Черные крылья за спиной

Михаил Анохин
               
Мы не станем вникать  в обстоятельства знакомства отставного гусарского полковника, проживающего в  своем имении «Светлый ключ" трестах верстах от Пензы. 
Отставного полковника звали Петр Ильич, а фамилия была Перегудов.
И гусарского поручика Свелого Ивана Савельича тридцати лет от роду.

Должен сделать еще одно заявление – этот рассказ будет вестись сразу от имени автора и от имени главного героя, то есть Свелого Ивана Савельевича. Потому что мне так удобнее изложить все драматические события,  произошедшие в этом уголке России.

Итак, как сказал бы драматург действие первое на веранде сидят: Иван Савельевич и Петр Ильич и пьют чай.
- Ну, брат, - Петр Ильич отхлебнул из блюдечка чая, - в письмах я тебе ни чего сказать не мог. Писака из меня хреновый. Завтра увидишь мою дочь Елену самое бесценное наследие, что мне оставила Глафира Петровна, мир её праху.
Петр Ильич перекрестился и продолжал, - так вот, он замялся, а потом выдавил из себя, все говорят что она ангел во плоти! А мне нужна… мне нужны внуки! Понимаешь ли, брат? Внуки! Я хочу держать на руках этих засранцев и упиваться счастью. А тут только заикнешься о замужестве – истерика!
Он опять отхлебнул чая, - когда перевалит за 60 лет, то все меняется. А её мать воспитала так, что она, прости Господи, понятие не имеет, каким образом зачинают, и рожают люди и звери! Я же говорю тебе, брат –  она ангел!
Он опять отхлебнул чая и сказал, - что делать ума не приложу! Даже не знаю, как подступится! Да вот сам завтра увидишь. И наклонившись к гусарскому уху, прошептал, может ты… того. – Он опять помялся, а потом выпалил, как отрубил – лишишь её девственности, а там глядишь и плоть проснется.

Иван Савельевич от такого предложения малость очумел, хотя разнообразных побед над женским полом было неисчислимо.

На этом вечернее чаепитие было закончено, оба испытывали неловкость. Утром за завтраком Иван Савельич разглядел дочку своего товарища Елену. Девица была чуть выше среднего роста, от природы курчавый волос русой волной спадал на плечи. Лицо было с тонкими прорисованными линями, губы твердые сжатые. Ела она, с некоторой неохотой едва всовывая в рот пищу. Одета, как все девицы на Руси в длинный свободного покроя сарафан, так чтобы не очень-то выпирали женские формы.
Её серые опушенные большими ресницами глаза, настороженно смотрели на Ивана Савельича, но она легко приняла предложение перейти на ты и впредь именоваться просто – Иван и Елена.

Однако в её настороженном взгляде Иван уловил некую догадку, некое предвиденье и оно, это предвиденье смущало его.
Когда отец оставил их одних, сославшись на необходимость дать распоряжения по дому
Елена сказала, точнее, спросила:  «что такого наговорил ему её старый и добрый папан»?
- Да ничего особенного! Просто он попросил меня, как можно дольше общаться с Вами, развлекать поелику возможно. Вы рыбалку любите?

- Что? – Черные брови Елены поползли вверх, - я вообще за пределы дома и оранжереи не выхожу! Кстати, у нас прекрасная оранжерея и прекрасный садовник – француз. Вот скажите мне, почему все лекари иудеи, а все садовники французы?
- Понятия не имею. - Сказал Иван, – но в таком возрасте сидеть взаперти..
- А я знаете, готовлю себя в монашки, вот только исполнится 16 лет…
- Отца угробите, - тихо ответил я. - Он этого не перенесет.
- Молиться буду за него. Бог милостлив или Вы иного мнения?
- Да нет, в полку все ходим на исповедь и причастье. В Бога веруем, но и жизни не брезгуем.
Вот Вам при Ваших женских достоинства пора стать матерью и внуком отца порадовать.

Она вспыхнула! – Да что Вы такое говорите! Это как же?
- Ну как все люди на земле, все звери и птицы. Выходите замуж!
Она тогда резко встала и ушла. После этого избегала встреч со мной.
Я объяснился со старым гусаром, что исполнить его поручение не могу. И через день отбыл в полк.
                * * *
Второй мой приезд был летом следующего года.
Привязывая своего жеребца к коновязи и давая ему в торбу доброго овса пополам с ячменем.

Я заметил  двуколку, на которой обычно разъезжаются врачи и священники.
И действительно поднявшись по лестнице, я увидел на веранде хозяина  в компании с  незнакомым мне человеком.

Что бросилось в глаза у собеседника Петра Ильича был крючковатый нос на лице грубой топорной лепки. Глаза большие  ястребиные и казалось, они у него не мигают.
- А  Иван Савельич, - старый полковник легко встал и пошел мне навстречу.
- Хочу вам представить врач, специально выписал из города Моисей, - Моисей
- Мозич - подсказал ему горбоносый врач.
Я хотел спросить, уж не заболела ли Елена, но полковник прижал палец к губам, как бы предупреждая ненужные вопросы.

Вечером я курил трубку на веранде когда туда зашел Моисей Мозич.
- Я хочу с Вами объясниться, сказал он, удобно устраиваясь в соседнем кресле. – Я здесь по тому делу, которое у Вас не получилось в прошлом году.
В моё лицо бросилась кровь.
- Вы хотите её изнасиловать! – Вырвалось у меня!
- Фу ты, какая банальщина! Напротив она с радостью мне отдастся! – И  самодовольная ухмылка пробежала по его губам. Я вам предлагаю даже присутствовать при этом действии. Возле кровати на тумбочке будет гореть свеча. Не уверен, что Вы все услышите, женщины любят говорить сокровенное шепотом, но увидите точно, что ни малейшего насилия с моей стороны не будет.

Этот разговор я прервал.
Однако искушение все увидеть своими глазами было настолько велико, что я затаился в смежной комнате и как вор, или найдите выражение по крепче, стал следить.
Горбоносый вошел в спальню Елены, облаченный в трико в каких клоуны в цирках выступают.

Он сел на стул рядом с кроватью и стал что-то говорить. Иногда доносились отдельные звуки, но понять, что к чему невозможно было. Только увидел я, как Елена приподнялось, и обхватила его за шею руками и начала целовать.
Больше я выдержать не мог. Убежал в буфетную, где выпил подряд несколько бокалов водки, а потом упал на кровать.

Утром  Иван был как чумной. Автоматически оделся и тут в окно увидел, что горбоносый собирается уехать. Через пару минут он был одет. Пистоль всегда заряженный был за поясом, сабля пристегнута.
Он выскочил во двор и выстрелил в горбоносого, а потом дважды проткнул его саблей. Скинул мешок с овсом с морды своего жеребца, отвязал поводья,  снял с козел попону и седло, и ринулся галопом, куда глаза глядят.

Иван Савельевич гнал коня в опор, не разбирая дороги, но ощущение тяжелых шуршащих кожистых крыльев за его спиной не покидало его. Оглянуться было выше его сил.
Через час такой скачки конь устал и начал спотыкаться и он бросил поводья,  упал в траву.
                * * *
Теперь как говорят драматурги финал.
Следы гусара по имени Свелого Ивана Савельевича не прояснены. Есть две версии. Одна гласит, что на том месте, где он упал на траву, вырос, надо полагать, из его тела огромный осокорь и будто кто-то видел, что вокруг его ходит конь.
Версия сомнительна, да и вырасти дерево одномоментно, не может.

А вот версия о том, что он уехал добровольцем на Балканы и там сложил свою голову, более вероятна. Хотя бы потому, что российский сыск по убийству известного врача Моисея Абрамовича Мозиса его не нашла. В полку гусар не появлялся. Ни отец, ни мать ничего о нём не знали.

Что касается дочери полковника Елены, то она стала очень известной в Петербурге проституткой.
Сам старик до такого позора не дожил.

Известный Петербургский ловелас граф Мещерский, плотоядно облизывая губы говорил:
- Прелесть что! Ну, точно ангел, а в постели, господа мои сущая чертовка. Находка,  для заведения госпожи Буанже! Отдельные апартаменты ей завела. Дорогая штучка, но стоит того. Да, стоит.

   Прокопьевск 2017 16.03