Широки камыши Дуная, и длиною далеко уползают, от устья к самым верховьям заросшей реки стонут и мотают мётлами камыши. Не только болота заливы и луга в камышах утонули, но и беды людские тут припрятаны, предприятие опасное скрывают непроглядные заросли. Глубоко в вилковских очеретных зарослях, из прутьев вербы большой окол сплетён, днём - табун из разно-породистых коней - гривы и хвосты валяет, ноги по самые путы утопают в топкой серой грязи, оставляют копыта полные чаши зелёной воды, откуда курлычут пучеглазые жабы. Дни в камышовых зарослях тоскливые и водянистые, мокрота через полые стебли дышит в небо. Ночью табунщики на выпас выгоняют лошадей. Каждое утро сверяют, пересчитывают прибывающие головы, ждут, когда разрастётся табун до ста пар.
Далеко в других камышах Валахии, тоже табун многочисленный выпасают, камышовые братья готовятся к позыву единого призвания. Только протрубит сигнал, в наполненных стойбищах - объявляют великий перегон лошадей, стелется ночной путь вдоль медленных вод тихого Дуная. Атаманы камышовых зарослей меняются табунами. На базарах Бессарабии и Валахии прасолы выводят чужой неузнаваемый скот: кобылы, мерины, лошаки, и жеребцы – тавро неприкасаемости имеют.
Силён пригнанный валашский табун – ценами пригнутыми, быстро разбегается трудяги полей по всей Бессарабии.
Главным скупщиком валашских краденых коней, давно установился скопец Еким - хоть и не китаец, а жёлтый кожей. В сухих камышах не разберёшь, есть человек, или то сноп шевелится, по тропе им утоптанной один ходит, коней связанных бесшумно выводит; на конном базаре без его одобрения ни один торг не состоится гладко. С сестрой родной Куной проживает Еким, много жёлтых монет накопил. Лет двадцать назад, на тропе в камышах подобрал он брошенного малыша, имя дал ему Яшка. Сестра высмотрела Яшку без знания нужды – откормленным мальчиком вырос сынок. Отцу – скопцу рассказывает Яшка, что ему снился сон, будто получил в подарок фаэтон с гнедыми конями. Хочет, что бы сон кремнем стал.
- Раз дитё видело сон, пусть он сбудется, настаивает мать Куна. Купи ребёнку фаэтон, не жмись Еким.
Гуляют невзрачные хижины в глухих камышах. Всего вдоволь: еды, питья, музыки, молодые куконы прислуживают «камышовым боярам». И Яшка с ними веселится.
Отгуляют «бояре» в ресторанах Измаила, Кишинёва, Бухареста - насытят страсть воровскую широкими жестами, распродадут кареты и фаэтоны; повесят фраки с офицерскими мундирами на коромысла, - и снова за дело. Деньги, добытые на лжи – не преисполняют вознаграждениями. Голове неуёмной вновь риска не хватает, снова конокрады к делу привычному возвращаются, - начинают новый табун собирать, пора перегон следующий наращивать.
Вернувшаяся в сороковом году Россия, привела в Бессарабию новый небывалый строй, был он крепок проверенными кадрами, система не заводила дружбу с ворами, потому указания вышестоящих комиссаров, исполнялись бескомпромиссно; все буржуазные пережитки и наросты, мешающие трудовому населению добиваться всевозможного прогресса, должны быть ликвидированы.
Тут же заработали винтовки и пулемёты.
Расстреляны все организаторы и пособники преступной банды конокрадов: Тома, Киляф, Газгараков, Терентий Вачков, Мута Улинтиров.
Главный «боярин» Кукош прячется в не проездных хуторах; дышал под водой в трубку камышовую, когда уходил от облавы.
Нигде не найден, - значит убит. Доложили Одессе о полной ликвидации бандитизма в дунайских камышах.
А тут один из кумовей Кукоша, пришёл за вознаграждением с повинной, стал рассказывать, что крестник его бедняцких детей в хуторе Катаржи - у него дома прячется.
Изрешетили пулями все окна и двери, даром Кукош отстреливался, - сожгли заодно с домом. Кума, тоже расстреляли как пособника преступного империалистического пережитка. Новая власть не церемонится с теми, кто не желает жить полезным трудом.
Напуганный скопец ходит угрюмым по конному базару, скрепит жёлтыми морщинами, продаются славные кони, каких он не видел. Издалека, видно мужик приехал. Послал за Яшкой.
- Сколько ты за экипаж просишь? – интересуется искупанный в молочае человек.
- Иди, иди дядя! Не твоего кармана базар.
При прошлой власти скопец тут всегда важным ходил, и коней этих, тогда можно было в камыши умыкнуть.
Теперь он в рваном кожушке, в стёртых царвулях; сухие складки и впалые щёки; – бедность его страдальческую выдают.
Пришёл Яшка в базар, юнец надутый, голова – тыква, задник так и просится толстым шлангом перерезать, бурчит отцу в желтое ухо, просит вместе с конями и фаэтоном - ещё и камчу плетённую тоже выкупить.
Не рублями, а алтынами рассчитался старик-простачёк.
Выехал на фаэтоне Яшка с базара, кони – два огненных ангела улицу раздирают, вместо плети – цепями их стегает.
И только рабочая власть удумала с тунеядцем Яшкой разобраться, время её оборвалось. Ударил гром войны.
Дунайская красная флотилия контратаковала румын, высадилась на добруджанский берег, захватила заставу врага и потребовала разрешения у советского командования - взять Бухарест.
Был дан приказ – отступать на Одессу!
Всем военным, милиционерам и партработникам велено в течение трёх дней эвакуироваться заодно с семьями. Начался планомерный вывоз краснозвёздного населения.
Имеющиеся автомобили загрузили подлежащими эвакуации семьями, начальство для своего личного вывоза организовало конные обозы, были задействованы повозки, дрожки, фаэтоны.
Милицейское командование Измаила, обязало Яшку, своими быстрыми конями отвезти оперуполномоченного со всем архивом в Аккерманский морской порт. Гнал коней Яшка привычно быстро, в дороге не кормил, голодные кони на ходу рвали попадающиеся в пути ветки деревьев и побеги травы. За доставку документов и начальника – записку получил, обязательство ему выдали.
По обратной дороге гремели орудия и падали бомбы. В небе самолёты звали долгую сушу на необузданно дерзкую землю. Мосты разрушены, не везде вброд можно переехать.
Яшка объезжал встречные колонны румынских частей, выносливые мулы тянули орудия, лошади запряженные в повозках везли амуницию. Солдаты спрашивали друг друга скороли войне конец.
- Возьмём Москву, и сразу война закончится – объясняли сведущие плутонеры.
Вошли в село Московей, от радости все в небо стрелять принялись, шапки вверх бросают.
Кричат: - Бине! Война закончилась. Московей наш. Пора домой возвращаться.
Испугали выстрел коней, Яшка совсем запутался на обратной дороге. Остановился ночевать у одинокой солдатки. Надолго задержался, продал коней с фаэтоном, нагайку себе оставил, для нового экипажа.
Когда через время вернулся домой, записку, что лошадей увели в Россию – показывать некому. По двору скопца ходил другой хозяин, а деревья и розы цвели так же пространно, как и прежде.
- Что я могу здесь изменить, - рассуждал крупный человек, глядя на короткую тень, - верующие люди лучше знают, где должны жить.
Кормильцы решили, что сынок навсегда пропал, и ушли в разные монастыри, – а остальное слишком громко.
Не захотел в монастырь идти Яшка. Умер от бездельного нищенства, под забором усохшего базара валялся.