Смирнова-Россет. Никого я не знала умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли – бывало забьет их совершенно. Вяземский надуется и уж молчит, а Жуковский смеется: «Ты, брат Пушкин, черт тебя знает, какой ты – ведь вот чувствую, что вздор говоришь, а переспорить тебя не умею, так ты нас обоих в дураки и записываешь».
Весна 1918. Алексей Толстой вздумал справлять именины. Среди гостей были Сергей Есенин и поэтесса К.
Есенин захотел щегольнуть - и простодушно предложил:
- А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою.
О Якове Блюмкине достоверных сведений мало. Летом того же года он убил германского посла Мирбаха...
Весёлый и задиристый Есенин подшучивал над другом-чекистом, иногда неудачно:
- Ну что, Яшка? Сколько человек ты сегодня расстрелял?
- Да не расстреливал я никого! Не выдумывай, Серёга!
- Врешь! Я же тебя знаю...
Кажется, жил он довольно бестолково...
Ходасевич
Петербург. Государь вышел из противных дверей и набросил на него ленту. Державин успел только сказать, что ежели чем виноват…, но император, не дав договорить начатых слов, зарыдал и скоропостижно ушел.
Ясная Поляна. Тургеневу нравилось гулять с нами, играть в шахматы с моим братом, слушать пение моей тетки и разговаривать о чем вздумается.
Чтобы проверить художественное чутьё, (отец) задавал вопрос:
- Какой стих в пушкинской «Туче» не хорош?
Надо было вспомнить строку: «и молния грозно тебя обвивала»
- Конечно! – отвечал Тургенев. – Это не дает картины… И как это Пушкин мог написать такой стих! Молния не обвивает.
Фет входил в комнату.
- А ну-ка, Афанасий Афанасьевич, какой стих в пушкинской "Туче" не хорош?
Фет тотчас же ответил:
- Конечно, «и молния грозно тебя обвивала».
Татьяна Толстая.
Новороссийск. Трудно и муторно думать на фронте о смерти — ведь я могу не дописать это письмо,квакнет мина, посучу я судорожно ногами, как паучья, оторвется лапа, скажу что-нибудь крайне нелепое, и наступит то крайне абстрактное состояние, которое мы называем смертью. Но иногда во мне бушует честолюбие… Родной, если со мной что-нибудь случится,— напиши обо мне, о парне, который много хотел, порядочно мог и мало сделал».
Павел Коган.
Пушкин был невысокого мнения о талантах Дениса Давыдова: «Военные уверены, что он отличный писатель, а писатели считают его отличным генералом».
Баратынский Дельвигу:
- Что ты называешь родительным падежом?
Баратынский не ставил никаких знаков препинания, кроме запятых.
Александр Первый обходил классы: «Кто здесь первый?
Пушкин: «Здесь, ваше величество, нет первых, все вторые».
(Лицейский анекдот).
Бездарные люди таланта не прощают. У Блока: «Здесь жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой».
Александр Городницкий: «Я как чукча, пишу только о том, что реально вижу. Начисто лишен творческого воображения».
Во время предсмертной болезни Тютчева император Александр II, до тех пор никогда не бывавший у Тютчевых, пожелал навестить больного. Когда об этом сообщили поэту, Тютчев был смущен и заметил, что будет неделикатно, если он умрет на другой же день после царского посещения.
Сологуб: «Критика вовсе не собиралась признавать Ахматову, её принудили к этому читатели».
Пушкин, 1828,
Друзьям:
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю
Я смело чувства выражаю
Языком сердца говорю
Бенкендорф: Его Величество совершенно доволен (стихотворением), но не желает, чтобы оно было напечатано.
Любовь к пленительной Ахматовой
Всегда кончается тоской
Как не люби, как ни обхватывай
Доска останется доской.
(Сологуб).
«Марине Ивановне Цветаевой, когда я с нею познакомился, было двадцать пять лет. В ней поражало сочетание надменности и растерянности; осанка была горделивой — голова, откинутая назад, с очень высоким лбом; а растерянность выдавали глаза: большие, беспомощные, как будто невидящие — Марина страдала близорукостью. Волосы были коротко подстрижены в скобку. Она казалась не то барышней-недотрогой, не то деревенским пареньком.
В одном стихотворении Цветаева говорила о своих бабках: одна была простой русской женщиной, сельской попадьей, другая — польской аристократкой. Марина совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, высокомерность и застенчивость, книжный романтизм и душевную простоту». И Эренбург