Чужой не сладок мёд. Глава 41

Марина Белухина
Дождь лил как из ведра, скрывая за серой пеленой всё вокруг. Редкие прохожие старались поскорее спрятаться под козырьками подъездов и магазинов, с удивлением поглядывая на быстро идущую, а временами бегущую женщину в распахнутом плаще.
Вот сейчас, совсем рядом, за поворотом будет её дворик и дом, где когда-то она была так счастлива. Вот они пять скамеечек, и все живы, несмотря на прожитые годы; подъезды, стены которых, за исключением первого и последнего, помнят тепло их тел. Хотелось прикоснуться к ним, провести рукой, прижаться, как когда-то в юности.
Ну почему же нельзя повернуть время вспять? Почему часы не идут в обратную сторону?! Сколько можно было бы исправить ошибок, не допустить той или иной беды? В том, что случилось, Лариса никогда не винила одного Андрея, виновата, в первую очередь, сама: не умела бережно относиться к тому, что дал Господь, за что и наказана.
Андрей стоял в дверях подъезда, и как только она подбежала, схватил на руки и, целуя на ходу, внёс в квартиру. Только спустя некоторое время, когда стало совершенно нечем дышать, поставил её на ноги. Голова кружилась как тогда, в семнадцать лет, возле бачка с отходами, где был их самый первый поцелуй.
– Здравствуй!
– Здравствуй!
– Ты вся мокрая, замёрзнешь…
Она провела рукой по его футболке:
– Я и тебя намочила всего.
Андрей задержал её руку на своей груди и вновь прижался к губам – нежно и бережно, как словно пробуя на вкус и всё ещё не веря в сладость, начал тихонечко их раздвигать, лаская языком так, как будто он не мог насытиться ею.
 – Я боялся, что ты не придёшь, – прерывисто прошептал Андрей.
– Я не могла…
- Я так долго тебя ждал…
– Я торопилась…
– Как же хорошо, когда ты рядом…
– Я умру без тебя…
– Единственная…
Лариса почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Не было сил их удержать, она и не пыталась. Он взял её лицо в ладони и стал покрывать частыми поцелуями. Тепло его рук успокаивало и грело.
– Ты дрожишь от холода, сейчас я поищу, во что можно переодеться, пойдём в комнату, – Андрей заботливо усадил её на диван.

На первый взгляд ничего не изменилось, но уверенности у Ларисы не было, она была здесь один-единственный раз. Старенькие диван и кресло, сервант, уставленный посудой, круглый стол в центре комнаты, несколько стульев вокруг него – вот и вся нехитрая мебель, что здесь стояла.
– Всё осталось как при маме. Она мне так и не простила… – Андрей замолчал и тяжело вздохнул, – дарственную на квартиру оформила на племянника, он сейчас служит.
Из нижнего отдела серванта он достал халат, подержал его в руках и убрал, вытащив фланелевую рубашку. Лариса так хорошо её помнила! Андрей надевал «фланельку» только в сильные морозы, и когда она мёрзла, расстегивал  куртку и крепко прижимал к себе. Они могли стоять так часами, отстраняясь друг от друга только тогда, когда кто-нибудь входил в подъезд дома или выходил из квартиры. Иногда Андрей умышленно выворачивал на площадке первого этажа лампочку, и  тогда темнота скрывала их от посторонних глаз. Ладошками она упиралась в эту самую рубашку, чувствуя под ней тепло его тела.
– Ларис, переоденься, заболеешь ведь, как всегда, – Андрей подал ей рубашку.
 «Как всегда» … Так он говорил и двадцать лет тому назад, волнуясь и переживая за её здоровье, кутая  во всё, что было под руками. Лариса улыбнулась и стала медленно расстегивать на блузке пуговицы, не отворачиваясь и не прячась. В её действиях, несомненно, была доля кокетства, но Андрей этого не понимал, хотя и не сводил с неё глаз.
– Я… я поставлю чайник, тебе надо обязательно выпить горячего чая.
Господи! Годы его не изменили, каким был, таким и остался!
Не застёгивая пуговиц, Лариса завернулась в рубашку, сняла юбку, туфли и босая пошла на кухню. На столе стояла тарелка с «корзиночками» и баночка с клубничным вареньем.
– Ты до сих пор помнишь мои слабости, – тихо проговорила она, обнимая его сзади.
На какое-то время Андрей замер, потом повернулся и привлёк к себе.
– Я просто тебя люблю. С той самой минуты, когда первый раз увидел возле качелей: маленькую, хрупкую, завесившуюся волосами девочку, которую хотелось вот так прижать к себе и не отпускать. Толя долго не мог понять меня. Не осуждал, нет. Предупреждал, чтобы я не забывал, сколько тебе лет. 
– Ты тогда сказал мне: «Гюльчатай, открой личико!», а у меня прыщ на лбу, какое там открой! – засмеялась Лариса.
За чаем, почувствовав себя непринуждённо, они разговорились, вспоминая те или иные моменты из их жизни, им было настолько хорошо вместе, что временами казалось, и не было этих двадцати лет разлуки. Лариса по-прежнему любовалась ямочками на его щеках, особенно с правой стороны, она всегда была отчётливей; Андрей наслаждался её близостью, голосом, дыханием, в его взгляде явно читалось искреннее восхищение ею.
– Ты необыкновенная и очень красивая, – выдохнул Круглов.
Лариса замахала в ответ руками:
– Особенно сейчас – лохматая, со следами размытой дождём косметики – прямо красавица!
– Я очень скучал по тебе! – Андрей поднял её и посадил к себе на колени, выжидающе глядя в глаза.
 Лариса стыдливо уткнулась ему в шею. Она, как и Андрей, знала, зачем пришла.  Когда он начал медленно и нежно гладить руками её бёдра, поднимая выше и выше рубашку, она чуть не задохнулась, боясь только одного – что он остановится. Ни с чем несравнимое ощущение его рук, родных и любимых, самых красивых: они притягивали к себе, грели, только в них она чувствовала себя уютно, как дома.
Лариса медленно приходила в себя. Она слышала, что в кармане плаща надрывается мобильный телефон, но желания подниматься не было, рядом лежал Андрей и ласково гладил её по щеке.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/04/02/156
Фото из Интернета. Спасибо автору.