом не знать… да, и выживу ли я…"
 Впереди уже показались костры на поляне. Утро постепенно вступало в права. Снова стали слышны песни, но уже какие-то другие, сонные, уставшие. Праздничная ночь подходила к завершению…

11.

 Меня уже ждали. Ждали две противоположные группы. Касьян Костеевич Бездушный со своими приспешниками, возле этой группы стояли братья близнецы, Симага старший еще какие-то существа, явно симпатизирующие высокому начальству. Поодаль от этой группы маялся Симага-младший. Ближе ко мне стояли мои друзья, Карнеич и Ерофеевна, Анфиса и Агнежка, которые увидев меня, замахали приветственно руками. В нескольких шагах от них расположились Порфаворыч и Ольга. Вот эта сцена меня несказанно порадовала, значит, я все же оказался тем самым независимым и искренним глашатаем, кто раскрыл глаза на их чувства. Они стояли, держась за руки, как подростки, смущаясь и одновременно гордясь своего состояния. Видимо успели уже поговорить друг с другом, хотя много слов тут не требовалось.
 Из леса еще подходил народ, утомленный поиском счастья, и одновременно ждущий, чем закончится этот праздник. В любом случае это будет большим событием для Верхнегорынова. Касьян Костеевич был очень доволен, весь его бледный вид источал предвкушение скорой и безоговорочной победы. Он поднялся в повозку, сложил руки на груди, ожидая сбора зрителей.
 До рассвета оставалось несколько минут. Мои друзья, не сговариваясь, двинулись мне на встречу. Первыми были Порфаворыч и Ольга.
 - Максим. Максим Александрович! Ты…. ты…. настоящий мужик, – Порфаворыч протянул мне руку, которую я с удовольствием пожал.
 - Я рад за вас, – только и смог выдавить я. В это время набежали мои подружки, расцеловали в обе щеки, застрекотали:
 - Ты паныч не сердись на нас… что под хмелем в такую ночь не случается… нам было хорошо… а если что … ну да ладно…
Их отогнала Ольга: - Не переживай, мы еще поборемся. Теперь мне есть за что, я ведь обрела Мигеля….Мишу…
 - Мигель?!! Так тебя Порфаворыч зовут Мигель? Но, насколько я помню это только знания о чувствах, по-настоящему для того чтобы быть вместе должно еще случиться чудо, так?  –  спросил я.
 - То, что мы нашли сегодня, уже само по себе чудо… остальное будем ждать. Вместе будет легче! – ответил Мигель Порфаворыч. – Сейчас главное держаться вместе. Так просто не дадимся, и не сдадимся…
 - Спасибо, спасибо вам за все…
Наши объяснения прервал нетерпеливый голос Касьяна.
 - Я вижу уже все в сборе! Не будем тянуть время! Итак, друзья, праздник подходит к своему завершению, и как мы договаривались сейчас и решим судьбу заговорщиков, бунтовщиков… Всем следует помнить, что только нашим единством, перед лицом внешних угроз и вызовов времени смогли мы отстоять и сохранить наше право на существование. Тяжело! Трудно! Но я верю в нашу силу, наш дух и принципиальность! Крамолу не допущу… Каленым железом… как поганых собак!!! Вот они – посмотрите, как ни в чем не бывало, стоят и нагло смотрят на вас, добрые жители Верхнегорынова, попирают своими ногами нашу святую землю… Позор!!! И только вместе мы положим конец этому беспределу… Некоторые себе позволяют забыть традиции, вековые обычаи – не позволим! Всякий кто против пойдет, должен помнить, чем рискует. Поглядите, они рядом с человеком пришлым стоят, защищают его… А ну выходи человек сюда! Покажись народу.
 - Вот и утро стрелецкой казни! – сказал я. – Выйду, выйду за спинами прятаться не буду.
 - А мой прапрадед на той казни был… - это был Симага–старший
 - Максим! Не надо он провоцирует тебя, не выходи, – стали отговаривать меня.
 - Простите друзья, так надо. Я вам только обузой буду…. Смотрите оборотни уже полукругом стали … Не поминайте лихом, – я вышел на середину поляны.
 - Итак! Помнишь ли ты наш уговор, человек? – спросил Касьян
 - В общих чертах, – ответил я.
 - Так вот выбор за тобой либо Нил и Сил либо навеки рабом у меня будешь? Выбирай! Мы за справедливость…
 - Думаю, лучше побегаем мы с циклопчиками… - ответил я Касьяну.
 "Ух-х-х" отозвался собравшийся народ, а эти одноглазые - дебильно ощерились.
 - Пусть так! У остальных выбора нет. Всех, кто помогал человеку ждет наказание: Карнеич сегодня же навеки отправляется в Шайтанку, без права возращения, Ерофеевна – мои мальчики уже ждут тебя, Порфаворыч, за то, что ты допустил появление тут нашего "героя" – забытье, полное, ну и Ольга, как я и обещал, поедет со мной…
 - Про нас забыл! – отозвались мои ночные подружки.
 - Вас девочки… ну разве на закуску. Ха-ха-ха… До восхода осталось пять минут… Начнем сразу,  – Касьян неприятно засмеялся.
 - Попробуй, возьми… - друзья встали спина к спине.
Тут снова кто-то дернул меня за штанину. Это был Спиридон:
 - Про наш уговор помнишь? Курточку-то отдай. Попортят вещь хорошую Нил и Сил, – довольным голоском сообщил он.
 - Да подавись! Падальщик, – я сдернул с себя куртку и кинул ей прямо в Спиридона. – Держи…
И тут ахнула поляна. Послышались разные голоса, со всех сторон.
 - Цветок!!! Смотрите!!! Человек нашел цветок!!! Чудо!!! Раз в сто лет случается!!!
 У меня из кармана рубашки торчал тот самый неприметный, еле видный, почти прозрачный цветок, который я сорвал, выбираясь из оврага. Совсем про него забыл и никак не мог понять, почему эта былинка так поразила присутствующих. Правда, цветок продолжал еще слабо светиться…
 - Нельзя их трогать!!! Он счастье нашел!!! Отменить!!!  Загадывай, дурья башка желание!!! – все громче шумели собравшиеся, а последнее крикнул Порфаворыч.
Касьян скукожился, как будто его рубанули прямо в сердце. Этого он явно не ожидал. Это крошечное чудо у меня в кармане, перечеркнуло весь его план. Он злобно щелкнул пальцами, призывая к себе своих сторонников и, его повозка довольно быстро тронулась в обратный путь, сопровождаемая переваливающимися с боку на бок неуклюжими циклопчиками.
 - Везунчик! – он погрозил мне кулаком. – Сегодня всем повезло, но я еще вернусь!
 - И Вам не хворать Касьян Костеевич. – Порфаворыч церемонно поклонился уезжающему кортежу. Народ встретил эту сцену с большим воодушевлением. Симага-старший плюнул и, подхватив под руку Изольду, покинул поляну, уходя в сторону деревни. Его сын еще метров тридцать легкой трусцой провожал отбывающего начальника, потом сорвал кепку, махнул ей в сердцах и, возвращаясь к народу, сообщил: – Сегодня, по такому случаю – еще раз фильму покажу!
  Это придало еще больше радости присутствующим.
 – Я верил в тебя с самого начала! Прав Бездушный, – ты везунчик, давай загадывай быстрее! Сегодня все желания исполняются. До рассвета минута осталась.
 - Давай, Максим, не тяни, – хором крикнули друзья.
Я понял, что мне выпал шанс, которым надо воспользоваться. Побыв в этом странном месте, я тоже поверил, что чудеса случаются. "Что же загадать!" – билась в голове мысль. И тут меня осенило, прямо вдарило по темечку.
 - Слушайте все! – перекрикивая нетерпеливую толпу, произнес я – До рассвета осталось совсем чуть-чуть, поэтому буду краток. Порфаворыч! – я подошел к нему и протянул цветок. – Это твое по праву. Загадай так, чтобы по-настоящему. Пусть так я хоть одно стоящее дело в жизни сделаю. Давай быстрее. Вам всем спасибо….
Порфаворыч широко улыбаясь, взял цветок в руки и ….все исчезло…

Эпилог.

 …Я нашел себя за рулем своей Нивы, без лобового стекла, несущейся по дороге. Вокруг все заволокло едким дымом. А мне навстречу размахивая руками, бежали люди в пожарной форме. Я дал по тормозам. С визгом машина остановилась…
 - Стой! Стой!!!  - пожарные с тревожными и уставшими лицами окружили машину.   – Ты как сюда попал, мужик?
 - Не поверишь … сам не знаю, – ответил я.
 - Ну, повезло тебе! В рубашке родился! Как ты прорвался – там же пожар со вчерашнего утра дорогу закрыли, прорваться не можем, деревья падают… пятый уровень… сейчас вертолет из области будет!!! – кричал мне один. – А ты вот так проскочил? Не ранен? Дыхание как? Может медиков?
 - Нет, нет, все в порядке… Просто домой очень нужно, понимаешь… меня там … очень ждут. Я и так под задержался… лет на пять…
 - Чудо. Просто чудо! Везунчик ты мужик – сказал пожарный. – Ладно откатись в сторонку, нам тут надо поработать… Точно все нормально?
 - Да, да… я сейчас, – я вылез из машины. – Спасибо мужики. Я вот отолью и опять в дорогу.
 - Иди вон на обочину, я за машиной посмотрю.
 Я на дрожащих ногах добрел до обочины. Нашел подходящее дерево, нет, не дерево, а "древо-дубень".
 "Значит, Порфаворыч, ты все с самого начал устроил, все предугадал. И тропинку мне показал и на дороге остановил, и все остальное закрутил, но получилось то, что ты это для меня сделал. Ай да лесовой! Спасибо тебе дорогой, ты ведь мне жизнь спас, иначе вчера я бы попал прямо в пекло…".
 Я пристроился возле дерева и…. "Не может быть! Этого не может быть!!!" – рука нащупала причинное место, но… и вот тут я услышал голос Ольги, она звонко хохотала. Я обернулся, но никого не увидел.
 - Это девочки просили тебя наградить.  Понравился ты им. Правду ведь говорят, что тому, кто в ночь на Ивана Купала цветок папоротника найдет, тот клад обретет! – прозвучал голос.
 - Да уж клад! Я гораздо больше нашел у вас, я себя нашел….Скажи, Порфаворыч все правильно загадал? Сбылось?
 - Сбы-лось…. – растаял голос в высоте. - Про-щай Максимка, может сви-ди-мся!
 - Все домой, и без приключений. Увижу ли я еще Морумскую волость, деревню Верхнегорыново, лесового, ведуна и других - не знаю. Зато теперь я точно знаю, что мне нужно. Жаль Наташка не привезу я тебе цветочек аленький,… а вот сам приеду, это точно.

Конец первой части
(31.05.2011)