Ювелир

Павел Малов-Бойчевский
(В ноябре семнадцатого)
Отрывок из приключенческого боевика


…Анфиса Лунёва у анархистов не задержалась. Это была беспокойная компания. К тому же они не только разъезжали по Питеру на автомобилях и митинговали, но и занимались по ночам незаконными экспроприациями, а попросту говоря – грабежами! Во время одного из таких лихих налётов на квартиру, в котором участвовала и Анфиса, были убиты бывший коллежский советник Бухвостов и его супруга. Кто-то из жителей не побоялся, позвонил в Смольный и попал на Александру Коллонтай, бывшую народным комиссаром государственного призрения в правительстве Ленина. Услышав об убийстве женщины, жены Бухвостова, Коллонтай пришла в ярость. Тут же, среди ночи, связалась по телефону с председателем Центробалта, своим гражданским мужем Павлом Дыбенко, и на место происшествия спешно выехал на грузовом авто отряд матросов под командой известного питерского головореза, анархиста Анатолия Железнякова, которого матросня называла уважительно Железняк, а питерская братва пренебрежительно – Железяка.
Красногвардейцы подоспели вовремя: анархисты грузили награбленным добром экипажи, в которых приехали. Завязалась ожесточённая перестрелка: часть анархистов положили на месте, кое-кто благоразумно сдался, остальные бросились проходными дворами наутёк. В их числе была и Анфиса. Если бы кто-нибудь из станичников видел её в этот момент – не поверил своим глазам! Высоко подобрав юбки, она неслась быстрее мужчин, которые, то и дело приостанавливаясь, ещё и отстреливались. Постепенно, группа анархистов таяла, рассасывалась по ночным улицам и переулкам. Вскоре погоня отстала, и Анфиса осталась с каким-то плечистым, пожилым дядькой в хорошем щегольском костюме, соломенной шляпе канотье на голове, с тросточкой в левой руке и револьвером – в правой.
– Кажется, отвалили филера, – с облегчением вымолвил незнакомец, поспешно пряча в карман пистолет. Говорил он с лёгким еврейским акцентом. – Вы теперь куда, мадам?
– Я была не одна… – замялась, не зная, что ответить, Анфиса. – Вольдемар пригласил меня на лёгкий вечерний променад… Потом была эта ужасная стрельба… Я совсем потеряла голову…
– Как я вас правильно понял, уважаемая, вам некуда идти? – подвёл итог неизвестный в канотье. – В таком случае могу вам порекомендовать одно замечательное местечко на Выборгской стороне. Дом моего двоюродного племянника – очень порядочного господина, между прочим. Преуспевающего коммерсанта… Я как раз к нему сейчас и направляюсь. Не составите ли мне компанию?
– А это удобно? – наивно поинтересовалась Анфиса, выбора у которой всё равно не было.
– Ой, вэй! Салмон будет только рад такой прекрасной гостье, – горячо заверил её незнакомец. – А увидев своего дорогого дядю, которого он не видел уже три дня, Салмончик просто умрёт от счастья! Это я вам обещаю… Пойдёмте же, ну что вы стоите, пардон, как статуя на бульваре! Ждёте, когда сюда снова придут большевики и станут задавать ненужные вопросы?
– Как вас зовут? – спросила на ходу Анфиса.
– Моя фамилия слишком известна в определённых кругах, чтобы называть её вслух, – уклончиво, с долей еврейской иронии, ответил господин в канотье. – Коллеги зовут меня Ювелир, если вам будет угодно.
– А меня Анфиса, – простодушно ответила девушка. – Возьмите извозчика, я страшно устала идти пешком… К тому же, на улицах не безопасно.
Ювелир поспешил исполнить её просьбу. В коляске Анфиса поинтересовалась:
– Вы делаете ювелирные украшения?
– Что-то в этом роде, – неопределённо проговорил мужчина. – Приделываю им ноги…
– Ах, да… – девушка всё поняла.
– В общем, это сейчас не столь важно и актуально, – добавил Ювелир. – У вас плохой вид…
– Я вторую ночь не сплю, извините…
Вскоре они подъехали к небольшому старенькому двухэтажному строению в глухом окраинном переулке. Дом совсем не походил на обиталище преуспевающего коммерсанта, как его отрекомендовал попутчик Анфисы. Расплатившись, он отпустил извозчика, собственным ключом открыл дверь подъезда. В доме было темно и тихо, под их осторожными шагами страшно скрипели расшатанные ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Ювелир провёл девушку в угловую комнату, где раньше, вероятно, жила прислуга, засветил лампу.
– Располагайтесь, мадам. И, пожалуйста, – без церемоний, – проговорил он вполголоса, широким жестом приглашая её в помещение. – Салмончик завтра ужасно обрадуется, увидев вас в своей тихой обители. Он очень сентиментален… Ужин, увы, не предлагаю, не хочется будить хозяйку… Она вам тоже завтра очень понравится! Это прекрасные люди, среди гоев вы таких вряд ли найдёте… Вы, кстати, какого вероисповедания?
– Я православная, господин Ювелир, – с достоинством ответила Анфиса. – Мой фатер – приходской священник у нас в станице.
– Понял. Ничего не имею против… – поспешил с заверениями дядя своего племянника. – У меня у самого какой-то дальний родственник моей дорогой и горячо любимой мамеле был раввином где-то в Царстве Польском… Станица, это – э-э-э?..
– Такая деревня в Области Войска Донского, – поспешила с объяснением Анфиса.
– Прекрасно!.. Ничего больше не надо?
– Дайте, пожалуйста, ключ от комнаты. На всякий случай… – сконфуженно попросила девушка…
Господина в канотье звали Мозес Гершензон. Как оказалось – это был вор с дореволюционным стажем, специализировался в основном на краже ювелирных украшений. Его племянник Салмон Шахермахер занимался скупкой краденого. Дела у Ювелира последнее время шли неважно, пришедшие к власти большевики свернули частную торговлю, магазины позакрывались, повсюду возникли стихийные уличные рынки, где торговали всякой всячиной. Гершензону ничего не оставалось, как спешно менять квалификацию.
Благодаря своим обширным связям в питерском преступном мире, он вышел на нужных людей, которые проворачивали дела по-крупному, и стал наводчиком у домушников. Днями он бродил по улицам, выстаивал в длинных хлебных очередях, толкался на рынках, внимательно прислушиваясь к разговорам. Иногда брал с собой для солидности – Анфису. Особенно интересовался бывшей прислугой богатых господ, дворниками, швейцарами дорогих гостиниц, половыми из кабаков и официантами из ресторанов. Многие из них тоже были евреями, и это значительно облегчало дело. За небольшую мзду они охотно выбалтывали Гершензону нужную информацию. Глухой ночью на квартиру очередной жертвы совершался дерзкий налёт, и утром Ювелир получал свои дивиденды. Естественно, кое-что перепадало и Анфисе.
Племянник Гершензона Салмон Шахермахер охотно брал у них краденые вещи, перед этим долго торговался за каждый рубль, и расплачивался, наконец, с таким кислым видом, как будто отрывал часть собственного сердца. За проживание Салмончик тоже драл непомерную цену, даже с собственного дяди, и Анфиса вскоре от него съехала. Ювелир нашёл ей другую квартиру, намного дешевле, однако заранее предупредив на своём жаргоне, что это – «хаза». Анфиса не придала значения предупреждению любовника, по наивности решив, что это какой-то еврейский термин.
То, что она здесь увидела – ошеломило Анфису, буквально повергло в шок. Она и не подозревала, что очутилась в бандитском притоне. Хозяйкой была старая, сгорбленная, почти не говорившая по-русски чухонка. Хибара её состояла из трёх небольших, грязных комнатушек и прихожей. Помимо Анфисы здесь постоянно проживали две молоденькие девицы – профессиональные проститутки с Невского. Днём они отсыпались, а ночью – так сказать заступали на «трудовую» вахту, обслуживая многочисленных клиентов, в основном местных воров, бандитов и всякую уличную шпану. Заглядывал сюда частенько и Гершензон – проведать Анфису и купить у хозяйки «марафету», которым она тоже приторговывала наряду с самогонкой собственного изготовления.
В отсутствие Ювелира к Анфисе стал клеиться вихрастый молодец в мичманке и широченном матросском клёше – лихой налётчик Яшка Каин, о воровских подвигах которого знало пол-Питера. Девушка его сторонилась, но тот не отставал. Как-то хмельной вломился в комнату Анфисы – в «малине» в это время почти никого не было. Она вопросительно уставилась на незваного гостя.
– Я вот по каким надобностям, барышня, – сверкая золотой фиксой во рту, нахально заговорил Яшка. – Ты со шнырём Гершензоном шашни крутишь? Да?
– Не твоё дело, мсье насильник! – зло отрезала та.
– Если будешь митинговать, я в долгу не останусь. Скажу пару ласковых… где его законное место! И твоё – тоже…
– Не хами, Каин… Не на такую нарвался… Я, промежду прочим, в Смольном институте обучалася! На курсе у самой княгини Голицыной. На полном дневном пансионе… Мы скоро со всеми благородными барышнями на юг отбываем, в моё милое провинциальное захолустье, в Новочеркасск, – мечтательно сообщила Анфиса.
– Ах, вот оно как! Это даже забавно,  – Яшка ухмыльнулся, подойдя вплотную, взял её двумя пальцами за белый подбородок. – Ты мне нравишься, краля!.. Эту лавочку лягавые не сегодня-завтра прикроют… Гершензон твой – скупердяй и жила, – за копейку удавится, а у меня – капитал!
– Убери грабли, дурак, – Анфиса резко ударила его по руке, дыхнула в лицо вчерашним перегаром. – Ювелиру всё расскажу, погано тебе будет, мазурик.
– Мадам, видно, совсем с катушек съехала? – Яшка Каин снова взял девицу за подбородок. – Да твой Ювелир здесь – никто! Пустое место… Наводчик. А я – жиган! Меня вся братва в околотке знает. Захочу – Ювелира в землю живьём закопаю или в Неве утоплю.
– Ну и что дальше? – спросила Анфиса.
– Если не хочешь оказаться на Невском,.. айда со мной, – уверенно заговорил Яшка. – Этой хазой скоро всерьёз займутся лягавые. В бывшей полицейской части уже рабочая милиция объявилась: выбитые стёкла вставляют и фасад красят. Верно, скоро облавы устраивать начнут. Их там много, фараонов новых, – злые, и все с винтовками. Есть даже пулемёт… Я хочу отсюда отчалить, – лыжи давно навострил. Здесь слишком много народу, а где много людей – обязательно найдётся стукач. Это, знаешь ли, не мой фартовый антирес – башку под пули дуриком подставлять… Приглянулась ты мне, как ни одна шмара, и потому – вот тебе моя рука, а вот туз бубновый! Пан али пропал… Давай добром порешим! Смотаемся покель к чухонцам в Финляндию. Я на кордоне все ходы-выходы знаю. На первых порах у меня есть чуток золотишка, а дальше – как масть ляжет… Не дрейфь, как льдина в Балтийском море, не пропадём!
Яшка отпустил Анфису, нервно побарабанил пальцами по крышке стола.
– Ну как?
– Ну что же, господин Каин, согласная я.
Анфисе как всегда было всё равно. Да, по правде сказать, покой и тишина уютной патриархальной Финляндии ей были более по душе, чем пьяный разгул и шум воровского притона в революционном Питере. В один прекрасный день, прихватив пару револьверов и ручных гранат, они покинули хазу. И сделали это вовремя: вечером в притон неожиданно нагрянули большевики и, как говорил Гершензон, стали задавать обитателям ненужные вопросы… Впрочем, наши беглецы этого уже не видели.

2010 – 2017 гг.