5. Один в Питере

Диментор Килган
Новый 2007 год я встречал в полном одиночестве. Мария укатила в эНск по делам, связанных с приватизацией родительской квартиры и в которой она была прописана. Тогда каждый раз «грозили», что приватизация вот-вот заканчивается, а кто не успел, тот типа опоздал. Меня приглашали в гости Серёга с Талией, но я решил встретить Новый год у себя дома, ведь это домашний праздник, и домовой в отсутствие хозяев может обидеться. Недаром в брошенных людьми домах заводится различная нечисть, ибо свято место - пусто не бывает. Об этом мало кто задумывается, но городской человек ведь вообще не склонен к каким-либо размышлениям. Бешеный ритм жизни, состоящий в основном из ничтожных условностей и пустых обязанностей, нивелирует его как личность и приводит к полной атрофии всех сколько-нибудь значимых мыслительных процессов. Исключение составляет мечта взять новый автокредит, выплатить ещё в этой жизни ипотеку и съездить в очередной раз куда-нибудь на заграничный курорт. С бывшим товарищем Алкоголем мы по-прежнему старательно делали вид, что незнакомы друг с другом. «А да пошёл ты! - думал я, когда взгляд скользил невзначай по полкам с алкогольной продукцией, в то время когда мне приходилось «затовариваться» в супермаркете, - тоже придумали эту дрянь ставить среди продуктов питания, вот масоны проклятые!» Но, в общем, разрыв отношений с Белой рекой я переживал достаточно спокойно, к тому же в заначке у меня имелась марихуана.

Пользуясь преимуществом своего одиночества, я решил хоть один раз встретить Новый год без телевидения, без этого искусственно раздуваемого веселья, и без всех этих надоевших до тошноты физиономий из Пугачёвской «тусовки», которые так бесцеремонно вторгаются каждый раз в наши дома с «голубых» экранов. Декабрь выдался бесснежный, в городе было слякотно и довольно уныло, несмотря на замысловатую игру огней множества гирлянд, украшающих улицы и праздничные ёлки. Но как всё переменилось, когда за два часа до Нового года начал падать снег! Он падал, кружась, огромными белыми хлопьями, таял, но продолжал валить всё сильнее – это было настоящее волшебство!.. Я сидел в кресле и смотрел по домашнему кинотеатру старый советский фильм – «Семнадцать мгновений весны». Прозорливость Штирлица в его психологическом поединке с Мюллером, профессор Плейшнер, выпадающий из окна, потому, что «пьяный воздух свободы сыграл с ним злую шутку», пастор Шлаг «не умеющий ходить на лыжах», наконец, радистка Кэт, прячущаяся в подземном коллекторе – все эти картины знакомы были мне с детства. Но только сейчас, выкурив «папиросу», я связал их для себя воедино, кроме того,  влияние каннабиса и «звук вокруг» из многочисленных колонок и сабвуфера помогали мне находиться среди действующих героев кинофильма этаким незримым свидетелем происходящего. 3D-эффект – просто жалкая декорация из бумаги в сравнении с теми моими ощущениями! При желании я мог запросто добить старину Холтоффа, которого оглушил ударом бутылки по черепу Штирлиц, помочь профессору вырваться из смертельного хоровода с агентами гестапо или даже потрепать за коленку Барбару Крайн – эту белокурую бестию в чёрном мундире унтершарфюрера СС, но я оставался нейтральным и ничем не выдавал своего присутствия. Невозмутимость и спокойствие при любых обстоятельствах – вот кредо настоящего разведчика!..

А за окнами продолжал валить снег, и вскоре начались звонки из сибирского региона, ведь праздник добирается туда на три часа раньше чем в Петербург. Первые поздравления я принимал от Марии, оказывается, она отмечала Новый год в компании моей матери. Вот это лояльность, я даже не побоюсь использовать тут слово толерантность по отношению ко мне!.. Затем позвонил Клавка, а через некоторое время и мой бывший коллега Андрей Бурьянов. Наговорившись вдоволь с земляками, я убедился, что праздничная полночь накрыла и наш город – небо за окном озарилось безумными всполохами и грохотом фейерверков и петард. Уже по городскому телефону я поздравил своих питерских друзей, затем погасил в комнате свет, полностью раскрыл шторы и, передвинув кресло так, чтобы наблюдать небесную феерию салютов сразу в оба окна, закурил ещё одну «папиросу».
До кризиса оставалось ещё больше года, и народ не скупился на фейерверки, а потому великолепное огненное шоу продолжалось до самого утра на розовом фоне питерского неба.
- Каникулы начались, – умиротворённо прошептал я, утопая в кресле и выпуская ноздрями к потолку мощную струю сладковатого дыма.

А в феврале начальник производства предупредил меня по-дружески, что скоро вновь уменьшат расценки на изделия. Дело в том, что он и сам когда-то в молодости перебрался в этот замечательный город и, зная про мою ипотеку, искренне переживал, как сложатся у меня дела. Поскольку в данный момент я тянул лямку кредита в одиночку, снижение уровня дохода было явно нежелательно. Кроме того, мне несколько обрыдло работать по шестьдесят часов в неделю вместо сорока как все порядочные люди, и я начал поиск нового трудоустройства. Если человек достойно несёт тяготы, выпавшие на его долю и не превращается при этом в нытика, Фортуна непременно отыщет его в толпе своим благосклонным взором и вознаградит за упорство и мужество. Так и вышло – уже в марте я устроился в контору под названием «Промышленные приборы» с окладом в тридцать тысяч рублей, а это означало стабильный заработок (оклад это вам не сделка!) и нормальную сорокачасовую рабочую неделю. 

Предприятие располагалось на Большом Сампсониевском проспекте в одном из арендованных зданий на огромной территории завода «Компрессор». Проходная была общая и для рабочих «Компрессора» и для многочисленных «арендаторов», но старожилов пускали и выпускали точно в установленное время. Утром всё ещё выглядело достаточно благопристойно, хотя, минуя проходную, я в первое время с некоторым удивлением косился на многочисленную толпу с помятыми лицами, разместившуюся в вестибюле и чего-то явно выжидающую. Но вечером этот ритуал превращался в шоу. Территория предприятия, огороженная от внешнего мира почтенным забором, представляла собою настоящий город со своими улицами и площадями. Когда мы с коллегами после работы шли к проходной, с многочисленных «улиц» появлялись разрозненные группки «компрессорщиков», которые устремлялись к той же цели. Многие из них шатались и даже падали, но их заботливо поднимали руки товарищей и эти группки, сливаясь постепенно в нестройные колонны, вновь останавливались перед проходной, ожидая времени «Ч», чтобы покинуть территорию предприятия. Когда я спросил у кого-то из коллег, почему в толпе заводчан столько пьяных, мне рассказали следующее. В советское время «Компрессор» был процветающим предприятием оборонной промышленности и специализировался на выпуске двигателей для подводных лодок. После краха Советского Союза и его оборонного комплекса предприятие пришло в полный упадок, многие здания на его территории были отданы на откуп арендаторам, а сами старожилы получают теперь зарплату от пяти до десяти тысяч рублей в месяц.
- Так на что же они пьют в таком случае? – потрясённо спросил я.
- Как это бывает, когда рушатся экономические связи, - ответили мне, - процесс этот затягивается на годы и эти связи исчезают не вдруг, а постепенно. Вот одним из таких пережитков советского прошлого являются поставки спирта на это предприятие. Спирт тут льётся рекой, вот его и вкушают так усердно эти бедолаги, стремясь забыться и забыть про всё на свете. 
«Белая река, - мрачно подумал я, - эх, горемыки!»

А наша «свежеиспечённая» контора занялась выполнением оборонного заказа. Суть проекта – морская радиосвязь, это целый комплекс различных высокочастотных устройств и приборов для навигации, телеметрии, радиовещания, а также средств подавления устройств несанкционированного перехвата, включая установки «невидимости» наших объектов для радаров потенциального противника. Руководила производственным процессом Тамара Ивановна – грузная женщина лет шестидесяти с огромным опытом работы в различных отраслях приборостроения. В 1983 году она даже участвовала в спутниковой программе БИОН и «запускала в космос» первых советских обезьян, которыми были шимпанзе Абрек и Бион. Ещё одним из уважаемых членов нашего небольшого монтажного участка был Михалыч, который помимо прочего более двадцати лет отработал на Ленинградском Оптико-Механическом Объединении (ЛОМО). У этих людей я научился многим полезным в нашей профессии навыкам и умениям, например - изготовлению шаблонов и жгутов различной степени сложности. Симбиоз прикладного искусства, известного лишь представителям оборонного комплекса, в сочетании применения современной элементной базы и новых технологий – вот принцип, который стал основополагающим в нашей конторе. Эта была в высшей степени необходимая для меня профессиональная «школа», по окончании которой я мог собирать практически любые приборы, была бы необходимая для этой цели конструкторская документация!.. Ещё одним «новобранцем» на участке, помимо меня, была монтажница Лена – женщина за сорок, молчаливая и старательная. Чуть позже появился Стас – «врун, болтун и хохотун» по определению Высоцкого, который к тому же в советское время числился «лабухом» в ресторане «Астория», где имел честь играть на гитаре. Живость его характера, а также любовь к байкам и посторонним разговорам в рабочее время привели к тому, что Тамара Ивановна стала «прессовать» нового монтажника подобно тому, как в армии «деды» учат уму-разуму «салаг», стремясь обучить жёсткой дисциплине. Одно время удручённый тем, что ему постоянно «затыкают рот» и обращаются с ним предвзято и «несправедливо», Стас даже хотел уволиться, но я посоветовал ему «выждать». И впрямь, спустя некоторое время наша бригадирша немного привыкла к шумному характеру бывшего «лабуха» и стала к нему гораздо снисходительней, к тому же он оказался совсем неплохим специалистом. Кроме монтажного участка у нас на производстве был слесарно-сборочный цех и административный отдел, возглавляемый Поповым – выпускником так называемого Физтеха, знаменитого Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе, что располагался на Политехнической улице. Самая распространённая шутка в нашей конторе была, что директор Попов – потомок того самого человека, который изобрёл радио. Многие верили этому, особенно «новички».

А в конце марта вернулась Мария. Я встречал её на Ладожском вокзале и сперва даже не узнал. «Что это за тётка, которая машет мне рукой, - подумал я, несколько растерянно, - неужели?..» Да, это была моя подруга, видимо за три месяца разлуки я успел отвыкнуть от её милых некогда черт. Кроме того, трое суток в поезде никого не красят, лицо, несмотря на радость встречи, выглядело усталым, а в уголках глаз залегли морщинки. Понемногу шок от встречи начал проходить, и я стал понемногу «узнавать» прежнюю Марию. Скованность и неловкость испарились, и мы с шутками и прибаутками путешествовали с вокзала к себе домой. Сначала в метро, а потом и в автобусе. Сжимая ручку чемодана своей подруги, я думал про себя, глядя в её улыбающееся лицо, – «Какое счастье, что мы снова вместе!..»