- Катя, съешь половинку блинчика. Ну пожалуйста. Ну я тебя прошу, съешь. Ну хоть омлетик. Катя! Ну пожалуйста, съешь полблинчика! Вот половинку, посмотри, съешь половинку. Катя. Ну-ка съешь пол-блинчика. Тогда омлетик съешь. Или блинчик. Пол-блинчика. Ну съешь, ну пожалуйста, ну Катя!
Я нечаянно сижу спиной к монологу и перебираю варианты:
1. - с энтузиазмом предложить свои услуги по съеданию пол-блинчика. Собственно, могу весь съесть, невопрос. И омлетик. ;
2. - встрять с согласующим: "Катя! А ну-ка съешь пол-блинчика, тебе говорят! А то в угол пойдешь, где вай-фай плохо ловит! Мать охрипнет щас уже!";
3. - оглянуться: посмотреть на шустро жующую и в параллель уговаривающую без остановки активную даму и ее не реагирующую спутницу Катю;
Не выдерживаю и поворачиваюсь.
Вместо круглощекой пятилетней Кати, которую услужливо подсовывало воображение, вижу взрослую девицу лет 20, угрюмо отворачивающуюся от еды, и от спутницы, и от несовершенного мира, и от всего этого поганого утра в аэропорту Внуково;
и ее трудолюбивую молодую маму с густо наведенными тенями на веках. Синими-пресиними, как птица счастья. Энергично наедающуюся впрок. Готовую и дальше тащить на себе, останавливать на скаку, быстро адаптироваться к условиям и не падать духом.
Меня охватывает приступ неуместной любви к человечеству.
Если бы можно было вечно, как в раннем детстве.
Обезопасить человека свежеиспеченным блинчиком.
Укрыть, и тепло чтобы, и высохли слезы, и замолчали проблемы, и прекратилась эта бесконечная гонка. Хоть на час.
Хоть на миг.
Хоть во сне.
Хоть в мечте.
Ну хотя бы пол-блинчика.
Пока Земля ещё вертится,
Господи, твоя власть,
Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть.
Дай передышку щедрому
хоть до исхода дня,
Каину дай раскаянье и не забудь про меня. (с)