Георгины начинают и выигрывают

Людмила Вятская
В палисаднике моей тёти – старшей маминой сестры – всегда росли  георгины.
 
В раннем детстве мы срывали лепестки и лепили  себе на губы —  «помада», на ногти —  «лак».
И такими « модницами» играли в дочки-матери.
Лепестки этих цветов были самыми желанными, поскольку подходили для игры, как никакие другие.
Предпочтение отдавалось самым ярким.
Чем ярче цвет, тем  красивее.

Годились лепестки и для «секретиков».
Разровняешь  в земле местечко размером с кулачок, уложишь красиво разноцветные лепесточки,  накроешь бутылочным стёклышком, песочком присыпешь, а потом кружочек в центре пальчиком и расчистишь... 
Красота! Дух от восторга захватывает...

А ещё георгины в детской «кулинарии» были незаменимы.
Куличики налепишь, а потом с высунутым от счастья языком украшаешь лепестками и тёртым кирпичом.
И опять красота получилась!
Рукотворная.

Именно цветы и стали  причиной сурового наказания, полученного в нежном возрасте..

В то тёплое сентябрьское утро некоторые мои подруги  уже уверенно шли в школу,  сжимая в руках  последние осенние букеты.

А я стояла у подъезда,  провожая их завистливым взглядом и ждала маму.

Пять минут назад она заплела мне косички, проверила наличие носового платка в, вышитом бабушкой, навесном кармашке и выпроводила из суетящейся коммуналки,
«чтобы под ногами не путалась».

Стоять у подъезда было скучно.
Особенно, когда некоторые спрашивали: «А ты чего в школу не идёшь? Что ли у вас вторая смена?»
«Я на следующий год пойду.»
«Так ты ещё маленькая?»

В стране был праздник, но на нашей улице он заглянул не к каждому.

И когда я совсем уж от этого загрустила,  из подъезда, чуть не сбив меня с ног,  выбежала  соседка Галка — ученица третьего класса.
 - Разве ты не в интернате? –  спросила я с нескрываемой радостью.
 - У нас там карантин.
 - А что это?
 - Ну, там пока жить нельзя. Целую неделю.
 - И ты целую неделю будешь дома?! –   уже с нескрываемым восторгом переспросила, не веря своему счастью.
 - Может и больше.
 - Здорово!  А я два дня в Караваево зато что была, у бабушки Дуни. У них там собака есть. Амур. Он на меня уже теперь не лает. Потому что я уже теперь не чужая. Я ведь там два дня жила! –  спешила я поделиться последними новостями.

 - Да  знаю я, что ты к другой бабушке ездила. Мне мамка ещё сказала,  когда  не очень пьяная была. И я ещё слышала, когда тебя отец привёз... Только она меня к вам не пустила. А потом опять тётя Валька вино принесла. И они  ещё песни дурацкие петь стали. Шурка хотел тётьку Вальку ещё выгнать, вот мамка Шурку и налупила...  Опять твоему отцу ещё рубашку порвала... А я сразу к тёте Пане убежала, пока он Шурку защищал, – рассказывала в подробностях подруга о событиях минувшего вечера.

 - А сейчас тётя Катя уже не … сердитая?  –  осторожно спросила  про Галкину родительницу, подобрав не обидное слово.

 - Она рано на работу ушла. Мы с Шуркой ещё спали.  Ой, Людка, а давай пойдём на поляну! Там такие цветы красивые выросли! Ты бы только знала!  Мы вчера ещё с  девчонками из второго подъезда туда ходили. Их там уйма!

Предложение было очень заманчивым. «Поляной» называлось частично расчищенное после стройки место, отгороженное со стороны трамвайных путей редким деревянным забором. В недалёком будущем это место должно было превратиться в парк.  Пока же кроме высокой травы на нём ничего не произрастало. И сообщение о цветах вызвало жгучее любопытство.
      
 - А какие цветы там растут?
 - Такие синенькие как звёздочки. И ещё жёлтые как метёлочки. Пошли!
 - Не могу. Я маму жду. Мне же в садик надо.
 - А мы быстро. Твоя мама ещё в бигудях ходит. Я на кухне её видела.

  Информация про бигуди  перевесила чашу весов в пользу поляны. И тут же на упомянутую чашу добавился ещё один аргумент.

 - Я ведь  ей букет подарю. Вот она обрадуется!
 - Правильно! –  одобрила подруга. И мы поспешили к цели.

Цель была столь заманчива, что я  совершенно забыла наказ родителей не ходить никуда через улицу.
Полчаса пролетели в одно мгновение.

Мама  успела обежать всех моих подруг и наш дом по периметру несколько раз, спрашивая прохожих о шестилетней девочке в красном платьице в горошек. С двумя тонкими косичками.
«Не видели», – отвечали люди, сочувственно мотая головой.

И только одна сердобольная старушка высказала предположение: «Можа, под машину попала?»
 
И хотя движение транспорта в те далёкие годы отличалось от картины наших дней, как муравей на дачном столе от лесного муравейника, моя мама заплакала и перекрестилась.

И в этот самый миг  из-за угла дома выходит её счастливая дочь с букетом цветов.

 - Мой букет всё равно больше! – уверенно констатировала Галка.
 - А у меня тоже красивый! – любовалась я результатом своего труда и крутила букет, не замечая никого вокруг.
 - Ты где была? – раздалось над ухом.  И мамина рука схватила мою, свободную от цветов и потянула резко за собой. Я ещё не успела сказать, что цветы предназначались ей, когда получила первый шлепок по попе. – Ты знаешь, что я передумала? – и не дожидаясь ответа,  ещё раз – по попе. – Ты хоть знаешь, на сколько я опоздала на работу? – и опять подгоняющий шлепок, от которого уже побежали не только ноги, но и слёзы.

Не помню, что было с цветами, но я всю дорогу бежала на вытянутой руке, подгоняемая очередным шлепком.
До садика дошли быстрее, чем обычно.
Этот случай  глубоко запал в память и научил  следить за временем, но даже ни на йоту не притупил любовь к цветам.

«Куличики» лепились, «секретики» творились, губы и ногти «красились»,  букеты собирались.
А девочки росли...

Вскоре родители приобрели садовый участок в черте города.
Маленький фанерный домик, который по примеру отца все называли будкой,  никаким образом не тянул на дачу.
Там не было цветов.
Не было там и деревьев.
Несколько жалких кустиков и грядки.

Вот соседский –  у Натальи Васильевны – был дачей.
Он утопал в цветах,  красивых и ярких, чьи ароматы долетали  и до нас.
Поэтому голова моя всё время была повёрнута в их сторону.
Предложение: засадить участок цветами –  было принято отцом весьма скептически.

 - Сначала надо сделать планировку.  И пока деревья не посадим – никаких цветов! – точно обозначил он  своё видение прекрасного.

И всё-таки в одном дальнем уголке мы с мамой посадили золотые шары и лилии «царские кудри».

В те далёкие 60-ые любые семена продавались только частниками на рынках.
Картинок не было.

Ключевые слова – «царские» и «золотые» определили наш выбор семян.
И только когда увидели цветы, поняли, что наши представления о монархах и их убранстве сильно отличаются от мнения селекционеров.

Но даже эти первые радовали глаз.

А несколько лет спустя сад украшали разноцветные тюльпаны, пионы, фиалки, нарциссы, флоксы, лилии, гладиолусы и георгины.

Маме очень нравились георгины.
Но после первого принесённого домой букета, она решила, что он совсем не для срезки.
Не успели мы донести  цветы до дома, как они завяли.
И если тюльпаны, поставленные в воду,  вскоре выправлялись, то с георгинами такого не случилось.
Срезанные  в жаркий день до захода солнца, протомившиеся в двух видах переполненного городского транспорта в течение  часа, цветы имели весьма жалкий вид.
На следующее утро букет выбросили.

И вот тогда-то георгины мне не понравились, потому что зря мы их сорвали. 

Были и другие цветы.
Первый подаренный букет...

В солнечный мартовский день моего шестнадцатилетия я пригласила  своих одноклассников и друзей по старому двору.

И вот уже почти все приглашённые в сборе.
В ожидании последнего присутствующие знакомились друг с другом в небольшом пространстве «большой» комнаты, толпясь возле проигрывателя, меняя пластинки, разглядывая конверты хорошо знакомых дисков.
Листали давно прочитанные журналы,  бросая красноречивые взгляды на праздничный стол.

 - Семеро одного не ждут,  а  вас тут даже девять. Так что, садимся за стол? –  озвучила мама желание гостей, выставляя последний салат, когда раздался звонок.

Счастливая именинница бросилась к двери.

Ах, как бы хотелось написать, что там стоял посыльный с огромным букетом роскошных живых цветов именно от того, чьё имя лишало покоя.
Потому что сам «нарушитель покоя» уже стоял в той самой комнате, болтая с моей подругой. Не обращая внимания на именинницу. И уже подарил ей, то есть мне, набор пластинок. Вся опера  Петра Ильича – «Пиковая дама» –  лежала на столе возле Наташкиного проигрывателя,  с которого Валерий Ободзинский в это время  пел про глаза напротив.

Но я не могу пойти против истины...

В дверях стоял одноклассник Борис с большим букетом,  полностью завёрнутым в газету.
 - Привет! Проходи, раздевайся, –  произнесла на автомате, стараясь не смотреть на подарок.
«Только бы не гвоздики!» – подумалось в тот момент.
Недолюбливала я цветок революции за его излишнюю популярность.

«Скорее всего мимоза», –  был первый радостный вариант, логически связанный с недавним женским праздником.
Но тут же другая, шальная, вспыхнула молнией: «А может быть, тюльпаны?!»
И совсем  уж сумасшедшая: «А что если розы?!»

Чувствуя, что покраснела от волнения, вызванного воображением, я попыталась выровнять сбившееся дыхание.
Почти теряя рассудок, я  аккуратно с благодарностью приняла цветы, спрятанные от завистливых глаз.
Борис снял пальто и, когда он повернулся к вешалке, чтобы его повесить, я, сгорая от нетерпения, слегка  отогнула газету. 
Всю её снять я задумала перед гостями, чтобы потешить своё тщеславие.

То, что я увидела, заставило покраснеть ещё ярче...

Цветы были искусственные!
Из гофрированной бумаги!
Самодельные!
Такими бабушки украшали могилы на кладбище.

Бросив на ходу: «Проходи, пожалуйста! Я сейчас.»

Пунцовая от стыда за себя и  дарителя,  я  ринулась в другую комнату,  прижимая свёрток к себе, и моля только о том, чтобы никто меня не увидел.
Чтобы не попросили открыть!
 
Сунув свёрток под кровать, я села на неё, чтобы успокоиться.

И тут-то как раз картинки роз и тюльпанов, проносившиеся в голове до раскрытия «сюрприза» стали смеяться надо мной, вовлекая в свою компанию.

Подруга Ленка, заглянувшая в комнату,  хотела узнать причину весёлого настроения.
А я не могла произнести ни слова.
Всякий раз, когда пыталась что-то сказать, новый приступ забивал  в конвульсиях.

Ленка заразилась быстро.
И вот мы  уже вдвоём смеялись без причины.
Ещё несколько человек, заходя по одному, задавали вопрос: 

 - А чего вы смеётесь?
И разрастающийся хор отвечал дружным аккордом.

 - Наверное это от голода. Прошу всех к столу! – спасла меня мама от верной смерти.
 
И цветы Бориса не пригодились.


***
Были, были красивые букеты в моей жизни.
По миллиону роз не дарили.
Но корзинами – случалось.

А первые живые одиннадцать алых голландских тюльпанов, подаренные совершенно неожиданно опять же в середине марта и сейчас перед глазами.
Принёс их опять не тот, от кого ждала,  но настроение создал незабываемое.

Второго букета от этого человека я не получила.
Не все умеют быть рыцарями.
И любить безответно.

И пока я разбиралась  с цветами и букетами, выясняя какие люблю и от кого,
мама выращивала у себя в саду разные.
И всех их любила.
Только домой  не любила приносить.


 - Зачем я их рвать буду? Пусть в саду растут! Там я на них любуюсь, и люди, которые мимо проходят радуются. Дарить надо только тем, у кого в саду цветов нет.

Георгины были и остаются одними из самых её любимых.
Именно она научила меня, как правильно составить из них букет, чтобы на следующий день не выбрасывать.

Прежде чем поставить цветок в воду, стебель надо подержать несколько секунд в кипятке.
Мама  срезает по  пять-семь штук одного сорта,  добавляет пару веточек гипсофиллы, обрамляет листьями ирисов или рябинника.

Не стянутые в пучок, а расположенные свободно на длинных  стеблях, они смотрятся изысканно и горделиво.
И стоят в высокой вазе до недели.


А мама в свои восемьдесят девять вместе со своей старшей сестрой ещё в прошлом году  выращивали несколько самых любимых сортов.
И с нетерпением ждут лета.