То, что она очень некрасива, Лиза Лялина поняла еще в школе, когда в старших классах мальчики перестали дергать девочек за косички и начали с ними дружить. Почти со всеми, но не с ней. Ее, как в первом классе прозвали Лиза-крокодил, так и продолжали называть. Конечно, ей было обидно, но девочка, внимательно рассмотрев свое отражение в зеркале, сообразила, что одноклассники не так уж неправы, и, выплакавшись ночью в подушку, поняла, что ей надеяться не на что.
Лиза была не по возрасту умна и понимала, что ее природную некрасивость отчасти могут помочь завуалировать хорошая одежда, прическа и макияж, но, чтобы иметь все это, необходимо было сначала получить образование, начать работать и завести полезные знакомства с фарцовщиками. Просить или, тем более, требовать что-либо у матери, и так постоянно работавшей на двух работах одновременно, у девочки не повернулся бы язык.
Отец бросил их в тот день, когда Лиза появилась на свет. Он все сделал так, чтобы избежать большого скандала - отправив жену в роддом, собрал вещи и ушел из дома к другой женщине. Во всяком случае, так было написано в прощальной записке, которую он "любезно" соизволил оставить на столе.
Ее мать, Анна Михайловна, оказалась женщиной гордой. Она не стала унижаться - искать беглеца-подлеца, устраивать ему неприятности через партком, профком и комитет комсомола, требовать алименты и так далее. Наоборот, она через несколько дней после выписки из роддома записала дочку на свою девичью фамилию, дав ей отчество по имени деда. В соответствующей графе Свидетельства о рождении дочери, Елизаветы Михайловны Седовой, мать попросила поставить прочерк, чтобы лишить горе-папашу права общаться с ребенком, если он, конечно, когда-нибудь захочет этого, а, заодно, лишила его права в старости претендовать на алименты от дочери, которую он не захотел даже увидеть.
Анечкины подруги сочли такую гордость проявлением глупости и посоветовали молоденькой дурочке одуматься, но она не прислушалась к их мнению, отмахнулась от советчиц, как от назойливых мух, и поступила по-своему. Наивная молодая женщина искренне считала свой поступок изощренной местью. Ее не смущало то, что не только общаться с дочерью, но даже один единственный раз увидеть ее бывший отец не пожелал, о старости пока не задумывался, а родить другого ребенка, и даже не одного, от другой женщины ему абсолютно ничего не мешало.
Позже Анна Михайловна дважды пыталась устроить свою жизнь.
Второй ее брак с сыном одной из многочисленных приятельниц матери, Веры Егоровны, был навязан ей родителями, и продлился всего полтора месяца. Муж, которого мать аттестовала дочери, как хорошего и правильного человека, таковым оставался только до свадьбы, а после нее очень быстро показал себя "во всей красе".
Избалованный до свинства маменькин сынок оказался домашним садистом, подобострастно трепетавшим перед теми, кто был сильнее его, и становившимся безжалостным палачом по отношению к слабым, то есть к собственной жене и ее дочери. Отчим с наслаждением измывался над трехлетней Лизой, выдавая издевательства над ни в чем не повинной девчушкой за процесс воспитания неуправляемого и вредного ребенка, все и всегда делающего ему назло.
Будучи довольно быстро пойманным Аней на лжи, он был безжалостно изгнан. Мать Анны, которую зять вполне устраивал, а его отношение к внучке, которую она откровенно недолюбливала, не волновало, их разрывом была крайне недовольна. Отец же полностью доверял супруге, и в домашние проблемы обыкновения вмешиваться не имел.
Через пару месяцев после второго развода дочери ее родители затеяли в квартире мелкий косметический ремонт. Использовать для таких целей труд солдат-срочников генеральша Седова, под предлогом заботы о репутации мужа, на сей раз почему-то не пожелала, и стала искать гражданских мастеров. Как водилось в те годы, по-настоящему хорошую бригаду рабочих-ремонтников, не сдирающих с клиентов семь шкур, найти было почти невозможно. Люди, которым посчастливилось иметь такие полезные знакомства, передавали их друг другу из рук в руки, как драгоценность.
Седовым невероятно повезло - их домработница Клава порекомендовала им своего давнего знакомого, хорошего мастера, работавшего на стройке, а в свободное время подрабатывавшего ремонтами квартир. Он работал один, без бригады, умел делать все, ремонты делал подолгу, но на совесть, и плату брал относительно невысокую. Так в их дом пришел Николай Иванович Лялин.
Он был старше Ани почти на двадцать пять лет. Тихий, непьющий, работящий мужчина сразу приглянулся Анне Михайловне, а она явно понравилась ему, но, наученная горьким опытом, на сей раз женщина не торопилась и была осторожна. Анечка уже понимала, что любовь любовью, но ей нужен был не только муж, но и добрый отчим ребенку.
Она была приятно удивлена тому, что Николай Иванович и Лиза очень быстро привязались друг к другу. Когда он работал, девчушка обязательно была где-то рядом. Они часами о чем-то болтали и смеялись. Когда Аня прислушалась к их разговорам, обнаружилось, что Лялин, работая, одновременно рассказывает девочке сказки. Он знал их великое множество, рассказывал талантливо, в лицах, устраивая ребенку целые спектакли, наподобие театра у микрофона. А еще он время от времени рассказывал Лизаньке сказки собственного сочинения, придумывая забавные продолжения к ее любимым мультфильмам и истории приключений ее кукол, которые якобы происходили, пока Лиза спала. Обнаружив это, Аня успокоилась и приняла ухаживания Николая.
Когда ремонт в квартире Седовых был окончен, Николай Иванович сделал предложение Анне Михайловне и, получив согласие невесты, попросил у почти четырехлетней Лизы разрешения стать ее папой. Девочка была в восторге, но поставила одно условие. Она хотела, чтобы дядя Коля каждый день рассказывал ей на ночь сказку. В обмен Николай попросил, чтобы она называла его папой.
Через два месяца Аня вышла замуж в третий раз, на сей раз против воли родителей. Зять-детдомовец, строительный рабочий, не имевший высшего образования, связей, и живший в старом деревянном бараке без удобств на окраине Москвы, был не по рангу ее родителям-снобам, кичившимся генеральскими погонами главы семьи и его предков, и желавшим выдать свою дочь замуж непременно за сына какого-нибудь номенклатурного работника или высокопоставленного военного.
Когда Анечка и Николай сообщили им, что собираются пожениться, и уже подали заявление в ЗАГС, родители не стали ни уговаривать ее отказаться от брака с неподходящим женихом, ни скандалить. Они отнеслись к новости, как к свершившемуся факту, и просто предупредили дочку, что Николая Ивановича Лялина жить в свой дом не пустят никогда.
Анну их заявление напугало, но отказаться от намерения выйти замуж за Лялина не заставило. Девушка ответила, что, в таком случае, она заберет Лизу и уйдет жить к Коле. Тогда Анечке было сказано, что она, принимая решение переселиться к товарищу Лялину, делает вполне определенный выбор, и должна понимать, каковы будут последствия. Девушке объяснили, что решение ее будет окончательным, возврата в родительский дом не будет ни при каких обстоятельствах, и на помощь с их стороны ей также рассчитывать не придется даже в том случае, если она, поняв, какую чудовищную ошибку совершила, разведется с мужем, приползет к родителям на коленях и будет валяться у них в ногах, вымаливая прощение.
Анна Михайловна молча выслушала их ультиматум, а потом, вместе с Лизой, переселилась из родительской квартиры на улице Горького к своему Коленьке в его маленькую комнатушку, в которой помещались только стол, шкаф и кровать. По требованию матери Анечка ушла из дома с пустыми руками – ей не было позволено взять с собой ни свои вещи, ни одежду и игрушки Лизы. Ее мать мотивировала свой запрет тем, что жене рабочего не полагается одеваться, как дочери генерала.
Анну Михайловну трясло от гнева и унижения, но она понимала, что мать, недолюбливавшая не только внучку, но и дочь, использует сложившуюся ситуацию для того, чтобы выставить их из дома, сжигая все мосты, а отец, сохраняя молчание, позволяет супруге это сделать.
Девушка, потрясенная бесчеловечностью своих родителей, покинула их дом. Она дрожала от страха перед неизвестной ей взрослой жизнью простого человека, но надеялась, что Коленька поможет ей освоиться в этой новой реальности, и искренне хотела стать ему хорошей женой.
Впоследствии Анна Михайловна ни разу не пожалела о том, что вышла замуж за Николая Ивановича. Он оказался очень хорошим, добрым и домашним, но очень одиноким человеком, обретшим, наконец, свою семью. Он безумно любил Аню и Лизу, и, как мог, заботился о них. Он терпеливо учил свою неприспособленную к самостоятельной жизни жену вести домашнее хозяйство и радовался каждому ее успеху. К девочке он относился так, как далеко не каждый родной отец относится к собственной дочери.
Уже через полгода после свадьбы Николай Иванович удочерил Лизу. Елизавета Михайловна Седова стала Елизаветой Николаевной Лялиной, а дома – папиным котенком. А еще через год, когда ей было пять с половиной лет, при расселении их барака, семья совершенно неожиданно получила прекрасную трехкомнатную квартиру в Кузьминках.
Анечка была несказанно удивлена – она думала, что им дадут однокомнатную или, в самом лучшем случае, небольшую двухкомнатную квартирку, но Николай объяснил, что ему, как инвалиду войны, полагается дополнительная жилплощадь. К тому времени Анна Михайловна уже знала, как устроена жизнь обычного человека, и неплохо понимала, что простой рабочий не мог получить трехкомнатную квартиру на семью из трех человек в обход установленных правил даже, если он - инвалид войны, и действительно имеет право на какие-то льготы. Она понимала и то, что муж что-то ей недоговаривает, но расспрашивать его не решалась. Заподозрить своего отца в том, что он мог пойти против воли супруги и помочь зятю получить хорошую квартиру, у нее не было никаких оснований, а деда, симпатизировавшего Николаю, уже не было в живых. В конце концов, устав ломать себе голову вопросами, ответы на которые ей были недоступны, женщина почла за благо сделать вид, что не сомневается в истинности слов мужа и больше к этому вопросу не возвращаться.
При переезде в новую квартиру, в другой район, перед родителями встала проблема, не понаслышке известная всем семьям с маленькими детьми. Нужно было перевести Лизу в другой детский сад, поближе к дому. Проблема оказалась практически невыполнимой – ни в одном детском саду района не оказалось свободных мест. Аня и Коля тщетно полгода обивали пороги различных инстанций, а потом сообразили, что шестилетнюю девочку проще сразу отправить в школу.
Первого сентября 1975 года, вместе с первым звонком, начались Лизины страдания. Некрасивую девочку-отличницу сразу невзлюбили одноклассники. Над ней издевались все желающие. К ней приклеили кличку Лиза-крокодил. Девочка терпела очень долго, но однажды, когда Николай Иванович, придя с работы раньше жены, обнаружил ее избитой и в слезах, она рассказала ему о том, что с ней происходит в школе.
Он поступил по-мужски – разобрался с обидчиками самостоятельно, не вовлекая в конфликт ни жену, ни школу. Мало не показалось никому. С того времени издевательства одноклассников над ребенком прекратились – все знали, что у папы Лизы-крокодилицы расправа скорая, а рука тяжелая, и старались на его гнев не нарываться.
Когда девочка училась во втором классе, родители показали ей красочно оформленную открытку и сказали, что записались в очередь в детский магазин, и скоро подарят ей давно выпрашиваемого братика или сестричку, в зависимости от того, кто будет продаваться в магазине, когда к концу февраля подойдет их очередь купить ребеночка. Лиза с нетерпением ждала подарка и предвкушала, как папа будет по вечерам рассказывать сказки им обоим. Каждый день девочка напоминала матери, чтобы та не забыла отметиться в очереди на ребенка, угрожая объявить голодовку, если их из той очереди исключат.
Они с мамой учились шить и вязать, чтобы одевать маленького человечка, которого уже назвали Валечкой, не в стандартные магазинные одежки, а в вещи, сшитые и связанные их любящими руками. Отец бегал по магазинам, отмечаясь в очередях на кроватку и коляску, но они никому не потребовались.
По первому снежку Анна Михайловна, возвращаясь домой с работы, поскользнулась на проезжей части и упала, сильно ударившись животом о тротуарный бордюр. С трудом женщина дошла до дома, откуда с обильным кровотечением ее увезли в больницу на "Скорой". Когда она пришла в себя после наркоза, врачи сказали ей, что ребенка спасти не удалось. К одной ужасной новости добавилась другая – медики предупредили Анечку, что больше забеременеть у нее, скорее всего, не получится.
Сообщить Лизе, что Валечки не будет, пришлось Николаю Ивановичу. Мужественный человек, повидавший на своем веку много горя, рано потерявший родителей, после смерти бабушки воспитывавшийся в детском доме, прошедший войну фронтовым разведчиком, перенесший несколько тяжелейших ранений, последнее из которых сделало его на всю жизнь инвалидом, оказавшийся после войны репрессированным за одно неостророжное высказывание, начавший после реабилитации жизнь практически заново и сумевший не потерять себя, на сей раз растерялся. Он, видевший на фронте, в госпиталях и лагерях множество смертей, не знал, что сказать девочке, чтобы не очень сильно травмировать ее. Только через два дня отец сообразил сказать Лизе, что Валечка был очень болен и, вместо того, чтобы приехать жить к ним, стал прекрасной белой птицей - журавлем. Анна Михайловна была в больнице и не видела, как вместе горько плакали по Валечке ее муж и дочь.
Сама она неожиданно легко пережила потерю нерожденного ребенка, найдя утешение в своем горьком опыте. Когда-то она тоже хотела иметь братика или сестричку, но, когда ребенок появился на свет, вместо радости получила большую неприятность. Родители, заимев долгожданного сына Сережу, продолжателя рода и династии военнослужащих, все свое внимание и любовь отдали ему, а на ее долю остались жалкие крохи, изредка перепадавшие ей от отца. Мать же вела себя так, словно вообще забыла, что у нее, кроме сына, есть еще дочь. Анечка не хотела такой участи для Лизы и утешилась тем, что ее девочке такая судьба больше не грозит.
Шли годы. Лиза подрастала. Анна Михайловна постепенно подходила к тому возрасту, который принято называть зрелостью, а Николай Иванович старел, но следил за собой и хорохорился перед молодой женой изо всех сил. Казалось, что их налаженной, благополучной и счастливой жизни ничто не угрожает. Но это им только казалось. Все закончилось в один момент, когда, торопясь с работы домой, он, чувствуя себя молодым и счастливым, неосторожно переходил через дорогу…
В тот сентябрьский вечер 1983 года Анна Михайловна и Лиза остались одни…
Аня очень тяжело пережила потерю Николая. Все, кто ее знал, думали, что женщина помешалась от горя. Она долго не могла поверить в то, что любимого мужа больше нет, и никогда уже не будет. Дни складывались в недели, а застывшая в своем горе вдова продолжала говорить о своем Коленьке, как о живом, вязать ему теплые носки на зиму, и каждый вечер, приготовив ужин из его любимых блюд, стоять у окна и ждать его с работы, а потом, ночью, даже не плакать, а скулить, как больной щенок.
Выйти из ступора ей помогла Лиза. Четырнадцатилетней девочке не хватило сил одновременно перенести и потерю обожаемого отца, и депрессию матери, и страх того, что мать сошла с ума, и свою заброшенность и ненужность. Однажды, приблизительно через месяц после сорокового дня, когда мать, купившая новый свитер для своего Коленьки, вечером стояла у окна и вновь ждала его с работы, Лиза не выдержала. У девочки началась страшная истерика – она аж взвыла от ужаса. Ее жуткий вой стал первым внешним раздражителем, проникшим в мозг Анны Михайловны после смерти Николая и пробившим брешь в стене горя и помешательства, за которой она жила уже несколько недель.
Взглядом, уже больше походящим на осмысленный, чем еще час назад, женщина оглянулась вокруг, увидела взахлеб рыдающую дочь, единственного оставшегося у нее родного человека, и поняла, что ради девочки она не имеет права распадаться на части. Ради дочери она должна собрать себя в кулак и, как бы ей самой плохо ни было, найти силы продолжать жить дальше. Лизины слезы спровоцировали у Анны Михайловны очищающую истерику. Обнявшись, осиротевшие женщины провылись, а потом, постепенно успокоившись, уцепились друг за друга, как за соломинки, и начали потихонечку выстраивать свою жизнь заново, но тут выяснилось, что проблемы у них только начинаются.
Пока был жив папа Коля, материальных проблем Лиза и ее мама не знали, и копейки в своем кошельке высчитывать не привыкли. Николай Иванович хорошо зарабатывал и обожал баловать своих девочек дорогими деликатесами с Центрального рынка и обновками. С его уходом для избалованных его любовью жены и дочери настали трудные времена…
Почти половина тех денег, которые Николай успел накопить на покупку дачи, была потрачена на достойные проводы и памятник. Оставшаяся сумма оказалась не бесконечной. Однажды она закончилась, и Анне Михайловне пришлось задуматься о том, как жить дальше. Николая Ивановича не было, и больше им надеяться было не на кого.
Об обращении за помощью к родителям не могло быть и речи. Анна не забыла того, что ей было сказано перед уходом из дома, и не собиралась тешить их самодурство своим унижением, тем более, что она отлично знала - если мать пообещала ей какие-то неприятности, жалости или сострадания ждать бесполезно. Что было обещано, то она и получит, тем более, что все прошедшие годы семейство Седовых последовательно исполняло свои обещания.
С того дня, когда она ушла из их дома, судьба дочки и внучки стала им безразлична. О происходящем в их семье Аня изредка узнавала из рассказов своей приятельницы, родители которой дружили с Седовыми. Она знала, что родители выставили ее перед всеми родственниками и знакомыми неблагодарной свиньей и потаскухой, изгнанной из семьи за многочисленные "похождения", но женщину их слова не трогали. Из разговора со случайно встреченной на улице своей бывшей учительницей, Анечка узнала, что ее брат Сергей, в котором родители души не чаяли, вырос весьма неблагополучным молодым человеком, но мать с отцом этого не замечали и продолжали считать неблагополучной ее.
При таком положении вещей Анне Михайловне оставалось радоваться тому, что Лизе платят небольшую пенсию по утере кормильца, а ей, как вдове фронтовика, инвалида войны, полагаются его льготы. В остальном ей оставалось надеяться только на Всевышнего.
Она сделала единственную вещь, которая была ей доступна. Чтобы выжить с ребенком на руках, Аня набрала подработок.
Шло время. Женщины жили на скромную Анечкину зарплату бухгалтера, те деньги, которые она получала за совместительство и скромную Лизину пенсию. По окончании девятого класса девочка начала подрабатывать на почте, разнося вечерние газеты. Женщины не бедствовали, но жили очень скромно и ничего лишнего позволить себе не могли. Их очень выручало то, что они обе неплохо шили и вязали, что позволяло экономить на одежде, но при этом выглядеть вполне прилично.
Уяснив, что ей, по природной некрасивости, надеяться на внимание мальчиков не приходится, Лиза запретила себе до окончания школы даже думать о них, и с головой погрузилась в учебу. Совместное с матерью преодоление жизненных трудностей привело к тому, что она очень рано повзрослела. Когда в десятом классе ее ровесницы еще витали в облаках, не в силах выбрать между театральным и медицинским институтами, девушка не хотела рисковать своим будущим ради глупых сиюминутных девчачьих амбиций и точно знала, что ей, не имеющей достаточных средств для оплаты услуг репетиторов, готовиться к поступлению в институт придется самостоятельно, а посему, профессию придется выбирать весьма прозаическую и непрестижную, из тех, на обучение которым в ВУЗах чаще всего случается недобор. В восьмидесятые годы прошлого века такой была престижная ныне профессия бухгалтера.
Став студенткой, Лиза утром ходила на занятия, а по вечерам все так же подрабатывала разноской газет. Ее зарплата и стипендия были для семьи совсем не лишними. Они помогали Лялиным жить скромно, но вполне прилично. О молодых людях девушка даже не помышляла. Юношей-москвичей в Плехановской богадельне училось так мало, что их не хватало даже красивым и модно одетым девушкам. Лизу-крокодилицу, которую в институте переименовали в Лизу-замухрышку, они не замечали. Девушке было обидно, но она смирилась со своей судьбой и вновь сосредоточилась на учебе.
Совсем скверно Лизе стало перед распределением, когда оживилась часть иногородних студентов, желавших любой ценой остаться в Москве. Поскольку девушки-москвички были далеко не дурами, отлично понимали, в чем состоит интерес их скоропостижно "пылко влюбленных" поклонников, и не собирались делиться с ними родительскими квадратными метрами, надеяться новоявленным "женихам" было не на что. Девушки наотрез отказывались принимать их ухаживания. От отчаяния один из них, Колька Воробьев по прозвищу "Гунявый", которому предстояло возвращаться домой в совхоз, все-таки обратил свое внимание на Лизу в расчете на то, что она, неизбалованная мужским вниманием, будет готова на все ради того, чтобы побывать замужем.
В тот мартовский день 1991 года Лиза готовилась к экзамену по научному коммунизму в институтской библиотеке. Когда она конспектировала одну из статей В.И.Ленина, к ее столу разболтанной походкой первого парня на деревне подошел тот самый Колька. Он взял стул, подсел к девушке, смерил Лизу презрительно-снисходительным взглядом и довольно громко заявил:
- Лялина, слушай сюда! Тебе, кикиморе болотной, все равно замуж никогда не выйти, а чтобы ребеночка родить тебе придется очень храброго мужика найти, заплатить ему и напоить так, чтобы он смог свое дело сделать. А я тебе могу помочь совсем бесплатно. За это ты оформишь со мной фиктивный брак и пропишешь меня к себе. Ты даром получишь штамп в паспорте и ребенка, а меня оставят в Москве. Соглашайся, пока я не передумал и не сделал предложение Катьке Матвеевой.
От гнева и унижения у Лизы перед глазами поплыли красные круги. Не вполне осознавая, что делает, и, каковы могут быть последствия ее поступка, она схватила со стола первую попавшуюся книгу и изо всех сил ударила Воробьева ею по голове. Как выяснилось чуть позже, орудием воспитания мерзавца оказался том сочинений В.И.Ленина. Если кто-то не знает или забыл, нелишне будет напомнить, что каждый том Полного Собрания Сочинений В.И.Ленина – это довольно толстая и тяжелая книга в красном переплете.
То ли силенок у девушки было маловато, то ли черепушка у мерзавца была особо крепкой, но убить его Лизе не удалось. Первые несколько секунд после удара Воробьев сидел спокойно, только изумленно хлопал глазами, но, увидев, что прозошедшее привлекло внимание присутствующих, он устроил целое представление. Он весь обмяк и свалился со стула, как мешок с костями. Вокруг него засуетились посетители и библиотекари, поверившие в то, что он действительно потерял сознание. Совместными усилиями Кольку "удалось привести в чувство" и отвести в институтский медпункт, откуда его отправили в больницу с подозрением на сотрясение мозга.
Разумеется, началось разбирательство. Лиза была потрясена тем, что никто из тех, кто в это время был в библиотеке, не вспомнил, за что именно, за какие слова, она ударила Воробьева, словно он не оскорблял ее, как женщину, причем, публично, а пел ей серенаду.
Наоборот, все дружно объединились против нее. Сокурсники пытались обвинить Лизу в покушении на убийство, хотя самого "убиенного" выписали из больницы уже на следующий день, поскольку, на Лизино счастье, никакого сотрясения у него в той больнице не обнаружили. Лиза считала, что этого гунявого хмыря вообще нельзя было заподозрить в сотрясении мозга, поскольку нельзя сотрясти то, чего нет. Однако, свое мнение она благоразумно оставила при себе.
Тем временем, Воробьев возжаждал отомстить Лизе. Он трезвонил на всех углах, что Лялина его грязно домогалась, шантажировала, требовала жениться на ней, убить пыталась за то, что он наотрез отказался вступать с ней в брак, а на шантаж и домогательства не поддался. Кроме того, он делал особый акцент на то, что ударила она его не чем-нибудь, а томом Ленина и, тем самым проявила свою антисоветскую сущность, оскорбила память Вождя мирового пролетариата, а также всю КПСС. Это было очень серьезное обвинение. За такое могли, если очень повезет, исключить из комсомола и из института. О том, что может быть, если не повезет, Лиза старалась не думать…
Девушке повезло так, как она и мечтать не смела. Комсомольское собрание, на котором должно было рассматриваться ее персональное дело, посетила парторг факультета, в которой Лиза с удивлением узнала женщину, сидевшую в тот день за соседним с ней столом, все видевшую, и даже не попытавшуюся принять участие в "реанимационных мероприятиях". Парторг спокойно просидела время регламентных процедур, внимательно выслушала первого и второго докладчиков, гневно осуждавших возмутительный поступок комсомолки Лялиной и ее разнузданное поведение, а потом попросила предоставить слово ей.
Выйдя на трибуну, парторг сообщила собравшимся, что она присутствовала при инциденте, и рассказала правду о том, что и как происходило. Участники собрания, быстро разобравшиеся в позиции парторга, и в том, что ее мнение – это будущее официальное мнение факультетского парткома, так же быстренько сделали вид, что сильно удивлены и начали возмущаться тем, что Колька ввел их, наивных овечек, в заблуждение. Воробьев увидел, что ситуация складывается не в его пользу, и с важным видом заявил:
- Не забывайте, Лялина ударила меня томом произведений Владимира Ильича Ленина и, тем самым, оскорбила Партию. Она – диссидентка, антисоветчица, а Вы ее покрываете.
- Оскорбленная девушка ударила Вас первым попавшимся тяжелым предметом, лежавшим на столе и попавшимся ей под руку. - парировала парторг. - Ничего антисоветского здесь нет. Просто немного неудачное стечение обстоятельств. Ударила бы любой другой книгой, так Вы бы тоже обязательно что-нибудь придумали.
- Значит, советскому человеку можно драться? Партия не против?
- Драться однозначно нельзя. Но, чисто по-человечески, Воробьев, есть ситуации, когда женщина имеет право дать по морде обидчику, и мы сейчас разбираем, как раз, тот самый случай. Не так уж сильно она Вас ударила. Даже сотрясения мозга у Вас, Николай Степанович, медики, к счастью, не обнаружили.
- Вы не допускаете возможности того, что могла произойти врачебная ошибка? – продолжал настаивать на своем Колька, почувствовавший, что на сей раз ему несдобровать.
- Вы забыли, что у нас, в Советском Союзе, лучшая в мире медицина? – парировала парторг.
- У меня на голове осталась очень болезненная шишка размером с куриное яйцо!
- Где Вы покупаете такие мелкие яйца? - язвительно поинтересовалась парторг.
- Она очень болезненна наощупь.
- Естественно! Прекратите предлагать всем желающим потрогать Ваше "украшение", и мозоль на нем скоро перестанет болеть.
- Я упал и потерял сознание!
- Вы не забыли, что я присутствовала при инциденте? У меня есть основания утверждать, что Вы упали специально, а обморок симулировали. Вы даже не побледнели! Стыдитесь, Воробьев! Вы устроили из честно заслуженного Вами тумака трагедию с политическим подтекстом на весь институт, словно за окном 1937 год, а не 1991-й. Остается только предполагать, что бы Вы устроили, если бы у Лялиной силенок было побольше, и она действительно сделала бы Вам сотрясение мозга. Хватит клеветать на человека, хватит сводить счеты. Подумайте лучше о себе и своей дальнейшей судьбе, тем более, что ею уже вплотную занялись деканат и партком факультета.
Воробьев испуганно скукожился.
- Некрасивая история, которую мы сейчас разбираем, связана с отказом студентки Лялиной зарегистрировать с Вами фиктивный брак. Хочу Вас разочаровать - Вы не придумали ничего нового. Ненависть к отказавшей женщине и месть ей являются типичным поведением для мужчин определенного склада.
- На что Вы намекаете?
- Я не намекаю, а утверждаю - Вы мстите девушке за то, что она разрушила Ваши планы покорения столицы и хорошенько врезала за нанесенное оскорбление.
- Вам известны мои планы? – язвительно поинтересовался Колька.
- Воробьев, Вы не придумали ничего нового. - устало ответила женщина. - Подобные истории случаются в каждом Московском и Ленинградском ВУЗе каждый учебный год. Просто обычно все происходит по-тихому, без публичных оскорблений с одной стороны, и рукоприкладства при посторонних - с другой. Перед моими глазами прошел не один десяток таких же корыстных мальчиков и девочек.
- Можно попросить Вас говорить по существу? – нагло потребовал Воробьев.
- Можно. – ответила парторг. - Вы желаете жениться на москвичке, чтобы получить московскую прописку и, соответственно, распределение на московское предприятие? Начнем с того, что это невозможно. Вы, Николай Степанович, являетесь целевым студентом, поступившим учиться в наш институт в рамках квоты, вне конкурса, по направлению автономной республики, в которой существует большой дефицит квалифицированных специалистов Вашего профиля. Когда Вы ехали учиться, Вас все устраивало?
- Допустим. - ответил Колька.
- Правильно. Вам не нужно было сдавать конкурсные экзамены наравне с другими абитуриентами, Вам сразу было гарантировано место в одном из лучших ВУЗов страны.
- Ну и что?
- За все хорошее надо платить, Воробьев. Вы воспользовались правом - следовательно, Вам предстоит исполнить вполне определенные обязанности, о которых Вы были предупреждены заранее.
- О чем идет речь? - поинтересовалась комсорг группы.
- Целевые студенты, получив образование, обязаны вернуться туда, откуда приехали, и отработать там определенное законом время. Если Вы, Воробьев, женитесь на москвичке, то не Вы получите распределение в Москву, а Ваша жена получит направление туда, куда обязаны вернуться Вы. Не иначе. Комиссия по распределению не имеет права разлучать супругов. Николай Степанович, Вы меня хорошо поняли? Партком факультета обещает Вам проследить, чтобы Вы обязательно вернулись домой. Там Вас очень ждут. Девушек-москвичек, не желающих получить соответствующее распределение, попрошу обратить особое внимание на то, о чем я говорила, во избежание неприятных сюрпризов. Целевых студентов у нас несколько человек, и некоторые из них, насколько я понимаю, перед окончанием обучения стали весьма предприимчивыми. Комсорг, Вас это тоже касается. Вы тоже целевая студентка.
Возразить парторгу девушка не посмела, но сидела, недовольно поджав губы.
- Я никому не хочу навязывать свое мнение и каким-либо образом влиять на ваше решение, но, мне кажется, комитету комсомола следует обсудить вопрос о том, насколько совместимо поведение Николая Воробьева с пребыванием в рядах ВЛКСМ.
Ссориться с парткомом не собирался никто, и Кольку немедленно исключили из комсомола. Хотели ходатайствовать об исключении его из института, но этот вопрос отпал сам собой, когда сообразили, что времени осталось слишком мало - пока вопрос будет решаться деканатом, а потом и ректоратом, Воробьев успеет окончить институт. Так что, ограничились обещанием отразить инцидент в характеристике, которую молодой специалист обязан будет представить при устройстве на работу.
Лизу слегка пожурили за рукоприкладство. На том дело и закончилось.
Девушке было противно. Она, и раньше очень мало общавшаяся со своими однокурсниками, теперь не разговаривала с ними совсем. Девушка ходила на занятия, успешно сдавала экзамены, но мечтала только о том, чтобы учеба поскорее закончилась, и можно было бы навсегда забыть о существовании этих лицемеров.
Прошло несколько месяцев, и Лиза закончила институт с красным дипломом. Начиналась взрослая жизнь…
1991 - 1992 годы.
Лизина мать, Анна Михайловна, с возрастом стала женщиной очень неглупой и практичной. Понимая, что молодого специалиста на работе встретят не только по диплому, но и по одежке, она к окончанию института справила дочке новый гардероб на все сезоны. Все вещи были импортными, купленными у фарцовщиков, которых она нашла через своих приятельниц и соседок по дому. Теперь Лизу было не стыдно выпускать во взрослую жизнь.
Анна Михайловна сделала еще одну важную вещь. Будучи рядовым бухгалтером на крупном предприятии, она очень хорошо знала нравы, царящие в женских коллективах, особенно, в бухгалтериях. Понимая, какой психологический прессинг предстоит переносить ее дочке в течение многих лет, мать постаралась подготовить Лизу к тем напастям, с которыми она может столкнуться на работе.
Она откровенно рассказала девушке, что ее ждет, и как необходимо себя вести, чтобы свести неприятности к минимуму и отбить у коллег охоту издеваться над молодым неопытным во всех смыслах человеком. Анна Михайловна не пугала свою дочь, а предупреждала о грядущих проблемах и пыталась помочь их избежать единственным доступным ей способом - советом.
Лиза отнеслась к наставлениям матери серьезно и с благодарностью приняла ее советы, как руководство к действию. В силу уже имевшегося у девушки весьма специфического жизненного опыта общения с одноклассниками и однокурсниками, она понимала, что на работе, кроме тех трудностей, о которых предупредила мать, ее ждут те же самые проблемы, что и в прошлом, только с поправкой на возраст и опыт тех, кто будет над ней издеваться. Приготовившись к худшему, Елизавета Николаевна Лялина вступила во взрослую жизнь.
Коллектив встретил Лизу настороженно и, мягко говоря, недоброжелательно. Прошло несколько месяцев, пока сослуживцы поняли, что новая сотрудница не так проста и наивна, как показалось им в самом начале. С коллегами она вела себя крайне осторожно и корректно, но неизменно ровно и доброжелательно. Старалась не давать поводов для сплетен, но, когда узнавала от "доброжелательниц" очередную небылицу о себе, сочиненную коллегами, реагировала достаточно резко, но до открытых конфликтов дело не доводила, ограничиваясь одной-двумя точными фразами, отбивавшими у сплетниц охоту продолжать обсуждение "интересной" темы. Не одна и не две женщины столкнулись с ее острым язычком...
При этом Елизавета Николаевна ни при каких обстоятельствах не ввязывалась в конфликты, ежедневно вспыхивающие в коллективе по самым разнообразным поводам, предпочитая оставаться сторонним наблюдателем женских разборок, и никогда не высказывала свое мнение по вопросам, не относящимся непосредственно к бухгалтерским операциям.
К этому довольно внушительному списку качеств, которые никогда не нравятся склочным женским коллективам, впоследствии добавился еще один страшнейший "грех" новенькой. Сколько бы ни пытались сослуживицы организовать интригу против самой Лизы, все выходило наоборот и неизменно оборачивалось против них.
Был еще один нюанс, страшно бесивший местных бездельниц. Лизу невозможно было заставить выполнять чужую работу. При первой же попытке более старшей сотрудницы приказать Лизе помочь коллеге, не успевающей кое-что сделать к установленному сроку, девушка ответила, что устные приказы ей могут отдавать только главный бухгалтер или его заместитель, а всех остальных, желающих порулить, она просит не беспокоиться.
Тогда скудоумные бездельницы решили попросить девушку "по-хорошему", но получили отказ. Уговоры, увещевания, попытки пристыдить или разжалобить и прочие, привычные в таких коллективах приемы манипуляции людьми, эффекта не давали. Всем манипуляторшам Лиза объясняла очень простую вещь – у каждого сотрудника есть своя работа и своя зарплата.
Тогда особо ретивые дамочки отправились с жалобами на непосильную нагрузку и бессердечность Елизаветы Николаевны к главному бухгалтеру в надежде на то, что тот приструнит молодую нахалку и волевым решением переложит на ее плечи часть их обязанностей.
И опять Лизе очень повезло. Главбух, Анатолий Александрович Мартынов, обаятельный мужчина далеко не первой молодости, втайне ей очень симпатизировал, если не сказать больше. Девушка догадывалась об этом и радовалась тому, что Анатолий Александрович очень боится гнева своей ревнивой и грозной жены, Юлии Николаевны, майора милиции, а посему, во избежание больших неприятностей на семейном фронте, ничего лишнего себе позволить не посмеет и ограничится отеческим отношением к молоденькой сотруднице.
Когда склочницы пришли к Анатолию Александровичу с жалобой на Лизу, он, не дававший молоденькую, очень способную и хорошо работавшую девушку в обиду местным интриганкам, посоветовал сотрудницам бухгалтерии не кляузничать на новенькую, а брать с нее пример и экономить рабочее время, чтобы успевать сделать все, что положено, или доплачивать из своего кармана человеку, который сделает их работу. После этого инцидента коллеги окончательно закрепили за Лизой репутацию редкостной стервы, но с тех пор перестали ее донимать.
К концу первого года работы жизнь Лизы и ее матери стала налаживаться. После распада Советского Союза в стране пышным цветом расцвел частный бизнес. Коммерческие фирмы появлялись с такой головокружительной скоростью и в таких количествах, что грибам после дождя угнаться за ними было нереально. Профессия бухгалтера стала престижной, а опытные специалисты с высшим профильным образованием оказались в большом дефиците.
Анна Михайловна, опытный бухгалтер, очень скоро нашла себе работу в коммерческой фирме с очень приличной, по тем временам, зарплатой. Лиза пока оставалась на том предприятии, куда получила распределение в институте. Ей нужно было отработать там два года. Девушке пока было рановато переходить к коммерсантам – нужно было наработать бухгалтерский стаж, чтобы можно было претендовать на приличную зарплату. Она работала усердно, понимая, что трудится ради своего будущего. Анатолий Александрович понимал, что способная и усидчивая девушка рано или поздно перейдет работать в частный сектор, и старался, в меру своих возможностей, подготовить Лизу к свободному плаванию.
Анна Михайловна, живо интересовавшаяся всем, что происходило у дочери на работе, и давшая ей много дельных советов, была очень довольна тем, как к ней относится начальник. Вначале она заподозрила, что Анатолий Александрович опекает Лизу отнюдь не бескорыстно, и немного забеспокоилась, но, с удовольствием послушав рассказы дочери о грозной майорше, держащей мужа в строгом ошейнике на коротком поводке, поняла, что домогательства старого козла ее девочке не грозят, и успокоилась.
Особенно понравился Анне Михайловне рассказ дочери о том, как коллектив бухгалтерии отметил Восьмое Марта. Разумеется, главный бухгалтер каждой из сотрудниц подарил букетик мимозы, помог женщинам приготовить закуски к принесенным напиткам и даже устроил им небольшой праздничный концерт. Оказалось, что Анатолий Александрович неплохо поет баритональные арии из опер и оперетт.
Правда, больше всего Лизиной маме понравилось не это, а феерическое появление супруги главбуха в самый разгар концерта и устроенная ею сцена ревности с обещанием при первом подозрении на кобеляж отстрелить мужу что-нибудь особо нужное из наградного пистолета. Анна Михайловна несколько раз просила дочку рассказать эту забавную сценку в лицах и каждый раз смеялась до слез. Лиза, которой было совсем не смешно наблюдать это происшествие наяву, не понимала причин такого веселья матери и списывала его на разницу восприятия одних и тех же событий людьми разного возраста.
К лету 1992 года женщины смогли отказаться от подработок и позволить себе отдых. Достаток и спокойная жизнь оказали благотворное влияние на Лизу. Она немного прибавила в весе. Ее фигура округлилась, утратила подростковую угловатость и болезненную худобу, движения стали плавными. Лиза стала женственной.
Округлившиеся щечки, на которых начал появляться нежный румянец, удачно подобранная "взрослая" прическа и небольшое количество со вкусом нанесенной косметики сотворили чудо. Лиза-крокодилица, Лиза-замухрышка перестала быть безнадежной дурнушкой.
Нет, чуда не случилось, этот гадкий утенок прекрасным лебедем не стал. Симпатичной женщиной Лизу назвать было нельзя - ее мордашка была, скорее пикантной, чем хорошенькой. Это было много лучше, чем вообще можно было бы ожидать, но для привлечения внимания немногочисленных мужчин, работающих в "цветнике" женского коллектива и избалованных назойливым женским вниманием до свинства, нужен был женский шарм, которого у девушки не было.
Лиза понимала, что в ней не хватает чего-то очень важного, основополагающего для женщины, но, по неопытности своей, не могла толково сформулировать, чего именно в ней нет и откуда это недостающее взять. Она интуитивно подозревала, что столкнулась с чем-то таким, что либо есть, либо нет, и старалась заменить нехватку обаяния остроумием. Идея оказалась удачной, и результат не замедлил сказаться – у Лизы появился сначала один ухажер в коллективе, а затем и второй, недавно переехавший с родителями в их дом сосед Эдик, маменькин сынок по призванию.
Лиза была достаточно умна, чтобы не заводить серьезных отношений на службе. Девушка понимала, что все подробности ее интимной жизни, благодаря длинным мужским языкам, и не менее длинным женским, очень скоро станут достоянием общественности, а уж "доброжелательницы" сумеют ими воспользоваться таким образом, чтобы сделать жизнь Лизы как можно более нестерпимой.
Поэтому с ухажером на службе девушка только оттачивала свои коготки, упражняясь в остроумии и совершенствуясь в навыках невинного флирта. Бабьих пересудов она все равно не избежала, но наклеенный на нее сплетницами ярлык холодной расчетливой стервы, походя динамящей мужиков, Елизавету Николаевну вполне устраивал.
Другое дело – Эдик. К нему Лиза поначалу отнеслась достаточно серьезно. Не то, чтобы она в него влюбилась или собиралась за него замуж. Просто нужно было с кем-то начинать…
- Так почему бы и не с Эдиком? - думала девушка, но интуитивно чувствовала, что в их, пока еще платонических, отношениях что-то не складывается.
Ей не нравилось то, что молодой человек, по вечерам охотно приходящий к ней в гости, не приглашает ее не только в театр, на концерт или в кафе, но даже на обычную прогулку в парк. Ее оскорбляло то, что он не знакомит ее со своими друзьями, но больше всего ее раздражала его манера являться в гости исключительно "под градусом". Разумеется, умная девушка сделала соответствующие выводы и не захотела ложиться с ним в постель.
Эти странные отношения начали тяготить Лизу месяца через два, но как прекратить их, не поссорившись с соседями, она не знала, а избежать ссоры ее просила мать. Еще несколько недель девушке приходилось терпеть визиты "ухажера" в ожидании удобного повода для разрыва. На ее счастье, 31 декабря 1992 года молодой человек "отличился" так, что не то, что об отношениях, а о самом продолжении знакомства речь уже не шла.
Эдик, сильно нетрезвый, явился к Лялиным под вечер, когда Лиза и Анна Михайловна уже готовили праздничный стол, и с порога заявил:
- Сегодня я останусь у тебя ночевать.
- Нет, не останешься. - твердо ответила девушка.
- Какая цаца! - возмутился Эдик. - Другая женщина была бы в восторге от такой перспективы!
- Вот и иди к ней. - посоветовала Лиза.
- Не боишься помереть целкой?
- Нет. - ответила закипающая девушка.
- Я собираюсь сделать тебе роскошный новогодний подарок - лишить тебя невинности!
Девушка от возмущения лишилась дара речи, а Анна Михайловна, услышав такое хамское заявление, вышла из кухни в коридор.
- Эдик, иди домой.
- Зря Вы меня гоните. - осклабился парень. - Лучше бы объяснили своей доченьке, что ей кривляться и изображать из себя недотрогу не стоит. Не этой страхолюдине, которую стыдно показать друзьям, набивать себе цену! Пусть пользуется моментом, иначе так и помрет девственницей!
Второй раз в жизни кровь бросилась Лизе в голову. Она схватила оказавшуюся под рукой швабру и, пока испуганный Эдик успел выбежать из квартиры, ударила его по спине так, что мерзавец протрезвел и завопил от боли. За первым ударом последовали другие. Лиза била мужика до тех пор, пока он, спьяну споткнувшийся и упавший на нижней ступеньке лестничного пролета, не поднялся и не побежал по лестнице на свой этаж на четвереньках.
Анна Михайловна с трудом увела дочь домой. Когда девушка немного успокоилась, мать решила поговорить с ней о произошедшем.
- Лиза, зачем ты избила Эдика?
- Мне нужно было поблагодарить его за "подарок"?
- Нет, но лезть в драку тоже нельзя.
- Он мало меня оскорбил? Нужно было больше?
- Какое бы оскорбление не было нанесено интеллигентному человеку, все равно ни скандалить, ни драться он не должен.
- Почему?
- Таким поведением ты ставишь себя на одну доску с хамом и, тем самым, унижаешь себя перед ним.
- У меня на этот счет другое мнение - с хамом нужно говорить на понятном ему языке и, при необходимости, не задумываясь, давать ему сдачи.
- Интеллигентный человек ни при каких обстоятельствах не имеет права опускаться до уровня хама!
- Тогда он становится легкой добычей и объектом для издевательств.
- Ничего подобного! - с апломбом заявила Анна Михайловна.
- Ты неправа. - ответила Лиза. - Я долго терпела поведение Эдика, не высказывая ему своих обид. И дождалась...
- Что ты терпела? - перебила ее мать.
- Ты считаешь, что он вел себя нормально?
- А ты думаешь иначе?
- Эдик хоть раз принес цветы?
- Папа тоже не дарил мне цветы.
- Не надо сравнивать - вы с папой скрывали свои отношения от твоих родителей, а ты Эдика поощряла.
- Хорошо. Я согласна - он неправ.
- Хоть раз он позвал меня на прогулку?
- Нет.
- Он хоть раз попытался меня поцеловать?
- Откуда я знаю?
- Ты видишь все. В твое отсутствие я его в дом не пускаю. Ну как? Целовал? Хотя бы в щеку?
- Нет.
- Ты и дальше будешь утверждать, что он вел себя нормально?
- Не буду. - нехотя согласилась Анна Михайловна, очень не любившая оказываться неправой.
- Как он вел себя сегодня?
- Мерзопакостно, но все равно ты не имела права бить его.
- Почему? Лиза- крокодилица рылом не вышла?
- Лиза!!!
- Что - Лиза? Я не юродивая! Я понимаю, что этот мерзавец сказал правду! Неприглядную, оскорбительную, жестокую, но правду!!! Зачем? Я все это знаю и без него! Я знаю о себе намного больше, чем он высказал! Я живу с этой правдой! Понимаешь - живу? Мне предстоит жить с ней до конца дней!
- Лиза, успокойся.
Просьба матери запоздала - остановиться девушка уже не могла.
- Ты знаешь, что это такое - прожить всю жизнь, зная, что у тебя никогда не будет ни мужа, ни ребенка? Никогда!
- Не надо высказываться так категорично. - попробовала успокоить дочь Анна Михайловна.
- Почему? Потому, что ты не хочешь этого слышать? Но это тоже правда, с которой я живу!
- Это не правда, а твои страхи...
- Страхи?! Мне в июне исполнится уже двадцать четыре года, а сколько у меня было ухажеров? Один Эдик, да и то мерзавец и алкоголик! Остальные мужчины меня в упор не видят! Я прозрачная!
- Ну и что? Зачем делать трагедию? Тебе исполнится не уже, а еще двадцать четыре года. У тебя вся жизнь впереди. Все еще будет...
- Не будет! Я - Лиза-крокодилица! Мне такие блага не положены! Ко мне замужние женщины уже относятся с пренебрежением. А что будет, когда мне будет сорок?
- Ничего особенного.
- Значит, отношение к себе, как к человеку не пойми какого сорта, я должна буду воспринимать как должное?
- Почему ты делишь людей по сортам?
- Потому, что первым сортом у нас являются замужние женщины, имеющие детей. Вторым - замужние, но бездетные. Третьим - разведенки. Четвертым...
- Прекрати говорить гадости! - перебила Лизу мать.
- Это не гадости! Это тоже правда, которую я знаю! Но слышать ни ее, ни то, что мне сегодня наговорил Эдик, я ни от кого не желаю! Не же-ла-ю!!! И я буду бить любого, кто позволит себе сказать мне в глаза то, что высказал сегодня этот мерзавец! Зверски буду бить!!!! Сколько сил хватит!!!!
- Лиза, откуда в тебе столько злобы?
- От "добрых" людей.
- Ты понимаешь, что Эдик может сходить к врачу, а потом подать на тебя заявление в милицию?
- Пусть идет.
- Лиза, один раз ты уже чуть не нажила большие неприятности...
- Ну и что? Теперь я должна бояться всех подряд? Глотать оскорбления, как шоколадные конфеты? Не буду!
- Лиза, подумай о будущем. Один раз тебе повезло, но это не значит, что повезет и во второй...
- Хватит, мама. Не переживай. Этот пачкун знает, что получил за дело, и никуда не пойдет. В конце концов, на сей раз мужик получил не томиком Ленина по башке, а пошлой шваброй по спине. Сегодня и завтра будет много таких избитых...
Новогодняя ночь была испорчена, но, тем не менее, девушка оказалась права - Эдик жаловаться на нее не пошел.
Разумеется, о продолжении знакомства между семьями не могло быть и речи. Молодой человек был в бешенстве, его родители – в ярости. Мать его сплетничала о разрыве отношений между своим драгоценным сыночком и Лизой со всеми соседками, разумеется, с каждой по отдельности и под строжайшим секретом. Разумеется, она рассказывала совсем не то, что произошло в действительности, а то, что сочинила сама, чтобы выгородить своего непутевого сынка и возложить, в глазах людей, ответственность за драку на Лизу.
Местным кумушкам было безразлично, говорит она правду или лжет. Главное – чтобы была интересная тема для обсуждения. Дворовый трибунал на дневных прогулках несколько недель увлеченно обсуждал происшествие, смаковал детали, пересчитывал синяки Эдика, а потом вынес вердикт о том, что Лиза Лялина – холодная и расчетливая стерва, придравшаяся к сущей мелочи, чтобы выгнать хорошего домашнего мужика только за то, что он мало зарабатывает и не может удовлетворить все ее неразумные запросы, которые растут день ото дня.
Самой Лизе сплетни соседок были безразличны, а их вердикт ее вполне устраивал.
1993 год
Лялины наслаждались отдыхом, покоем и достатком, который наконец-то посетил их дом, когда в один из февральских вечеров 1993 года к ним в гости пришла Ирка Родионова, бывшая одноклассница Лизы. После двух неудачных попыток поступить в медицинский институт она предпочла больше не испытывать судьбу. Девушка закончила медучилище и теперь работала медсестрой в какой-то больнице.
К Лялиным Ирка пришла сообщить, что двадцать девятого марта выходит замуж, и не просто пригласить Лизу на свадьбу, а предложить ей быть свидетельницей невесты.
О своем будущем муже Родионова рассказала немного. Его зовут Вадим Никольский. Он врач-анестезиолог в той же больнице, в которой работает она сама, он старше на семь лет – ему уже тридцать один год. Подает большие надежды, но не честолюбив. Очень любит ее, хочет иметь много детей и торопит со свадьбой. Жить они будут отдельно от родителей – сначала будут снимать квартиру, а потом, когда накопят денег, купят себе жилье.
Лиза удивилась неожиданному Иркиному приглашению, хотела отказаться, но женское любопытство взяло верх, и девушка согласилась быть свидетельницей невесты.
Когда гостья ушла, мать и дочь разговорились:
- Лизанька, как ты думаешь, почему Ира тебя пригласила на свадьбу, да еще и своей свидетельницей? Это же, как в сказке Леонида Филатова - "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть".
Вопрос матери был вполне резонным – Лиза была едва ли не последним человеком в их классе, кого Родионова могла бы пригласить на свою свадьбу. Их с Лизой не то, что подругами, приятельницами-то можно было назвать лишь с большим натягом.
- Не знаю, мамочка, но это неспроста. Какой-то интерес в этом у Ирки имеется, иначе она не вспомнила бы о моем существовании.
- Какой?
- Понятия не имею. Знаю только одно – Родионова просто так ничего никогда не делает.
- У тебя есть какие-нибудь предположения?
У Лизы были соображения, но они были настолько грязными и циничными, что посвящать в них свою наивную маму она не собиралась. Тем не менее, нужно было что-то ответить, и девушка озвучила то, что никак не потревожило бы покой ее матери:
- Только одно – она хочет в свидетельницы как можно более невзрачную женщину, чтобы на ее фоне выглядеть сногсшибательной красоткой.
- Самым лучшим фоном для того, чтобы подчеркнуть красоту невесты, является подвенечное платье. - возразила дочери Анна Михайловна. - Оно всегда делает женщину красавицей.
- Видимо, Ирке этого мало.
- Тогда надо сделать так, чтобы ты была как можно более эффектной.
- Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?
- Нет, доченька. Ты же знаешь - правильно подобранные платье и прическа способны творить чудеса. Вот мы и попробуем его сотворить. Можешь считать меня феей.
- Если тебе удастся осуществить задуманное, Ирка устроит скандал прямо на свадьбе – с нее станется. Мне это надо?
- Ну и что? Подумаешь – скандал закатит. Экая цаца! Дружить ты с ней не собираешься. Она с тобой - тоже. В крайнем случае, демонстративно встанешь и уйдешь прямо со свадьбы, и не будешь с ней общаться всю оставшуюся жизнь. Невелика потеря! Перед уходом можешь дать ей по морде. Я разрешаю!
- Мама, я могу ошибаться. Ее интерес может быть совершенно другим.
- Каким?
- Откуда я знаю?
- Все равно, тебе нужно новое платье.
- У меня их уже и так много.
- Много – не мало. Купим еще одно, шикарное.
- Не торопись, мамочка. Я еще окончательно не решила, пойду туда или нет.
- Куда ты денешься? Тебе самой безумно интересно, почему Иркин выбор пал на тебя, а не на Капустину или Филимонову.
- Как бы мой интерес не вышел мне боком…
Свадьба состоялась в назначенный день и была точно такой, какой и должна была быть среднестатистическая свадьба в 1993-м году, со всеми атрибутами, присущими тому времени - с белой "Чайкой" для невесты, обильно украшенной лентами и воздушными шариками, с кольцами на крыше и изрядно замызганной куклой на капоте, с длинным белым платьем, в котором Ирка совершенно не умела двигаться, с белой ажурной шляпой с широкими изогнутыми полями, которую она не умела носить, с букетами подмороженных роз и тюльпанов с цветочного базара у Белорусского вокзала, с загулом не по средствам в престижном "Славянском Базаре", с разношерстным скромно одетым коллективом гостей, с подругами-сослуживицами невесты, завидовавшими ей самой черной завистью и пришедшими на свадьбу в надежде познакомиться с друзьями жениха с вполне определенной целью. Друзей у Вадима было двое – Костик и Миша, а в качестве бонуса подружкам Ирки, присутствовал еще родной брат Вадима, двадцатилетний Андрей.
Бонус этот барышни оценить были не в состоянии, потому что всех их свел с ума одним лишь своим присутствием друг и одноклассник Вадима, тридцатиоднолетний красавец Михаил, бывший его свидетелем.
Лиза впервые увидела его издали в зале ожидания Дворца Бракосочетаний. Сначала Вадим долго злился на своего опаздывающего друга, а Ирка заметно нервничала. Мысленно Лиза отметила эту странность. Не такая уж важная птица свидетель, чтобы так переживать из-за отсутствия конкретной персоны, от которой требуется только закорючка, изображающая подпись, и фото на память. В крайнем случае, легко может чиркнуть ручкой кто-нибудь другой.
Потом Вадима с Ирой пригласили в кабинет улаживать какие-то формальности. Пока они там находились, Лиза терпеливо слушала похвальбу Иркиной матери, подробно рассказывавшей о том, сколько денег они потратили на наряд дочери, кольца, ресторан, фотографии, видеозапись и все остальное, включая свадебное путешествие куда-то в горы. Девушка уже стала уставать от болтовни будущей тещи Вадима и откровенно посматривать по сторонам, когда краешком глаза увидела, как в зал легкой походкой вошел высокий стройный мужчина в светло-сером костюме.
Мать жениха с явным облегчением заулыбалась и пошла навстречу опоздавшему. Они поздоровались, обнялись, расцеловались, а затем она вынула из сумочки и протянула этому человеку красную ленту свидетеля. Точно такую же она несколько минут назад помогла надеть Лизе. Маргарита Павловна и пришелец, оказавшийся стоящим к девушке спиной, о чем-то кратко поговорили, а потом она подвела его к группе гостей, стоящей поодаль, и представила сразу всем присутствующим.
Меньше, чем через минуту к гостям вернулись жених и невеста, а еще через несколько минут по селекторной связи в зал регистрации пригласили Ирину Родионову и Вадима Никольского. Вместо того, чтобы спокойно построиться и пройти в зал, не в меру нахрапистые родственники Родионовых, которым очень хотелось оказаться непременно в первом ряду гостей, энергично ринулись вперед, бесцеремонно расталкивая всех подряд.
В начавшейся давке Лизу сначала оттолкнули в сторону, а потом чуть не сбили с ног. Девушка непременно упала бы, если бы ее вовремя не подхватила очень милая немолодая женщина в шляпке старомодного фасона шапокляк.
- Спасибо. - благодарно улыбнулась Лиза.
- Давайте постоим в сторонке, деточка. - проворковала дама. - Пусть это стадо бизонов отбесится в свое удовольствие, а потом, когда распорядитель церемонии наведет порядок, мы присоединимся к табору.
- С удовольствием. - ответила девушка. - Меня зовут Лизой.
- А я - Нина Константиновна. Вы - подруга Ирины?
- Нет. Я ее бывшая одноклассница.
- Тем не менее, своей свидетельницей она пригласила быть Вас.
- Поверьте, для меня ее выбор до сих пор остается загадкой.
Нина Константиновна собиралась задать Лизе еще какой-то вопрос, но не успела. Много повидавшая и ко всему привычная служащая Дворца остановила табун "боевых бизонов" Родионовых, и помогла брачующимся, их свидетелям и гостям выстроиться по всем правилам. Из динамика грянул марш Мендельсона, тяжелые двери распахнулись, и вся группа прошла в зал регистраций.
В общей суматохе Лиза Мишу не разглядела. Теоретически понимала, что вот этот высокий крепкий длинноногий парень в сером костюме, лица которого ей не видно из-за загораживающей его Иркиной шляпы, – свидетель Вадима, но и только. Увидела вблизи она его только после регистрации, в машине, когда Миша, устроившись на переднем сиденье, повернулся к ним, чтобы разлить шампанское по бокалам.
Он был очень хорош собой - великолепные, чуть волнистые, темно-русые волосы, большие лучистые серые глаза с очень длинными пушистыми ресницами, соболиные брови, обворожительная улыбка красиво очерченных губ, приоткрывающая ровные белые зубы, и очаровательные ямочки, появившиеся на чисто выбритых щеках, когда он улыбнулся.
Эта бьющая в глаза красота, от которой у Лизы неожиданно перехватило дыхание, не понравилась девушке. Еще больше ей не понравилось то, что этого совсем незнакомого человека она воспринимала… родным и давно знакомым. Лиза удивилась сама себе. Чокнувшись бокалами с Ирой, Вадимом и Михаилом, она отпила глоточек шампанского, перемолвилась несколькими словами с присутствующими и отвернулась к окну. Ей нужно было немного подумать.
- Ирка нервничала из-за Михаила. - размышляла Лиза. - Сразу успокоилась, как только его увидела. Смотрит на него такими глазами... Спрашивается, как жених не замечает ее отношения к его другу? Ослеп он, что ли? Или его устраивает перспектива быть рогатым? Стоп. Не буду морочить себе голову. Мне нет никакого дела до их отношений. Я их с Михаилом вижу в первый и в последний раз в жизни. Посижу в ресторане часок-другой, вежливо откланяюсь и забуду об их существовании навсегда. Не буду рассказывать маме о том, что Лиза-крокодилица понадобилась Ирке, как пугало, только для того, чтобы ее хахаль не "запал" на ее же свидетельницу, рядом с которой он будет вынужден провести, как предполагает Родионова, весь вечер. А ну их всех к такой-то матери! Тем более, что мы уже приехали в этот претенциозный кабак.
За столом в ресторане Миша оказался сидящим между Лизой и матерью Вадима. Он взял на себя сразу две роли - Лизиного кавалера и тамады, и справлялся с ними блестяще.
Девушку Михаил окружил таким вниманием и заботой, что она забыла свое прозвище "Лиза-крокодил", отбросила мысли о том, почему она оказалась за этим столом, расслабилась и позволила себе удовольствие просто общаться с галантным кавалером и интересным собеседником. Всего через час после знакомства они беседовали так свободно, словно дружили всю жизнь.
От его ласкового взгляда и обворожительно-солнечной улыбки у Лизы сладко сжималось сердце, от звука его голоса оно не менее сладко трепетало. Комплименты кружили девушке голову. Запах его одеколона пьянил ее. Единственным огорчением для Лизы было то, что Миша временами отвлекался от нее ради того, чтобы произнести тост, хотя сам не пил ничего, кроме минеральной воды и сока.
Тосты сыпались из гостей с такой скоростью, что молодые еле успевали что-нибудь проглотить между поцелуями, которые явно не доставляли расстроенному Вадиму никакого удовольствия. При такой интенсивности потребления спиртного приблизительно через пару часов присутствующим перестало хватать крепких напитков и контроля за собственным поведением. Родители молодых, прихватив с подноса часть подарочных денег, отправились договариваться с администрацией ресторана о восполнении нехватки.
В создавшейся паузе крепко поддатым гостям, основательно потерявшим берега, как водится, захотелось петь и танцевать, благо оркестр в соседнем зале играл достаточно громко. Сначала жених и невеста изобразили нечто несуразное, что должно было считаться свадебным вальсом, а потом гости спьяну устроили такие дикие танцы-шманцы-обжиманцы, что оставшаяся за столом Лиза еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
Михаил пригласил Лизу на медленный танец, но, к своему крайнему неудовольствию, получил отказ. Вместо отказавшей ему девушки он тут же пригласил на танец обаятельную даму Нину Константиновну, сидевшую напротив них, причем сделал это весьма занятно.
Оказавшись между ней и ее соседкой по столу, эффектной белокурой женщиной лет сорока восьми-пятидесяти, он скользнул презрительно-надменным взглядом по лицу блондинки, резко повернулся к ней спиной и, подчеркнуто галантно, с обворожительной улыбкой, склонился к Нине Константиновне, помогая ей выйти из-за стола.
Лизе стало интересно и захотелось понаблюдать за этой странной троицей. Она могла поспорить, что молодой человек очень давно и хорошо знаком с обеими женщинами, по возрасту годящимися ему в матери. Девушка видела, как разозлилась и стала напиваться блондинка, вынужденная сидеть при муже, не желавшем танцевать. Лиза машинально отметила, что эта холеная женщина является большой поклонницей зеленого змея, и утратила к ней интерес - ее внимание привлекла танцующая пара.
Михаил вел в танце свою партнершу с такой очаровательной солнечной улыбкой, что у Лизы вновь перехватило дыхание. Она сидела далеко от них, и разговоров слышать не могла, но видела, что они что-то оживленно обсуждали и весело смеялись. Сразу было видно, что эти двое обожают друг друга и ведут себя непринужденно, как близкие родственники или старые друзья.
Миша выглядел таким домашним, теплым и родным, что у Лизы защемило сердце. Вначале она очень пожалела, что совсем не умеет танцевать, но потом сообразила, что ей не сожалеть, а радоваться надо, потому что с ней молодой человек, скорее всего, вел бы себя совершенно иначе, чем с пожилой родственницей, и не факт, что ей понравилось бы его поведение.
Заставив себя успокоиться, Лиза продолжала наблюдать за своим новым знакомым.
Потанцевав с Ниной Константиновной, и, галантно передав ее другому кавалеру, второму другу Вадима, Костику, Миша попытался покинуть импровизированный танцпол, но ему это сделать не удалось. К молодому человеку немедленно прилипла пьяненькая невеста, пожелавшая танцевать со свидетелем жениха. Лиза наблюдала за ним и во время этого танца. Девушка была поражена тем, что увидела совсем другого Михаила. Его галантность и очарование куда-то исчезли. Он вновь был надменен, холоден, и молча смотрел на что-то оживленно говорившую ему партнершу тяжелым взглядом, в котором сквозило презрение пополам с досадой. Чувствовалось, что слова и зазывные улыбки новобрачной его явно раздражали, и только нежелание привлекать внимание присутствующих к происходящему удерживало молодого человека от того, чтобы оттолкнуть ее и уйти.
Избавившись от навязчивой Ирки, претендовавшей на следующий танец, Миша потанцевал с тремя-четырьмя другими молодыми женщинами, предположительно, подругами или родственницами невесты. Лиза незаметно наблюдала за ним и во время этих танцев. Девушка была поражена тем, что опять увидела совсем другого, уже третьего по счету, Михаила. Его поведение опять изменилось. Теперь он вел себя, как ловелас и дамский угодник, этакий "врун, болтун и хохотун" местного разлива, "знаток бабских струн", пользующийся бешеным успехом у женщин, не обезображенных интеллектом.
В какой-то момент девушка поймала себя на том, что ревнует Мишу к партнершам. Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что один и тот же человек с разными людьми ведет себя по-разному, в зависимости от своего собственного отношения к ним и складывающейся ситуации. Ей было безразлично, как он обошелся с записной стервой Родионовой, но его обращение с другими молодыми женщинами ее раздражало. Хорошо, что танцы были быстрыми, и молодой человек до своих партнерш не дотрагивался.
Лизу напугали свои собственные эмоции. Не имея на то абсолютно никаких оснований, она относилась к молодому человеку, как к своей собственности, которой не желала делиться ни с кем. Она ревновала!
- Почему я ревную? – стала задавать себе вопросы Лиза, - Почему Миша кажется мне таким родным и давно знакомым? Почему я так разволновалась? Неужели я в него влюбилась?
Девушка страшно испугалась своего открытия.
- Нет. - думала Лиза. - Не может быть. Нельзя влюбиться вот так, с первого взгляда. Почему нельзя? Потому, что так показывают в фильмах? Оказывается, там показывают правду - любовь с первого взгляда бывает и в жизни. Что я делаю? Зачем я расслабилась от его внимания? Почему не задумалась о том, что он так ведет себя из вежливости? Положение обязывает его следовать традициям. Он делает то, что должен, и более ничего. Мне необходимо отвлечься от Миши и успокоиться. Нельзя мне в него влюбляться. Лизе-крокодилице такой красавец не положен по определению. Мужчина, который может просто так, за влажный взгляд лучистых глаз, солнечную улыбку и хорошо подвешенный язык, легко получить любую женщину, которую пожелает, на Лизу-замухрышку добровольно внимания обратить не может. Нечего и мечтать. Надо мной такой красавец может только посмеяться или поиздеваться.
Тут Лиза сообразила, что с ней Михаил обращался совсем иначе, чем с остальными молодыми женщинами - почти так же тепло, как с обаятельной дамой. Как только она задалась вопросом, почему с ней он ведет себя более галантно, чем требуется для соблюдения приличий, и без этого испуганной девушке пришла в голову такая страшная для нее мысль, что от ужаса ее мгновенно прошиб холодный пот:
- А если они оба используют меня, как пешку, в своих игрищах? С Иркой и так все ясно. Ее задача – не дать любовнику поближе познакомиться со своими красивыми подругами, подсунув ему на весь вечер, как громоотвод, Лизу-крокодилицу. Теперь Мишка. Для чего я могу понадобиться ему? Ну, конечно. Он зол на Ирку за это нелепое замужество и, наверняка, хочет ей отомстить, закрутив у нее на глазах бурный роман с другой женщиной. В этом случае моя внешность ему может быть даже полезна. Чем большую страхолюдину он выберет, тем сильнее разозлится Ирка, а он этого и добивается. Разумеется, основательно вымотав друг другу нервы, они, в конце концов, помирятся, и Мишка меня бросит. Мне будет очень больно, но эта боль будет не самым страшным из того, что со мной может случиться. Самое "интересное" начнется потом. Мишке моя дальнейшая судьба будет безразлична, а вот Ирке – нет. Для начала, она вытряхнет из своего любовника рассказ о наших отношениях, над которым оба весело посмеются. А потом она расскажет о наглости Лизы-крокодилицы своей матери и всем нашим одноклассникам. Языки у людей длинные, и впоследствии обо мне будет судачить весь район. А если учесть, что Ирка расскажет не только то, что узнает от Мишки, но и те гадости, которые приплетет сама, то сплетни будут такими, что петля покажется мне избавлением. Зря я приняла ее приглашение. Сидела бы спокойно дома, и не вляпалась бы в очередную передрягу. Как мне надоели интриги!
Неожиданно для себя, Лиза страшно разозлилась на Ирку и ее хахаля. Ей захотелось не просто успешно обороняться, а преподать такой урок поганцам, чтобы они потом размазывали по своим физиономиям не простые, а кровавые сопли. Как это сделать, для девушки было предельно ясно.
- Осталось только продумать стратегию и тактику, - подумала Лиза, - но делать это нужно очень быстро, пока Мишка танцует, поскольку в моем распоряжении есть только сегодняшний вечер.
Чтобы противники не заметили, что она сосредоточилась на своих мыслях, Лиза сделала вид, что наблюдает за той обаятельной немолодой дамой, которая сидела напротив нее. С немалым удивлением девушка обнаружила, что та тоже внимательно наблюдает за Мишкой и явно ждет, когда он освободится. Когда закончился его танец с очередной партнершей, Нина Константиновна встала и направилась к нему с самым решительным видом. Оркестр в соседнем зале заиграл следующую мелодию. Увидев, кто к нему идет, молодой человек обрадовался, обнял даму, расцеловал ее в обе щеки и повел, сообразуясь с возрастом партнерши, в медленном танце. Перед Лизой опять был очаровательный молодой мужчина, теплый и домашний.
Лиза видела, как Нина Константиновна начала ему что-то торопливо говорить, как улыбка Михаила погасла, лицо стало серьезным, озабоченным и совсем взрослым. Он внимательно слушал собеседницу и что-то отвечал, а потом вдруг в ответ на какие-то ее слова улыбнулся счастливой улыбкой, кивнул и что-то сказал. Дама расслабилась и тоже улыбнулась. Они тут же, не дожидаясь, когда умолкнет оркестр, завершили танец и направились к столу. Подведя Нину Константиновну к ее месту за столом, молодой человек галантно поцеловал ей руку, усадил поудобнее и вернулся на свое место, к Лизе.
Миша вернулся за стол гораздо более спокойным, чем был, когда уходил танцевать, но совсем успокоившимся он себя назвать не мог. У него в голове не укладывалось то, что Лиза отказалась от его приглашения на танец. Этого не могло быть потому, что не могло быть никогда.
Женщины были от него без ума и охотно соглашались на все – от танца до койки, лишь бы позвал. Избалованный их вниманием, Миша к отказам, прямо скажем, не привык. Он всегда был хозяином положения, играл в любовные игры только по своим правилам и смотрел на баб свысока. Только он решал, кто с ним будет (или не будет) спать, как будут складываться (или не складываться) отношения, когда они начнутся и когда закончатся. А тут вдруг эта нахальная пигалица Лиза посмела отказать ему в такой безобидной мелочи, как танец… Правда, она не пошла танцевать ни с кем другим, и это неожиданно очень порадовало Михаила, почему-то относившегося к незнакомой девушке, как к своей собственности, и не желавшего делить ее внимание с кем-либо еще.
Молодой человек был обескуражен и раздражен, но его заинтриговала независимость Лизы, и, соответственно, проснулся охотничий инстинкт. Он захотел познакомиться с девушкой поближе, очаровать ее и влюбить в себя. Миша хотел ее так, как не желал еще ни одну женщину. Вернувшись за стол и найдя там Лизу, он решил сразу взять быка за рога.
- Лиза, почему Вы не танцуете?
- Не умею. - честно ответила девушка.
Михаила ее ответ не удовлетворил.
- Пойдемте, я Вас научу. Обещаю, меньше, чем через час будете танцевать не хуже других.
- Нет. Не буду позориться.
- Так и будете скучать одна за столом?
- Я не скучаю – я наблюдаю за присутствующими. Презабавное зрелище. Хотите попробовать?
- Ну, что ж, давайте попробуем. - нехотя согласился Миша. - С чего начнем?
Поскольку Лизе было интересно, почему молодой человек был так галантен с обаятельной дамой и вел себя с ней, как родственник, девушка решила начать именно с нее.
- Давайте попробуем начать с той милой дамы, которая сидела напротив нас, а сейчас танцует с Вашим другом Константином и увлеченно что-то с ним обсуждает. Они – единственное светлое пятно на общем убогом фоне. Эта дама похожа на женщин Серебряного века. Не хватает только кружевного воротничка или пелеринки, непременно лорнета или пенсне, и томика Ахматовой или Игоря Северянина.
Миша весело рассмеялся. Лиза обиделась.
- Почему Вы смеетесь?
- Пожалуй, всю подноготную интересующей Вас персоны я выкладывать не буду, но кое-что рассказать могу, если уж она так Вам понравилась.
- Да, очень. Теперь редко встретишь настоящую даму. Все больше тетки с авоськами и бабушки в платочках.
- Между прочим, Вы ей тоже понравились. Она Вас назвала единственным светлым пятном в этой компании, разумеется, за исключением нас с Костиком и Вадима. Ее зовут Нина Константиновна Виноградова. Она - мать Костика, воспитавшая его и нас с Вадимом заодно.
- Как это?
- Мы с Костиком и Вадимом подружились еще в песочнице. Вслед за нами подружились наши матери, а потом, когда мы уже учились в школе, Нина Константиновна была нашим классным руководителем. Нашим с Вадимом мамам не нужно было отправлять нас на продленку - она каждый день после уроков забирала нас к себе домой, даже в старших классах, кормила, следила за тем, чтобы мы сделали уроки и прочли все, что должны прочесть мальчики, чтобы вырасти нормальными людьми. Вот и получилось, что вырастила и воспитала. Теперь мечтает вырастить наших детей и ругает нас с Костиком за то, что мы до сих пор ходим в холостяках.
- Она учительница? - Лиза сделала вид, что пропустила мимо ушей информацию о том, что ее кавалер не женат. - Сейчас попробую угадать, что преподает. Словесница?
- Угадали. А еще добрейшее существо на свете по прозвищу Шапокляк.
- Почему Шапокляк? Она не похожа…
- Нина Константиновна предпочитает шляпки именно такого фасона, как старуха из мультфильма. Старомодные, с небольшими полями, похожие на примятый цилиндр Черчилля. Они так и называются - шапокляк.
- Да, когда мы с ней познакомились, на ней была именно такая шляпа.
- Вы и познакомиться успели?
- Да. Если бы не она, Родионовы бы меня растоптали.
- Вы никогда не задумывались, откуда у сказочной злодейки взялось такое забавное имя?
- Нет.
- Фасон ее шляпки. Дети заметили, что у любимой учительницы такие же, и пошло-поехало…
- Наверное, она очень обижается на них?
- Ни в одном глазу. Говорю же – добрейшее существо. Прозвище ей даже нравится. Мы с Костиком частенько обращаемся к ней именно так.
- А лорнет у нее есть?
- А он ей нужен? Нина Константиновна и без очков видит шпаргалки на камчатке.
- А для солидности?
- Спасибо за удачную подсказку. Пожалуй, приколюсь, подарю ей на День Рождения антикварный лорнет с простыми стеклами. Думаю, он ей понравится. Я удовлетворил Ваше любопытство?
- Да. - улыбнулась Лиза.
- Давайте теперь понаблюдаем за кем-нибудь другим.
- Хорошо. Посмотрите на танцующих. Только внимательно, долго, понаблюдайте за тем, что они вытворяют.
Миша понаблюдал за пьяными, пузатыми, потными и уже немолодыми мужиками, с грацией взбесившихся орангутангов исполняющих нечто вроде ритуального танца воинов племени людоедов, только что плотно пообедавших Куком и его командой, у которых от переедания начались судороги всех конечностей, за их не менее пьяными женами, занятыми приблизительно тем же, но трясущими при этом не только руками и ногами, но и своими пышными, уже явно увядающими, формами, обтянутыми узковатыми для них платьями. Это выглядело так потешно, что на второй минуте наблюдений он громко и заразительно расхохотался. Успокоиться Михаил не мог долго, а, когда ему все же это удалось, он захотел продолжения.
- Лиза, у Вас талант наблюдателя. Я давно так не смеялся. Давайте продолжим…
- Некогда, Миша. У нас, кажется, начинаются проблемы – Ваша пьяная пассия увидела нас с Вами, мирно беседующими, и даже смеющимися, что, как Вы сами понимаете, не входит в ее планы. Насколько я вижу, она уже взбесилась от ревности, и сейчас явно ищет подходящий повод улизнуть от мужа, чтобы устроить нам образцово-показательный скандальчик. Скоро она этот повод найдет, и тогда…
Закончить фразу Лиза не успела – Михаил перебил ее:
- Она не моя пассия, и может беситься, сколько захочет. Меня это не волнует.
- Вы не поняли? Назревает скандал, который ни в коем случае нельзя допустить.
- Почему Вы так озабочены соблюдением приличий в этой совершенно непристойной компании?
- Опозорится ведь, дура, перед гостями, свекровью, мужем. Себя и Вадима в грязи изваляет. Вам, кстати, тоже не поздоровится.
- А Вам? – спросил Михаил.
- Мне – в первую очередь. Пожалуйста, сделайте что-нибудь…
- И не подумаю. Это ее свадьба, ее гости, ее муж и ее репутация. Пусть сама думает, нужен ей такой позор или нет.
- Судя по тому, что она вытворяет, думать ей нечем.
- Тогда пусть изваляется еще и в этой грязи. Судя по всему, ей не привыкать. А Вы, Лиза, ничего не бойтесь. Я сумею Вас защитить. Отнеситесь к происходящему проще и ни во что не ввязывайтесь. Если невесте хочется поскандалить – флаг ей в руки. Может даже драку устроить, если ей спьяну приспичит соблюсти народные традиции. На деревенской свадьбе драка – обычное дело, и считается очень хорошей приметой.
- Своего, якобы, друга Вы пощадить не собираетесь? Вы присутствуете не только на Иркиной, но и на его свадьбе, а его новоиспеченная жена собирается устроить сцену ревности его же другу только за то, что он посмел общаться с другой женщиной. Этим скандалом она опозорит Вадима перед всеми. Вам это безразлично?
Больше Лиза не успела сказать ничего. Пьяная Ирина, сделавшая вид, что подошла к столу выпить воды, ненавидящим взглядом посмотрела на девушку и злобно прошипела:
- Мишенька, ты решил отомстить мне, закрутив у меня на глазах роман с Лизкой-крокодилицей? Специально выбрал самую страшную из баб или так напился, что и правда принял ее за женщину?
- Заткни свое поганое хайло, наглая курица! – рявкнул Михаил.
От удивления Ирка на секунду замолчала.
- Вадим! - громко, так, чтобы услышал стоявший довольно далеко от них невеселый молодожен-рогоносец, позвал Миша. - Твоя жена выпила лишнего, и теперь ей душновато. Помоги супруге выйти на воздух!
Вадим немедленно приблизился, демонстративно, по-хозяйски крепко, приобнял свою жену за талию так, чтобы не вырвалась, и увел к чуть приоткрытому окну, якобы подышать.
- Вот и все! Как видите, большой скандал не состоялся. – сказал Михаил.
- Пока не состоялся. – поправила его Лиза, старательно скрывая эмоции. – Вы плохо знаете Ирину. Если она какую-то гадость замыслила, то сделает обязательно. Вот увидите.
- Мать Тереза, оставьте в покое "репутацию" невесты. Не мешайте свинье валяться в помоях.
- Мне жалко Вадима.
- Не стоит жалеть того, кто сам себя не пожалел. Пойдемте лучше учиться танцевать, пока родственники Родионовых не начали петь частушки.
- Сказала же, не хочу позориться перед гостями.
- Лиза, посмотрите, какие они пьяные. Эти свиньи уже ничего вокруг себя не видят, кроме рюмки, а уж нас не заметят точно.
- А Шапокляк?
- Она сидит к нам спиной.
- Повернется. Когда Вы танцевали, она за Вами наблюдала.
- Теперь не повернется даже, если мы вообще сбежим отсюда. - успокоил ее Миша.
- Вы с ума сошли?
- Почему? Что лучше - сидеть в этой клоаке и дышать миазмами алкоголиков, или вместе прогуляться по вечерней Москве? Решено? Бежим?
Лиза нехотя согласилась.
- Тогда вставайте и берите сумочку. Мы уходим.
Выйти из-за стола молодые люди не успели. Внимание девушки опять привлекла Ирина.
- Свадьба, кажется, со страшной скоростью катится к разводу. Обратите внимание на "счастливых" молодоженов. Ирка уже добилась своего - спровоцировала мужа на скандал. Совсем с ума сошла…
Миша пригляделся и обнаружил, что Лиза права. Ирина и Вадим, еще несколько минут назад спокойно стоявшие у приоткрытого окна и производившие, если не приглядываться, впечатление счастливой пары, сейчас ссорились не на шутку. Через пару минут пререканий "новобрачная" дошла до того, что отвесила новоиспеченному мужу звонкую пощечину. Вадим в долгу не остался. Ирина схватилась за покрасневшую щеку, громко завизжала, разревелась и бросилась за помощью к еще более пьяным, чем она, маме с папой. Дальше конфликт нарастал лавинообразно. Родители молодых, не выбирая выражений, обменялись мнениями. В полемику включились родственники и друзья. Скандал обещал через несколько минут перерасти в общую драку.
Михаил терпеть не мог рукоприкладства. Он считал, что драка – не способ выяснения отношений. Молодой человек всегда избегал подобных ситуаций, хотя мог постоять за себя – для этого он, в свое время, посещал секцию бокса, где его научили неплохо драться. Обычно перспектива получить в потасовке от кого-нибудь случайный удар по лицу, который испортит, пусть даже на короткое время, его внешность, Мишу не вдохновляла, но в этот злополучный день он ни о своем лице, ни о руках даже не думал. Все его мысли занимали Лиза и ее безопасность. Почему-то он чувствовал, что отвечает за нее и хотел поскорее, пока ее не ударил кто-нибудь из тех двух мерзавок, у которых чесались руки, вывести девушку в безопасное место.
Михаил повернулся к Лизе:
- Вы готовы?
Девушка испуганно кивнула.
После этого молодой человек окликнул Константина:
- Котя, уводи мать и Марго!
И снова повернулся к Лизе:
- Старайтесь держаться за моей спиной и ничего не бойтесь. Пошли!
Второй раз девушку приглашать на выход не пришлось. Тем не менее, им не повезло – драка началась раньше, чем они успели добраться до дверей, с попытки нападения визжащей и изрыгающей проклятия Ирины на Лизу.
Молодой человек загородил девушку собой, и, поймав нападавшую невесту, одним ловким движением заломил ей руку за спину и передал прямо в руки подоспевшему на помощь Вадиму.
Тут же родители Ирки напали на Вадима, и началась драка всех со всеми. Михаилу ничего не оставалось, как, оберегая девушку от ударов совершенно обезумевших гостей, прокладывать ей дорогу к свободе кулаками. Он бил всех подряд, не разбирая, мужчина перед ним или женщина. Главное было – вывести невредимой из этого ада Лизу. Как только они выбрались из зала, Михаил крепко взял девушку за руку, и они торопливо, почти бегом, направились к гардеробной, оделись, вышли на улицу и быстро пошли по Никольской улице к Лубянской площади.
Остановились молодые люди только у входа в метро.
- Лиза, Вы целы? – поинтересовался запыхавшийся Миша, - Вас не зашибли?
- Вы так эффектно били всех подряд, что у них не было шансов… Даже женщину не пощадили… Так сильно ударили кулаком в лицо ту эффектную блондинку, которая сидела рядом с Вашей учительницей, что та на ногах не удержалась. Теперь у нее будут синяки…
- Зато ей теперь долго не потребуется косметика. - ответил Михаил.
Они расхохотались.
- Интересно, Ваш друг с матерью смогли уйти невредимыми? Мне показалось, что Нина Константиновна замешкалась.
- Я был бы удивлен, если бы она этого не сделала.
- Почему?
- Шапокляк обожает приключения. Они ее тоже. Частенько в такие передряги попадает, что ее впору называть "Тридцать три несчастья".
- Как бы сегодняшнее приключение не обернулось бы для нее травмами. Как хорошо было бы, если бы они с Костей смогли уйти невредимыми.
- Надеюсь, что смогли. Не волнуйтесь за них – Котька в юности посещал секцию какой-то борьбы. Идемте гулять по бульварам.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Что-то мне расхотелось гулять. Лучше я поеду домой.
Михаил опять взял Лизу за руку и подвел ее к краю тротуара.
- Что Вы делаете?
- Собираюсь нанять машину.
- Зачем?
- Отвезу Вас домой.
- Я поеду на метро. - не допускающим возражений тоном заявила девушка.
Когда они спустились на станцию, Лиза, ничего не говоря Михаилу, пошла на переход с "Лубянки" на "Кузнецкий мост". Он последовал за ней.
Уже в вагоне поезда девушка спросила у Миши:
- Как Вы думаете, чем закончится эта свадьба?
- Либо разведутся, либо кто-то из них овдовеет.
- Я не об этом.
- Скорее всего, официанты вызовут милицию. Первая брачная ночь "счастливой" пары пройдет в ближайшем отделении в присутствии побитых пьяных гостей и свадебного лейтенанта, который подарит молодоженам на память один экземпляр протокола и квитанцию на оплату штрафа.
- В присутствии кого?
- Вспомните чеховскую "Свадьбу". Там был персонаж – свадебный генерал. В местных отделениях милиции генералы, как правило, не служат и с драками на свадьбах не разбираются. Придется молодоженам довольствоваться дежурным лейтенантом или, максимум, капитаном, да и то, если очень повезет. Оставшиеся подарочные деньги пойдут ресторану в оплату разбитой посуды и зеркал.
- У Вас еще есть силы шутить…
- Лизанька, а почему бы и не посмеяться? Нельзя относиться серьезно ко всему подряд, тем более, к бреду подлой бабы и пьяному дебошу в ресторане, в котором мы побывали в первый и, надеюсь, в последний раз в жизни. Попробуйте представить себе, что у нас было всего лишь веселое приключение, тем более, что оно уже в прошлом.
- Для Вас – нет.
- Почему?
- По законам жанра, Вам Вадим еще должен в ближайшем будущем врезать как следует по физиономии.
- За что? – искренне изумился Миша.
- Ах, извините, я забыла, что быть одновременно другом жениха и любовником невесты – это не повод получить по морде, - съязвила Лиза, - а присутствовать на их свадьбе – это Ваш долг и почетная обязанность. Вполне современно.
- С чего Вы взяли, что Ваша лучшая подруга – моя любовница?
- Она мне не подруга, а бывшая одноклассница, которая со мной никогда не дружила. Мне даже странно, почему она меня пригласила. Какой у нее в этом интерес?
- Да, без интереса у нее ничего не бывает.
- Уже успели испытать на своем опыте?
- Да. Значит, Вас на этой свадьбе могло не быть?
- Меня не должно было там быть. Мое присутствие на ее свадьбе – это, как в сказке Леонида Филатова, "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть".
- Но, тем не менее, Вы там были. Это интересно…
- Вы тоже не удержались. Захотели посмотреть, как Ваша любовница станет женой Вашего же друга? Цинично, но вполне в духе времени.
- Она мне не любовница и никогда ею не будет.
- Миша, Вы не обязаны отчитываться передо мной.
- Эта поганая баба имеет наглость домогаться меня самым вульгарным образом и не желает понимать, что я ее не хочу.
- Так почему же Вы не остановили Вадима, когда поняли, на какой женщине он собрался жениться?
- Он не собирался. Это - брак по принуждению.
- Она беременна и шантажирует его?
- Еще как… Посадить за изнасилование обещала, если не женится.
- Вот почему он выглядел таким обреченным, словно это не свадьба, а поминки…
- А что, он должен быть счастливым?
- Зачем же она, беременная, так напилась? Она же может повредить ребенку.
- Добрая душа, Вы уже пожалели ребенка женщины, наговорившей Вам гадостей?
- Я пожалела ребенка Вашего друга.
- Я не уверен, что он от Вадима.
- А чей?
- Не уверен, что она сама знает правильный ответ на этот вопрос. Во всяком случае, точно не мой. Теперь Вадим не сможет с ней развестись, пока ребенку не исполнится не помню сколько, но, кажется, два года, а после развода будет платить алименты.
- Почему?
- Таков закон.
- Вы юрист?
- Нет. Я артист. Никому не известный и абсолютно бездарный. Мое амплуа называется "Кушать подано", а фамилия моя - Берсенев.
- Шутки шутить изволите?
- Отнюдь. Серьезен, как никогда.
- Так я Вам и поверила! Сначала артистом назвался, а потом фамилию назвал прямо тургеневскую. Из "Накануне".
- Представьте себе, я сказал правду.
Лиза хотела съязвить, но не успела. Поезд резко остановился в туннеле. Некоторые, ехавшие стоя, пассажиры попадали. Не удержалась на ногах и Лиза, но Михаил не дал ей упасть - успел подхватить и крепко прижать к себе. Через несколько секунд Лиза отстранилась, но, когда она подняла на него глаза, молодой человек увидел, что они затуманились.
- Извините. - прошелестела Лиза.
- "Белая сирень". - невпопад ответил Михаил.
- Да, не французские. – огрызнулась девушка. – Вам то что?
- Моя мама пользовалась только ими.
- Как Вы думаете, почему поезд остановился? До станции осталось всего ничего.
- Чтобы я мог тебя обнять. - ответил Михаил.
Лиза смутилась.
Поезд подкатил к платформе станции "Кузьминки". Молодые люди вышли из вагона и поднялись в город. Девушка, не собираясь показывать "кавалеру" дорогу к своему дому, покинула метро не так, как обычно, а через выход к магазину "Будапешт", и молча пошла не по своей стороне Волгоградского проспекта, направляясь в тот двор, в котором жила Ирка.
Разыгрываемая Лизой комедия не доставляла ей никакого удовольствия. Ее раздражало раздвоение собственных эмоций. Она понимала, что избежать неприятностей от Ирки и ее родни, а также большой боли от собственной глупости можно только таким способом, но в этот вечер ее сердце не "дружило" с головой. Ему Михаил был родным и сто лет знакомым. Оно ныло от сознания того, что всего через несколько минут они подойдут к Иркиному дому, попрощаются, и Михаил уйдет из ее жизни навсегда.
- Лиза, куда мы идем? – прервал затянувшуюся паузу Миша.
- Не знаю, куда идете Вы, а я – домой.
- Я тебя провожаю.
- Я бы и сама благополучно добралась. Время еще детское.
- Зато преступники на улицах взрослые.
- Между прочим, я уже пришла. Вот мой дом.
- Какое окно твое?
Лиза показала на темное окно второго этажа. Когда-то, по Иркиным рассказам, там жила семейка буйных алкоголиков, которых боялся весь двор. Пусть бессердечный красавец поищет ее у них. Там ему красоту могут подпортить основательно…
- Пора прощаться. - с тоской подумала девушка, и произнесла вслух:
- Прощайте, Миша.
Лиза повернулась, но он не дал ей уйти так быстро.
- Лиза, подожди.
Он вынул записную книжку и ручку, в тусклом свете фонаря открыл букву Л и приготовился записывать.
- Диктуй мне свой номер телефона.
Лиза не удивилась такому повороту событий. Все правильно, все так и должно быть. Пачкун жаждет "сатисфакции" и идет напролом, не задумываясь, что использовать для своей мести он собрался живого человека, которому может быть больно.
- Не надо, Миша. Я не собираюсь продолжать знакомство с Вами.
Миша был ошарашен Лизиным отказом настолько, что вместо естественной мужской реакции молча повернуться, уйти и навсегда забыть о ее существовании, он, как последний дурак, задал вопрос, отвечать на который ему девушка была не обязана:
- Почему?
Спросил, и сам удивился своему идиотизму.
Теперь ошарашенной оказалась Лиза. Разозлившись, она ляпнула первое, что пришло в голову:
- Вы – не мой чело3век. Такой ответ Вас устроит?
- Нет, не устроит. - ответил молодой человек. - Имею я право знать причины твоего отказа?
Лизино сердце такой ответ разума тоже категорически не устраивал. Оно снова заныло, но девушка не собиралась прислушиваться к его мнению. Разум подсказывал ей, что завязывается совершенно ненужный разговор, из которого она может и не выйти победительницей. Лиза разозлилась на Михаила по-настоящему.
- Разве они не очевидны?
- Для меня - нет.
Миша лгал. Он все прекрасно понимал, но повернуться и уйти, поставив точку, не мог. Ему нужна была не точка, а многоточие, поставленное девушкой.
- Строите из себя слепого, глухого, да еще и дефективного впридачу?
Молодой человек усмехнулся. С учетом того, что наговорила стервища Вадима, вопрос был резонным.
- Мне интересно, почему ты безоговорочно поверила словам одного человека, но не собираешься принимать во внимание то, что сказал другой?
- Не надо принимать меня за дурочку - это была попытка дезавуировать слова Ирины. Вы сейчас скажете все, что угодно, лишь бы достичь своей цели.
- Какой?
- Той самой, о которой сказала Ирка. - раздраженно ответила Лиза. - Миша, выключите дурака. Я прекрасно вижу, как Вы обижены на нее, и как Вам хочется отомстить ей за фортель с замужеством. Ради мести Вы терпите не только меня, но и все, что я Вам говорю. Любой другой мужчина на Вашем месте уже давно отступился бы и оставил бы меня в покое. Но Вам не терпится посчитаться с Иркой именно с моей помощью. Не получится. Я не собираюсь помогать Вам изображать бурный роман. Я не желаю быть сначала орудием Вашей мести, а потом, когда Вы с Иркой помиритесь, объектом ваших общих насмешек и ее мести. Я достаточно ясно объясняю?
- Ты сама-то понимаешь, что сказала? - тихо спросил Миша.
Лиза невесело рассмеялась:
- Я сказала, что не собираюсь быть девочкой для битья.
- Нет, девочка, ты сказала, что я - подлец.
- Понимай, как хочешь. – огрызнулась немного смутившаяся Лиза.
- Ты тоже кое-что пойми. Если я до сих пор терплю весь тот бред, который ты несешь, то только потому, что вижу перед собой испуганную неопытную барышню, неумело выдающую себя за прожженную бой-бабу. У тебя был тяжелый день, ты устала и шокирована произошедшим. Твоя одноклассница внушила тебе черт-те что, а ты, начитавшаяся дурацких любовных романов, поверила ей и испугалась. С впечатлительными барышнями так бывает.
- Значит, "Евгений Онегин", по-твоему, дурацкий роман? Или ты не читал?
- Попробовал бы я у Шапокляк не прочесть все, что полагалось по программе. – вздохнул Миша. – Там совершенно другая ситуация.
- А, по-моему, аналогичная.
- Ни в коем случае. У Пушкина дяденьке, который с жиру бесится, от безделья захотелось пощекотать себе нервишки, и он, действительно похожим способом, провоцирует, но не женщину на ревность, а мужчину на дуэль – почти единственный по-настоящему экстремальный вид спорта в девятнадцатом веке. Риск быть убитым способствует выработке необходимого мужику адреналина и дает ему испытать желанные острые ощущения. Почувствуй разницу. На мой вкус, лучше бы он пошел дров нарубил или детишек Татьяне понаделал, чтобы девка не страдала.
Лиза открыла рот от удивления, а Михаил продолжал:
- Извини, Лизанька, я немного отвлекся от твоих страхов. Попробуй сообразить, девочка, что я к ним отношения не имею просто потому, что ты обо мне ничего пока не знаешь.
- И не стремлюсь узнать.
Михаил оставил ее слова без внимания.
- Тебе необходимо уяснить следующее. Первое – ни один мужик из-за такой мерзавки, как Ирка, мужскую дружбу ломать не будет. Второе - я уже несколько раз говорил, что у меня с Иркой нет никаких отношений, поэтому мне незачем было бы провоцировать ее на ревность, даже если бы я не дорожил дружбой с Вадимом.
- Компот будет? – съязвила Лиза, начавшая понимать, как сильно она облажалась.
- Будет. – улыбнулся Миша. – Крыжовенный. Ты начала выходить из шока?
- Кажется, да.
- А теперь десерт. Если даже допустить невозможное, и я захотел бы спровоцировать кого-нибудь на ревность с непредсказуемыми последствиями, тебя для таких целей использовать не стал бы никогда в жизни.
- Почему?
- На белом свете вполне достаточно прожженных стерв, готовых поиграть в подобные игры добровольно, да еще и удовольствие от этого получить. Скажи, зачем мне создавать себе сложности с наивной неопытной девочкой, которую придется использовать втемную, и которая гарантированно испортит всю игру просто по незнанию ее правил? Зачем мне все это, если рядом, за тем же столом, сидят с полдюжины завистливых прожженных стервищ, достаточно поднаторевших в этом виде спорта, которым достаточно только намекнуть, какую и кому гадость надо сделать, и дальше можно отдыхать? Они сами такое накуролесят, что мне в страшном сне не приснится.
Аргумент был настолько сильный, что Лиза почти поверила в то, что Михаил действительно не собирался использовать ее в своих гнусных целях, но только на несколько секунд, а потом вспомнила, что Лиза-крокодилица этого красавца заинтересовать, как женщина, не могла по определению. Для нее это означало только одно - он пытается манипулировать ею. Становиться его добровольной жертвой девушка не желала, поэтому выбора у нее не было - знакомство необходимо было закончить здесь и сейчас, но подумать об этом было легче, чем сделать.
Лиза чувствовала, что у нее нет сил уйти, и от этого еще сильнее разозлилась.
- Значит так, Миша, - ответила девушка, - я не собираюсь пререкаться с тобой до бесконечности. Я устала, замерзла и хочу домой, а ты меня задерживаешь пустопорожними разговорами, имеющими только одну цель - любой ценой настоять на своем.
- Ты мне не веришь?
- Я же не идиотка. Манипуляторов повидала достаточно. Такими примитивными штучками меня удивить невозможно. Так что, придется тебе признать свое поражение и исчезнуть из моей жизни навсегда.
- Ни за что. - тихо ответил Миша.
После этих слов Лиза от злости настолько утратила контроль над собой, что выпалила вслух то, о чем ей лучше было бы промолчать.
- Михаил-Великолепный к такому варварскому обращению со своей драгоценной персоной не приучен? Отказ для него внове? Он привык нравиться всем бабам без исключения? Мальчик-Нарцисс никак не может понять, что на белом свете, кроме безмозглых телок, есть женщины, которые хотят видеть в мужчине личность, а не смазливого кобеля?
- А во мне личность ты не видишь?
- Невозможно видеть то, чего нет.
- А что есть?
- Есть взрослый на вид мужчина, который ведет себя, как капризное и злое дитя, которое желает любой ценой получить понравившуюся ему игрушку, хотя сразу ясно, что она ему нужна только на пять минут - для того, чтобы один раз поиграть, а потом сломать и выбросить.
- Чтоооо???
- Попробуй поверить мне на слово. Подобное поведение взрослого мужчины – весьма отталкивающее зрелище для тех женщин, у которых в голове есть хоть немного мозгов и чувство собственного достоинства. Если тебя такое положение вещей устраивает, флаг тебе в руки, но тогда ты обречен на достаточно специфический круг общения. Меня в этой помойке не будет ни-ко-гда. Если же ты хочешь производить на женщин с мозгами иное, более благоприятное, впечатление, тебе придется повзрослеть не только внешне.
- Ты меня знаешь всего один день. Не рановато ли для выводов, мадмуазель? Велика вероятность ошибиться.
- Ну и пусть! Для себя я уже все решила. Продолжать знакомство с тобой я не собираюсь и свой номер телефона тебе не дам. Где я живу, ты знаешь. Захочешь – найдешь, но запомни – я никому и никогда не позволю делать из меня марионетку. Думай обо мне все, что пожелаешь. Мне все равно – я человек без комплексов. А теперь прощай.
Лиза повернулась к нему спиной, открыла кодовый замок и вошла в дом. Поднявшись на лестничную площадку между вторым и третьим этажами, она аккуратно устроилась у окна так, чтобы самой видеть все, происходящее во дворе, но быть незаметной для наблюдателя с улицы.
Сквозь слезы она смотрела на то, как Михаил еще немного постоял в свете фонаря, покурил, а потом пошел к станции метро. Девушка смотрела, как уходит ее несбывшаяся мечта, и ощущала холод, пустоту и чувство безнадежности.
Лиза напомнила себе, что выбора у нее не было, приказала себе успокоиться, подождала минут десять, а потом вытерла слезы, вышла из чужого подъезда и отправилась домой.
У метро Миша нашел таксофон и позвонил Виноградовым узнать, благополучно ли они выбрались из свалки. Трубку взяла Шапокляк.
- Нина Константиновна, рад слышать, что Вы благополучно добрались до дома.
- Мишенька, как хорошо, что ты вовремя увел девочку из этого ада. Я, старая курица, замешкалась всего на минутку...
- Еще бы! - Перебил ее Михаил. - Никто не сомневался, что Вы не сможете уйти, когда наклевывается такое сногсшибательное приключение! Первая свадебная драка в Вашей жизни!
- Хорошо бы, чтобы и последняя.
- Не понравилось?
- Тебе бы все шутить, а мы с Котей попали в такое пекло…
- Что с Вами случилось?
- По телефону не буду. Приезжай.
- Нина Константиновна, что случилось? В двух словах…
- Димка овдовел.
- Ждите. Еду.
По дороге Михаил думал о Лизе. Он пытался осмыслить произошедшее. Впервые он реально познакомился с эмоциями тех, кого отвергли.
- Ничего не поделаешь, – зло думал Миша, - для танго нужны двое. Вот девка-дуреха попалась. Все, что думает, в глаза говорит без стеснения. Как рот откроет, так из него обязательно вываливается какая-нибудь гадость. Высказалась не хуже Нины Константиновны, которая лет на тридцать постарше нее будет. Скверно, очень скверно то, что она все свои предположения выдает за уже свершившиеся факты.
Гнев Михаила, человека очень добродушного и терпеливого, постепенно утихал.
- Она ничего обо мне не знает, но, тем не менее, делает определенные, хоть и неверные, выводы. - думал Миша. - Почему? Почему она, хорошо зная цену своей однокласснице, тем не менее, поверила ее лжи и не поверила мне, хотя я говорил почти правду? На этот вопрос может ответить только она сама. Ничего, завтра-послезавтра я приду к ней в гости и постепенно, в процессе ухаживаний, все узнаю.
Он горько усмехнулся.
- Если, конечно, девочка пустит меня в дом. Да, такого со мной еще не было... Ни одна баба мне так на душу не ложилась, как Лиза… Поэтому я и приревновал ее ко всему миру. А по какому, собственно, праву? Какая муха меня укусила? Почему я, не имея на нее никаких прав, вел себя, как собственник? Потому, что она мне… родная и, как ни странно, единственная... Чертовщина какая-то… Это мне-то и вдруг единственная…
Он опять усмехнулся.
- Котьке с Вадимом или Шапокляк сказать такое, так они тут же помрут от приступа истерического хохота. Сколько у меня было баб? Сотня, если не больше, и никогда со мной ничего подобного не случалось. А тут сразу, с первого взгляда, еще имени ее не знаю, а уже самая родная, моя плоть и кровь… А когда заглянул в ее бархатные глазищи - совсем пропал. Очень миленькая, с изюминкой, но не красавица, хорошо это знает и сильно комплексует. Удивляться нечему - когда тебя в глаза называют крокодилицей и кикиморой, не закомплексовать невозможно. Темпераментная. Вспыльчивая. В гневе была неотразима. И до дуриков желанна… Что у меня за судьба такая? Встретил, наконец-то, свою женщину, влюбился в нее с первого взгляда, как прыщавый юнец, и на тебе! Нашлась "доброжелательница", которая тут же выставила меня перед ней последним подонком. Естественно, неопытная девчушка напугана до такой степени, что теперь я не вызываю у нее никаких чувств, кроме отвращения, и неизвестно, удастся ли мне вообще справиться с ее страхами.
Наконец, он добрался до знакомого дома. Окна квартиры Виноградовых были освещены. Миша вздохнул с облегчением.
Дверь открыла Нина Константиновна. Вместо приветствия она обрадовалась:
- Ура! Девушка Лиза не затащила тебя в койку!
- Девушка Лиза не пустила меня дальше дверей своего подъезда и наговорила гадостей. – мрачно сообщил Михаил.
- Отлично! Радуйся, мужик! В куче замызганного гороха ты обнаружил настоящую жемчужину! Тебе, наконец, попалась умная и порядочная девушка!
- Да, но наглая Димкина курица все испортила.
- Да уж. - вздохнула Нина Константиновна. - Постаралась "на славу". Извини, мальчик, я все слышала.
- Теперь мне Лизу не видать, как своих ушей. Вы одна?
- Уже нет. Мой руки и иди на кухню. Сейчас мы с тобой будем ужинать, и ты мне все расскажешь.
- Где Котька?
- Пошел к Вадиму.
- Неужели вдовец горюет?
- Он не сумасшедший. Они решили отпраздновать освобождение на всю катушку. Жалели, что тебя нет. Горланили "Нас на бабу променял" и пытались подсчитать, в который раз. Я их выгнала, когда они сбились со счета в третий раз. Пойдешь к ним?
- Обойдутся без меня. Я завтра калымить поеду. Лучше расскажите, что там случилось.
- Драка там случилась. Как звали невесту?
- Ирина Родионова.
- В драке Ирина получила удар ногой в подбородок такой силы, что, отлетев к стене, так ударилась о нее затылком, что больше не встала.
- Вы это видели сами?
- Да. Своими глазами.
- Вы видели, кто это сделал? – напрягся Миша.
- Моя соседка по столу. Силушкой ее дьявол наделил отнюдь не женской.
- Даже так? Оказывается, она знает приемы какой-то борьбы? Это что-то новенькое...
- Я своими глазами видела и показания давала…
- Кто-нибудь еще видел?
- Кроме меня, Коти, Вадима и Марго, еще человека три-четыре из родственников Родионовых. Они тоже дали показания. Убийца арестована. Хитра, как дьявол. Пыталась утверждать, что убила не она, а кто-то другой.
- Неудивительно. Убийство - статья расстрельная.
- Не морочь себе голову - суд без нас разберется.
- Вы так думаете? - с нескрываемым сарказмом поинтересовался Михаил.
- Посмотрим. Теперь рассказывай о своих приключениях.
Когда Миша закончил свое повествование, Нина Константиновна горестно вздохнула:
- Так обращаться с Пушкиным! Ты варвар!
- Ни в коем случае. Я - просто человек, живущий более, чем полтора века спустя после того, как был написан "Евгений Онегин". У меня совсем другая жизнь и, соответственно, другие желания. У меня всю жизнь столько неприятностей, что мне сейчас было бы дико читать о том, что кто-то от безделья, бесясь с жиру, провоцирует дуэль только ради острых ощущений. Мне бы адреналинчику поменьше, а жизнь - поспокойней.
- Это не дает тебе право так вольно обращаться с бессмертным произведением великого поэта! Хотя бы из уважения к его памяти!
- Шапокляк, помилосердствуйте, я приехал к Вам не для того, чтобы дискутировать о Пушкине. Он, бедолага, просто не вовремя попался под руку. Давайте поговорим о делах наших скорбных...
Нина Константиновна немного подумала, а потом вынесла вердикт:
- Пушкина я тебе прощаю, тем более, что во многом ты прав, а все остальное - закономерный результат твоего поведения. А ведь я тебя предупреждала, что та стервища, на которой угораздило жениться Димку, внимательно наблюдает за вами с Лизой, страшно злится и, наверняка, постарается сделать тебе пакость.
- Что же я мог сделать?
- Опередить злодейку. Уйти с этой поганой свадьбы вовремя, сразу после того, как мы с тобой вернулись к столу, и обязательно прихватить с собой Лизу. Не говори мне, что такой опытный ловелас, как ты, не смог бы это сделать.
- Я этим и занимался, но осторожно, чтобы не показаться неопытной девочке грубым и нахрапистым мужланом.
- А, по-моему, ты сопли жевал...
- Учительница русского языка и литературы во всей красе. – улыбнулся Миша. – Слышали бы Вас ученики…
- Да, мой дорогой, вырастив вас троих, я научилась говорить на вашем жаргоне, коротко и емко. Как бы то ни было, время было упущено. Ирина успела выставить тебя перед Лизой подонком, и девочка поверила ей, а не тебе. У тебя хотя бы хватило ума не рассказывать, что ты бросил эту дрянь, когда она захотела за тебя замуж?
- Хватило.
- Уже хорошо. Зачем ты вообще поперся на их свадьбу?
- Как я должен был объяснить Димке свой отказ? Честно рассказать о том, что его невеста еще год назад была моей любовницей? Сомневаюсь, что он был бы в восторге.
- Как тебя вообще угораздило связаться с такой бабой?
- Она сначала была маминой сиделкой.
- И твоей подстилкой.
- А потом помогла мне ухаживать за дедом.
- А потом срочно захотела за тебя замуж.
- Как захотела, так и вылетела из моей постели.
- Я правильно поняла? Узнав, что вы с Димкой друзья, она стала тебя домогаться?
- И шантажировать, что расскажет ему все о наших отношениях. Безмозглая курица.
- Я так надеялась, что ты не придешь...
- Видимо, мне было суждено оказаться там. Не забывайте - я познакомился с Лизой.
- Которую собирался к концу вечера отодрать в туалете и забыть навсегда?
- Нина Константиновна, что Вы такое говорите?
- Мишка, хватит передо мной изображать из себя целку валдайскую! Я помню, каким ты был до той дряни, а теперь вижу, каким ты стал из-за нее.
- Вы сильно переоцениваете роль Ирки в моем половом воспитании.
- Я не эту дохлую курицу имею в виду, а ту дрянь... Из-за нее ты, мой дорогой, стал женоненавистником, и в своей мести бабам давно потерял берега. Если рядом с тобой есть женщина, значит ее надо срочно "оприходовать", а потом выбросить за ненадобностью, как надоевшую игрушку. Чем меньше у девки мозгов, тем желанней она тебе. На пять минут.
- Чему Вы удивляетесь? На что способна женщина с мозгами, я уже видел. Безмозглые гораздо безопасней.
- Ошибаешься. Безмозглая баба со всей дури может такое натворить, что умной в голову не придет никогда. Далеко ходить не будем - сегодня ты отгреб от безмозглой по самую тыковку.
- "Великий и могучий." - хмыкнул Михаил.
- Сомневаюсь, что ты слушал бы меня целый час, если бы я сдуру решила высказаться на литературном языке.
- От Ирки я отгреб один раз, а от умной бабы нахлебался полной ложкой, и еще неизвестно, когда и каким будет "продолжение банкета". Поверьте моему опыту - безмозглые не столь изобретательны.
- Она не умная, а подлая. Была бы умная, соображала бы, "что такое хорошо и что такое плохо".
- Ум тоже разным бывает. Вы говорите об умной и благородной, а я нахлебался от умной и подлой.
- Это не значит, что можно на всем женском роде отыгрываться за одну гадину!
- Котька с Димкой постарались? Настучали, чудаки?
- Никто не стучал. Я и сама не слепая. Уже несколько лет за тобой наблюдаю и вижу гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
- Что ж Вы такое ужасное увидели?
- Ты стал женоненавистником. - повторила Нина Константиновна.
- Имею право.
- Пошел ты со своим правом знаешь куда?
- Знаю. Это все, что Вы собирались мне сообщить?
- Нет. Такой, как сейчас, хорошую женщину ты можешь только отпугнуть, что, собственно, сегодня и случилось бы, если бы ее вместо тебя не напугала Ирка. А девушка хорошая, чистая, только сильно закомплексованная.
- Вы хотите сказать, что она нетронутая?
- Откуда я знаю? Я не гинеколог. Сразу видно, что она чиста душой и благородна помыслами, потому и была использована своей циничной "подружкой". У меня в голове не укладывается, как они вообще могли дружить. "Дельфин и русалка".
- Лиза утверждает, что они не подруги, а просто одноклассницы, и ее на свадьбе не должно было быть вообще.
- Охотно верю. Ирка, между прочим, при всей своей безмозглости местами была бабой довольно неглупой.
- Еще умной ее назовите...
- А почему бы нет? Между прочим, она ловко окрутила Димку и так же ловко подставила тебе женщину, которая тебя теперешнего заинтересовать не может по определению, а взбесить - запросто. Проживи она подольше, стала бы такой же мерзавкой, как та, а, может быть, и превзошла бы ее.
- Теперь говорить уже не о чем.
- Твое счастье. Проживи она подольше, ты бы намучился и от нее.
- Вполне вероятно. Нина Константиновна, как Вы думаете, почему дряни липнут ко мне, словно я им медом намазан, а хорошая девушка испугалась и прогнала?
- Мишенька, все дело в твоей маске плейбоя. Безмозглых подстилок, которые, глядя на твою широкую натуру, принимают тебя за сына богатых родителей, она вполне устраивает. Им интересен не ты, а твой кошелек. Ушлых циничных дряней твоя маска не обманывает – они прекрасно видят, кто под ней скрывается, а вот женщина умная, но чистая, не избалованная мужским вниманием, видит только фантик. Ей не хватает жизненного опыта разглядеть, что из-под маски на нее смотрит совсем другой человек. Она видит ловеласа, циника, надутого индюка, возможно, даже Нарцисса, и понимает, что такой мужчина ей не нужен. Она хочет видеть в своем избраннике личность, а ты свою спрятал слишком глубоко для нее.
- Вы хотите сказать, что с Лизой мой специфический жизненный опыт мне может только помешать?
- Да. Свой богатый опыт общения с тёлками можешь выбросить в помойку – он тебе не пригодится. Тебе придется набраться храбрости и быть с этой девочкой настоящим.
- Между прочим, она действительно сказала, что не видит во мне личность и обозвала Нарциссом.
- Вот видишь! Шапокляк не совсем дура?
- Шапокляк совсем не дура.
- Тебе стало легче от того, что ты понял, как нужно выстраивать отношения с Лизой?
- Ага! Стал воздушным шариком... Надутым и безмозглым.
- Уффф! Кажется, ты начал выходить из "штопора".
- Скорее, наоборот.
- Мишенька, ты влюбился в эту девушку? – догадалась Нина Константиновна.
- Не поверите - с первого взгляда за сердце взяла. Втюрился, как прыщавый недоросль. Мне с ней было тепло.
- Оооо! Ты, кажется, действительно влюбился в хорошую, умную, домашнюю женщину, которая сделает тебя счастливым.
- Не сделает. Она дала мне понять, что я подлец, и прогнала.
- После выходки твоей бывшей пассии иначе и быть не могло.
- Почему?
- Если я хоть что-то понимаю в жизни, девочка не ждет от окружающих ничего хорошего. Живет в ожидании очередной пакости и старается избежать очередной боли.
- Она такая милая. За что над ней издеваться?
- Не знаю, но таким всегда трудно живется...
- С чего Вы взяли?
- Среди моих учениц было несколько таких девочек - добрых, умных и очень некрасивых...
- Шапокляк! Вы совсем ку-ку? Лиза – очень хорошенькая, а в гневе вообще неотразима.
- Что только доказывает - ты действительно влюблен. Найди ее и будь счастлив.
- Она не захочет со мной встречаться. Я ей противен. Даже номер телефона продиктовать отказалась. Правда, проводить позволила до самого дома.
- Вроде бы ты опытный мужик, Мишка, а на сей раз облажался по полной программе. Подвел тебя большой опыт общения с безмозглыми тёлками. Могу поспорить, что Лиза обвела тебя вокруг пальца.
- Вы о чем?
- Могу поспорить, что не к своему дому она тебя привела.
- Она открыла кодовый замок на входной двери.
- Ну и что? Значит, в этом подъезде живет кто-то из ее знакомых. Скорее всего, она привела тебя к дому твоей бывшей пассии.
- Чтооо?
- Что слышал. Умненькая девочка, не собирающаяся продолжать знакомство, домой тебя не поведет. Она понимает, что завтра-послезавтра ты появишься во дворе, поинтересуешься у местных сплетниц, где тут живет девушка Лиза, и нарисуешься на пороге. Ей это не нужно. Значит, она поведет тебя в такое место, где ее никто из бабок не знает, попрощается, дождется твоего ухода у окна на ближайшей лестничной площадке, а потом выйдет из подъезда и отправится домой.
- Одна? По темным улицам?
- Нужно было подождать немного и пойти за ней. И подстраховал бы, и узнал бы, где она живет на самом деле.
- Вы уверены?
- Проверь. Сходи в тот двор, попробуй поискать ее в той квартире, на окно которой она показала, как на свое, и ты узнаешь, кто прав. Мне на сей раз очень хотелось бы ошибиться.
- Если Вы правы, то найти Лизаньку будет очень трудно. Во-первых, Волгоградка большая. Во-вторых, она могла выйти на другой станции метро, и тогда придется прочесывать и "Текстильщики", и "Кузьминки", и "Рязанский проспект" с "Выхино".
- А кто сказал, что с Лизой тебе будет легко? Тебя выставили перед ней пугалом? Значит, тебе и успокаивать, а для этого, прежде всего, нужно ее найти и предстать перед девушкой без маски плейбоя, Мистер Икс хренов. Когда она увидит тебя настоящего и поверит тебе, непременно перестанет бояться и полюбит. Только не форсируй события – тебе предстоит долгий и кропотливый труд. Такая женщина тебе на шею вешаться не будет и в койку сама не прыгнет. Чтобы завоевать ее, придется "пройти по минному полю". Готов?
- Готов.
- Когда отправишься на поиски?
- Завтра вечером.
Лизина мать очень удивилась раннему возвращению дочки домой. Она засыпала Лизу вопросами, на которые получила подробный и последовательный рассказ обо всем, что девушка видела и слышала, изрядно сдобренный остроумными комментариями и ироничными оценками людей и их поступков. Женщина хохотала до слез.
Лиза почти ничего не рассказала матери про Мишу. Не упомянуть о нем было нельзя. Она сделала это вскользь, не акцентируя внимание на его персоне, представив его проходной фигурой, чтобы мать не стала задавать лишних вопросов, но ночью, одна в темной комнате, девушка отдала себе отчет в том, что для нее Михаил Берсенев - фигура отнюдь не проходная. Лиза осознала, что с ней произошло большое несчастье - она с первого взгляда безответно влюбилась в этого красавца. Девушка прометалась в постели почти всю ночь, и только под утро, выплакавшись в подушку, совершенно измученная, заснула.
Ее матери в эту ночь тоже не спалось. Она пыталась сообразить, что же такое случилось с ее девочкой на злополучной свадьбе, что та вернулась домой сама не своя.
- Конечно, драка на свадьбе могла произвести на Лизаньку определенное впечатление, – думала мать, – но не до такой же степени. Здесь виной что-то другое. Но что? Больше ничего, способного произвести столь сильное воздействие на ее психику, она не рассказала. Или не захотела рассказать? Вроде, всегда была откровенной, все свои тайны выкладывала. Мужчина? Тогда она пришла бы довольная, а не заплаканная. Правда, приглянувшийся ей мужчина мог не обратить на нее никакого внимания, но для нее такая ситуация привычна. Из-за такого пустяка она плакать бы не стала. Спросить бы, что с ней случилось, но не буду. Вдруг она не захочет мне ничего говорить?
Через некоторое время Анне Михайловне пришла в голову интересная мысль:
- Наверное, Лизанька потихоньку набирается житейского опыта и начинает подозревать, что случайностей не бывает. - думала мать. - Похоже, что девочка ждала от сегодняшнего вечера чего-то особенного, но обманулась в своих надеждах. Конечно. Любая девушка мечтает об ухажерах. Вот, видимо, она и решила, что ей предстоит интересное знакомство с мужчиной. Я тоже думала, что ей предстоит судьбоносная встреча, а на самом деле она получила совсем другой жизненный урок - ей было показано, как нельзя себя вести. Интересно, поняла ли девочка, что ей предстояло получить совсем другой опыт? Наверное, нет. Объяснить бы ей, что к чему на белом свете, но сейчас она еще слишком молода, чтобы действительно понимать такие серьезные вещи. Слишком невелик ее житейский опыт, и сильно материалистическое воспитание, заложенное школой и ВУЗом. Она либо примет мой рассказ за приглашение к занимательной игре, либо сочтет полной глупостью.
Остаток ночи Анна Михайловна колебалась между двумя вариантами, но решить, который из них верен, так и не смогла, поэтому, чтобы найти ответы на свои вопросы, решила понаблюдать за Лизой, чтобы понять, что именно произошло с ее дочкой на Иркиной свадьбе, и произошло ли вообще, из происходящих событий.
Прошло несколько месяцев, наступила осень, но Анна Михайловна так и не поняла, что же случилось с Лизой. Мать видела, что дочь что-то скрывает, но спрашивать было бесполезно – девушка делала вид, что не слышит вопросов и сразу переводила разговор на другую тему. Временами по утрам Лиза выглядела заплаканной, но на тревожные вопросы матери отвечала, что съела что-то не то и мучается от аллергии, а для правдоподобности потирала руками якобы чешущиеся глаза и глотала таблетки.
Ноябрь 1994 года.
Прошел еще год.
10 ноября 1994 года Лиза и Анна Михайловна побывали на одном из многочисленных праздничных концертов, посвященных Дню милиции, состоявшихся в этот день на различных концертных площадках Москвы. Пригласительные билеты принес девушке Анатолий Александрович - его супруга прихворнула и посетить мероприятие не могла, а без нее он идти на концерт не хотел.
В конце первого отделения, когда обязательная патриотически-классическая часть была завершена, и начиналась любимая зрителями лирически-юмористическая часть концерта, конферансье объявил следующий номер. "Балладу о любви" Владимира Высоцкого должен был исполнить совершенно неизвестный Анне Михайловне артист театра и кино Михаил Берсенев.
Анна приуныла. Они с Лизой очень любили "Балладу", но только в авторском исполнении, и справедливо полагали, что любые произведения Высоцкого хорошо мог исполнять только он сам. Тем не менее, номер предстояло пережить, и женщина приготовилась слушать, чтобы потом, в антракте, обсудить с дочерью недостатки исполнения и поругать самонадеянного артиста, имевшего наглость покуситься на святое.
На сцену вышел высокий статный молодой мужчина с гитарой. Он подошел к микрофону, взял первые аккорды и запел приятным баритоном. Анна Михайловна была приятно удивлена тому, что парень не подражал Высоцкому. Он пел по-своему, без хрипотцы, но она была ему не нужна. Молодой человек и чистым голосом пел так, что создавалось впечатление – ему не понаслышке известно чувство, о котором он поет.
Анна Михайловна повернулась к дочери и от удивления чуть не ахнула на весь зал. Такой Лизу мать не видела никогда. Девушка не просто слушала - она внимала, словно Берсенев пел для нее одной, и вслед за ним проживала каждое слово.
Когда номер закончился, вместо того, чтобы поклониться и уйти за кулисы, молодой человек подождал, пока стихнут аплодисменты, и снова подошел к микрофону. На сей раз он спел "Ноктюрн" Арно Бабаджаняна на стихи Роберта Рождественского. Эту песню Анна Михайловна тоже любила, но знала, что Лиза к ней, мягко говоря, совершенно равнодушна.
На сей раз молодой артист снова не разочаровал зрителей своим исполнением. Оно не было академичным и немного равнодушным, как у известных певцов, временами грешащих демонстрацией своих вокальных возможностей в ущерб исполняемому произведению. Берсенев пел с таким чувством и тоской, что из "Ноктюрна" получился великолепный мини-спектакль о великой и безнадежной любви.
Когда Анна Михайловна повернула голову, чтобы посмотреть на реакцию дочери, ей стало совсем не до концерта. Мать испугалась. Ей безумно захотелось, чтобы этот, несомненно талантливый, артист уже ушел, наконец, за кулисы и перестал будоражить ее впечатлительную девочку. Она видела Лизу в профиль, но и этого было достаточно, чтобы понять, что девушка напряжена до предела, и что ей тоже хорошо известно, что такое безнадежная любовь и тоска по человеку, с которым ей не суждено больше встретиться.
- Ничего себе! – подумала женщина. – Я всегда была уверена в том, что знаю о своем ребенке все, что она делится со мной всеми своими тайнами, а Лиза, оказывается, скрытна. Интересно, по кому она так тоскует? У нее же никогда не было ни одного ухажера, кроме придурочного алкоголика Эдика. Выходит, она безответно в кого-то влюбилась и страдает, а мне не говорит. Странно…
Когда Берсенев допел, наконец, "Ноктюрн", Анне Михайловне стало страшно, что он сейчас споет еще что-нибудь душераздирающее и доконает Лизу окончательно. Она с ужасом смотрела, как после аплодисментов парень снова направился к микрофону, и была благодарна конферансье, который честно, но безуспешно попытался увести артиста за кулисы. Похоже, ментам, сидевшем в зале, вернее, их женам и сослуживицам, Берсенев был неплохо знаком. Женщины просили спеть "Лизавету" и никак не хотели отпускать парня без нее.
Эту простенькую песенку военных лет Лиза на дух не переносила. Услышав ее, она всегда переключала радиоприемник или телевизор на что-нибудь другое. Однажды мать поинтересовалась, почему Лизанька так ненавидит песню, связанную с ее именем. Дочка ответила, что большую пошлось придумать трудно. Дело было в начале восьмидесятых годов, когда эстрада была еще настоящей, качественной советской эстрадой.
Анна Михайловна успокоилась и уже предвкушала, что сейчас, спев ненавидимую Лизой песню, артист разрушит ее впечатления от первых двух, разозлит ее, и тем самым поможет успокоиться. Не тут то было! Довольно незамысловатая, даже простоватая, песенка в его исполнении прозвучала серенадой. Мать тревожно повернулась к Лизе и увидела, что она опять откликается на каждое слово исполнителя и тоскует по чему-то своему, матери неведомому.
В эти минуты Анна Михайловна поняла, как человек становится способным на убийство. Она готова была растерзать Берсенева своими руками. Ей было все равно, что с ним сделать, лишь бы он заткнулся и больше не травмировал ее девочку.
Анне Михайловне было неудобно перед присутствующими. Она считала, что Лиза ведет себя совершенно недопустимо, и даже хотела одернуть дочку, но, посмотрев по сторонам, убедилась, что на них никто не обращает внимания. Все смотрели на сцену. Мать немного успокоилась и решила отложить разговор до дома.
Наконец, он допел "Лизавету". Тут же вышел конферансье, и с шутками и прибаутками увел Лизанькиного мучителя за кулисы.
После Берсенева выступал молодой и мало кому известный артист-юморист из новых. Публика хохотала до слез, но Анна Михайловна не смотрела его выступление. Женщине было не до смеха. Она наблюдала за дочерью и обнаружила, что та тоже не слушает юмориста.
Лиза сидела и безучастно смотрела прямо перед собой. В выражении ее лица была безнадежность, граничащая с отчаянием, и такая тоска, что Анна Михайловна предпочла сделать вид, что ничего не замечает, и не стала лезть к дочери с вопросами, оставив их до антракта.
Начавшийся антракт облегчения Анечке не принес. Дочь снова была сама не своя, как в первые дни после Иркиной свадьбы. Мать испугалась и решила поговорить с Лизой, но отложила разговор до дома.
За вечерним чаем она спросила:
- Лизанька, как тебе концерт?
- Не Кремлевский, конечно, но вполне приличный.
- Кремлевский сегодня показывали по телевизору. Мы его пропустили.
- Через несколько дней обязательно повторят. Так всегда делают. Успеем посмотреть.
- Сколько новых артистов появилось. - "закинула удочку" Анна Михайловна. – Я и имен-то таких не слышала. Все, как на подбор, талантливые ребята. Особенно один. Как он мне понравился! Чудо-мальчик!
- Ты о ком? – сделала вид, что не понимает Лиза.
- Кажется, его фамилия Берсенев. Ты тоже видела его выступление впервые?
- Да.
- Очень талантливый молодой человек.
- Молодой человек! – фыркнула Лиза. – Здоровый мужичина, которому давно за тридцать.
- Это для тебя, молоденькой, он – взрослый мужчина, а для меня – мальчик, причем очень симпатичный и талантливый. Как он пел "Ноктюрн"!
- Неплохо. - согласилась Лиза.
- Как? Даже тебе понравилось? - изобразила удивление Анна Михайловна. - Представляешь, сколько женских сердец сегодня забилось чаще? Сколько барышень влюбилось в него на этом концерте и ждало его у служебного входа? Сколько их отдало бы все на свете за то, чтобы Берсенев так пел для них?
- Я бы тоже отдала. Все отдала бы за возможность хоть на минутку вернуться в тот вечер. - подумала девушка, но вслух сказала совсем иное.
- Очень зря. Влюбляться в артистов – удел малолеток и идиоток.
- Он так проникновенно пел, что сразу ясно – знает, что такое неразделенная любовь.
- Еще лучше он знает, как изобразить то, чего не испытывает, так, чтобы повелись и дурноватые малолетки, и экзальтированные вдовушки бальзаковского возраста. Профессия у него такая – эмоции человеческие изображать на потребу публике. Ничего не скажешь - хорошо мужика научили лицедействовать. Далеко пойдет. Свора пустоголовых девок с ума по нему сходить будет, а он после концерта получит гонорар и преспокойно поедет домой, к жене и детям. Возможно, по дороге завернет к семьсот семнадцатой безмозглой любовнице, но ночевать непременно отправится домой, а утром будет, зевая, попердывая и почесываясь, шастать по квартире в поисках неизвестно куда запропастившегося вонючего носка, заспанный, лохматый, небритый, воняющий потом пополам с перегаром, в растоптанных тапках, замызганной майке и видавших виды трениках. Он будет орать на жену и детей, а потом, чавкая и матерясь, жрать на завтрак яичницу ложкой прямо со сковороды. Дальше продолжать, или хватит?
- Как ты прозаична. – упрекнула Лизу мать.
- Должен же кто-то остудить твой пыл.
- Свой ты уже остудила?
- Ты о чем?
- Лиза, не лги мне. Я видела твое лицо, когда он пел.
- Ну и что? – пожала плечами дочь. – Что ты такого особенного увидела?
- Давай начнем с того, что такой я тебя не видела еще никогда.
Лиза поняла, что попалась, и приготовилась выкручиваться.
- Посмотрела? Вот и хорошо.
- Мне не могло быть хорошо, когда я видела, что тебе плохо до такой степени, что ты забыла о том, что нельзя выставлять напоказ свои чувства. Я учила тебя в любой ситуации вести себя прилично, а ты сегодня вела себя непристойно. Мне было неловко перед окружающими.
- Мама, никто ничего не заметил.
- Сомневаюсь.
- Напрасно. Все смотрели на исполнителя. До меня никому не было решительно никакого дела. Точно так же, как одиночество в толпе – вокруг море людей, но тебя никто не знает и не замечает.
- Даже если так, все равно нужно держать себя в руках до дома.
- Учту критику.
- Почему ты так реагировала на песни, которые слышала много раз, и оставалась к ним равнодушной?
- Потому что устроители концерта наняли очень хорошего гримера. - попыталась отшутиться Лиза.
- Причем тут гример? - не поняла мать.
- Ну, а кто, по-твоему, сделал из пропитой опухшей образины смазливую мордашку, от которой ты тащишься, как кошка от валерьянки?
- А если серьезно?
- Почему-то именно сегодня я поняла, что эти стихи были написаны поэтами любимым женщинам.
Она сделала смысловой акцент на слове "любимым".
- Ты позавидовала? – ахнула мать.
- Да! Представь себе! Позавидовала! Ты не знала, что твоя дочь завистлива? Ты не знала, что Лиза-крокодилица на почве хронической сексуальной голодухи завидует самой черной завистью тем женщинам, которых любят, у которых есть семьи и дети? Не богатству! Не связям! Только тем бабам, которых любят!
- Нет. – растерялась мать. – Не надо завидовать, доченька. Зависть – не самое лучшее чувство на свете.
- Согласна. Но я – Лиза-крокодилица. Мне никто никогда не напишет таких стихов и никто их так не споет! Какие стихи? Я недостойна того, чтобы подарить мне один цветочек! Меня друзьям показать стыдно! А уж пройтись со мной по улице или, чего доброго, зайти в кафе или сходить в театр - позорище! Меня стесняются! Мне отказано в праве быть любимой! У меня никогда не будет ни мужа, ни ребенка! Кикиморе болотной такие блага не положены!
- Откуда ты взяла эту кикимору болотную?
- Одно из моих прозвищ. В школе - Лиза-крокодилица, в институте - Лиза-замухрышка, на работе - кикимора болотная. Полный комплект! Есть чем гордиться!
- Сами они все кикиморы! - рявкнула мать.
- Это дела не меняет. Лизе-замухрышке зачуханный гунявый хмырюга предлагал заплатить жилплощадью за формальный статус замужней женщины и возможность родить ребенка, и совершенно серьезно, во всеуслышанье, объявил, что, для того, чтобы заиметь ребенка от кого-либо другого, ей придется мужчине не только заплатить наличными, но и напоить его как следует.
- Зачем ты вспоминаешь того козла? Он свое уже получил.
- Эдик сказал практически то же самое.
- Забудь ты этого мерзавца!
- Не получается!
- Почему?
- У меня был очень "богатый" выбор – либо одиночество, либо отношения с непросыхающим алкоголиком, лопочущим практически то же самое, что когда-то лопотал тот хмырюга. Нормальным мужикам безразлично, что я такая же женщина, как все, что я не хуже других…
- Ты лучше, детонька! – перебила Лизу Анна Михайловна, почувствовавшая, что дочь очень близка к истерике.
- Никому это не интересно! Никого не волнует и то, что я тоже способна любить! Никто не признаёт за мной право быть счастливой! Мне остается только завидовать тем, кого любят и мечтать о счастье, зная, что у меня его никогда не будет, потому что кикиморе болотной оно не полагается. Но, как только я позволила себе немножко помечтать, тут же оказалось, что моя греза, минутная слабость помешала маме, которая, оказывается, не подозревала, что ее дочь тоже хочет быть любимой!
- Ничего мне не помешало. Просто непривычно было видеть тебя такой.
- Железную леди видеть желанней?
- Привычней.
Из Лизиных глаз брызнули слезы.
- Хорошо, я учту на будущее, что мне нельзя расслабиться даже дома. - сказала она и ушла в свою комнату.
Анна Михайловна тоже ушла к себе, легла в постель, но уснуть не могла.
- Что я за баба такая нетактичная? – думала мать. – Зачем полезла девочке в душу и разбередила ее раны? Ведь понимала, что она, как любая, обделенная мужским вниманием девушка ее возраста, мечтает о муже и детях и завидует тем женщинам, у которых мужья есть. Все вполне естественно! Иначе и быть не может! Зачем я к ней полезла? Кто меня за язык дергал? Почему не оставила свое любопытство при себе? Что я ожидала услышать? Что она любовными делами не интересуется? Она живая женщина со всеми желаниями и потребностями здорового женского организма. Она не может не желать некоторых вещей, в которых ей почему-то действительно пока отказано. И не может не страдать, понимая, что ей не дано самого главного в жизни. И тут вторгаюсь я со своим бестактным любопытством и морализаторством. Грязными руками по больному месту... Почему я не прикусила свой поганый язык раньше, чем он сморозил кучу глупостей? Почему не сообразила, что у девочки просто подгуляли гормоны? Все правильно, все естественно, все так и должно быть. А я перепугалась и на ровном месте устроила трагедию. Надо пойти помириться.
Анна Михайловна встала и пошла к дочери. Подойдя к двери в Лизину комнату, она услышала из-за двери ее горький плач.
- Доигралась. - подумала мать. - Довела Лизаньку до слез.
Она вошла в комнату, присела на кровать, обняла Лизу и стала укачивать ее, как в детстве.
- Прости меня, девочка моя золотая. Прости свою нетактичную мамку. Успокойся, родная. Тебе выпало тяжкое испытание, но оно не будет длиться вечно. Всевышний утрет твои слезы и утолит твою печаль. Пройдет время, и тебе встретится хороший человек, который полюбит тебя. Ты выйдешь за него замуж, родишь ребенка и станешь настоящей домашней клушей. Все будет. Твои мечты так просты, что не могут не сбыться. Нужно только подождать.
- Ты мне еще расскажи про красавца-принца под алыми парусами. - всхлипнула Лиза.
- Зачем? Чтобы поманить тебя действительно несбыточной мечтой и сделать еще больнее? Нет, Лизанька, не будет в твоей жизни ни алых парусов, ни принца. Встретится тебе самый обыкновенный мужчина, который будет по утрам разыскивать носки и лопать яичницу прямо со сковороды, а перед ужином с удовольствием выпивать стопочку водки точно так же, как это делал папа. Возможно, вместо яхты с алыми парусами у него будет красный "Жигуленок" или "Нива". Если Создателю будет угодно, то твой будущий муж окажется таким же добрым и домашним человеком, каким был папа. У тебя не будет выдающейся или необычной судьбы. Ты проживешь простую повседневную жизнь, состоящую, по большей части, из забот и тревог. У тебя будет обычная женская судьба. Жизнь, как жизнь. Как у всех… Потерпи, доченька. Твое время еще придет… Не может не прийти…
Слова матери возымели свое действие - постепенно Лиза перестала плакать. Когда Анна Михайловна ушла к себе, девушка еще долго не могла уснуть – вспоминала Мишу. Она не поверила своим ушам, когда конферансье объявил его номер, подумала, что перепутала фамилию, но меньше, чем через минуту, увидела, как на сцену с гитарой в руках действительно вышел тот самый молодой человек, которого она знала всего один день, но забыть за прошедшие полтора года так и не смогла. Оказывается, он не солгал – действительно, артист.
Лиза запомнила свое потрясение от "Баллады о любви". Она давно любила эти стихи, знала их наизусть, много раз слышала в авторском исполнении и считала их одной из вершин русской любовной поэзии. Но Мишино исполнение поразило ее. Так, одновременно страстно и проникновенно, с придыханием и тоской, мог петь "Балладу" только тот, кто сам страдает от неразделенной любви. Молодой человек произносил давно знакомые слова, но девушке казалось, что она слышит их впервые.
Еще большее впечатление произвел на нее "Ноктюрн" Бабаджаняна, вернее, прекрасные стихи Рождественского. О "Лизавете" и говорить было нечего. В исполнении Берсенева она свою тезку "добила".
Лиза действительно давно завидовала тем женщинам, которым поэты писали любовные стихи, но скрывала свою зависть под маской равнодушия, раздражения или цинизма, и каждый раз, боясь не выдержать и выдать свои истинные чувства, старалась либо переключить телевизор или радиоприемник на другую программу, либо вообще уйти из комнаты.
Но в этот вечер с ней происходило нечто мистическое, непонятное девушке и пугавшее ее. Она чувствовала, что Берсенев поет эти прекрасные песни только для нее одной, объясняется в любви именно ей и тоскует только по ней. Она почти физически ощущала ту самую "волшебную невидимую нить", накрепко и навсегда связавшую их с Михаилом. Это опять было "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть", но оно было...
Голос разума умолк, уступив место долго сдерживаемым чувствам. Лизино состояние было сродни помешательству. Ее сердце тянулось к Мише, любило его, тосковало по нему, сладко трепетало от звука его голоса, внимало каждому произнесенному им слову, а глаза жадно запоминали каждую черточку родного лица, каждое движение.
Когда выступление закончилось, зрители наградили артиста вполне заслуженными аплодисментами. Наступил тот момент, о неизбежности которого Лиза на несколько минут забыла - Миша повернулся спиной к публике и ушел за кулисы. Девушке пришлось вернуться в реальную жизнь, в которой не было и никогда не будет Михаила Берсенева. Не было по ее вине...
Лизе было больно. Она безнадежно смотрела ему вслед и понимала, что, скорее всего, больше ей увидеть Мишу не удастся никогда. Девушка прощалась с ним навсегда, и изменить ситуацию было ей не под силу. Слезы застилали ее глаза, и нельзя было плакать. Боль разрывала душу, и невозможно было ее утолить. Она готова была все отдать за то, чтобы вернуться в тот мартовский вечер и поступить совсем иначе…
- Пусть наше знакомство продлилось бы всего несколько дней, - думала Лиза, - пусть потом меня ждала бы большая боль и месть Ирки, но эти дни у меня были бы. И был бы Миша. А, может быть, был бы и ребенок от него. Ребенок, которому я могла бы отдать всю ту любовь, которая предназначалась его отцу... Пусть у меня была бы большая обида на Мишу, но не было бы сожалений о том, чего не произошло. Обида избавила бы меня от той боли, которую я испытываю сейчас. Стараясь избежать одной боли, я вляпалась в еще большую... Сумела, однако...
Лиза долго не могла успокоиться. Оставшуяся часть концерта она провела не просто под впечатлением от Мишиного выступления, а в настоящем любовном угаре. Она не запомнила больше ни одного номера – всё дальнейшее представление стало для нее лишь общим, сильно раздражающим фоном.
Девушка начала понемногу успокаиваться только по дороге домой. А дома на нее обрушилась новая проблема – мама увидела то, что ее глазам предназначено не было, и стала приставать с расспросами, не желая понимать, что в душе дочери есть территория, куда никому доступа нет. Защищая свою душу от нежелательного вторжения, Лиза дошла до истерики, которая неожиданно оказалась для нее благотворной. Сумев для матери облечь свои эмоции в уже известный ей фантик, девушка, с одной стороны, смогла выплакаться, не нарываясь на лишние вопросы, а, с другой стороны, утаить от матери то, что не считала нужным ей рассказывать.
Когда Лиза осталась в своей комнате одна, ей стоило немалого труда уговорить себя, что испытанные ею прошедшим вечером эмоции к реальному Михаилу Берсеневу отношения не имели.
- Со мной случилось то же самое, что случается практически со всеми такими же бедолагами, как я. - думала девушка. - Не более, чем несвоевременный выброс гормонов в кровь из-за случайной встречи с человеком, в которого меня когда-то угораздило влюбиться. Стоп. О какой встрече идет речь? Строго говоря, никакой встречи не было. Встреча - понятие обоюдное. Я увидела его издалека, а он меня вообще увидеть в зале не мог. Это не встреча, а специфика его профессии. Так что, подвели меня гормончики и собственный организм просто так, из-за красивой картинки. Заставили чувствовать то, чего не было никогда, а на самом деле Берсенев исполнял две первые песни не по собственной инициативе, а по заказу милицейского начальства или по разнарядке Москонцерта, а "Лизавету" - по просьбам из зала. Так что, ко мне это объяснение в любви никакого отношения иметь не могло потому, что его вообще не было. Было очень удачное исполнение лирических песен. Была хорошая актерская игра, не более того, потому что настоящий Михаил Берсенев - ловелас и циник, которому вряд ли известно такое чувство, как любовь.
Постепенно Лиза начала "трезветь". Когда ей удалось достичь душевного равновесия, девушка убедила себя, что молодой человек должен был давно забыть их единственную встречу почти полтора года назад, а потом сама себе уточнила – Миша вообще не должен был запомнить ее. И вообще, нельзя быть наивной и принимать эмоции, изображаемые актерами, за чистую монету. Ни на сцене, ни в жизни.
- Он немного изменился. - думала девушка. - Почти такой же, как тогда… Извечно родной, только чуть-чуть взрослее. Интересно, он повзрослел только внешне? Или… Угораздило же меня влюбиться в него с первого взгляда… Хорошо, что я тогда отшила его и сбежала. Ничего хорошего все равно не вышло бы. Ну стала бы я для него семьсот восемнадцатой, и что? Поимел бы он меня, а потом все равно помирился бы со своей пассией, исчез бы навсегда и забыл бы, как меня зовут. Сидела бы я на том концерте, со стыдом и болью вспоминая, как он меня отымел и бросил.
Так говорил разум, но сердце с ним не соглашалось. Оно кричало Лизе о том, что, не оставив Мише дороги к себе, девушка совершила страшную и непоправимую ошибку, о которой ей предстоит горько сожалеть всю оставшуюся жизнь.
1995 год.
Прошло еще полгода.
В понедельник, 6 марта 1995 года, бывший артист, а ныне таксист, Михаил Берсенев калымил на стареньком отцовском "Москвиче", вишневый цвет которого немного раздражал молодого хозяина, которому нравились автомобили более темных оттенков. Теперь извоз стал для него одним из основных источников дохода. Жизнь была тяжелая. Из театра его вынудили уволиться без объяснения причин. Он был рад уже тому, что худрук обошелся с ним более-менее честно, во всяком случае, без неуклюжей лжи и беспомощного лепета. Политес Михаила не интересовал – истинную причину он и сам знал неплохо.
В филармонии и Москонцерте, в которых он подрабатывал, ему тоже недвусмысленно дали понять, что работы для него больше не будет. Там для отвода глаз нагромоздили гору лжи, очень похожей на правду. Говорили, что пришло другое время. Теперь никому не нужны чтецы и исполнители романсов. Во главе угла находится "ее величество" попса. Народные и заслуженные еще могут на что-то рассчитывать, а он никому не нужен. Ясное дело, все как обычно – лишним всегда оказывается именно он.
В кино Мише давно рассчитывать было до такой степени не на что, что он, чтобы не слышать очередную неуклюжую ложь о своей профессиональной непригодности, не пытался попасть даже в массовку. Свобода и права человека, о которых так много болтали на всех уровнях, обернулись для молодого человека, как и для еще очень многих людей в девяностые годы, свободой быть безработным и правом сдохнуть с голоду.
Но не таков был Миша Берсенев, чтобы сдаться и пропасть в этой новой, неправильной и непонятной для него жизни. Когда почти четыре года назад один за другим, с интервалом в два месяца, умерли его родители, а еще через полгода за ними последовал дед, он пустил в городскую квартиру родителей и в квартиру, доставшуюся ему от деда, жильцов, а сам переселился на дачу, где стал возделывать огород и жить, по сути, натуральным хозяйством и дарами леса.
Аренда квартир приносила постоянный доход. Денег хватало на все его нужды, но Михаил не успокоился на достигнутом и стал зарабатывать еще и извозом, не надеясь ни на кого, и создавая свою собственную "подушку безопасности". Бизнес шел трудно. Денег у людей было мало, и машины они нанимали не часто, а на вокзалы и в аэропорты его не пускали тамошние завсегдатаи. Приходилось работать преимущественно "от бордюра", но молодой человек не унывал и надеялся, что времена когда-нибудь изменятся, и жить станет полегче.
При всех своих невзгодах и трудностях, Михаил считал бы себя редкостным счастливчиком, если бы не было в его жизни боли по имени Лиза, которую он так и не смог забыть.
После единственного дня, проведенного вместе, девушка стала для Миши одновременно наваждением и проклятием. Он давно убедился в том, что Нина Константиновна оказалась права - девчонка его обманула. Она не жила в том доме, который назвала своим. Он даже не был уверен в том, что обманщица живет именно в этом районе, но ноги все равно сами несли его туда в надежде встретить ее.
Временами, когда он видел на улицах женщин, хоть чуть-чуть напоминавших Лизу, он окликал их, догонял, а потом, увидев, что опять обознался, извинялся, но все равно потом опять и опять совершал ту же ошибку, особенно в том районе, где он почти два года назад попрощался с Лизой. Он давно запретил себе это делать, но то и дело нарушал запрет.
Когда Миша еще подрабатывал в Москонцерте, он каждый раз высматривал Лизу среди зрителей. Полгода назад, в День милиции, ему показалось, что она сидит в зале. "Балладу о любви" Высоцкого, "Ноктюрн" Бабаджаняна и "Лизавету" он тогда пел для нее, хотя увидеть девушку среди зрителей ему не удалось. Он обращался только к Лизе - до остальных ему дела не было. Ему казалось, что девушка слышит его и разделяет его чувства.
Еще долго после концерта Миша никак не мог успокоиться и вспоминал свои ощущения в те минуты, когда ему просто казалось, что девушка где-то рядом. Это было сродни сумасшествию, в котором он хотел утонуть навсегда.
Михаил за два года успел испытать по отношению к Лизе всю палитру эмоций от обиды и гнева два года назад до страшной, звериной тоски по ней сейчас, когда он давно, не без помощи той же Нины Константиновны, понял, что сильнее всего девушка испугалась не сказанных Иркой гадостей, а своих чувств.
Миша неплохо знал, каких эмоций обычно боятся женщины и давно научился успешно преодолевать подобные страхи. Это знание, в совокупности с безрезультатными поисками и осознанием собственной глупости, позволившей ему, попрощавшись с девушкой, сразу уйти, вместо того, чтобы проследить, не выйдет ли она снова из подъезда, и не пойдет ли в другое место, довели Мишу до черной тоски. Он казнил себя за ошибку, но изменить ничего не мог.
По натуре своей, он был глубоко верующим человеком, хотя отчета в этом себе не отдавал, в церковь не ходил и не удосужился выучить ни одной молитвы. Зато он очень хорошо знал, всей своей жизнью прочувствовал, что не бывает на белом свете ни везения, ни злого рока, ни простого стечения обстоятельств, ни случайных встреч. Есть только воля Всевышнего. Все, что происходило и происходит в его жизни, предопределено Свыше. Во всех событиях есть, часто недоступный его пониманию, смысл, а его задача – принимать все происходящее таким, какое оно есть, жить в предлагаемых обстоятельствах, в случае необходимости делать выбор между двумя вариантами, обычно предлагаемыми человеку Творцом и нести ответственность за ошибочно принятые решения.
Молодой человек давно понял, что расплачивается за свои ошибки, одну из которых он совершил много лет назад, когда выбирал профессию, а другую - в тот далекий мартовский вечер. Ту, давнюю ошибку, он исправил, а теперь умолял Всевышнего помочь исправить и вторую - предоставить ему еще один шанс, еще одну встречу с Лизой, но ни позднее раскаяние, ни жаркие мольбы результата не давали.
Временами, когда Мише на глаза попадались влюбленные пары или матери с маленькими детьми, он думал о том, что за время, прошедшее с их единственной встречи, Лиза давно могла благополучно выйти замуж, родить ребенка, стать счастливой женой и матерью, и забыть его, Михаила, словно и не пересекались их пути никогда. Умом он понимал это, но сердце понимать отказывалось наотрез. Оно не слушалось Мишу и не верило в то, что Лиза могла выйти замуж за другого мужчину. Оно требовало Лизу, любило ее, тосковало по ней, тревожилось за нее и отчаянно желало встречи с ней. Миша был болен Лизой и понимал это.
Не единожды молодой человек пытался забыть девушку в объятиях других женщин, но снова и снова обнаруживал, что утоления лишь телесного голода ему стало недостаточно. Существовал еще голод души, который ни одна женщина, кроме Лизы, утолить не могла. Михаил помнил, как тепло и светло ему было рядом с ней, и понимал, что больше ни одна женщина не дарила ему таких ощущений. Ему были доступны любые удовольствия, кроме того душевного комфорта, который он испытал рядом с Лизой. Замена одной женщины на другую результата не давала, и однажды Михаил понял, что менять женщин, как перчатки, ему больше нет смысла. Чтобы быть счастливым, ему необходимо найти Лизу и жениться на ней.
В этот, еще почти зимний вечер Михаилу почему-то было тревожно. Молодой человек сам не понимал, что с ним происходит, и старался работать очень осторожно. Взяв пассажира у Киевского вокзала, он повез клиента как раз в тот район, в котором якобы жила Лиза. Когда Миша въехал в один из хорошо знакомых ему дворов неподалеку от Есенинского бульвара и высадил пассажира у двери подъезда одного из многочисленных домов, из другого подъезда торопливо вышла женщина средних лет в расстегнутом пальто и без шапки. Сразу было заметно, что у нее случилось несчастье. Увидев стоящий автомобиль, женщина замахала руками, показывая, что ей нужна машина. Миша открыл переднюю дверь. Женщина подошла к ней и торопливо затараторила:
- Молодой человек, пожалуйста, помогите нам, отвезите в ближайшую травматологию. Дочка шла с работы, поскользнулась на льду у самого дома, упала и, похоже, сломала левую руку. Пожалуйста, не откажите, мы заплатим любую цену.
Миша слушал женщину и не верил своим глазам. С ее лица на него смотрели такие же карие бархатные глаза, как у Лизы. Он присмотрелся к будущей пассажирке и увидел, что не только глаза, но и другие черты ее лица тоже напоминают ему беглянку. В душе молодого человека зашевелилась надежда.
- Садитесь. – согласился Михаил. - Дочку посадим ко мне, на переднее сиденье. Ей так удобнее будет потом выходить из машины. А Вы с ее мужем сядете назад.
- Нет у нее мужа.
Сердце молодого человека пропустило один удар.
- Стоп! - мысленно приказал он сам себе. - Погоди радоваться тому, что никакого мужа нет. Сначала нужно увидеть, та ли это девушка.
А вслух сказал:
- Трудно Вам будет вдвоем в травматологии. В такие места мужика с собой надо брать.
- Что поделаешь? Придется справляться самим.
- Как зовут дочку?
- Лизой. Зачем Вам ее имя?
- Чтобы по дороге отвлекать ее от боли разговорами. - ответил молодой человек, уже почти уверенный в том, что через минуту, от силы - две, он найдет свою беглянку.
Женщину такой ответ вполне удовлетворил.
- Пожалуйста, подождите нас минуточку. Я оставила Лизу в подъезде, чтобы она не застудилась. Сейчас я ее приведу. Только не уезжайте.
- Не беспокойтесь, мадам, без Вас не уеду.
Женщина заторопилась помочь дочери. Миша, боявшийся поверить в свое счастье, вышел из машины. Он прислонился спиной к передней дверце автомобиля и на несколько секунд, чтобы немного унять волнение, прикрыл глаза. В голове роились сумбурные мысли.
- Если я встречу Лизу именно сейчас, когда ей плохо, значит, именно такой должна быть отправная точка наших отношений. - думал Михаил. - Значит, мое желание исполнено – мне предоставлен шанс вновь увидеть девочку, но одновременно послано испытание ее болезнью, и теперь наше будущее зависит от того, как я это испытание выдержу.
Молодой человек возблагодарил Всевышнего за то, что в дни справедливого наказания Он вспомнил о милосердии и откликнулся на жаркие мольбы. Михаил благодарил Создателя за то, что Творец позволил ему быть рядом с Лизой в тяжелое для нее время, принять на свои плечи заботу о ней, помочь облегчить, в меру сил своих, ее страдания и заслужить у Всесильного право быть рядом с ней всю жизнь.
Услышав хлопок входной двери, Миша открыл глаза и увидел вышедших из подъезда женщин. В тусклом свете фонаря молодой человек увидел Лизу. Она вышла на улицу сгорбившись, явно испытывая сильную боль.
Михаил торопливо преодолел те несколько шагов, которые отделяли его от девушки, и остановился перед ней.
- Лиза. Лизанька. Девочка моя.
Мишины слова не сразу дошли до заторможенного сильной болью Лизиного сознания. Наконец, девушка медленно, как во сне, подняла голову. Ее бархатные карие глаза встретились с его сияющими любовью и радостью лучистыми серыми глазами, и не смогли от них оторваться.
Лиза не сразу поверила в то, что она не спит, не грезит и не сошла с ума, что перед ней наяву тот самый Миша, которого она знала всего один день, но любит, вопреки всему, уже целых два года. В ее глазах сначала отразилось недоумение, которое сменилось узнаванием, удивлением, затем радостью, а потом они засияли любовью навстречу Мишиным глазам.
- Миша. - прошелестел ее шепот.
На несколько секунд молодой человек забыл обо всем. Он протянул руки, взял в ладони Лизино лицо и стал жадно целовать его. Девушка не сопротивлялась, напротив, она закрыла глаза, и Михаил почувствовал ее отклик на поцелуи. Спустя несколько секунд он неосторожно задел травмированную руку.
Лиза открыла глаза и тихо прошептала:
- Миша, больно...
Одно короткое слово заставило Михаила опомниться и отстраниться.
- Прости, Лизанька. Я так обрадовался, что забыл о твоей травме.
- Вы знакомы? - удивленно спросила Анна Михайловна.
- Да, мадам. - коротко ответил Михаил.
- Мне почему-то знакомо Ваше лицо.
Девушка насмешливо фыркнула.
- Но в нашем доме Вы точно не бывали. - продолжила Анна Михайловна.
- Поблагодарите за это Лизу.
- Ну что ж, давайте познакомимся.
- Меня зовут Михаил Берсенев.
- К-как? - переспросила Анна Михайловна, сразу вспомнившая, где и когда она видела этого человека, но не поверившая собственным ушам.
- Меня зовут Миша, Михаил Андреевич Берсенев. - терпеливо повторил молодой человек. - Мы с Лизой познакомились на свадьбе у моего друга, Вадима Никольского. Я был свидетелем жениха.
Анне Михайловне, неожиданно получившей ответы на все, мучавшие ее уже целых два года вопросы, было совсем не просто взять себя в руки и ответить так, словно ничего особенного она только что не узнала. Прошло несколько секунд прежде, чем она справилась с изумлением и смогла спокойно ответить:
- Очень приятно. Меня зовут Анна Михайловна. Я – мама Лизы.
- Лизанька, почему мама так удивлена?
- Ее склероз вспомнил, почему ей знакомо твое лицо. - ответила разозлившаяся на мать девушка.
- Почему?
- Спроси у нее. - язвительно посоветовала уже изрядно злая Лиза.
- Анна Михайловна,...
- Полгода назад мы видели Ваше выступление в концерте. - перебила Мишу мать Лизы.
На лице молодого человека отразилось удивление пополам с облегчением. Он хотел спросить у Анны Михайловны что-то еще, но не успел.
- Господа хорошие, - все так же язвительно поинтересовалась Лиза, - я вам не мешаю? Может быть, я уже пойду домой?
- Что значит домой? - грозно спросила мать. - Нам нужно в травматологию.
- Тогда заканчивайте политес! Холодно!
- Голова моя дырявая! - охнула мать. - Я забыла, что у тебя под пальто только блузочка с коротким рукавом!
Миша и Анна Михайловна помогли Лизе дойти до машины. Когда девушка, морщась от боли и покряхтывая, неловко, как старушечка, села на переднее сиденье, Мишино сердце болезненно сжалось от любви и сострадания.
- Лизанька, устраивай руку поудобнее и готовься немного потерпеть - когда мы тронемся с места, тебе будет больно. При торможении - тоже.
- Пытаешься войти в образ ангела-хранителя?
Мишу не смутил насмешливый тон девушки. Молодой человек понимал, что их встреча произошла для Лизы неожиданно, не в самый подходящий момент, и ей необходимо время для того, чтобы побороть смущение, которое она скрывала под маской язвительности, и освоиться с тем, что больше он из ее жизни не исчезнет. А пока она привыкает к его присутствию, придется ему запастись терпением, принять ее правила игры и спуску ей не давать. Хочет пикировку – пусть получит. Пусть пока потешится. Она больна – ей положено капризничать. Нежности он научит ее потом, если, конечно, им суждено быть вместе. А пока… Миша взял тот же тон, что и Лиза:
- Что поделаешь? Видимо, судьба у меня такая – появляться в твоей жизни в трудные моменты и вытаскивать тебя из разнообразных передряг.
- Какие мы скромные! - опять съязвила девушка.
- Лизанька, убери иголки. – посоветовал Миша. - Не волнуйся, я понял – сильных чувств ты все еще боишься. Жаль, но ничего не поделаешь - придется отложить их до лучших времен. А пока - поехали к доктору.
Покрасневшая от смущения Лиза с ужасом поняла, что от молодого человека не ускользнули ни ее радость, ни усилие, которое она приложила, чтобы сдержать свой любовный порыв, но признаваться Мишке в том, что он прав, она не собиралась.
- Сильных чувств? – притворно возмутилась девушка. – Ты меня ни с кем не перепутал?
- Тебя перепутаешь…
- А морда у тебя от наглости не треснет?
- Я так смотрю, тебе никакая боль язычок не укорачивает…
- "Ничто нас в жизни не может вышибить из седла". - ехидно процитировала Лиза стихи Константина Симонова.
- Лизанька, ты язва. - радостно проворковал Миша.
- Радуешься открытию?
- Радуюсь встрече. Устраивайся поудобнее, поедем туда, где чинят лапки маленьким свирепым девочкам, но сначала заедем в аптеку.
- Зачем?
- Времена тяжелые. В больнице может не оказаться обезболивающего. Лучше прихватить с собой. И шприцы новые не помешают. Кто их знает, сколько раз они каждый шприц используют. Почти каждую неделю по телевизору рассказывают о новых случаях заражения всякой гадостью через одноразовые шприцы. Не будем рисковать.
- Спасибо за совет. - отозвалась с заднего сиденья мать Лизы, чувствовавшая себя обитательницей дурдома.
- Сейчас позвоним Вадиму, узнаем, какое лекарство лучше купить, и поедем.
- Он все еще женат на Ирке? – поинтересовалась Лиза. – Или уже развелся?
- Ты что, ничего не знаешь? – удивился Миша. - Ирина погибла в день свадьбы, буквально через несколько минут после того, как мы с тобой сбежали.
- Не может быть! – хором ахнули Лиза и Анна Михайловна.
- Представьте себе, может. Ее в драке одним ударом убила блондинистая бабенка, сидевшая за столом напротив нас. Когда все случилось, мы с тобой, наверное, еще шли к гардеробной. Мне рассказала мать моего друга, видевшая произошедшее своими глазами.
- Шапокляк?
- Ты запомнила, моя хорошая? Шапокляк. Я проводил тебя и позвонил ей от метро. Поинтересовался, благополучно ли они с Котькой выбрались из того ада. Когда узнал о том, что случилось, поехал к ним домой.
- Как Вадим пережил?
- Был рад-радешенек вновь обретенной свободе и благодарен убийце за столь щедрый свадебный подарок. Его мать рассказывала, что они с Котей напраздновались тогда до полного свинства. Он даже на похороны не пошел, сколько ее семья ни просила соблюсти приличия. Послал их куда подальше и остался дома.
- А ты? Что-то я не слышу в твоем голосе скорби.
- Откуда бы ей взяться? Я таких баб обхожу за версту.
- Не смеши меня.
- Опять ты за свое? Правду говорю. Я такими брезгую.
- Значит, надрался на радостях вместе с друзьями?
- Нет. Пока они праздновали, я весь вечер развлекал Шапокляк. Ей было не по себе, а Котя так обрадовался за друга, что о матери не подумал.
- Она, наверное, тяжело перенесла случившееся. Бедная женщина! Увидеть настоящее убийство своими глазами…
- Теперь ты беспокоишься о ней, жалеешь. А я? Лизанька, когда ты оставишь в покое весь остальной мир и начнешь переживать за меня? Честное слово, я лучше Шапокляк.
- "Малыш, я лучше собаки." - процитировала Лиза. - Карлсон из тебя не получится.
- Почему?
- Пропеллера нет. И вообще, он толстый.
- Мне необходимо растолстеть?
- Мы отвлеклись...
- Мы с Ниной Константиновной, разумеется, тоже отметили Димкино избавление, но немножко, чтобы можно было утром сесть за руль.
- Блондинку, конечно, посадили?
- Вадим говорил, что у нее какой-то крутой муж, который задействовал свои связи, чтобы ее отмазать. Очень ему хотелось оформить убийство, как необходимую оборону. Заявил, что Ирка напала на его жену первая, с ножом в руках.
- Удалось?
- Ему удалось свести уголовное дело к превышению предела необходимой обороны. Другие свидетели, включая Шапокляк, не видели в руках у Ирины ножа. Суд был, но что присудили – не помню. Кажется, дали условный срок.
Травматология была недалеко, но в поисках того обезболивающего, купить которое посоветовал Вадим, Михаилу пришлось повозить женщин по аптекам и каждый раз, оставляя Лизу одну в машине, сопровождать окончательно растерявшуюся Анну Михайловну, чтобы она не перепутала названия препаратов, проверила срок годности и не забыла купить шприцы и эластичные бинты. Времена были мутные – продукты, тряпки и бытовая техника уже были в избытке, а с лекарствами ситуация все еще была очень напряженной.
Когда они, наконец, купили все необходимое и добрались до больницы, Миша увидел, как сильно испугалась Лиза предстоящей экзекуции. У девушки начался нервный озноб – ее трясло крупной дрожью. Было слышно, как у нее стучат зубы. Страх Лизы передался не только матери, но и ему самому.
Тащить их обеих в больницу в таком состоянии было нельзя, оставить все, как есть, – тоже. Давать время на успокоение было бесполезно, но как-то подготовить девочку к неизбежному было необходимо. Чтобы Лиза отвлеклась от своих страхов, Миша решил как следует разозлить ее перед предстоящим испытанием, и заявил безапелляционным тоном:
- Лиза, к врачу я пойду с тобой.
- Зачем? – удивилась девушка.
- Затем, что травматология - это такое место, где маленьким девочкам делают больно, и им нужна поддержка и помощь взрослых мальчиков.
Девушка открыла рот, чтобы возразить, но Михаил опередил ее:
- Лизанька, пожалуйста, закрой рот.
- Почему?
- Чтобы из него не вывалилась очередная гадость.
- Ты знаешь, что я скажу?
- Скорее, помню то, что ты успела наговорить в прошлый раз.
- Так понравилось?
- Не то слово. - вздохнул Миша.
- Обращайся. У меня ещё есть.
- Ты щедра...
- Для хорошего человека гадостей не жалко.
- Помнится, тут должно быть другое слово, более точное.
- Я стесняюсь.
- Давно?
- Минут пять. С тех пор, как заподозрила неладное.
- Что ты заподозрила?
- Что ты учёл критику.
- Когда заподозришь, что я провёл работу над ошибками, не забудь сказать мне об этом.
- Если ты в тот момент опять подвернёшься мне под руку, возможно…
- Еще разобраться надо, кто из нас кому и куда сегодня подвернулся.
- Разбирайся, если есть охота…
- Лиза, ты уже достаточно разозлилась, чтобы не очень сильно бояться боли?
- Тебе то что?
- Тогда соберись с духом - мы идем к врачу. Посиди спокойно – сейчас я помогу тебе выйти из машины.
- Подожди немножко, минут пять.
- Пять минут ничего не изменят. - продолжал злить ее молодой человек. – Я все равно пойду с тобой.
- Нет!
- Ты кого больше боишься – боли или меня?
- Миша, мне не нужно твоё присутствие там.
- Разве я спрашиваю, нужно оно тебе или нет? Я ставлю тебя в известность, что одну не отпущу. Почувствуй разницу.
- Я не одна. Я с мамой.
- Ты сидишь к маме спиной и не видишь, как она испугана и растеряна. Не сбрасывай со счетов то, что она еще и страшно удивлена. Держится, конечно, молодцом, но, если посмотреть на нее повнимательнее, то видно, что она сама скоро упадет в обморок. Пожалей ее, смирись со своей судьбой, перестань бояться и давай уже пойдем к врачу. Сколько можно терпеть боль?
- Мы с мамой отлично справимся сами.
- Сомневаюсь. Две женщины – это гораздо хуже, чем одна. В такой ситуации для поддержки обязательно нужен мужик.
- Мы всю жизнь сами справляемся, как умеем. Привыкли.
- Не стоит так откровенно хвастаться вредными привычками.
- Ты рехнулся? Чем я хвастаюсь?
- Привычкой все проблемы решать самостоятельно, без помощи мужчины. Курение гораздо безопасней…
- Ты понял, что в нашем доме нет домашнего животного… - сердито начала Лиза.
- Да, - перебил ее Михаил, - узнал от мамы, и намерен позаботиться о том, чтобы оно у вас завелось как можно быстрее. Есть у меня на примете один неплохой экземпляр. Порода – мужик обыкновенный. Забавный, домашний, работящий, в меру нахальный, и петь умеет неплохо. Тебе понравится.
- Предлагаешь свою кандидатуру? – хмыкнула Лиза.
- Умная девочка.
- Драным мартовским котиком?
- Ласковым домашним песиком. – улыбнулся Михаил.
- Даже так? После одного дня знакомства? Вы не слишком торопитесь, синьор?
- А мадмуазель хотела бы иметь время на совещание со своими долбанутыми тараканами? Щаззз!!! Перебьешься! Два года назад ты с ними посовещалась…
- Я не хотела бы быть взятой на абордаж. - процедила девушка, сузив глаза от злости.
- Какой абордаж? За один тот день с нами столько всего случилось, что другим хватило бы на год. Будешь отрицать?
- Нет, не буду. – вдруг, к огромному удивлению Анны Михайловны, согласилась Лиза. - Событий было даже слишком много. Мы с тобой за один тот день словно целую жизнь прожили.
- Хорошо сказано. Действительно, тот день был длинным, как жизнь, и коротким, как мгновение. Обрати внимание, прожили мы его душа в душу. Даже не подрались.
- Что??? Как не подрались? Не ты ли молотил своими кулачищами всех подряд? Где только научился?
- Так я тебя спасал - из драки выводил. А мы с тобой не подрались. Наоборот, такая душевная близость возникла…
- Ну, ты сказочник. Шарль Перро!
- Ой, вот только не надо персоналий! Сказки Перро ты знаешь в авторских переводах Тургенева и Аксакова. От французика в них остались только неплохие идеи, остальное – русская классика, даже сюжеты адаптированы для нашего менталитета. Во всяком случае, Шапокляк меня так учила, а она знает, что к чему…
- Не заговаривай мне зубы, синьор! Меня он спасал! Ха! А я взяла, да и поверила сдуру. Говори правду! Физиономию свою драгоценную ты спасал! Боялся, что тебе фингал под глаз присадят, и ты работать не сможешь, артист…
- Это ты так решила, а на самом деле я о своей физиономии вообще не думал - синяк можно замазать гримом. И о работе не думал. Иначе не рисковал бы руками. Разбитыми пальцами баранку-то крутить затруднительно, а уж на гитаре играть - и подавно.
Лиза смутилась и покраснела:
- Я об этом не подумала. Извини.
- Ты о многом тогда сдуру не подумала, - неожиданно взорвался Миша, - и, в первую очередь, о собственной безопасности! Так страшно самой себя испугалась, что жизнью рисковала ради того, чтобы я тебя не нашел! Как видишь, зря - нам была судьба встретиться…
- И опять поругаться… - грустно констатировала девушка.
- Опять ты уводишь разговор в другую сторону. Мы говорили о пользе двуногих домашних животных.
- После одного дня знакомства…
- Тем не менее, тот великолепный день у нас с тобой был, а потом, по моей глупости, было два года размышлений.
- С чего ты взял, что я о тебе думала?
- Ты меня не просто узнала – обрадовалась.
- Не преувеличивай. Я не обрадовалась, а, скорее, удивилась.
- Ты считаешь меня слепоглухонемым идиотом в последней стадии дебилизма?
- Я этого не говорила.
- Потому, что не успела. Ну как? Будешь отрицать очевидное?
- Ладно. Ты меня разоблачил. Не буду отрицать – обрадовалась. Что из этого следует? Чего ты добиваешься?
- Пытаюсь уговорить тебя забыть то, не самое благоприятное впечатление, которое сложилось у тебя обо мне два года назад, и познакомиться со мной настоящим.
- Ты хочешь, чтобы я поверила в то, что ты боишься быть отвергнутым?
- Представь себе.
- Этого не может быть. - удивилась Лиза. - Только не ты.
- Почему? Я такой же человек, как и все прочие, что бы ты обо мне ни думала…
- Я о тебе вообще не думала.
- Сказки ты будешь рассказывать кому-нибудь другому. Лиза, сколько можно тянуть время? Пойдем.
- Ты останешься в машине.
- Лизанька, усвой, пожалуйста, как можно быстрее, что с сегодняшнего дня все мало-мальски серьезное, касающееся тебя и твоего здоровья, будет всегда происходить только в моем присутствии и под моим контролем. Хватит и без тебя на белом свете долбанутых феминисток.
- Ты кто такой, чтобы распоряжаться?
- Ты еще не поняла? Странно. Наверное, головой сильно стукнулась…
- Я-то нет, а вот тебя сейчас точно стукну.
- Я увернусь, а ты сделаешь себе еще больнее. Оно тебе надо? Ты и так уже от боли самого весеннего цвета.
- Какого?
- Зеленого, как молодая травка.
Лизе действительно было не по себе. Рука очень сильно ныла, практически не переставая, да еще Миша напугал тем, что врачи могут сделать еще больнее. Она почла за благо больше не сопротивляться и позволить Михаилу пойти с ней.
Потрясенная разговорами молодых людей, Анна Михайловна благоразумно предпочитала молча наблюдать за ними, не вмешиваясь в их странные отношения, представляющие собой гремучую смесь любви с раздражением и жесткой пикировкой. Матери оставалось только надеяться на то, что эти великовозрастные Ромео и Джульетта, все-таки не убьют друг друга прежде, чем поладят.
Миша не подозревал, что уже успел заслужить уважение Анны Михайловны за то, как ловко он управлялся с непростым Лизиным характером.
- Молодец парень. - думала мать. - Управляется с Лизанькой не хуже меня. Чудеса в решете! Мой цыпленок бойцовой породы не пытается скандалить. Она даже толком не рявкнула на него ни разу. Подчиняется. Сопротивляется, конечно, но несерьезно, скорее, для видимости. Вот бы ей такого умного мужа… Он, конечно, рвется в бой, но чересчур уж торопится. Как бы не спугнул… А, впрочем, он прав. Я тоже всегда стараюсь Лизаньку застигнуть врасплох, пока она не посоветовалась со своими долбанутыми тараканами. Умница парень. Такое точное определение дал - лучше не придумаешь. Неизвестно, насколько серьезны его намерения, и не исчезнут ли они, когда он узнает Лизу поближе. Вдруг испугается? А, впрочем, он обращается с ней так ловко, будто они знакомы много лет.
Анна Михайловна постепенно закипала.
- Маленькая стервочка! - мысленно ругала она Лизу. - Не рассказывала о нем. Упомянула вскользь, как о ничего не значащей фигуре, а сама, оказывается, влюбилась с первого взгляда и прожила с ним какой-то невероятный день, о котором тоже предпочла умолчать… У моей девочки появились от меня секреты. И возлюбленный… Она смотрит на него такими глазами… Ну что ж, ее можно понять. В такого мальчика невозможно не влюбиться… Сразу видно – он любит Лизаньку. Как он на нее смотрит… На меня ни один мужчина так никогда не смотрел, даже Коленька. Мне не досталось, так пусть ей повезет за нас обеих, но шкуру я с этой малолетней заразы дома спущу. Неделю сидеть не сможет, паразитка! Так водить меня за нос!
Когда Миша помогал Лизе выйти из машины, она морщилась от боли, но терпела. Они покурили перед испытанием, а потом он сказал:
- Лизанька, пора.
Лиза испуганно вздрогнула.
- Не могу. Боюсь.
- Знаю, маленькая, я сам боюсь, но идти все равно придется.
- Если боишься, лучше останься в машине.
- Нет. Мы пойдем вместе. Вдвоем бояться не так страшно. Помнишь мультик?
- Миша, ты, кажется, действительно немного повзрослел.
- Я и тогда был давно уже безнадежно взрослым, только скрывал это под маской плейбоя.
- Даже от себя?
- В первую очередь…
- Зачем?
- Боялся.
- А теперь храбрым стал?
- Когда ты мне глаза открыла, а Шапокляк добавила…
- Красиво поешь. Остается только разобраться, где здесь правда, а где обычная мужская похвальба пополам с профессиональным лицедейством.
- Я тебе потом расскажу. По секрету.
- За что такая честь?
- Попробуй сама догадаться. Кстати, как обращаться к маме?
- Ты что, склеротик? Она же тебе сама сказала - Анна Михайловна. Посмотри, мама никак не может решить что делать – в обморок упасть от страха или лопнуть от любопытства.
- Похоже, что неспособность принимать правильные решения ты унаследовала от нее. Вам без двуногого домашнего животного нельзя. Пропадете.
- Ты уверен в собственной непогрешимости? Думаешь, что только мужчина способен принимать решения?
- Ты маме не рассказывала обо мне?
- Зачем рассказывать о человеке, которого не предполагаешь больше встретить?
- Чтобы не попасть в дурацкое положение, когда он снова появится в твоей жизни. Как теперь будем исправлять ситуацию?
- Не знаю.
- Как? Ты чего-то не знаешь? Это прогресс. Ладно. Что-нибудь обязательно придумаем. А теперь пойдем, Лизанька. Оттягивать больше нельзя - пора лечить нашу больную лапку.
- Мою.
- Нашу, черт бы тебя подрал! Теперь только нашу… Привыкай говорить только в множественном числе.
- Ты не слишком торопишься? После одного дня знакомства?
- А что делать? Приходится быть шустрее тебя. К тому же, тот необыкновенный день по насыщенности событиями стоил целой жизни. Ты сама так сказала. Будешь отрицать?
- Нет, не буду. Ты прав – что было, то было.
- Лизанька, солнышко мое, хватит тянуть время. Пойдем. Претерпим один раз, а потом все будет хорошо. Я знаю – сам руку ломал.
- Не примазывайся. Терпеть придется только мне.
- А мы с мамой будем группой поддержки. Думаешь, смотреть на твои страдания будет легко?
Как обычно бывает в травматологии, в этот вечер пострадавших было очень много, но очередь двигалась довольно быстро. Все обошлось бы более-менее благополучно, если бы уставшая и измученная болью Лиза не испугалась бы, когда из кабинета врача, в очереди к которому они сидели после рентгеновского снимка, раздался вопль пациента. Девушка вздрогнула, а потом у нее вновь начался нервный озноб. Миша, которому тоже стало не по себе от страшного крика, попытался ее обнять, но Лиза заупрямилась.
- Убери руки. Не трогай меня.
- Лизанька, солнышко, успокойся. Все будет хорошо. Ему, наверное, не сделали обезболивающий укол, а у нас лекарство с собой. Тебе сделают укольчик, и ты ничего не почувствуешь.
- Убери руки. Здесь нельзя…
- Почему?
- Посмотри, сколько народу. На нас смотрят. Веди себя прилично.
- Не обращай на них внимания. - посоветовал Миша, обрадовавшийся, что нельзя не потому, что противно, а потому, что девочке не хочется свое личное выставлять на всеобщее обозрение. - Никому до нас нет никакого дела, сюда каждый первый с бедой пришел. У каждого своя боль. Не стесняйся, родная. Лучше попытайся успокоиться и хоть немножко отдохнуть.
- Семьсот восемнадцатая отдыхающая. - пробормотала Лиза.
Миша понял, что она имела в виду, но место и время не располагало к подобным разговорам. Он ограничился тем, что, не убирая руку, легонько поцеловал ее в висок и ласково прошептал на ухо:
- Ах, ты, дурочка моя ревнивая.
И сел на банкетку верхом, чтобы девушка смогла поудобнее устроиться в его объятиях.
У Лизы на глаза навернулись непрошеные слезы. Чтобы Миша их не заметил, она прикрыла глаза и прислонилась к нему, уткнувшись лицом в плечо. Он осторожно, чтобы не причинить лишней боли, удобно пристроил ее сломанную руку, обнял девушку и стал тихонько поглаживать ей спину. Постепенно Лиза угомонилась, расслабилась и даже минут за пять до того, как подошла их очередь, задремала.
Услышав ее сонное сопение, Анна Михайловна, усердно делавшая вид, что читает какой-то журнал, взятый ею на подоконнике, оторвалась от своего занятия и удивленно повернулась к Мише. Он улыбнулся ей счастливой улыбкой. Так они сидели молча до тех пор, пока не подошла их очередь идти в кабинет врача-травматолога. Молодой человек разбудил Лизу поцелуем.
- Лизанька, просыпайся, наша очередь подходит.
Проснувшись, Лиза опять испугалась. Миша показал ей пакет с лекарствами, который передала ему Анна Михайловна.
- Смотри, девочка, лекарство уже у меня. Ничего не бойся. Я иду с тобой. В присутствии мужчины никто тебя обидеть не посмеет.
- Тебя выставят из кабинета. - испуганно сказала Лиза.
- Не посмеют. Я скажу, что ты - моя жена.
Вышедшая из кабинета медсестра пригласила следующего. Лиза и Миша встали. Анна Михайловна тоже поднялась, но Михаил жестом показал ей, чтобы она осталась в коридоре.
Молодые люди вместе вошли в кабинет врача, но пробыли там недолго – Лизе на руку наложили гипсовую лангету, выписали больничный лист, назначили время следующего посещения доктора и отпустили с условием, что она должна подождать, пока не застынет гипс, и только потом надевать пальто.
Когда Михаил вывел Лизу из кабинета, Анна Михайловна испуганно поднялась им навстречу.
- Все уже почти в порядке. - успокоил ее молодой человек. - Врачи здесь опытные. Лишних страданий Лизаньке не причинили. Даже обезболивающее не потребовалось.
- Тогда почему она такая бледная?
- Переволновалась в ожидании боли. Мы здесь посидим, пока гипс немного не подсохнет, а Вам нужно с этим направлением пойти в регистратуру, чтобы Лизаньке оформили больничный лист. Потом поедем домой.
- Может быть, оставим не потребовавшееся лекарство здешним эскулапам? - поинтересовалась Анна Михайловна.
- Зачем? Нам оно пригодится дома. Перелом будет болеть еще недели две. Мы используем лекарство для того, чтобы девочка могла спать по ночам.
- Я не умею делать уколы.
- Я умею. - ответил Михаил. - Меня Вадим научил, когда дед болел...
Когда они приехали домой, Анна Михайловна сразу, с Мишиной помощью, уложила измученную дочку в постель, а сама пошла на кухню готовить ужин, предупредив гостя, что голодным она его домой не отпустит. Молодые остались одни. Миша, набравшись наглости, осторожно прилег рядом с Лизой и обнял ее. На сей раз девушка не сопротивлялась, хотя ее предполагаемый порядковый номер в списке Мишиных побед коробил ее ничуть не меньше, чем раньше. Но в эти минуты ей, больной и усталой, было не до гордости и не до сопротивления. Лиза прильнула к нему, прижалась щекой к его плечу, прикрыла глаза и блаженно притихла, а Михаил гладил ее спину, плечи и волосы, целовал и шептал ей на ушко ласковые слова, от которых у нее кружилась голова и сладко сжималось сердце.
Спустя четверть часа Анна Михайловна пришла позвать их ужинать. Как она и ожидала, потрясения прошедшего дня не прошли для Лизы просто так. Она, как всегда на нервной почве, не могла съесть ни крошки. Мать не стала настаивать. Она знала, что ее девочке нужно просто успокоиться, тогда и аппетит вернется.
За столом Анна Михайловна задала очень интересующий ее вопрос:
- Миша, я поняла, что Вы с Лизой знакомы не первый день...
- И даже не первый год. - перебил ее Михаил. - Точнее, скоро два года.
- Как так получилось, что за два года Вы не побывали у нас в гостях ни разу?
- У Вас в родне был Иван Сусанин. - вздохнул Миша.
- Чтоооо?
- Когда я провожал Лизаньку домой после той злосчастной свадьбы, Ваша лукавая доченька привела меня в какой-то другой двор и, на голубом глазу, объявила, что живет там. Не только дом – окно "свое" показала, кодовый замок открыла, сдуру в чужой подъезд зашла, а я, как последний идиот, ей поверил. На следующий день, как дурак, пошел вечером к ней в гости с цветами и шампанским…
Лиза смутилась и густо покраснела.
- Да, солнце мое, тебе только и остается краснеть от стыда. - язвительно прокомментировал Миша. – Радуйся, что прошло два года, и я уже не очень сильно хочу выпороть тебя так, чтобы ты неделю сесть не смогла.
- За что? – удивилась Анна Михайловна.
- За то, что не подумала, дуреха, о собственной безопасности! Сначала от станции метро повела меня в чужой двор, находящийся, как выяснилось только сегодня, слишком далеко от дома. Потом не побоялась зайти в чужой подъезд, в котором, как выяснилось, обитает семейство буйных алкоголиков. Потом рисковала, когда в темноте одна шла через незнакомый, плохо освещенный двор, а потом, как выяснилось опять же только сегодня, топала в потемках через весь Есенинский бульвар. Я уже молчу о том, что неизвестно, насколько осторожно Лиза в тот вечер переходила дорогу. Обнадеживает только то, что она сидит здесь живая. И все эти глупости девочка натворила с единственной целью – сделать так, чтобы я не смог ее найти.
- В какой двор ты, коза драная, Мишу завела? – грозно спросила мать.
- В Иркин. - пискнула Лиза.
- Умничка Шапокляк не ошиблась. - подумал Михаил.
- Ты в каком месте Волгоградку переходила? - спросила побледневшая Анна Михайловна обманчиво мягким тоном.
Вместо ответа Лиза опустила глаза, мысленно прикидывая вероятность получить по заднице старым отцовским ремнем. Шансы были хороши, как никогда.
- Даже так? – рассвирепела мать. – Взять бы сейчас папин ремень, да и всыпать так, чтобы ты две недели сесть не могла.
- Двое здоровых на одну в гипсе? – попыталась отшутиться Лиза. – Так нечестно.
- Зато справедливо. – ответила Анна Михайловна.
- Маленьких ам низ-зя! – процитировала девушка кого-то из юмористов.
- Чтобы ума вложить – можно и нужно.
- Подержать ее, пока Вы пороть будете? - предложил свою помощь Миша.
- Бедная я, несчастная. - заголосила Лиза. - Всем меня выпороть не терпится! А попка у меня только одна! Пожалейте инвалидку! Не калечьте окончательно!
- Кончай орать! – приказала дочери Анна Михайловна. - Рассказывай, за каким хреном ты на свою задницу приключений искала? Почему сразу домой мальчика не привела? Чего ты так испугалась, что полезла на тот переход, где погиб папа?
От последнего вопроса побледнел уже Миша.
- Не твое дело. - ответила матери Лиза.
- Анна Михайловна, не мучайте ее. - попросил Михаил.- Все равно Лизанька Вам правду не скажет.
- А Вам?
- Мне ее объяснения не нужны – я и так все знаю.
- Вы понимаете, почему она так поступила?
- Да.
- Объясните.
- Не могу. Извините - очень личное. Не переживайте, свою пайку люлей за содеянное я получил от Нины Константиновны в тот же вечер.
- Ты обсуждал меня с ней? – задохнулась от возмущения Лиза.
- Нет, солнышко, она обсуждала тебя со мной. Между прочим, Шапокляк тебе очень симпатизирует.
- Как Вы узнали, что в том подъезде, который Лиза назвала своим, живут буйные алкоголики? – спросила Анна Михайловна.
- Говорю же, на следующий день поперся в гости, попал в жуткий шалман и столкнулся с его буйными обитателями.
- И что?
- Мы не поняли друг друга. Бутылку разбили о мою голову, а потом наваляли таких охренительных люлей, что вышел я во двор кубарем с лестницы, очень похоже на Евгения Леонова в "Джентльменах удачи". До сих пор не могу понять, как ухитрился сломать не шею, а только руку, а потом одной рукой вести машину через весь город. Когда я приехал к Виноградовым, Нина Константиновна узнала меня не сразу, а когда узнала - испугалась и срочно вызвала Вадима. А потом дня три с трудом находила, куда ложку совать.
- Лиза, ты чудовище. - усмехнулась Анна Михайловна.
- Но сладкое. - уточнил Миша.
- Вам виднее. - "кротко" согласилась Лиза.
- Кому из нас виднее? – попросил уточнить Миша.
- Обоим.
- Номер телефона она тоже отказалась продиктовать.
- Ябеда-корябеда. - обиженно пробурчала девушка.
- Лиза, ты неправа. - поддержала Мишу ее мать.
- Приятно найти единомышленницу. Поможете горю?
- Разумеется. Давайте записную книжку.
- Не мать, а бандерша какая-то. - беззлобно пробурчала дочка.
Анна Михайловна, пропустив ее последние слова мимо ушей, сама записала номер домашнего телефона в записную книжку молодого человека, а потом, немного подумав, записала и ее служебный номер.
После ужина Миша посмотрел на часы и обратился к хозяйке дома:
- Анна Михайловна, сейчас двенадцатый час. Мне необходимо съездить домой. Пожалуйста, дождитесь меня. Я вернусь часа через три-четыре и отпущу Вас спать.
- Миша, о чем Вы?
- Я сам два года назад ломал руку, поэтому знаю, что сегодняшняя ночь будет для Лизаньки трудной, а Вам завтра на работу. Необходимо хоть немного вздремнуть. Я перед уходом сделаю девочке укол обезболивающего...
- Так я тебе и позволила. - прошипела Лиза.
- В руку, - уточнил молодой человек, - а потом поцелую обиженное местечко.
Девушка презрительно фыркнула.
- А за десять поцелуев?
Лиза согласно кивнула.
- Она сможет уснуть после этого укола? - спросила мать, слегка ошалевшая от почти андерсеновского торга.
- Будем надеяться, но, вполне возможно, что особого облегчения лекарство ей не принесет, и беспокойно спать от жара и боли Лизанька будет еще несколько ночей. Вам с ней отдыхать не придется. После бессонных ночей дома, на работе Вы будете ни на что не годны.
- Ничего не поделаешь - придется мне потерпеть. - ответила Анна Михайловна.
- Я хочу свести к минимуму Ваши страдания.
- Как?
- Предлагаю разделить обязанности. Я буду при девочке ночью, а Вы будете спать. Утром Вы пойдете на работу, а я буду помогать Лизаньке до Вашего прихода. Вы придете – я лягу спать. Так нам нужно прожить, по крайней мере, до понедельника. Потом Лизаньке станет немножко легче, и она начнет приспосабливаться к жизни с одной рукой. Настоящее же облегчение наступит недельки через две.
- А Вам разве завтра не нужно на работу? – спросила Анна Михайловна. - Ах, да! Вы работаете по вечерам...
- Нет. Я раньше был артистом, а теперь, когда даже народные бедствуют, сменил род занятий, стал предпринимателем, занимаюсь извозом. Могу сам планировать свой график работы. Могу несколько дней не работать, если нужно. Во всяком случае, до следующего понедельника я побуду с Лизой, а потом попрошу помощи у Шапокляк.
- Вы уверены в том, что она нам поможет?
- Ей все равно на пенсии заняться нечем, а приключений хочется. Так пусть применит свою энергию в мирных целях.
- Я с благодарностью приму Вашу помощь. Спасибо!
- Не надо меня благодарить. Я не бескорыстен.
- Понятное дело. - заговорщически улыбнулась Анна Михайловна.
- Господа хорошие, меня вы спросить не хотите, нужно ли мне, чтобы он за мной ходил, как нянька?
- Не хотим. - спокойно ответила мать.
- Решила пустить козла в огород?
- Не вякай! Твое место в буфете!
- Значит, мое мнение тебя не интересует?
- Нет, - отрезала Анна Михайловна, - и на этом разговор будем считать оконченным.
Миша помог Лизе добраться до постели, устроил ее поудобнее, сделал обещанный укол, зацеловал, а потом уехал домой. Уже уходя, в дверях, он спросил у Анны Михайловны:
- Что Лизанька любит?
- Нервы мотать. - последовал ответ матери.
- Я спрашиваю не о том, на каком инструменте она любит играть, а что предпочитает кушать? Что она считает лакомством? Сладкое или соленое?
- И то, и другое, а еще острое.
Проводив Мишу, Анна Михайловна решительно вошла в Лизину комнату, села на диван и дала волю своим эмоциям:
- Маленькая стервочка! Конспираторша! Партизанка! Мозги мне взялась дурить! Я с ума схожу, пытаясь понять, почему она так долго ходила сама не своя, откуда у нее взялась такая бурная реакция на концерте, а она влюбилась и молчит. А как рот откроет, так из него одна ложь вываливается. Значит, аллергией по ночам маешься, симулянтка? Искренне считаешь, что влюбляться в артистов – удел идиоток, лицемерка? Завидуешь любимым женщинам и мечтаешь о счастье, которое оттолкнула своими руками, малолетняя самодурка? Я два года голову себе ломаю, пытаясь сообразить, что с тобой происходит, кто и когда тебя обидел, из-за кого ты так страдаешь, а сегодня выясняется, что ты находишься на полном самообслуживании!
- Как это?
- Сама от мужика удрала, и сама же ревет, паразитка! Тебе никто таких стихов никогда не споет, лгунья? Тебе отказано в праве быть любимой? Как дам больно! Зараза! Всю душу ты мне наизнанку вывернула своим враньем!
- Не могла же я тебе сказать, что со мной произошло такое несчастье.
- Какое несчастье?
- Влюбиться с первого взгляда в красавца-артиста, да еще и жуткого бабника впридачу.
- Несчастье было бы, если бы ты влюбилась в него безответно. Твой случай – другой. Твой Берсенев любит тебя, козу драную, до посинения. Не пытайся возражать - мама лучше знает.
- Какую еще дурь мама знает?
- Не знает, но подозревает, что в тот вечер он пел только для тебя.
- Ты говори, да не заговаривайся. Не делай мелодрамы там, где ее не было. Он не знал, что я сижу в зале.
- Поживем - увидим. - ответила Анна Михайловна. - Лучше, по-хорошему, честно расскажи мне все, что ты знаешь о Михаиле и о тех отношениях, которые вас связывают. И поподробнее.
- Мама, зачем тебе это нужно?
- А как ты думаешь? Ты, рассказывая мне об Иркиной свадьбе, оказывается, ограничилась пустяками, утаив главное.
Лиза виновато шмыгнула носом.
- Не придуривайся, комедиантка малолетняя! О Мише ты упомянула вскользь. Почему?
- Не хотела. - ответила дочь.
- Чтооо?
- Что слышала!
- Ты хотя бы задумайся, каких нервов мне стоило твое молчание! Подумай о том, как я переживала из-за того, что с тобой происходило что-то непонятное!
- Опять - ты! Твои нервы! Твои переживания! Всегда только ты! А я? Ты не хочешь узнать, почему я не захотела тебе ничего рассказывать?
- Почему?
- Потому, что ты не отличаешься ни тактом, ни деликатностью!
От этого замечания мать на секунду прикусила язык, но любопытство, как всегда взяло верх. Ей так не терпелось узнать все о Мише, что она сделала вид, что неприятного разговора не было, и вернулась в исходную точку.
- Ничего страшного, девочка моя! Ты просто не предполагала продолжения отношений, но ошиблась. Сегодня вы с Мишей встретились. Из ваших разговоров я поняла, что вы вместе прожили какой-то совершенно необыкновенный день, который равноценен едва ли не целой жизни, влюбились друг в друга без памяти и так хорошо поладили, что, встретившись через два года, снова прожили насыщенный событиями вечер, к концу которого заворковали, как голубки, и подарили мне надежду на то, что вы скоро поженитесь и сделаете меня бабкой, если, конечно, раньше не поубиваете друг друга. Естественно, у меня возникли вопросы.
- А поинтересоваться, хочу ли я на них отвечать, ты не хочешь?
- Нет. Рассказывай, пока у меня терпение не лопнуло. Ты меня знаешь!
- Мы были знакомы один день. Очень необычный, но всего один… Сегодня нас свел случай. Миша помог нам и уехал. Понимаешь, он уже ушел и больше не вернется.
- Вернется. Он любит тебя. Ты просто настолько одурела от счастья, что боишься поверить в реальность происходящего.
- Ты не слышала? Мы были знакомы всего один день. Откуда за такой короткий срок могла взяться любовь? Для симпатии – и то мало.
- Тебе же одного дня хватило, чтобы влюбиться насмерть… Ему тоже могло быть достаточно…
- Ты совсем с ума сошла? Я его не люблю.
- Совершенно верно, ты его ненавидишь. От лютой ненависти только так себя и ведут…
- Как?
- Как с самым родным человеком. Кстати, его случай, похоже, так же тяжел, как твой. Как он крылышки свои над тобой развернул – любо-дорого… Меня бы мужик на второй день знакомства так под своим крылом укрыл и нянчил, я бы радовалась и целовала бы его во все места... Жаль, что не многие мужчины не стесняются открыто выражать свои эмоции… Мне, как видишь, такое счастье не досталось…
- У тебя галлюцинации. Ты вежливость принимаешь за любовь.
- Возможно, но мои глюки подсказывают мне, что по любовной части вы находитесь приблизительно в одной весовой категории.
- Когда увидишь чертей, посоветуйся еще и с ними. Может быть, хоть они что-нибудь дельное тебе подскажут.
- Уже. Утверждают то же самое. Он любит тебя.
- Не верю! Он артист. Обучен изображать любые чувства и красиво говорить о том, чего не испытывает. Неужели ты не улавливаешь разницы между его речью и тем, как говорят обычные мужики? Неужели ты не слышишь, что Мишка говорит профессионально – гладко, цветисто, с чувством. Как у Пушкина - "А как речь-то говорит, словно реченька журчит." Между прочим, его научили не только говорить. Он может в любой момент, по желанию, применить и другие свои профессиональные навыки. Его нельзя воспринимать всерьез.
- Это не аргумент, а, всего лишь, твои дурацкие страхи на ровном месте. Когда у мужика в штанах твердеет, любой из них, особенно маленький, страшненький, плюгавенький, кривоногий, сутулый, лопоухий, лысый и косоглазый одновременно, не имеющий никакого отношения к актерской профессии изобразит тебе такую неземную любовь и такие африканские страсти, какие Мишке твоему и в голову не придут.
- Почему?
- Ему нет необходимости напрягаться, чтобы получить понравившуюся бабенку. Он и так красавец, на него бабы, наверняка, гроздьями вешаются.
- Вот я и не хочу быть одной из них.
- Твой случай другой. Не ты его добиваешься, а он тебя. Укрыл тебя под своим крылом, как цыпленка. Тебе, дуре, радоваться пора, а ты переживаешь.
- Не выдумывай.
- Верь, не верь, но факты – вещь упрямая.
- Мама, ты путаешь факты с наблюдениями. Да, его внешние проявления действительно похожи на влюбленность, но за ними скрывается не любовь, а желание одержать победу над строптивой бабой, позволившей себе сбежать от него. Для достижения цели он использует любые доступные средства.
- Давно ты сознательной стала? - с иронией поинтересовалась Анна Михайловна. - В машине, в травматологии и даже дома всего лишь час назад ты ему верила.
- А я и не отрицаю. Обаяние его велико. Сейчас, когда он ушел, наступило похмелье.
- Да. Красивый парень. А улыбка – с ума сойти… Я женщина немолодая, но, когда он улыбается, у меня в зобу дыхание спирает. И машина у него красная...
- Вишневая. – поправила Лиза.
- Вишневый цвет – такой же оттенок красного, как алый. – не сдавалась мать. - Чем тебе не Грэй?
- Хватит сопли распускать. Лучше скажи, мне удалось скрыть от него свои чувства?
- А как же! – еле сдерживая смех, ответила Анна Михайловна. - Особенно, когда ты в больнице в его объятиях так сомлела, что аж задремала. Так скрывала! Так скрывала! Виртуоз конспирации! Штирлиц уже повесился от зависти!
- Не стыдно тебе над переломанным человеком издеваться? Он меня успокаивал.
- Так, что ты чуть не мурлыкала от удовольствия. Особенно дома. Я, как порядочная, прихожу звать их ужинать, а эти два голубка уже в постельке нежатся, пригревшись... Прилипли друг к другу и воркуют, воркуют…
- Значит, ты считаешь - он понял, что я люблю его?
- На умственно отсталого вроде не похож. И, когда он прозрачно намекнул, что понимает, как ты к нему относишься, по-моему, ты ничего не отрицала.
- Он загнал меня в угол! Мне ничего не оставалось...
- Молодец, парень. С тобой иначе нельзя.
- Я ему на шею не вешалась!
- А вот это правда! – Анна Михайловна заговорила вполне серьезно. - Миша сам к тебе прилип намертво. Какая была эффектная любовная сцена! Надо отдать тебе должное - ты молодец, не испортила ее.
- А тебе мало любовных романов - ты еще и в жизни "сладенькое" не упустила.
- Зачем пропускать то, на что можно полюбоваться? Ваша встреча произошла, как в кино.
- Извини, я тебя разочарую - мы не в кино, хотя артист в роли героя-любовника у нас был самый настоящий.
- Бывший артист. Теперь он занимается извозом и еще какой-то тяжелой работой.
- Откуда ты знаешь?
- Завтра обрати внимание на его руки. Такие рабочие лапищи бывают у мужчин, много занимающихся тяжелым физическим трудом.
- Мама,…
- Я, кажется просила тебя рассказать все, что ты знаешь о Мише. - перебила Лизу мать. - Не увиливай. Ты меня знаешь. Будешь упираться – вытряхну информацию вместе с кишками. Рассказывай все, что знаешь, но не ври. Я на твои фокусы больше не поведусь.
И Лиза рассказала все, что произошло два года назад, без утайки, объяснив матери все, что чувствовала, и выложив ей свои выводы. Более того, поделилась опасениями, что Миша может захотеть воспользоваться ситуацией и отомстить ей за то, что она натворила два года назад.
Анна Михайловна после рассказа дочери надолго задумалась. Молчание прервала сама Лиза:
- Ну что, мамочка, теперь тебе все ясно?
- Нет, деточка, далеко не все. Мне ясно, что ты влюбилась в Мишу с первого взгляда, но из-за комплекса дурнушки считаешь, что такой интересный мужик тебе не положен, и не веришь, что он тебя может полюбить. Да еще Родионова, злыдня, ввела тебя в заблуждение и довела до того, что ты не услышала Мишу, который говорил правду.
- Мама, я почти уверена, что у них с Родионовой были отношения.
- Вполне возможно, но они закончились задолго до Вадима и до тебя. Ему незачем было мстить своей бывшей любовнице, тем более, используя тебя, неопытную дурочку. Для таких "забав" нужна опытная стерва, а не наивная дуреха, изображающая стерву. Родионова сделала тебе очередную пакость на ровном месте, а ты на нее клюнула, впрочем, как всегда.
- Ты так думаешь?
- Лиза, подумай сама. Ирки нет уже два года. Ему некому мстить. Он мог, оставаясь неузнанным, просто отвезти нас в травматологию и уехать. А он что сделал?
- Возможно ты и права. Что ты еще поняла?
- Ты сама себя боишься гораздо больше, чем Мишу и его донжуанский список. Отсюда все эти твои дурацкие разговоры о том, что он артист, и ему не следует доверять. Ты создаешь проблему, но перекладываешь ее с больной головы на здоровую. Ты боишься поверить Мише, но тебе нечего бояться. Он любит тебя, и ты для него – самая красивая.
- Дело не в нем. Я-то знаю, какая я на самом деле.
- Возраст и хорошая зарплата пошли тебе на пользу. Ты стала хорошенькой женщиной, а фигурка у тебя вообще великолепная.
- Мы отвлеклись. Что еще тебе ясно?
- Ты сильно погорячилась с предположением, что сейчас он воспользуется твоей травмой, чтобы отомстить за произошедшее два года назад. Мне вообще кажется, что он не способен на месть. Вспылить – да, сколько угодно. Возненавидеть – тоже да, минут на тридцать-сорок, не больше. Захотеть мести – запросто, но не более, чем на пару часов. Но реально отомстить – это не про него. Для холодной продуманной мести твой Миша слишком добродушен, эмоционален и, пожалуй, даже сентиментален.
- Не фантазируй. Ты видишь то, чего нет.
- А ты упорно ничего не видишь у себя под носом.
- Мама, если тебя послушать, то получается, что у нас тут кипят страсти, достойные самого Шекспира.
- Оставь ты классика в покое. Он писал о том, как любили в его время, а вы живете и любите соответственно времени нашему.
- Так ты не отказываешься от своего мнения, что он любит меня?
- Сколько раз можно спрашивать одно и то же? Тебе очень хочется еще раз услышать, что он тебя любит? Нет, не отказываюсь. Я настаиваю – он любит тебя по-настоящему. Любит-любит-любит-любит-любит! Достаточно?
- Мама, мой отказ продолжать знакомство мог инициировать его чувства только потому, что запретный плод сладок. Весьма распространенная ситуация. Если бы он получил меня еще тогда, два года назад, сейчас бы мы с тобой о нем не разговаривали. Миша давно уже забыл бы меня. Но я ушла первая, создав непривычную для него ситуацию. За два года он основательно накрутил себя и решил, что влюблен.
- Хороший коньяк требует долгой выдержки…
- Какой хороший коньяк? Мама, он циник. Его творческая натура…
- Если бы он был действительно творческой натурой, - перебила Лизу мать, - его давно бы заметили, а не погнали бы отовсюду. Он был бы звездой, а не водилой. Наверняка, в театральное училище его взяли только за внешность. Успокойся, он самый обычный мужик, и цинизма в нем не больше, чем в других, а, может быть, и меньше.
- Ты так думаешь? Почему?
- У тебя от счастья не только мозги, но и память отшибло? Сколько можно объяснять? Ему не нужно ни напрягаться, ни самоутверждаться, ни интересничать, чтобы получить любую бабу. Он и так пользуется успехом у женщин. Если он временами и напрягается, то только для того, чтобы отвадить излишне прилипчивую бабенку. Теперь поняла?
- Я еще одну вещь понимаю – Лизе-крокодилице такие кренделя небесные не полагаются.
- Ты ошибаешься. Ты опять находишься в плену у своих комплексов и материалистического образа мыслей. Из-за них ты не можешь поверить, что у тебя все может быть так же, как у всех остальных женщин. Может и должно!
- Откуда такая уверенность?
- Жизненный опыт.
- Мамочка, нельзя быть такой наивной. Ты думаешь, что после встречи со мной он целых два года прожил монахом?
- Только, если в женском монастыре.- ответила мать.
- Ты думаешь, что у него нет женщины, которая его ждет?
- Ты дурой меня считаешь? Конечно, женщина для здоровья у него была, возможно, и не одна. Ну и что? Он молодой мужик – ему нужно. Не стоит делать трагедию из удовлетворения естественных потребностей молодого здорового мужчины. Мне другое интересно – как он сегодня удержался? Могу поспорить, что ему с тобой пришлось нелегко. Ты ничего не почувствовала? У него твердело?
- Не твое дело. - огрызнулась Лиза.
- Значит, все в порядке. Я думаю, что он не поедет туда, где его ждут.
- Правильно, не нужно употреблять будущее время. Только настоящее. Он уже там. Мы с тобой тут его обсуждаем, а он уже нас забыл и с любовницей в постельке барахтается. Напряжение снимает.
- Сказал, что едет домой и вернется через три-четыре часа.
- А что, он должен был сказать, что едет к бабе и больше не вернется? Не смеши меня.
- Убедить тебя не удастся. Голос разума ты не слышишь. Твои демоны не дают тебе быть объективной. Ты все время приписываешь бедному мужику, вся вина которого заключается в том, что он красив, все мыслимые и немыслимые гадости, которые он теоретически может совершить, как уже свершившийся факт. Давай сейчас не будем пререкаться и позволим практике стать критерием истины, как ей, собственно, и положено. Не позднее, чем через три часа, ты убедишься в том, что я права. Кстати, будет предлагать брак – не вздумай отказывать. Быть законной женой лучше, чем обычной давалкой.
- Мама, иди спать. Тебя уже от усталости заносит, куда не надо.
- Рано еще. Вот вернется твое неотразимое счастье, тогда и пойду.
- Мама, хватит мечтать о несбыточном. Он уже давно в теплой постельке спит с бабой под боком.
- Если я хоть что-нибудь понимаю в мужиках, то меньше, чем через сутки, у него под боком будешь не спать ты. Спорим на духи? Если выиграю я, ты купишь мне "Красную Москву". У меня осталось на донышке.
- Хорошо, но если ты проиграешь, то купишь мне "Белую сирень". У меня пусто, а другие духи я не хочу.
- Ты совсем обнаглела, моя дорогая? Где теперь взять такую редкость? В Ленинград ехать?
- Он четыре года уже снова Санкт-Петербург.
- От переименования он на соседнюю улицу не переехал. В Москве я их не нашла. Придумай что-нибудь более доступное. Хочешь, похожий запах есть у "Цветов России"? Я видела в продаже "Рижскую сирень". Хочешь?
- Нет. Только настоящую "Белую сирень".
- Лиза, нельзя быть такой упертой занудой. Пойми - у каждого времени свои вещи…
- Угу.
- Чтоб ты проиграла, вредина малолетняя! - взорвалась Анна Михайловна. - Чтоб твой Мишка на тебе, заразе, женился поскорее и сам маялся с твоими придурями! Чтоб он купил тебе целый ящик "Белой сирени" и выморил ею, к чертовой матери, всех твоих долбанутых тараканов! Чтоб она тебе надоела так, чтобы тебе понравился запах тройного одеколона! Чтоб Мишка тебя уестествлял так, чтобы тебе было некогда думать о глупостях и требовать невозможного! Чтоб тебе, зануде,…
- Мамочка, можешь не продолжать. – перебила Лиза. - Твои пожелания предельно ясны.
- Ты, деточка, еще не спросила, что же мне не ясно?
- Верно. Рассказывай.
- Я никак не могу понять, неужели ты не видишь, какими влюбленными глазами он на тебя смотрит?
- Ты думаешь, что его в свое время не научили это делать? Что еще тебе неясно?
- Мне неясно, как долго Миша сумеет вытерпеть твой несносный х арактер.
- Зависит от обстоятельств. Что еще?
- Мне неясно, достаточно ли у тебя уже жизненного опыта, чтобы я могла объяснить тебе некоторые очень серьезные вещи.
- Мамочка, не трудись. Научно-популярной литературы вполне достаточно, а в каждом любовном романе изложены подробнейшие инструкции... В телевизоре тоже не в ладушки играют...
- Лизанька, не ёрничай. Есть многократно более сложные вещи, которые тебе необходимо понять.
- Какие?
- Ты знаешь, что я – человек верующий, хотя это слово не очень точно отражает то, что я из себя представляю. Ты знаешь – после того, как погиб папа, я некоторое время ходила в храм, а потом перестала.
- Почему?
- Мне кажется, что человек должен сам выстраивать свои отношения с Всевышним. Есть люди, которым подходят общие рецепты, а мне – нет.
- А какая ты, мамочка? Чем ты отличаешься от них? - заинтересовалась Лиза.
- Я не хожу в храм, не соблюдаю посты, не знаю обрядов и совершенно не разбираюсь в вопросах, относящихся к религии. Мне противны как зацикленные религиозные фанатики, так и неискренние формалисты, уверенные в том, что соблюдение диетарных постов и посещение храмов само по себе делает их благочестивыми праведниками. Я толком не знаю ни одной молитвы и молюсь своими словами. Я не знаю, правильно я поступаю или нет, но я знаю, что Бог есть! Понимаешь? Они верят в то, что Он есть, а я знаю! Чувствуешь разницу?
- Кажется, да.
- Это знание находится в моем сердце, соблюдения никаких условностей не требует и подпитывается не обрядами и постами, а всей моей жизнью, всеми событиями, которые мне было дано пережить или наблюдать.
- Расскажи мне, мама! Как ты это чувствуешь?
- Я не знаю, как описать это чувство словами, но одно я знаю точно – Бог есть! Мало того, Он всегда находится рядом с нами и принимает участие в жизни каждого человека, просто не все это видят и понимают.
- А ты видишь?
- Не знаю, Лизанька, но мне кажется, что вижу.
- Как?
- Понимаешь, девочка, однажды я поняла, что все события в моей жизни взаимосвязаны. Понимаешь? Нет случайностей. Не бы-ва-ет! В мою жизнь никогда не приходили случайные люди. Тот, кто в ней был, никогда не уходил, не выполнив своей миссии по отношению ко мне. Не было бесполезных встреч и случайных событий или знакомств. Во всем и всегда я находила смысл. Понимаешь? Во всем и всегда! Не сразу, ошибаясь на каждом шагу, часто только через много лет, но находила. Когда я нахожусь внутри события, его смысл почти всегда недоступен для моего понимания, но потом, когда событие уже завершено, постепенно начинает проступать его настоящая суть.
- Ты уверена, что не притягиваешь за уши к реальным событиям свои фантазии?
- Нет, не уверена. Любые мои выводы до поры остаются всего лишь догадками, но, со временем, я узнаю, правильны ли они.
- Как?
- Происходит еще какое-то событие или целый ряд событий, на первый взгляд, совершенно случайных, но, если внимательно приглядеться, взаимосвязанных с основным, пока непонятным. Постепенно все встает на свои места, неясности становятся очевидностями, и картинка складывается, как мозаика, либо подтверждая, либо опровергая мою догадку.
- Мамочка, ты меня научишь так разбираться?
- Этому нельзя научить, но можно помочь раскрыться твоей склонности, если она есть.
- Как ты думаешь – у меня есть?
- Не знаю. Время покажет. Не торопись, доченька. Все это – не игра, не забава. Все более, чем серьезно. От правильности твоих выводов зависит и твоя жизнь, и жизнь тех, кто тебя окружает. Во всяком случае, у меня – так.
- Как это?
- Понимаешь, доченька, Всевышний предоставил человеку право выбора, но за это возложил на него бремя ответственности. Если ты внимательно рассмотришь каждую конкретную ситуацию, то увидишь, что всякий раз перед тобой лежат, как минимум, две дороги с разными результатами в конце каждой из них.
- Налево пойдешь – коня потеряешь?
- Именно так. Молодец! Хорошо подметила! Видишь, какой глубокий смысл заложен в русских сказках? Когда ты сделала выбор, по какой дороге идти, ты, считай, выбрала свою судьбу, потому что с момента выбора все, что с тобой будет происходить дальше, действительно, предопределено, и каждая последующая ситуация, ставящая тебя перед очередным выбором, будет зависеть от всей цепочки предшествующих событий и, соответственно, от всей совокупности сделанных тобой ранее выводов и выборов.
- Как ты думаешь, почему все так сложно?
- Мне кажется, что каждый из нас приходит в этот мир не просто так, а со своим предназначением, суть которого понятна только Творцу. Мне кажется, что не в молитвах и обрядах, а в исполнении возложенной на человека миссии состоит его служение Всевышнему. Только нужно правильно понять, в чем она заключается, если хочешь, докопаться до сути. Не знаю, дано ли человеку правильно понять свое предназначение в нашем мире, но у меня такое ощущение, что от наших поступков, от нашего выбора в каждой конкретной ситуации, зависит не только то, выполним ли мы здесь свое задание или нет, но и то, что будет с нами потом, когда мы покинем этот мир.
- Страшноватенько. Человек может ошибиться.
- Верно. Любой человек может ошибиться, сделать неправильный выбор, а потом, увидев последствия, противоположные ожидаемым, осознать, что выбор был ошибочным, пожалеть о нем и раскаяться. Тогда Создатель, видя искреннее раскаяние человека в содеянном, может проявить милосердие и помочь ему вернуться на верный путь.
- Как?
- Мне кажется, что в подобных случаях Всевышний предлагает раскаявшемуся человеку еще раз сделать тот же выбор и дает подсказку, как поступить. Правильно сделанный выбор возвращает заблудшего на правильный путь.
- Где ты вычитала такую премудрость?
- Ничего я не читала. Просто пыталась анализировать события собственной жизни. Получилась любопытная цепь наблюдений. Если хочешь – система. Все остальное – мои догадки. Может быть, правильные, а, может быть, и нет. Это знает только Создатель.
- Ты всегда можешь понять, какую миссию в твоей жизни выполняет тот или иной человек?
- Могу только догадываться, да и то, когда все уже позади, а точно знать может только Всевышний.
- Мама, почему ты все время сомневаешься? "Мне кажется", "Я чувствую", "Моя догадка", "Я не знаю". Почему?
- Кто я такая, чтобы говорить утвердительно? По сравнению с величием Творца, я в миллионы, а, может быть, и в миллиарды раз меньше самой крохотной пылинки. Может быть, что и еще меньше. Я живу только потому, что Он дал мне жизнь и поддерживает ее во мне. Все, что у меня есть, дано мне Создателем, причем на время, которое определяет только Он. Когда я, повинуясь Его приказу, уйду в мир иной, все, что у меня есть в этом мире, останется здесь. Я выполняю миссию, суть которой мне неясна, и не знаю, хорошо я делаю свое дело или плохо. Неужели ты думаешь, что, осознавая свое ничтожество перед величием Создателя, я позволю себе наглость что-либо утверждать?
- Как все сложно… Мама, тебе не кажется, что сегодня мне было повторно предоставлено право выбора?
- Кажется. – ответила мать. – Похоже, что тебе оказана великая милость – дан второй шанс исполнить то, зачем ты сюда послана.
- Но я же не покаялась…
- Откуда мы можем знать, какие у Создателя критерии раскаяния? Ты думаешь, что Ему, читающему в наших сердцах, нужны слова? Может быть, твои слезы ночью после концерта были Им приняты, как раскаяние. Или какие-то твои мысли…
- Ой, как все сложно! Тогда непонятное Иркино приглашение на свадьбу обретает смысл. Я должна была встретить свою судьбу, Мишу. Так?
- Возможно. Только не надо думать, что здесь есть Иркина заслуга.
- Мамочка, может быть, ее миссия была в том, чтобы дать нам с Мишей встретиться. Она сделала свою работу и была сразу отозвана? Как ты думаешь?
- Лизанька, не лезь в такие дебри. Вам было суждено встретиться - вы встретились. Точка. Остальное – дело не наше.
- Как ты думаешь, почему я сломала руку?
- Не знаю. Могу только догадываться об этом, а, заодно, и о том, почему твоему Мишке тоже довелось сломать руку, но первым. И вообще, на сегодня мистики вполне достаточно. Лекарство подействовало?
- Да.
- Тогда попробуй уснуть.
- Мамочка, а что еще тебе непонятно.
- Теперь, Лизанька, когда ты поняла главное, остальное – несущественные мелочи, которые прояснятся в процессе жизни.
Около трех часов ночи в квартире Лялиных раздался стук в дверь. Усталая Анна Михайловна открыла ее и впустила Михаила в дом.
- Миша, Вы меня потрясли своей пунктуальностью. Прошло три с половиной часа.
- Ничего особенного. Пацан сказал – пацан сделал. Как Лиза?
- Температура высокая, от боли металась. Я ее отвлекала разговорами, пока не подействовали лекарства, и она не задремала. Извините, мы Вам косточки мыли. Вам не икалось?
- А что? Должно было? – спросил Миша, распаковывая сумки.
- Зачем Вы привезли столько продуктов?
- Вы мне толком не сказали, что Лиза любит кушать, а сам я пока не знаю. На всякий случай, взял все, что попалось под руку из того, что люблю сам.
- Так можно разбаловать до свинства.
- Анна Михайловна, баловство тут ни при чем. Лизе сейчас плохо, аппетита, естественно, нет, а накормить ее нужно. Наша задача – поставить на стол то, что она любит, от чего не сможет отказаться. Авось, что-нибудь проскочит.
- Торт точно проскочит. Можете не сомневаться. Как Вы угадали, что она обожает именно такой?
- Ничего я не угадывал – взял в ночном магазине тот, который люблю сам. Надеюсь, он свежий. Анна Михайловна, говорите мне "ты".
- Я смотрю, хозяйственный ты мужичок. Предусмотрительный. Соленья на рынке купил?
- Обижаете. Сам все сделал из овощей со своего огорода. Грибы тоже сам собирал.
- Чтооо? Консервировать умеешь? И в огороде копаешься? В грибах разбираешься? А варенье кто варил?
- Сам сделал из урожая собственного сада по рецепту Нины Константиновны.
- С ума сойти! Может быть, ты и готовить умеешь?
- Умею, но без фанатизма. Могу приготовить обед, но без кулинарных вывертов.
- Любишь простую пищу?
- Да. Анна Михайловна, уже поздно. Ложитесь спать. Завтра у всех нас будет тяжелый день.
Вопреки ожиданиям, усталой и измученной Лизе удалось пристроить свою сломанную руку так удобно, что боль не то, чтобы утихла совсем, но стала терпимой настолько, что девушка смогла проспать до пяти часов утра. Проснувшись, она в свете ночника увидела спящего на диване Мишу. Рядом с диваном стояли его тапочки.
Он лежал на спине и выглядел таким уютным, домашним и родным, что Лиза засмотрелась на него, не в силах оторвать глаз. Ей было жаль, что Михаил спал одетым в тонкую белую майку, открывающую только сильные мускулистые руки с крупными ладонями, действительно выдающими человека, привыкшего заниматься тяжелым физическим трудом.
Вскоре он проснулся. Как только Миша открыл глаза, девушка, не хотевшая, чтобы молодой человек узнал, что она любовалась им сонным, притворилась спящей сама. Лиза слышала, как он встал и тихо вышел из комнаты. Открыв глаза, она прислушивалась к тому, как он передвигался по дому, и отчаянно желала, чтобы так начинался каждый день ее жизни.
Как только девушка услышала, что шаги приближаются, она почла за благо снова притвориться спящей. Войдя в ее комнату, Миша подошел к кровати, склонился над Лизой и поцеловал ее в плечо, а потом в висок.
- С добрым утром, Лизанька.
Реакции не последовало. Девушка упорно притворялась спящей. Миша поцеловал еще, а потом еще, и еще…
- Не притворяйся – я слышу, что ты не спишь.
Лиза старательно засопела. Молодой человек рассмеялся и стал ее зацеловывать везде, куда смог добраться.
В ответ девушка захрапела.
- Ах, ты, Лиса Патрикеевна! Нет, ты не лиса, ты – мой маленький хулиганистый Лисенок.
Храп стал довольным.
- Понравилось?
Лиза утвердительно то ли всхрапнула, то ли хрюкнула. Миша поцеловал ее плечико и жалобно попросил:
- Лисенок, пощади. Ты такая соблазнительная, такая желанная и сладкая, что я еле сдерживаюсь.
Храп стал сердитым.
- Не веришь? Потрогай.
Он взял Лизину здоровую руку и положил на свой детородный орган. Храп умолк. "Спящая" Лиза поперхнулась.
- Почувствовала, как он к тебе хочет?
В ответ Лизина ручка погладила возбужденное место.
Через пару секунд Мишино белье уже валялось на полу, а сам он нырнул к Лизе под одеяло. Еще через несколько секунд пейзаж дополнила ее ночная сорочка…
Миша и Лиза проснулись от того, что хлопнула входная дверь – Анна Михайловна ушла на работу. Начинать новый день не торопились. Им было очень хорошо лежать, обнявшись, и тихонько болтать.
Первым делом Миша спросил:
- Лисенок, я сделал тебе очень больно?
- Терпимо. - не открывая глаз, томно ответила Лиза, разнежившаяся от ласки.
- Давай не будем стирать эту простынку.
- Зачем?
- На память о сбывшейся мечте.
- Ты хотел быть первым? - удивилась Лиза.
- Да. Я, наверное, сентиментальный дурак, но мне хотелось стать твоим первым мужчиной.
Они немного полежали молча, а потом Михаил задал следующий вопрос.
- Лисенок, ты простишь моего младшего брата?
- Чем он меня заразил? – томно поинтересовалась девушка.
- Что ты? Ничем, конечно.
- Тогда в чем он провинился?
- Не смог дотерпеть до свадьбы.
- До какой свадьбы?
- До нашей.
- Чтооо???
Лиза от удивления открыла глаза и попыталась приподняться, но попытка упереться гипсом в Мишину грудь оказалась неудачной - девушка охнула от боли и, не удержавшись, рухнула обратно.
- Все-все-все. Потерпи, маленькая, сейчас боль утихнет. Лежи спокойно, моя хорошая, и привыкай к мысли о том, что я хочу быть у тебя не только первым, но и единственным.
- Аппетиты растут. Чего ты еще хочешь?
- Чтобы ты не сомневалась во мне и чувствовала себя не семьсот какой-то, а любимой и единственной. Тебе стало легче?
- Пока нет.
Он встал, дал Лизе выпить таблетку обезболивающего, а потом снова лег рядом с девушкой, обнял ее и прошептал на ушко:
- Лизанька, родная, никогда не смей унижать себя ревностью и ставить себя на одну доску с моими бывшими подружками. В перечне моих любовниц для тебя номера не будет никогда. Ты будешь моей законной венчанной женой, и номер твой – только первый, а донжуанский список я закрыл.
Лиза, совершенно не ожидавшая, что Миша сам вернется к болезненной для нее теме, да еще в такой неудачный момент, восприняла его слова, как жестокую шутку, разозлилась и "выпустила иголки".
- Синьору надоел список любовниц, и он решил открыть список жен?
- Надеюсь, что ты у меня будешь первой и единственной женой на всю жизнь.
- Мне полагается быть польщенной?
- Тебе полагается согласиться и поцеловать меня.
- Ты ждешь, что я сейчас уткнусь носом в твою шерсть и разрыдаюсь от восторга?
- Да, моя ласточка. Я жду, когда ты поймешь, что я действительно собираюсь жениться на тебе, обрадуешься и прослезишься, прильнув личиком к моей груди.
- Перебьешься!
Миша молча вздохнул.
- Не дождешься! - прошипела Лиза.
- Дождусь. Ты еще засыпать у меня на груди будешь.
До Лизы начало доходить, что он не шутит.
- Миша, ты что, серьезно? На третий день знакомства?
- Серьезно – что? Сделал тебе предложение руки и сердца?
- Да, - смутилась Лиза.
- Совершенно серьезно, но немного пафосно. Извини, Лизанька, особенности личности, дурное влияние педагога-словесника, плюс генетическая память, доставшаяся от благородных предков. Сегодня вечером я буду, как положено в хороших семьях, просить твоей руки у Анны Михайловны, а завтра мы поедем расписываться.
- Зачем завтра куда-то ехать? Заявление можно подать и в будний день, после праздника, а еще лучше, когда с меня снимут гипс.
- Я так долго не протяну. Сдохну.
- За два года не сдох, а сейчас вдруг надумал… Отчего вдруг так приспичило именно жениться? Чего тебе не хватает? Я на законном браке не настаиваю, а все остальное у тебя уже есть.
- Лизанька, выключи дурака. Ты умная девочка и прекрасно понимаешь, что, если мужчина хочет на тебе жениться, значит ему нужно не только твое тело.
- Тогда тем более нельзя спешить. Нам необходимо присмотреться друг к другу, понять, сможем ли мы жить под одной крышей...
- Нам предстоит долго учиться жить вместе, так давай не будем тратить время на теорию и сразу перейдем к практике. Глупостями пусть занимаются другие.
- Ничего себе! Присмотреться друг к другу – не глупость.
- До свадьбы? Чушь, выдуманная ханжами. Конфетно-букетный период приятен, но не информативен. К тому же, отлично сочетается с медовым месяцем.
- Давай не будем торопиться. Можно некоторое время пожить пробным браком. Чем не практика? Подойдем друг другу – поженимся.
- Мне не нужен эрзац в виде ни к чему не обязывающего сожительства, стыдливо называемого теми же ханжами пробным браком. Только законный брак! Поняла?
- Допустим.
- Тогда пойми, что нам надо расписаться как можно скорее. Лучше всего – завтра.
- Чтобы годовщина нашей свадьбы всегда была выходным днем?
- Правильно мыслишь.
- Решил сэкономить на подарках? – улыбнулась Лиза.
- Два праздника – два подарка. Обещаю.
- Ловлю на слове, но завтра нас никто не распишет. Не надейся.
- Распишут, как миленькие.
- Синьор шутки шутить изволит? Всех два-три месяца мурыжат, а ему трах-бах и сразу? Откуда такие привилегии? Ты что – ветеран Полтавской битвы?
- Скорее, Бородинской, а ты - инвалид Ледового Побоища, и тоже имеешь право на льготы. Ты не поверишь, Лизанька, но деньги еще и не на такие чудеса способны, особенно, если знать, кому, когда и сколько дать на лапу.
- А ты знаешь?
- Помнишь, на свадьбе была сестра Вадима, Ольга? Она работает в ЗАГСе. Как только ты согласишься, я ей позвоню, чтобы она уболтала свое начальство…
- Хорошо устроился. А развод она нам по блату тоже быстро организует?
- Развод я тебе не дам никогда.
- Так уж и никогда?
- Запомни. Я тебя от себя не отпущу.
- Почему?
- Ты до сих пор не поняла? Мы с тобой – две половинки единого целого.
- С чего ты взял?
- Чувствую. А ты?
- Тоже чувствую. - неожиданно для себя самой призналась Лиза и, поцеловав Мишу, смущенно уткнулась лицом в его плечо.
- Вот видишь. Лизанька, нам разлучаться нельзя.
- Из какой это пьесы?
- Из нашей. Общей.
- А как же ты на гастроли поедешь? – спросила девушка, забыв, что Миша вчера говорил Анне Михайловне, что артист он бывший.
- Лизанька, не будет больше ни гастролей, ни концертов. Я маме правду сказал - отовсюду меня вышибли. Теперь кручу баранку. Был артистом – стал таксистом.
- Так вот почему ты вчера оказался в нашем дворе. - догадалась Лиза. - Клиента привез. Действительно, судьба была встретиться. Видимо, время пришло…
- Правильно. А ты что подумала? Прикидывала, у кого я был в гостях?
- Угу.
- Нет, детонька моя. Все очень прозаично. Таксист привез клиента. Тебя такой мезальянс не смущает?
- Радует.
- А что мою лапушку огорчает?
- Я не смогу оставить маму одну. Она без меня пропадет.
- А кто тебе сказал, что ты выходишь за Кощея? Мы будем жить с мамой. Мои вещи уже лежат в твоем шкафу.
- Когда ты успел?
- Пока ты спала. Лизанька, таблетка подействовала?
- Угу.
- Тогда будь хорошей девочкой, закрой глазки. Отдохни, а я тебя покараулю, чтобы страшный-престрашный Змей Горыныч о трех огнедышащих дурьих головах мою ласточку не утащил и второе крылышко ей ненароком не поломал. Он такой. Он может…
- Пугаешь? – хмыкнула Лиза. - Зачем? Хочешь, чтобы твоя жена была заикой?
- Нет. Хочу, чтобы моя жена видела во мне защитника.
Лиза прижалась щекой к Мишиному плечу и задремала, но долго им отдыхать не пришлось.
Через несколько минут раздался телефонный звонок. Звонила новая Лизина главбухша, пришедшая к ним совсем недавно, после того, как в декабре 1994 года Анатолий Александрович ушел работать в частную фирму. Лизу он с собой не позвал. Она и не надеялась. Он много раз говорил ей, что весной 1995 года закончат институт сразу две его племянницы. Лиза понимала, что их он на работу и возьмет.
Новая главбухша сразу невзлюбила Лизу, но претензий пока не предъявляла. Позвонила она, чтобы узнать, почему Елизаветы Николаевны в десять часов утра нет на рабочем месте. Узнав, что девушка сломала руку и находится на больничном, она сухо пожелала скорейшего выздоровления и положила трубку.
- Перед тем, как выходить на работу, нужно будет сделать копию твоего больничного листа и заверить ее у нотариуса. – сказал Миша.
- Ты думаешь, что меня ждут неприятности?
- Я допускаю все, что угодно. Времена сейчас мутные, а начальница твоя весьма недружелюбно настроена.
- Естественно! Я – человек предыдущего главбуха.
- Мужик?
- Уймись, Отелло. Ему скоро шестьдесят, и у него чудовищно ревнивая жена, которая каждый день обещает ему при малейшем подозрении на адюльтер отстрелить самое дорогое из наградного пистолета. Между прочим, она регулярно гоняется за ним по дому с заряженным оружием в руках.
- Ты уверена, что он говорил правду? Откуда у женщины оружие?
- Она – подполковник милиции.
- Круто попал мужик. Не буду к нему ревновать. Вернемся к той овце. С собой возьмешь диктофон и будешь потихоньку записывать все, что тебе будут говорить.
- У меня нет диктофона.
- Ничего страшного. Времени у нас достаточно. В понедельник куплю. Пока перелом срастется, мы его сломать успеем.
- Ты думаешь, что мне пригодится запись разговоров для суда?
- Нет. Если они попытаются поиздеваться над тобой, ты скажешь, что у тебя есть фонограмма разговора и заверенная нотариусом копия больничного. Наверняка, мерзавцы испугаются и отпустят тебя по-хорошему. Доводить дело до заведомо проигранного суда никто не будет. А теперь пойдем завтракать.
После завтрака Михаил позвонил сестре Вадима. Он вкратце объяснил Ольге ситуацию и попросил помочь. На его счастье, восьмого марта у нее был рабочий день, и она, хоть и с очень большим скепсисом, но все же согласилась уговорить свое начальство пойти навстречу взбесившемуся мартовскому коту-шизофренику и превратить его из прожженного гуляки и бабника в примерного мужа восьмого марта в два часа пополудни. При необходимости велела соврать, что ему скоро предстоят длительные гастроли, и прослезиться.
Вторым звонком он огорошил Нину Константиновну...
Рано утром Восьмого марта Миша поехал за цветами. Когда он вернулся, Лиза еще спала, а Анна Михайловна беспокойно слонялась из угла в угол, не в состоянии чем-нибудь заняться, чтобы не разбудить Лизу. Открыв дверь Михаилу, она приложила палец к губам:
- Тише, Лизанька еще спит. Идем на кухню – чайку попьем и поболтаем.
Оказавшись на кухне, заинтригованный Михаил решил сначала поздравить тещу с праздником.
- Анна Михайловна, я поздравляю Вас с женским праздником. Примите этот скромный подарок и цветы.
Миша вручил ей пакет и букеты тюльпанов и мимозы.
- Спасибо. Ты ведь купил подарок Лизе. Вот и отдай ей вместе с тюльпанами. Мне вполне достаточно мимозы. Я ее обожаю.
- Эти духи больше подходят Вам. Лизаньке еще рано пользоваться такими яркими пряными ароматами. Не беспокойтесь, для нее тоже есть и подарок, и цветы. Церемония вручения состоится, когда она проснется. Советую не пропустить тот момент, когда она разобьет свой флакон духов о мою дурную голову. Будет забавно.
- Откуда тяжелые предчувствия? Почему ты думаешь, что она будет недовольна?
- Сейчас все сходят с ума по французским духам, а я привез ей "Белую сирень".
- Где ты их взял? Их же теперь днем с огнем…
- По случаю…
- Это же теперь редкость. – разволновалась Анна Михайловна. - Я всю зиму безуспешно ищу их по всей Москве, чтобы подарить Лизе, а ты говоришь – по случаю. Хорош случай. Мне такой не представился…
- Выходит, я попал в точку? Они ей все еще нравятся?
- Она другие не признает, а дорогие французские духи ей дарить вообще нельзя. Тамошние парфюмеры кладут туда какую-то дрянь, от которой у Лизы аллергия – она начинает кашлять и задыхаться. Я и сама французскими не пользуюсь, чтобы ей плохо не стало. Только отечественными. В них ту гадость не добавляют.
- Спасибо за предупреждение.
- Тогда прими еще одно - не жди от девочки обычной женской реакции. Скорее всего, Лиза не будет визжать от радости и целовать тебя. Сухо поблагодарит, и то в самом лучшем случае.
- Почему?
- Будет вредничать.
- Анна Михайловна, поставьте, пожалуйста, в воду еще один букет.
Миша пошел в прихожую и принес великолепный букет белых роз.
- Какой роскошный букет невесты! – восхитилась будущая теща. – Лиза очень любит розы, особенно белые.
- Значит, я угадал?
- Да, но переборщил. Такой букет предназначен для подвенечного платья, а она поедет в ЗАГС в обычном праздничном, бирюзовом. Букет белых роз может оказаться чрезмерным, оттягивающим взгляд на себя.
- Вы правы. Я об этом не подумал.
- Ничего страшного. Сначала мы посмотрим все вместе – может быть, будет неплохо.
- А если нет?
- Тогда поставим его в вазу, а с собой Лиза возьмет белые тюльпаны.
- Вы опять правы. Я на радостях оплошал. Исправлюсь. Когда летом мы с Лизанькой будем венчаться, у нее будет настоящее подвенечное платье и такой же букет.
- Миша, я как раз хотела с тобой поговорить о вашей свадьбе, пока Лиза спит.
- Анна Михайловна, Вы против нашего брака? Мне вчера вечером показалось, что Вы отнеслись к новости благосклонно, даже обрадовались. Что произошло?
- Тебе не показалось. Я действительно обрадовалась тому, что у Лизы будет такой умный муж. Более того, еще в машине, когда вы ругались по пути в травматологию, я увидела, как ловко ты с ней управляешься, и мне захотелось, чтобы вы были вместе. Я обеими руками за ваш брак.
- Если так, то что произошло? Какие у Вас возникли возражения?
- У меня нет никаких возражений. Я хочу предложить тебе перенести регистрацию брака на лето, когда с Лизы снимут гипс. Вы зарегистрируетесь и сразу обвенчаетесь. Будет не две свадьбы, а одна.
- Анна Михайловна, Вы хотите сэкономить?
- Миша, вы с Лизой знакомы всего три дня. Рановато говорить о браке. Не торопитесь.
- Сегодня будет четвертый. Между прочим, были еще почти два года… Анна Михайловна, мне показалось, что Вы достаточно видели и слышали, чтобы понять, что именно между нами происходит, и не настаивать на соблюдении дурацких условностей, придуманных ханжами.
- Все равно рановато. Познакомьтесь поближе, узнайте друг друга получше, поймите, сможете ли вы жить вместе…
- Когда-то одна умная девушка мне сказала, что не существует методички, в которой расписано, что и на какой день должно происходить…
- Девушку звали Лизой?
- Ее и сейчас так зовут. Она вчера тоже предлагала повременить и присмотреться друг к другу.
- Молодец девочка.
- Анна Михайловна, как Вы не понимаете? Узнать, сможем ли мы жить под одной крышей, можно только в процессе жизни. Все зависит от желания супругов учиться жить вместе. Если оно имеется, то у пары есть и будущее. Узнать, есть ли оно, можно только на практике – обещаниям я давно не верю.
- Миша, ты прав на сто процентов. Живите вместе, но без регистрации. Получится из вас пара – зарегистрируетесь и обвенчаетесь.
- Анна Михайловна, в нашем случае пробный брак невозможен. Лизаньку нельзя делать сначала любовницей или сожительницей.
- Из-за того, что ты у нее первый?
- Не только.
- Что еще?
– Лиза сразу должна стать законной женой, чтобы чувствовать не только мою любовь, но и уважение, и точно знать, что она не очередная, а единственная.
- Молодец. Намерения вполне благородные. Причина спешки уважительная. Больше предлагать повременить не буду. Мишенька, будущую тещу любопытство заело. Можно?
- Конечно.
- Расскажи мне, почему Лиза поначалу была с тобой так сурова?
- Страхи и комплексы, от которых я попытаюсь ее избавить.
- Мишенька, все ее комплексы появились задолго до того, как вы познакомились.
- Знаю.
- Откуда?
- Догадался.
- К сожалению, они очень глубоки. Я не уверена, что тебе удастся избавиться от мучающих Лизу демонов, не избавившись от нее самой.
- Анна Михайловна, мы еще не успели пожениться, а Вы уже завели разговор о разводе.
- Я неплохо знаю свою дочь и хочу тебя предупредить, к чему ты должен быть готовым. Скорее всего, тебе либо придется жить с поправкой на особенности Лизанькиной психики, либо уйти из ее жизни, когда ты устанешь бороться с ее комплексами и захочешь спокойной жизни с уравновешенной женщиной.
- Есть еще один путь – не давать ей поводов для ревности. Первым шагом станет законный брак, а дальше буду действовать по обстоятельствам.
- Решил выморить ее тараканов? Хорошая идея, но почти невыполнимая.
- Неужели Вы думаете, что я не попробую избавить ее от комплексов, если есть хоть мизерный шанс это сделать? А вдруг получится?
- А вдруг не получится? Что будешь делать? Разведешься.
- Не уверен.
- Ты уверен, что у тебя хватит сил быть верным мужем?
- Анна Михайловна, в день свадьбы мне не хочется говорить ни о разводе, ни об изменах, ни о тараканах и прочих демонах. Я собираюсь прожить с Лизанькой всю жизнь.
- Все так говорят…
- Лиза была некрасивым ребенком?
- Не только ребенком. Она и девушкой была очень некрасива. Я покажу тебе наш семейный альбом. Посмотришь, какая она была.
- Какая разница, красивой она была в детстве или нет? Сейчас у нее прелестная пикантная мордашка, а фигурка – закачаешься. Точеная, изящная, все формы кругленькие. Вы ей рассказывали, что ее фигурка напоминает старинную китайскую фарфоровую статуэтку?
- Ты думаешь, что она меня услышит?
- И то верно. Женщине всегда необходимо мужское мнение. Надеюсь, ко мне она прислушается.
- Только осторожно. Не переборщи, иначе статуэтка откроет варежку, и тебе мало не покажется. Учти, похорошела Лиза совсем недавно, не более пяти лет назад, но все еще считает себя уродиной и комплексует из-за этого ужасно.
- В ее жизни был кто-то, кому удалось внушить девочке, что она никогда не сможет выйти замуж?
- Да. Гунявый хмырюга, которому перед распределением срочно нужна была московская прописка.
- Нужно было дать ему по морде.
- Она поступила иначе - врезала ему по башке томиком Ленина.
- Да Вы что? – развеселился Миша. – Как же ее не посадили за политику?
- Был 1991 год. А потом ей попытался внушить то же самое сосед-алкоголик, живущий над нами.
- А с этим что она сделала?
- Сломала о его спину швабру.
- Наш человек. - удовлетворенно сказал Михаил. - Анна Михайловна, Вы понимаете, что официальное замужество навсегда избавит Лизаньку от одного из мучающих ее комплексов?
- Понимаю. А ты понимаешь, что комплименты от молодого красивого мужчины могут произвести противоположный эффект? Твоя внешность уже стала для нее проклятием, а дальше будет только хуже.
- Не могу с Вами согласиться. Вы забываете, что молодость и красота – вещи преходящие, а душа человеческая вечна. Лет через десять я превращусь в страшноватого обрюзгшего лысого хряка с обвисшими щеками, поросячьими глазками и хронически беременным пузом, и Лизанька успокоится. Таким я буду нужен только ей.
- Ты загадываешь так надолго?
- Конечно. Любовниц у меня было много. Лизу в один ряд с ними я ставить не собираюсь. Лиза может быть только моей женой.
- А если не получится стать хряком?
- Ради Лизанькиного спокойствия я постараюсь.
- А кому ты, артист, будешь нужен в таком виде?
- Лизе.
- Я имела в виду профессию.
- Я ошибся с выбором профессии и оставил ее. Теперь я не артист, а таксист, бомбила. Извозчику хряком быть не возбраняется.
- А если захочешь вернуться на сцену?
- Не настолько я глуп, чтобы не понимать, что возврата не будет…
- Уверен, что не сбежишь через неделю после свадьбы? Лиза – не подарок. Впрочем, это ты уже знаешь даже лучше меня.
- Как я могу сбежать после того, как искал ее два года и каждый день просил Всевышнего о встрече с ней? Все дворы в округе облазил. В Вашем тоже побывал, но, видимо, не в тот день. Скольких похожих на Лизаньку женщин на улицах напугал... Полгода назад, в День милиции, выступал я в праздничном концерте. Менты от начальства Москонцертовского потребовали моего участия – уж больно им нравится, как я пою "Лизавету". Так мне померещилось Лизанькино присутствие в зале.
- Не померещилось.
- Это я теперь узнал, а тогда думал, что примстилось. Глазами среди зрителей я ее, естественно, не нашел, но пел в тот вечер только для нее одной. Думал, что с ума схожу. Хотел в антракте пройтись по фойе, поискать ее, но не удалось.
- Почему?
- Занят был - мне за кулисами морду били.
- За что?
- Нахулиганил я. Мне полагалось спеть "Балладу о Любви" Высоцкого, "Лизавету" и уйти, а я для Лизаньки начал с "Баллады о любви", продолжил "Ноктюрном", который полагалось петь другому певцу во втором отделении, и только напоследок спел "Лизавету". Время лишним номером протянул. Бывшие коллеги из первого отделения на другой концерт опоздали и расстроились, а кому-то из второго отделения пришлось срочно соображать, чем публику развлекать вместо прихапанного мною "Ноктюрна". Террариум единомышленников разозлился и "отполировал" мне физиономию до кровавых соплей. Куда я потом с фингалами пошел бы? Не знаю, зачем я Вам все это рассказываю. Видимо, пришло время выговориться. Простите.
- Не нужно извиняться. Все правильно. Ты просто понимаешь, что никто тебе не сможет помочь справиться с Лизиными демонами лучше меня. Я тебе обещаю – помогу, чем смогу. Ты не боишься, что она в порыве страсти забудет об осторожности и хорошенько врежет тебе гипсом по башке?
Анна Михайловна рассмеялась.
- Поздно бояться. Лизанька вчера мне уже врезала. Сама себе больно сделала, дурешка.
- Тебе понравилось?
- Невкусно, но терпимо. Лизаньке было гораздо больнее.
- Скорее всего, это только начало…
- На полтора месяца меня хватит, а потом гипс снимут. - успокоил ее Миша.
- "Безумству храбрых…"
- Не понял.
- Ты думаешь, что с Лизы не станется что-нибудь вычудить или ляпнуть? Поверь – это правда. Лиза – крепкий орешек.
- Она – мой спелый кокосик. К остальному придется научиться относиться философски. На то она и Лиза, чтобы выкинуть какой-нибудь немыслимый фортель.
- Твердая скорлупа, а внутри сладковатое молочко и вкусная мякоть? Мне не приходила в голову такая ассоциация, хотя она и верная. Ты попал в яблочко. Как ты это понял?
- Секрет фирмы.
- Мне-то голову не морочь. Секрет в том, что у тебя было много женщин.
- Да. Приобрел некоторый жизненный опыт. На первых порах пригодится, а потом, со временем, научусь правильно обращаться с Лизой.
- Ты уже справляешься неплохо. Во всяком случае, позавчера тебе прекрасно удавалось ею руководить. Я не уставала удивляться, откуда ты знаешь, когда можно отпустить вожжи, а когда их нужно натянуть?
- Чувствую.
- Родителей предупредил, что собрался жениться? Или они у тебя ко всему привычные?
- Некого предупреждать, Анна Михайловна. – перебил будущую тещу Миша. - Отец умер от инсульта в середине августа 1991 года, а мама не перенесла его ухода и через пару месяцев последовала за ним. Еще через полгода ушел дед, мамин отец.
- Прости, мальчик. Я не знала. Теперь понятно, почему, когда тебя избили, за тобой ухаживала не мама, а Нина Константиновна. Ты что-то рассказывал о ней, но я забыла. Она тебе, кажется, приходится теткой?
- Нет. Мать моего друга, подруга моей матери и мой бывший классный руководитель одновременно.
- Как сложно… А почему Шапокляк? Похожа?
- Ученики прозвали за любимый фасон шляпки. Анна Михайловна, Вы все еще сомневаетесь в целесообразности скоропалительного брака?
- Ни секунды! Вот повезло мне! В доме завелись два взбесившихся попугая! Ты уже час убеждаешь меня в том, что Лиза может быть только женой, а она меня вчера, когда ты ездил за вещами, пытала - хотела бесконечно слушать, что ты ее действительно любишь.
- Успокойтесь, теперь она будет пытать меня…
- Не сомневаюсь. Еще бы она понимала…
- Она все понимает, - перебил Анну Михайловну Миша, - но боится всего подряд, и более-менее уверенно и спокойно чувствует себя только рядом со мной. Я объяснил Вам, почему при мне она ведет себя совсем иначе, чем в мое отсутствие?
- Более-менее... Разница в ее поведении при тебе и без тебя настолько велика, что временами я боюсь, не началось ли у нее раздвоение личности.
- Нет. Это - всего лишь следствие ее страхов, усугубленное сильной больью. Сами подумайте - еще позавчера она боялась быть отвергнутой. Теперь этот страх ушел, но появился другой - она боится связать со мной свою жизнь из-за моего бурного прошлого.
- Что-то припоминаю. Семьсот какой-то себя считает.
- Ревнует. Скоро начнет бояться еще чего-нибудь.
- Говори прямо - будеть бояться тебя потерять.
- У меня есть основания полагать, что в будущем именно Лизанькины страхи и ревность могут стать причиной большинства наших семейных неприятностей.
- Молодец. Правильно разобрался, но не учел, что Лиза, если есть охота бояться, страхи изобретет из ничего.
- Я пойду, принесу из машины напитки.
- Иди уже, Ромео из Москвы, пока твоя Джульетта не проснулась и не облаяла тебя, как Баба Яга.
- А что Вы имеете против Бабы Яги? Как правило, она – один из самых забавных сказочных персонажей. На вид, конечно, бабуся весьма своеобразна. Ей не мешало бы помыться-постираться-причесаться и зубы вставить. Орет бабушка чересчур громко и не по делу, бахвалится сомнительной родней, задвигается мухоморами, катается в помойном ведре, гребет воздух метлой, украденной у дворника, но, при ближайшем рассмотрении, чаще всего является добрейшим существом и становится лучшей помощницей Ивану-дураку. И помоет, и покормит, и дорогу к Василисе покажет…
- Твоя Баба Яга только одну дорогу всегда указывает – на три веселых буквы.
- Зато в печь не норовит засунуть. Уже хорошо.
- Ты кого утешаешь – себя или меня?
- Себя, конечно.
- Продолжай в том же духе, пока твоя Баба-Яга спит.
- Не преувеличивайте. Какая из Лизаньки Баба-Яга? У девочки золотой характер и море терпения. Она меня ни вчера, ни позавчера даже не стукнула.
- Гипсом по башке кто получил?
- Удар в порыве страсти не считается.
- Поживешь – увидишь ее во всей красе.
- Анна Михайловна, я не из пугливых.
- Иди уже. А я приготовлю завтрак. Тебе теперь потребуется усиленное питание…
- В честь какого праздника?
- У тебя появилось вредное для здоровья хобби – добровольное вхождение в клетку с бешеной тигрицей.
- Это не хобби, а будущая профессия. Как Вы думаете, из Лизаньки со временем получится шаловливый котенок?
- Откуда я знаю, сможешь ты превратить дикую кошку в пушистого котенка-мурлыку, или нет? Зависит от многих факторов, в том числе и от того, как ты ее уестествлять будешь… Ты понимаешь, что я имею в виду?
- Анна Михайловна, об этом не беспокойтесь. Мне всего тридцать три года. Я Лизаньку затрахаю, замучаю, как Пол Пот Кампучию.
- Чем ты тут похваляешься, кобель замусоленный? – язвительно поинтересовалась незаметно подошедшая сзади Лиза, - Чинариком, стертым о дивизию баб?
- Давай посмотрим под другим углом. - не растерялся Миша. - Не стертым, а хорошо заточенным. И кобель я не замусоленный, а отшлифованный в процессе долгосрочной обработки. Видишь, совсем другое дело получается.
- Ты еще ляпни, что он у тебя огранен лучшими ювелиршами. Увидишь, что будет… Формулировать взялся, брильянт потасканный…
- Вот и "замурлыкала" твоя шаловливая кошечка с золотым характером. - рассмеялась Анна Михайловна. - Доволен?
- Лизанька, ты ругаешься - значит, тебе стало легче. - обрадовался Миша.
- Немножко полегче. - созналась Лиза. - Что у нас на завтрак?
- Мишенька уже успел съездить на рынок и привезти тебе творожка.- ответила мать. - Будешь с вареньем, с молочком или со сметанкой?
- Он уже стал Мишенькой?
- Лизанька, я тебя поздравляю с праздником. - поторопился отвлечь ее Миша.
Пока сбитая с толку девушка подыскивала слова, чтобы вернуться в исходную точку, он успел вручить ей подарок, обнять и расцеловать.
- Ну и ладно. - подумала Лиза, разворачивая пакет. - Целоваться вкуснее. Наплакаться по его милости я еще успею… Чем позже, тем лучше.
Увидев свои любимые духи, она удивилась:
- Ого! Откуда дровишки?
- "Из лесу, вестимо". - нашелся Миша. - Точнее, из сельпо. Там еще иногда можно найти раритеты.
- Откуда?
- Лизанька, я в московскую квартиру пускаю жильцов, а сам круглый год живу на даче. Рядом со станцией есть неплохой универмаг. Зашел-увидел-купил.
- У тебя не было на это времени. Позавчера днем ты еще не знал, что мы встретимся. Вечером ты уехал в двенадцатом часу, когда магазины уже закрылись, а вернулся, когда еще не открылись. Вчера ты весь день не выходил из дома – меня нянчил. Сознавайся, кому духи покупал, котяра блудливый?
- Баба-Яга в действии. - прокомментировала мать. - Добрейшее и забавнейшее существо...
- Нине Константиновне. - улыбнулся Миша. - Она пользуется только этими духами. Купил месяц назад, когда их в наш универмаг завезли к Восьмому Марта.
- Похоже на правду. – вздохнула Лиза. - Тёлки предпочитают французскую гадость. Обломчик моим тараканам вышел… Значит, ты оставил Шапокляк без подарка?
- Ни в коем случае. Я их купил на двадцать лет вперед. Все, что завезли - всю коробку. Один флакон, если ты разрешишь, подарим Нине Константиновне, а все остальные – тебе.
Анна Михайловна лишилась дара речи. Лиза поперхнулась.
- Я сделал что-то не так? Помнится, два года назад ты благоухала именно ими.
- Я только ими и пользуюсь, но теперь они стали редкостью. Спасибо, Мишенька. - растроганно сказала Лиза и, к удивлению матери, обняла и расцеловала его.
- Анна Михайловна, Ваши духи тоже оттуда. – ответил Миша на невысказанный вопрос будущей тещи. - Покупал для матери второго своего друга – Марго, и тоже лет на пять вперед.
- Да, помню. - сказала Лиза. - Маргарита Павловна сидела рядом со мной и благоухала "Красной Москвой". К сожалению, она не умеет ими пользоваться.
- Она никакими не умеет пользоваться. – проворчал Михаил. – Так обливается, что рядом с ней можно астму подхватить. Не понимает, что это вульгарно.
После завтрака Миша объявил:
- Девочки мои, я объявляю мобилизацию. Отдыхать, мыть посуду и готовить праздничный стол уже некогда. Сейчас полдень. Через два часа нас ждут в ЗАГСе. Форма одежды – парадная. Паспорт Лизы давайте мне. Могу поспорить, что Шапокляк еще вчера объявила срочную мобилизацию гостей. Вероятнее всего, нас будет ждать вся компания.
И добавил, уже обращаясь к Лизе:
- Лизанька, пойдем, я помогу тебе одеться.
Лиза чуть-чуть смутилась, но помощь приняла. К ее радости, рукав платья, в котором она познакомилась с Мишей, распарывать не пришлось - он был достаточно широким, а манжета эластичной. Его удалось натянуть на гипс. Были и неприятности. Одной рукой было неудобно причесывать длинные волосы и краситься, но и тут выход нашелся. Мать причесала ее, а Миша, тряхнув театральной стариной, помог Лизе сделать макияж.
У дверей ЗАГСа их встретила целая компания друзей. Вадим и Костик пришли с матерями. Присутствовали также младший брат Вадима Андрей и муж Ольги. При виде гостей Миша расхохотался:
- Спасибо, Нина Константиновна, – не разочаровала! Я своим девочкам сказал, что нас, скорее всего, встретит компания гостей, и не ошибся.
- Ты думал, что я удержусь от того, чтобы своим длинным языком разнести сплетню по округе? Напрасно.
- Мы рады всем вам, мои дорогие. Пойдемте, надо поторопиться, пока Лиза не передумала. Знакомиться с моей женой будете после регистрации.
- Мы знакомы, - ответил Вадим.
- Нина Константиновна, на Вас и Димку вся надежда. Здесь вам предстоит оставить свои автографы, а потом - помочь нам с Анной Михайловной накрыть стол. Лизанька – не помощник. У нее сломана рука.
- Не переживай, все сделаем. - согласилась Нина Константиновна. - Были бы продукты, а испортить их – не проблема. Пошли скорее – мне не терпится увидеть тебя женатым человеком. Извини, мальчик, но я еще не совсем верю, что твоя девочка не только нашлась, но и согласилась выйти за тебя замуж.
- Кому суждено встретиться, тот мимо не проскочит.
- Все равно, пока не увижу твою свадьбу своими глазами, не успокоюсь.
- Нина Константиновна, дорогая, разве эту формальную процедуру можно называть свадьбой? Сегодня мы регистрируем брак, то есть узакониваем свои отношения перед людьми и государством. Настоящая свадьба состоится летом, после того, как Лизанька выздоровеет и купит настоящее подвенечное платье. Тогда мы обвенчаемся и устроим настоящую свадьбу.
- На даче? – поинтересовалась Нина Константиновна.
- Зачем? В городе. В ресторане. Как положено, но только без драки.
- Только, пожалуйста, не в "Славянском базаре". - попросила Лиза.
- Этот пошлый кабак благополучно сгорел в декабре 1993 года. - ответил Миша. - Ты сама выберешь ресторан.
- Ты кольца купил? – забеспокоилась Нина Константиновна.
- Нет. Я привез кольца своих родителей.
- Молодец! – Обрадовалась Шапокляк. - Хорошая примета.
- Чем же она так хороша? – поинтересовалась Анна Михайловна.
- Мальчик хочет иметь в семье такие же редкие любовь и согласие, какие он видел у отца с матерью. Пойдемте, пора его женить.
Их брак зарегистрировали в кабинете заведующей. Церемония прошла быстро и буднично, но никого это не волновало. Всем хотелось, чтобы эта формальная процедура поскорее закончилась, и можно было ехать праздновать. Лиза старалась быть сдержанной, чтобы никто не заметил, насколько противоречивые эмоции она испытывала. С одной стороны, она боялась того, что брак с Мишей обернется для нее большим несчастьем, обманом, подлостью, изменой. Но, с другой стороны, у нее кружилась голова от счастья.
Свадьба была сплошной импровизацией. Закуски готовили наспех Нина Константиновна и Вадим. Анна Михайловна с Маргаритой Павловной дружно сервировали стол. Мишу отстранили от хлопот. Его единственной заботой была Лиза. За столом не было тамады. Пришлось гостям справляться самим. Тем не менее, свадьба получилась гораздо более интересной и живой, чем большинство свадеб того времени.
Нина Константиновна организовала для Лизы и ее мамы целый вечер знакомства с Мишей, его характером, вкусами и привычками. Она вспоминала забавные случаи из его детства, шалости и хулиганство всей троицы друзей. Он немного смущался, а Лиза и Анна Михайловна от души смеялись над забавными рассказами Шапокляк и остроумными комментариями Марго. От их воспоминаний у Анны Михайловны отлегло от сердца – дочка попала в хорошие руки. В лице тещи в этот вечер Михаил обрел верную подругу и союзницу.
Глубокой ночью Миша по многолетней холостяцкой привычке пошел в туалет, не одеваясь и не включая лампу. Выйдя в коридор, он от усталости не заметил ни полоску света, пробивающуюся из-под нужной ему двери, ни свет от лампы в гостиной. Когда он протянул руку, чтобы открыть заветную дверь, она неожиданно для него распахнулась, ощутимо ударив его по лбу. На пороге стояла Анна Михайловна.
Она была сонная и, от усталости, отвлекшаяся от того, что в доме поселился мужчина. От неожиданности теща испугалась, истошно завопила и рванулась в свою комнату, путь в которую лежал через гостиную, откуда в коридор падал свет, но промахнулась мимо дверного проема и ударилась всей Анной Михайловной о дверной косяк. От удара она завопила еще громче и упала, ударившись лбом об угол злополучного косяка.
Услышав вопли в ночи, Лиза пошла на крик, тоже не озаботившись тем, чтобы одеться, и увидела, как мать в одной ночной сорочке испуганно вопит, лежа на полу, а голый зять растерянно смотрит на нее, даже не потрудившись прикрыть свое "хозяйство" руками.
Выглядело это так уморительно, что Лиза расхохоталась:
- Картина маслом! У вас тут, что, свидание?
- Привидение! – взвыла Анна Михайловна, услышав голос дочери. – По мою душу!
- Лизанька, мама, кажется, меня испугалась. - догадался Миша.
- Изыди! – страшным голосом завопила теща. Поднявшись на четвереньки она быстро мелко крестила зятя и одновременно плевала в его сторону.
- Она приняла тебя за Тень отца Гамлета. - сквозь хохот простонала Лиза.
- Коленька за мной пришел! – опять истошно взвыла ее мать. – Не хочууу!!! Не хочу уходииить!!! Боюуусь!!! Нельзя мне Лизаньку пока оставляааать!!! Пропадет она без меняаааа!!!
Пока теща верещала, голый зять вышел из ступора и сообразил, что надо сделать, чтобы женщина успокоилась.
- На хрен ты мне упала, старая кляча. - жутким голосом театрального призрака начал Михаил. - Только тебя с твоими истериками мне там не хватало! Сиди здесь и не рыпайся! Лизу береги! Я проведать тебя пришел! Больше не жди – нам родственников просто так навещать не положено! Сегодня ради дочкиной свадьбы отпустили!
Лиза от хохота уже перешла к слезам и вою, не хуже матери. Миша насторожился. Происходящее с женой, было похоже на истерику. Молодой человек испугался. У него вполне хватило бы сил справиться с одной слетевшей с катушек женщиной, но как успокоить сразу двоих, он себе не представлял, но выбора не было, и он решил начать с тещи.
Услышав, что "Коленька" пришел не за ней, Анна Михайловна стала успокаиваться. Миша, с перепугу забывший одеться, сходил на кухню, принес ей воды и, опустившись на колени, попытался напоить тещу. Еще не вполне успокоившаяся женщина, не узнав зятя, увидев склонившегося над ней совершенно голого мужика, оттолкнула чашку с водой и завопила с новой силой:
- Изыди, сатана!
Делать было нечего – зять выплеснул содержимое чашки ей в лицо. Пока она отфыркивалась и пыталась продышаться, он успел сначала сделать то, за чем шел, затем быстро зайти в Лизину комнату, чертыхаясь, натянуть белье, а потом вернуться на кухню, чтобы налить воды истерящей супруге. Вернувшись в коридор, он опустился на колени перед женой и напоил ее. Девушка не сопротивлялась, только всхлипывала, клацала зубами и не могла остановиться. Миша взял ее на руки и отнес в постель.
- Все-все-все. Успокойся, родная.
- Не могу. – заикаясь, ответила Лиза.
- Лизанька, у тебя истерика. Тебя напугала мама.
- Когда она заговорила про папу Колю, мне показалось, что она сошла с ума. Я испугалась за нее. Мишенька, маме помощь сейчас нужнее, чем мне. Помоги ей.
- А ты в состоянии пока обойтись без меня?
- Не знаю. Попробую. Помоги маме.
- А ты пока полежи, успокойся. Я скоро приду.
- Можно мне пойти с тобой?
- Не надо. Сначала успокойся и, прежде, чем показаться Анне Михайловне на глаза, надень мою майку.
- Чтобы мама не придумала чего-нибудь еще?
- Не мама, а ее истерика, - ответил муж и поспешил на помощь теще.
Холодный "душ" привел Анну Михайловну в чувство. Она посмотрела на склонившегося над ней Мишу почти осмысленным взглядом и спросила:
- Ты прогнал их?
- Конечно. - ответил зять. - Нечего им тут делать. Шляются по ночам, ироды, только моих девочек пугают.
- Ты их видел?
- И слышал тоже.
- Они были такие страшные! – заплакала теща. – Особенно второй. Он был весь в шерсти. Мишенька, у него был хвост.
- Да ты что?
- Только почему-то спереди.
- Наверное у них хвосты съемные. - едва сдерживая смех, "предположил" Миша. – Могут крепиться в любом месте.
- Как?
- На липучках. - нашелся зять.
- Зачем?
- Чтобы девочек пугать посильнее, любознательная ты моя.
Лиза снова громко всхлипнула. Мать услышала, что она плачет, и тут же отвлеклась от своих чертей.
- Лизанька проснулась?
- Ты так вопила, что соседям тоже, наверняка, не до сна.
- Она сильно испугалась?
- До истерики.
- Так почему ты со мной возишься? – поинтересовалась теща. – Помоги Лизаньке. Ей нужнее.
Миша не стал спорить. Он покорно пошел на кухню и принес еще воды икающей от слез Лизе. Напоив жену, он помог ей подняться с постели, одеться и снова поспешил заняться тещей, которую пробрал нервный озноб. Всхлипывающая и икающая Лиза принесла еще бутылку воды и помогла напоить мать. Миша поднял Анну Михайловну на руки, отнес в постель, обнял и стал укачивать, как ребенка, приговаривая:
- Успокойся, моя хорошая. Успокойся. Все прошло. Больше никто тебя не побеспокоит. Не бойся.
- Что с Лизой? – шепотом спросила теща.
- Все хорошо. - успокоил ее зять. - Она почти успокоилась. Поверни головку, и увидишь, что она здесь, сидит в кресле и икает.
- Она их тоже видела и слышала?
- Нет. Только ты и я.
- Это хорошо. Не нужно девочке видеть такие ужасы. А чего она испугалась?
- Твоих воплей.
Постепенно мать тоже успокоилась и позволила уложить себя на подушки. Дети сидели рядом с ней до тех пор, пока она не заснула, и, уходя к себе, оставили включенным ночник у ее кровати и, на всякий случай, включили телевизор в гостиной.
Утром Анна Михайловна, разглядывая в зеркало синюю шишку у себя на лбу, сообразила, из-за какого пустяка устроила детям ночной кошмар и кого так испугалась, и расстроилась. Женщина сидела на работе и чуть не плакала, не зная, куда деваться от произошедшего с ней конфуза, и, не понимая, как она теперь сможет вечером посмотреть в глаза зятю, но страхи ее оказались напрасными – дети пощадили ее, предав ночное происшествие забвению, тем более, что перед ужином она снова попала в неловкое положение.
Когда вечером семья уселась за стол ужинать, Анна Михайловна заметила, что цвет пальцев на загипсованной Лизиной руке изменился - они стали синевато-серыми. Мать очень испугалась, но контроль над собой еще не потеряла.
- Лизанька, у тебя на левой ручке пальчики двигаются?
- При переломе? – удивилась дочь. – Нет, конечно.
- Покажи мне ладошку.
Лиза показала ладонь того же страшноватого цвета. Мать с перепугу вынесло из-за стола с энергией баллистической ракеты. Пока встревоженный Миша разглядывал руку жены, она принесла две пары очков и лупу Николая Ивановича.
- Миша, ты видишь, какого оно все цвета? – истерически спросила 3Анна Михайловна.
- Прямо скажем, цвет странноватый. – осторожно ответил испугавшийся гангрены зять, не желавший дополнительно нервировать жену и тещу. – Давайте позвоним Вадиму и спросим, отчего такое может быть.
- От гангрены! – взвизгнула обезумевшая от страха мать.
Пока Михаил рассказывал Вадиму, как выглядит Лизина рука, и слушал то, что говорил ему друг, Анна Михайловна на нервной почве "нарезала" круги вокруг стола с такой прытью, словно ей было не без малого пятьдесят лет, а всего восемнадцать, и сопровождала свой кросс истошными причитаниями. Испуганная Лиза молча сидела за столом и с обреченным видом ждала своей судьбы.
Наконец, Миша с озабоченным видом вернулся на кухню.
- Мать, кончай изображать взорвавшуюся петарду. Где у тебя маленькие полиэтиленовые пакеты и новые губки для мытья посуды?
- О какой посуде ты говоришь? – взвыла теща, схватившись за голову и пытаясь выдрать у себя клок волос. – Какая может быть посуда, когда у Лизаньки гангрена?
- Мать, выключи сирену. Мне нужна твоя помощь.
- "Жена найдет себе другого. А мать сыночка – никогда!". – не останавливаясь, истошно завопила теща.
- Тьфу на тебя, паникерша! - рявкнул Миша.
По опыту зная, что от истерящей матери сейчас ничего добиться не удастся, Лиза сама нашла в шкафчиках то, что требовалось мужу. Он аккуратно прикрыл гипс пакетиком и осторожно промыл пальчики и ладонь жены намыленной губкой. Синевы, как не бывало.
- Вот и нет никакой гангрены. – с облегчением выдохнул Михаил. – Мать, выключай мотор и заходи на посадку. Все в порядке. Смыли мы всю гангрену к чертовой матери. Отбой воздушной тревоги.
Надев очки, Анна Михайловна долго и тщательно через увеличительное стекло рассматривала руку дочери. Убедившись, что опять испугалась напрасно, она сконфузилась до слез. Зять обнял ее и с улыбкой сказал, перефразируя детские стихи:
- Наша девочка чумазая где-то ручку перемазала. Как только я Димке рассказал, как страшно она выглядит, он сразу велел аккуратно помыть и перезвонить ему.
Пока зять снова разговаривал с Вадимом, Анна Михайловна и Лиза расплакались от облегчения. Вернувшись на кухню, Михаил обнаружил, что теще снова удалось доконать девушку, и решил, что пора ему высказаться.
- Мать, ты - умная, опытная женщина. Как же ты не понимаешь, что своими истериками ты нервируешь Лизаньку? Ты тут распространялась о ее сложном характере, а у самой какой? Думаешь, легкий? От твоих истерик ангел взбесится.
- Мишенька, не ругайся, пожалуйста. - еще горше заплакала теща. - Я знаю, что нельзя так себя вести, но, когда что-то не так с Лизой, я сильно пугаюсь и теряю контроль над собой.
- И вместо того, чтобы помочь девочке, пугаешь ее еще сильнее. Что толку было от твоего кросса? Чем он помог Лизаньке?
- Ничем. - всхлипнула Анна Михайловна.
- Правильно. Ты уверена, что ее успокоили твои вопли?
- Нет.
- Опять правильно. Твоя истерика только окончательно расстроила девочку и довела до слез. О чем ты думала? Ей и без тебя было страшно, а ты, вместо того, чтобы успокаивать ее своим поведением, напугала еще сильнее.
- Я очень испугалась.
- Не сомневаюсь, но никакой испуг не является оправданием для потери контроля над собой в тот момент, когда близким нужна наша помощь.
- Я понимаю.
- Словесного понимания мало. Тебе необходимо научиться концентрировать свое внимание на первоочередных проблемах. Если Лизе плохо – значит, все твои мысли и действия должны быть направлены на то, чтобы спасти ее, а ты ведешь себя, как эгоистка.
- Она и есть самая настоящая эгоистка. - с горечью в голосе отозвалась Лиза. - Махровая... Сегодня еще полбеды, а обычно...
- Нет. Я - не эгоистка. Я просто очень испугалась. - залепетала окончательно сконфузившаяся Анна Михайловна.
- Не надо оправдываться. - ответил зять. - Мы с Лизой не слепые. Хорошо, что сегодня ты своими фокусами только напугала Лизаньку, но не нанесла ей непоправимого вреда просто потому, что ей по-настоящему плохо не было. Но ведь может быть и иначе. Ты думаешь, что экстренные ситуации могут быть у кого угодно, кроме нас?
- Нет, конечно.
- Представь себе, что девочке плохо до такой степени, что нужно срочно вызывать "Скорую", а меня нет дома. Вы вдвоем. Ты потеряла над собой контроль и пошла нарезать круги. Ну и что ей делать? Самой звонить в "Скорую"? А если так плохо, что сама дойти до телефона она не в состоянии? Что ей остается? Помирать, не дождавшись помощи от родной матери? Ты считаешь, что это допустимо?
И, обращаясь к жене, сказал:
- А ты говорила, что вы привыкли сами справляться. Видимо, ты умеешь помогать мамке, когда ей плохо, а она тебе – нет. Сознавайся, когда она увидела тебя со сломанной рукой, тоже не сдержалась?
- Было дело. - ответила Лиза. - Петарда взорвалась без предупреждения.
- Идея поймать машину и ехать в травматологию была твоей?
- А что было делать? Хорошо, что мама хотя бы оказалась в состоянии выполнять то, что я велела ей делать. Могло быть хуже...
- Мать, тебе необходимо учиться оказывать помощь Лизе.
- Я научусь. – всхлипнула теща.
- Поживем – увидим. – ответил зять. – Твою бы энергию, да в мирных целях.
Прошло полтора месяца.
Лиза все еще носила гипсовую повязку и считала дни, оставшиеся до освобождения от нее. Загипсованная рука делала ее неловкой, неспособной обслуживать себя и делать очень многие простые вещи по дому. Девушка оказалась полностью зависимой от помощи мужа, матери и помогающей им Нины Константиновны, добавив всем массу хлопот.
Поначалу Лиза, не зная, как проявит себя в такой ситуации мужчина, не привыкший заботиться ни о ком, кроме себя, опасалась такой зависимости от Миши, но довольно скоро с приятным удивлением поняла, что забота о ней мужу только в радость. При помощи советов тещи и Нины Константиновны из него вышла отличная, даже временами перебарщивающая с опекой, нянька для колчерукой дамочки.
Он обращался с Лизой то, как с маленькой больной девочкой, то, как с хрупкой вазой тонкого фарфора. Мишу ни о чем не требовалось просить. Каким-то непонятным для Лизы образом он всегда знал, чего она хочет – купаться, ужинать, прогуляться по бульвару или чего-то еще. Однажды, сбитая с толку такой сообразительностью мужа, девушка не выдержала:
- Миша, как ты каждый раз ухитряешься точно знать, чего я хочу? Я ведь ничего не успеваю тебе сказать…
В ответ Миша рассмеялся:
- Лизанька, ты настолько неприхотлива и так мало хочешь, что угадать твои желания совсем несложно. Всего лишь нужно прикинуть, что именно в данный момент является для тебя жизненно необходимым. И все…
- Я же от неловкости стала капризной. - удивилась Лиза.
- Даааа? Извини, не заметил.
- Ты просто жалеешь меня.
- Тут уместнее другое слово. - шепнул ей муж и добрался губами до чувствительного местечка за ушком своей любопытной жены.
Для Лизы наступило время открытий. Каждый день она сталкивалась с какими-то новыми, часто неожиданно приятными проявлениями характера Миши. В быту он был чистоплотен, терпелив, неприхотлив, любил простую пищу, умел, но очень не любил, делать все домашние дела, при необходимости не брезговал грязной работой и почти никогда ничего не обещал, но многое делал, не дожидаясь просьб, по своей инициативе.
Полубеспомощное однорукое существование неожиданно пошло Лизе на пользу. По совету Нины Константиновны, данному еще на свадьбе, девушка воспользовалась своим положением и стала присматриваться к тому, как домашнюю работу делал Миша, задавать вопросы и запоминать привычный ему порядок действий. Он быстро сообразил, чем занимается его молодая жена, и с удовольствием стал учить ее всему, что умел сам, терпеливо объясняя каждый нюанс ухода за мужчиной вообще и мужским гардеробом, в частности. Девушка оказалась способной ученицей, не разочаровавшей своего учителя. В результате, когда гипс был снят, и Лиза смогла взять все заботы на себя, Берсеневы избежали многих проблем, связанных с неумением молодой хозяйки заботиться о муже так, как он привык. Молодой супруг был в восторге.
Еще больший восторг у Михаила вызывал тот энтузиазм, с которым Лиза постигала премудрости интимных отношений мужчины и женщины. Обнаружив, что ее муж оказался нежным и ласковым любовником, она почти сразу перестала смущаться и доверилась ему во всем. Прошлые похождения супруга больше не огорчали девушку, напротив, теперь она радовалась тому, что ей достался мужчина с таким богатым сексуальным опытом. Конечно, в силу обстоятельств, его опыт был пока не очень востребован. Разнообразие в постели им было пока недоступно – мешали Лизина сломанная рука и полное отсутствие опыта, но эти помехи были временными. Нужно было просто немного подождать, чтобы потом вплотную заняться сексуальным образованием молодой жены. Миша терпеливо ждал...
Анна Михайловна оказалась права. Еще пару раз ее зятю пришлось несладко из-за гипса на руке супруги. Апофеоз наступил через три недели после свадьбы, когда постоянная ноющая боль в руке утихла. Всего за одну ночь Лиза ухитрилась дважды со всей дури стукнуть мужа гипсом в порыве страсти. После первого удара он деликатно сделал вид, что ничего особенного не произошло, но, получив второй страстный тумак, взмолился:
- Лизанька, лежи спокойно, не двигайся.
- Тебе нравится, когда я лежу бревном? – удивилась Лиза.
- Нет, родная, но ты норовишь размозжить мне голову, а я хочу дожить до оргазма. Снимут с тебя гипс, будешь делать со мной все, что захочешь, а сейчас потерпи.
Компромисс был найден, и дальше никаких проблем в постели у молодоженов не возникало.
Особенно нравилось Лизе то, что муж любил рассказывать ей о своем детстве, о родителях, делиться впечатлениями, вспоминать забавные случаи из своей жизни и вообще разговаривать с ней обо всем на свете. Лизиным детством он тоже интересовался, но девушка отвечала уклончиво и кратко, не вдаваясь в подробности. Тогда Миша стал расспрашивать Анну Михайловну, любившую вспомнить прошлое.
Однажды теща достала семейный альбом и, игнорируя истошные возражения и слезы Лизы, показала его зятю. Ей пришлось смириться с тем, что муж увидел, какой некрасивой девочкой она была. Девушка очень боялась, что Миша будет страшно разочарован, но ему Лиза показалась не некрасивой, а очень даже милой и забавной. Она не поверила словам мужа, обиделась, и ему пришлось долго объяснять своей маленькой дурочке, что о вкусах не спорят, а красота находится только в глазах смотрящего.
Временами по вечерам Миша брал гитару и устраивал для Лизы с Анной Михайловной домашние концерты. Во время них Анна Михайловна видела, что зять несомненно талантлив, и никак не могла понять, почему у него не сложилась ни театральная, ни кинематографическая, ни эстрадная карьера, и откуда взялись такие непреодолимые трудности, что он предпочел сменить род занятий. Она стеснялась задавать вопросы. Зная себя, теща боялась оказаться неделикатной и наступить парню на больной мозоль, а сам он ничего не рассказывал, ни на кого из своих бывших коллег не жаловался и принимал жизнь такой, какой она ему досталась, без истерик и брюзжания непризнанного гения.
Лиза с опаской ждала того дня, когда с нее снимут гипс. Жизнь, которую организовал ей Миша, так ей нравилась, что она не без оснований побаивалась перемен. Она не была ленивой и не боялась домашней работы. Ее страх был совсем другого рода.
Лиза не знала, как себя поведет Миша, когда она выздоровеет и, на всякий случай, готовилась к худшему. Она боялась, что вместе с гипсом из ее жизни уйдет возможность быть слабой женщиной, что желанное право на слабость ей дано только на время болезни, а потом все вернется на круги своя, и ей снова придется быть бой-бабой не только на работе, но и дома, чего ей категорически не хотелось.
День, которого побаивалась Лиза, все же наступил. С Лизиной руки сняли гипс и выписали ее на работу. На следующий день ей предстояла процедура увольнения. Миша уговорил жену написать заявление об уходе заранее и отправить его на предприятие по почте, чтобы не давать администрации возможности поиздеваться над девушкой, заставив ее отрабатывать две полагающихся по закону недели, и за это время учинив какую-нибудь каверзу, ведущую к увольнению по "нехорошей" статье.
Утром следующего дня явившаяся сразу в отдел кадров Елизавета Николаевна столкнулась с отказом кадровиков принимать ее больничный лист и уверениями в том, что ее заявления об увольнении они не получали. Пришедшая им на помощь главбух объявила ее больничный лист купленным, а потому - незаконным, порвала его у на глазах у Лизы и объявила, что за полуторамесячный прогул бухгалтер Лялина будет уволена "по статье".
Елизавета Николаевна, уже не раз видевшая, как то же самое администрация, давненько потерявшая берега от безнаказанности мутных времен, проделывала с другими имевшими несчастье заболеть работниками, мысленно поблагодарила мужа за то, что он подготовил ее к такому разговору. Она тут же объявила начальству, что при первом же их поползновении к увольнению "по статье", она подаст в суд иск о нарушении законодательства и ее прав, к которому приложит квитанцию почтового отделения об отправке заявления, уведомление о том, что документ вручен адресату, нотариально заверенную копию больничного листа, а также дубликат порванного документа, который получит в больнице, и медицинскую карту с приложенными к ней рентгеновскими снимками, как доказательство существования производственной травмы.
Ей ответили, что она может обращаться, куда угодно, хоть в ООН, и нанимать любых адвокатов, но об увольнении по собственному желанию может не мечтать. Глумясь над Лизой, ей пообещали, что запись об увольнении по "нехорошей" статье в ее трудовой книжке останется навсегда и испортит ей всю дальнейшую карьеру. Девушке было обещано, что с такой записью ей можно будет рассчитывать исключительно на мытье привокзальных сортиров. В ответ Елизавета Николаевна пообещала представить в суд и трудовую инспекцию фонограмму их разговора.
Тогда озверевшая главбухша попыталась обыскать Елизавету Николаевну с целью изъятия диктофона, но натолкнулась на противодействие своей жертвы. При первой же попытке бывшей начальницы вырвать у нее из рук сумочку, Лиза предупредила ее, что будет сопротивляться, а потом отправится прямиком в больницу, чтобы зафиксировать нанесенные ей побои, и напишет заявление в милицию.
Наконец, начальство, понимавшее только язык силы, сообразило, что до суда безнадежное для них дело доводить не стоит, и уволило ее "по-хорошему". Лиза в тот же вечер вернулась домой с победой, но без работы.
В тот же вечер Михаил принес радостную весть - к Нине Константиновне обратился ее бывший ученик с просьбой порекомендовать хорошую женщину на должность главного бухгалтера. Шапокляк думать не стала - тут же рассказала ему о Лизе, и на следующий день муж отвез Елизавету Николаевну на собеседование. Так случилось еще одно "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть" - в мутные девяностые годы в течение всего одних суток девушка нашла подходящее место и устроилась на должность главного бухгалтера с очень неплохой зарплатой.
Страхи Лизы, связанные с Мишей и его отношением к ней после ее выздоровления, оказались напрасными. Возвращаться в образ бой-бабы дома ей не пришлось. Наоборот, жизнь ее стала еще приятней, чем раньше. Миша опекал ее ничуть не меньше, а порой и больше, чем тогда, когда она была больной и беспомощной.
Другая женщина на ее месте уже давно успокоилась бы, но не таковы были демоны Лизы, чтобы вот так просто взять и отпустить ее. Можно было сказать, что она угомонилась, но только отчасти. Расслабиться ей не давал страх потерять Мишу, пришедший на смену страху связать с ним жизнь и быть обманутой, униженной и брошенной. Виной всему был ее ревнивый характер, который ей пока удавалось сдерживать.
Девушке было ясно, что, если она не будет держать себя и своих тараканов в крепкой узде, может наступить такой день, когда ревность выйдет из-под контроля и разрушит ее счастье. Гордость и чувство собственного достоинства не давали ей, даже в шутку, позволять себе ревнивые намеки, показывая мужу, что она держится за него обеими руками. Наоборот, Лиза хотела, чтобы Миша думал, что она совершенно не собирается ограничивать его свободу и удерживать его любой ценой…
При этом она панически боялась, что случится что-нибудь непредвиденное, что разрушит их только начинавшие складываться отношения. За себя она была спокойна, но Мишино прошлое могло в любой момент напомнить о себе самым неприятным для Лизы образом.
Она тайно ревновала мужа ко всем женщинам подряд – к неведомым ей клиенткам, которых он возил, к смазливым продавщицам, которые обслуживали их, когда он брал жену с собой в поход по магазинам, ко всем молодым соседкам по дому, которых он встречал во дворе и на лестнице, и даже к немолодой медсестре травматолога, которая снимала с Лизы гипсовую повязку. Девушка видела, что муж не дает ей никакого повода для ревности и старалась относиться к своим страхам с юмором, который заканчивался всякий раз, когда Миша ехал работать.
В последнюю пятницу апреля Миша вывез своих девочек на дачу. Снег уже совсем сошел, и ему пора было вплотную заняться огородом. Впереди было целых четыре выходных дня.
В родительский дом он внес Лизу на руках, как невесту. Поставив ее на ноги в гостиной, перед портретами родителей, он обнял ее за плечи и обратился к старым фотографиям:
- Мама и папа, когда-то я обещал вам, что порог вашего дома никогда не переступит ни одна женщина, кроме моей жены. Ваш непутевый сын сдержал свое слово и ничем, ничьим посторонним присутствием, не осквернил ни ваш дом, ни вашу память. Сегодня в наш дом, впервые после твоего ухода, мама, вошла незнакомая тебе женщина. Это моя жена, Лизанька, мой самый родной человечек. Теперь наш дом станет домом и для нее. Навсегда. Я обещаю вам, что при мне другой хозяйки здесь не будет.
Мишины слова и обещания, произнесенные перед портретами родителей, как перед иконами, но предназначенные, в первую очередь ей, Лизе, подействовали на девушку гораздо сильнее, чем, если бы муж обратился с теми же словами напрямую к ней, не призывая в свидетели души отца и матери. Она почувствовала, как из нее выходит вся тяжесть последних недель. Ее страхи, ревность, недоверие, нервозность и много чего еще исчезли. Для нее больше не было ни лицедея, ни бабника, ни циника. Остался только ее муж Мишенька, которого она любила без памяти и в любовь которого, наконец, сумела поверить.
От облегчения Лиза заплакала. Миша понимал, откуда взялись слезы и что они означают, но ему так хотелось услышать от своей скуповатой на ласковые слова супруги ответное признание в любви, что он решил немного помочь ей, и спросил:
- Я тебя обидел?
- Нет, что ты. Наоборот.
- Тогда почему ты плачешь?
- От счастья, родной. - всхлипнула Лиза.
За ужином Анна Михайловна не удержала свое любопытство:
- Миша, как получилось, что у тебя такой большой участок? Сколько здесь соток?
- Двадцать.
- А на предприятиях дают всего шесть.
- Этот участок вместе с домом не был получен от организации. Садовые товарищества предприятий, в том числе и того завода, на котором работали мой отец и дед, находятся подальше от станции приблизительно на полтора-два километра, а здесь – старое дачное место. Неподалеку находится совхоз, в котором работает большая часть жителей Поселка. Многие живут здесь круглый год и имеют свои хозяйства. Участок вместе с домом принадлежал моей семье еще до революции. Один из моих предков по материнской линии был землемером в этих местах.
- Поэтому у тебя дом кирпичный, а у всех остальных – деревянные?
- Изначально дом был деревянным. Кирпичный построили гораздо позже, когда я уже в школе учился.
- А что стало со старым домом?
- Здесь народ живет разный. Есть люди и не вполне нормальные. Одни наши соседи-чудики целого дурдома стоят. Я так думаю, что уже сегодня, ближе к вечеру, или завтра утром вы с Лизанькой увидите ту порнографию, которую они устраивают на своем участке. Много лет от их выходок трясет не только Поселок, но и всю округу. Была и еще одна долбанутая соседка, которая однажды, когда мне было лет десять, пригрозила моему отцу спалить наш дом.
- За что?
- Откуда я знаю?
- И что, спалила?
- Да. Помните жаркое лето 1972 года? Тогда все и случилось… Вместе с нашим домом дотла сгорела половина Поселка. Наша сторона улицы полыхала почти до станции.
- Какой кошмар!
- Погода была сухая и ветреная, дома и заборы деревянные, да и деревьев с кустами, как видите, много. Ветер был переменным, и верховой огонь распространялся со страшной скоростью в обе стороны. Когда приехали пожарные, тушить нашу сторону было уже бесполезно.
- Поджигательницу посадили?
- Нет.
- Почему?
- Муж у нее какой-то начальник. Отмазал. Местным участковым уже тогда был ее родной брат. Как Вы думаете, он нашел следы поджога?
- Думаю, что нет. Возможно, и не искал.
- Правильно. Он все списал на непогашенный окурок у наших соседей.
- Ты думаешь, что все-таки был поджог?
- Так считали мои родители. Наверняка, у них были основания для такого мнения. Когда встал вопрос о строительстве нового дома, дед с отцом раскинули мозгами и решили, что с такой "соседушкой" снова ставить деревянный дом – значит, искушать ее на новый поджог. А почему нет, если она уже один раз осталась безнаказанной? Они собрались с деньгами и построили сразу кирпичный дом с настоящей русской печкой и всеми удобствами, как в городе, благо мы здесь близко к станции, и в наш Поселок газ и воду провели в первую очередь. Дачники в соседних товариществах до сих пор обивают пороги организаций, чтобы добиться таких благ. Здесь очень хорошо жить даже зимой. Тихо. Уютно. В этом году нужно будет заменить деревянные рамы на стеклопакеты, купить масляные обогреватели, повесить в комнатах плотные жалюзи и поставить рольставни от воров. К осени все будет готово.
- Как отреагировала поджигательница?
- Я ее не спрашивал. Какое-то время после пожара она еще приезжала на лето погостить к родителям, а потом исчезла на много лет. Я не интересовался ее судьбой. Поселковые кумушки рассказывали, что ее мужа направили работать за границу, и она уехала с ним. Я не знаю, насколько правдива эта информация.
- Сплетницы на то и сплетницы, чтобы что-нибудь преувеличить или переврать. - заявила Лиза.
- В последний раз ее видели в Поселке четыре года назад - она приезжала в гости. Знаю одно – если она появится снова, всем будет плохо.
- Почему?
- Думаете, ее брат ушел на пенсию? Дудки! Он с такого хлебного места не уйдет ни за что. Ему тут все бабки, торгующие на рынке, отстегивают каждый месяц неплохую дань.
- Мишенька, скажи, проект дома был специально заказан архитектору? – перевела разговор на другую тему Анна Михайловна.
- Архитектор грамотно составил проектную документацию, а как делать, ему начертили отец и дед. Внутренняя планировка рождалась в муках и спорах. Тебе не понравилось?
- Наоборот, все организовано очень удобно. А кухня – восторг хозяйки. Большая, удобная, отлично оборудованная. Все есть!
Миша покраснел от удовольствия.
- Бытовая техника – моя слабость. Обожаю все, что облегчает человеку жизнь. Как только появляется новинка, я начинаю за ней гоняться.
- А если она тебе не нужна?
- Надо или не надо – потом разберемся. Главное – чтобы была. Подождите немножко, девочки, я городскую квартиру так техникой укомплектую…
- Ставить куда будем? Кухонька, сам знаешь, невелика… Между прочим, все самое необходимое уже есть.
- Мать, не свисти, я видел это "есть". Слишком громко сказано! В городской квартире для меня и моей слабости имеется огромный фронт работ. Пройдет совсем немного времени, и кухня в городе станет такой же, как здесь, даже лучше, современней.
- Куда ставить будешь?
- Шкаф в прихожей соорудим.
- Мишенька, я не дам выбрасывать кухонный гарнитур, купленный Николаем Ивановичем. Он мне дорог, как память. Коленька так радовался покупке. Он так старательно, с такой любовью свивал свое гнездо, как не каждая женщина способна...
- Разве я сказал, что будем что-то выбрасывать? Тем более, такую отличную деревянную мебель. Все останется на местах. Закажем для прихожей шкаф-купе. Разместим все на полках. На кухне даже посвободнее станет. Согласна?
- А то! – ответила теща.
- Мишенька, пожалуйста, только без фанатизма, - попросила Лиза.
Там же, за ужином, семейный совет решил прожить на даче до осени, выезжая в Москву только на работу, а вечером возвращаясь обратно. Тогда же назначили дату венчания на начало июля и определились с тем, где венчаться и в каком ресторане делать банкет.
Лиза отказалась покупать свадебное платье в магазине или шить в ателье. Ей не хотелось в такой важный день выглядеть стандартной куклой на чайнике. Они с Анной Михайловной самостоятельно сшили прелестное летнее шелковое платье цвета шампанского с гипюровыми вставками, фасон которого позволял впоследствии, при желании, укоротить юбку и носить его хоть каждый день, а вместо фаты сделали к платью съемный капюшон из того же гипюра, который в день свадьбы украсили цветами.
Венчание состоялось в одном из многочисленных храмов на Большой Ордынке. Присутствовала все та же компания Мишиных друзей, к которой добавилось еще двое его приятелей-бомбил, выступавших шаферами, и двоюродная сестра Анны Михайловны с мужем и шестнадцатилетней дочкой Наташей. Других родственников у Лялиных не было.
После венчания Миша, усадив свою жену в автомобиль, обратился к теще:
- Мать, пожалуйста, сядь, от греха, на переднее сиденье, чтобы у твоей доченьки соблазнов было поменьше.
- Что такое? Какие соблазны? У тебя с головой как?
- Все нормально у меня с головой. Понимаешь, мать, когда мы познакомились, я сидел в точно такой же машине именно на этом месте, и Лиза на меня запала. Спрашивается, если я сейчас посажу туда какого-нибудь мужика, она западет на него? Я ревную!
- Что ты делаешь? – попыталась уточнить Лиза, высунувшись из автомобиля.
- Ревную! Имею право! Моя! Теперь не только перед людьми!
- Твоя, твоя, - согласилась довольная Лиза, - теперь совсем законная. Так к кому ты ревнуешь? К Коте или к Вадиму?
- Не знаю, но ревную! Теоретически!
- Я требую уточнить персоналии, теоретик хренов!
- Не ругайся, Лизанька. Грех сразу после венчания…
- А ревновать ни в чем неповинную жену сразу после венчания – не грех?
- Все равно мамка поедет на переднем сиденье. - резюмировал Миша. - Не спорь с мужем!
Свадебный банкет был довольно скромным и совершенно неинтересным по сравнению со свадьбой Вадима. Гости не перепились, вели себя прилично, плясок взбесившихся туземцев не устраивали и в драку ни друг с другом, ни с персоналом не лезли. Зеркала остались целы, а милиция занималась другими делами. Даже свадебный вальс был вполне узнаваем, и никто не догадывался, сколько сил и времени потратил Миша, чтобы научить Лизу правильно двигаться в танце и не слишком больно наступать ему на ноги. Праздник закончился около полуночи. Семья переночевала в городской квартире, а рано утром уехала на дачу.
Первое лето семейной жизни Лизы и Миши промелькнуло незаметно. На даче они чувствовали себя дома и не хотели осенью возвращаться в городскую квартиру. Оба тянули с переездом до самого снега и всю зиму старались уехать на выходные и праздники на дачу. Там, не скованные условностями, они блаженствовали вдвоем и позволяли себе все, что только могли пожелать, а потом, в будни, наедине, они с удовольствием вспоминали свои "похождения выходного дня" и мечтали о следующих выходных, предвкушая новые шалости.
В самом конце зимы, перед первой годовщиной свадьбы, Миша принес хорошую новость. Один из коллег-таксистов, бывший шафером на венчании, порекомендовал его в диспетчерскую, из которой сам получал заказы. Миша заключил с фирмой договор и не пожалел об этом. За вполне умеренную плату он тоже стал получать заказы на свои услуги и перестал полностью зависеть от случайных клиентов. Он начал очень хорошо зарабатывать, но, по-прежнему, сам планировал свой день.
Берсеневы считали дни до весны и переехали за город в самом начале апреля, когда в пригороде еще не начинал таять снег. Мать немного злилась, но, понимала, что в благоустроенном доме, в тишине, на свежем воздухе, и молодым, и ей жить гораздо вольготнее и полезнее, чем в городе. Поэтому она не возражала и переехала на дачу вместе с детьми.
1995 - 2003 годы.
Первые два года брака были для Лизы и Миши непростыми. Любовь любовью, но притирку характеров никто не отменял. Как ни старались Берсеневы избегать конфликтных ситуаций, размолвки, хоть и редко, но все же случались, бывали бурными и каждый раз пугали Анну Михайловну, но, к счастью, никогда не бывали долгими и всегда заканчивались примирением, потому что Миша оказался настоящим мастером компромисса, а Лиза, не без помощи матери, поняла, что притирка характеров без конфликтов не бывает, и постепенно научилась относиться к ним философски, как к одному из методов поиска своей формулы семейного счастья, своего общего знаменателя.
К второй годовщине свадьбы Берсеневы научились самому ценному - не хотеть того, что заведомо неприемлемо для партнера, а также относиться к недостаткам друг друга терпимо, как к трогательным слабостям родного человека.
Единственным камнем преткновения, не дававшим им жить спокойно, была обычная мужская привычка Михаила оставлять свои носки, где попало. Лиза честно старалась относиться к привычке мужа терпимо, но время от времени не выдерживала и устраивала ему выволочку в надежде, что на сей раз ей удастся приучить его даже не стирать их самому, а просто аккуратно складывать их в ванной комнате в специально предназначенный для этого тазик.
Глядя на попытки дочери перевоспитать мужа, Анна Михайловна побаивалась, что парню однажды надоест слушать одни и те же претензии, и он устроит что-нибудь такое, что станет для их семьи началом конца. Проблема казалась Анне Михайловне настолько непреодолимой, что она почла за благо изменить своему обыкновению соблюдать разумный нейтралитет, и вмешаться в отношения детей. Мать, постепенно учившаяся у зятя искусству дипломатии, тщательно продумала тактику вмешательства, и, наконец, однажды, когда Лиза расшумелась не на шутку, решилась.
Дождавшись обеда, она за столом стала вспоминать свою молодость, начало семейной жизни с Николаем Ивановичем, и вскользь упомянула о том, как ссорилась с ним из-за разбросанных носков.
Трюк удался – Лиза навострила уши.
- У тебя с папой была та же проблема?
- Конечно. – ответила мать. - Все мужчины таковы.
- Я не помню, чтобы вы из-за этого ругались.
- Ты была слишком мала, чтобы запомнить. Тебе было лет пять, когда я решила проблему. Дальше была тишь и гладь.
- Как?
- Лизанька, мне некого было спросить, кроме сослуживиц. Я стала задавать наводящие вопросы то одной, то другой женщине, много лет прожившей в браке, и узнала, что их мужья делают то же самое и дрессировке не поддаются. Совсем. После серебряной свадьбы они разбрасывают свои носки точно так же, как в молодости, только гораздо хуже вспоминают, куда могли их зашвырнуть.
- И что же ты сделала?
- Дала себе труд понять, что мне тоже не удастся научить Коленьку аккуратности, и закрыла тему. Ради мира в семье я стала сама молча собирать его грязные носки по всей квартире и стирать их под краном. Ты знаешь, девочка, мне не было противно. Я не брезговала носками любимого мужчины, хотя он и не целовал мои ноги.
Удар был сильным и достиг цели. Анна Михайловна своими глазами видела, как Миша, когда Лиза подвернула ногу, меняя ей повязки на распухшей, посиневшей лодыжке, обязательно при каждой перевязке целовал и больное место, и, когда думал, что теща смотрит в другую сторону, пальчики.
Лиза задумалась, но ненадолго.
- Но ведь должна же быть какая-то граница мужской расхлябанности?
- Конечно. – согласилась мать, заранее продумавшая ответ и на этот вопрос.
- Какой предел терпения ты определила себе?
- Лизанька, я сказала себе, что до тех пор, пока я не выловила Коленькин грязный носок из кастрюли с супом, можно считать, что у меня идеальный муж. Ты знаешь, когда я оставила папу в покое, нам стало гораздо легче жить. Во всяком случае, одной причиной для ссор стало меньше.
Если дочка, не ожидавшая от матери такого подвоха, приняла все за чистую монету и прекратила попытки перевоспитать мужа, то с зятем дело обстояло иначе. Еще за столом Анна Михайловна по его глазам поняла, что Миша догадался, какую игру она ведет, и стала ждать продолжения. Оно не заставило себя ждать.
Через несколько дней зять улучил время, когда Лиза пошла в магазин за хлебом, и спросил у тещи:
- Мать, а как у тебя с Николаем Ивановичем обстояло дело с футболом-хоккеем?
- Как потребуется, так и будет обстоять. – честно ответила Анна Михайловна.
Миша рассмеялся.
- Значит я правильно понял?
- А то! Нашла новый повод для недовольства, зараза?
- Нет. Лизанька с самого начала приладилась во время футбола-хоккея и прочего бокса сладко дремать у меня в подмышке.
- Тогда зачем спрашиваешь? Боишься, что однажды твоя шалунишка выспится и пойдет чудить?
- Нет. Пока у меня силушка мужская есть, не выспится.
- А потом?
- Спрошу у Вадима, чем задвигаться, чтобы Лизанька продолжала начинать день враскоряку и радоваться, что жива осталась. Тесть так же поступал?
- Коленька к спорту был равнодушен. Он кино любил. Особенно про войну, но ты не переживай, при случае, окажется, что папа Коля смотрел не только футбол, но и все остальные спортивные передачи, когда Лиза спала.
Проблема грязных носков была успешно решена, и недоразумения между молодыми постепенно вообще исчезли из их обихода, уступив место взаимопониманию и терпимости к маленьким слабостям друг друга, а Берсеневых, кроме любви и страсти, связали еще дружба, доверие и ощущение крепкого тыла у Миши и надежной опоры у Лизы.
Они успешно поделили обязанности даже на даче, хотя Анну Михайловну это вначале очень сильно беспокоило. Страхи тещи оказались напрасными. Зятю в голову не пришло привлекать молодую жену к работе в огороде, который Миша, обзаведясь семьей, заметно расширил. Грядки были его личным пространством, где он мог побыть один. Лизе было позволено ходить в огород лишь изредка и только для того, чтобы поцеловать мужа.
Когда она заинтересовалась, чем он так увлеченно занят на грядках, Михаил повел ее в огород, все рассказал и показал, но делать ничего не разрешил, объяснив, что ее обязанностью будет переработка урожая в домашние консервы и прочие кухонные хлопоты. Убирать дом он жене тоже не позволил – нанимал женщину из Поселка.
Анна Михайловна и Лиза совершенно ничего не смыслили в консервировании овощей и фруктов, и всего боялись. Миша решил и эту проблему. Что-то объяснил и показал сам, но, сообразив, что мающаяся без дела на пенсии Шапокляк, которая когда-то обучала его кухонным премудростям, а впоследствии помогала ему каждый год справляться с консервацией, научит девочек перерабатывать урожай гораздо лучше, чем он, пригласил Нину Константиновну погостить.
Мать Костика приехала и за пару месяцев научила Лизу и ее мать делать разнообразные соленья-варенья не хуже ее самой, а с Анной Михайловной они стали задушевными подругами.
Умное поведение Миши привело к неожиданным результатам. Мать с удовольствием наблюдала, как постепенно смягчается Лизин характер, как уходят вспыльчивость, жесткость и максимализм, исчезают недовольство собой и страх перед будущим. К второй годовщине свадьбы замученная жизнью, озлобленная на весь белый свет женщина, из обещанной зятю Бабы-Яги превратилась в того самого шаловливого котенка, о котором он мечтал перед свадьбой. Лиза успокоилась и обрела уверенность в себе.