Покровский

Александр Скрыпник
               

Теперь, оглядываясь назад, я вижу: жизнь не скупится на события невероятные, важно только не пройти мимо , заметить и попытаться решить загадку. И тогда совсем другие горизонты окажутся у обыденного вроде бы мира.

А началось все с нашего возвращения в Покровку весною. Столько лет было прожито «на чужбине», эпохи сменились и люди, а этот городок был все тем же: широкие улицы частной застройки сбегали вниз к круглой чаше озера, где высилась белая церковь на берегу, и ДК в старинном особняке, и та же Художественная школа в тени старых лип ( говорят, жемчужина архитектуры), и -  что важно -  все так же крепко стоял  родительский дом, основательно построенный дедом жены.

 Первое время мы с  Нинкой все всматривались в лица встречных, пытаясь узнать прежних знакомцев, но то ли люди были новые, то ли время наложило свой отпечаток… тем радостнее было узнать старого друга случайно на улице: вздернутый нос, румянец во всю щеку -  Стас Покровский!. Громкая радость узнавания, объятия и заверение зайти непременно. И эти обещания, воспринимающиеся ритуальными в столицах, в провинции выполняются. Через пару дней мы со Стасом уже коптились в дыму у мангала, пока девятилетняя дочь Катька с похорошевшей от косметики  Нинкой строгали в доме салаты. Под обсуждение последних новостей политики румянились куриные крылышки, мы перешли к местным новостям, и тут Стас меня огорошил известием, что давно уже работает в ДК.  «Как – в ДК!? – уронил я барбекюшницу  на угли. – Ты ведь конструктор от Бога! Я же планировал с тобой на заводе работать!» Но он только руками развел.

 Дома эта новость моих дам не шокировала, скорее даже вызвала у Катьки интерес. Впрочем, крылышки под холодную белорусскую водку пошли на ура (дочь задобрили «Колой»), обстановка за столом становилась все теплее, наконец нас накрыла ностальгия, мы сбросили груз прожитых лет с сутулых своих плеч, Стас достал гитару из потертого черного чехла и неожиданно стройно  запели мы как в прежние времена:
                С причала рыбачил апостол Андрей,
                А Спаситель ходил по воде…

В заводском КБ, где я стал работать, явственно ощущалась нехватка хороших электронщиков, я уже подумывал переманить Покровского на завод обратно, но вдруг оказалось, что не электриком он  работает в ДК, как  мне подумалось. Тогда как раз у дочери появилась подружка, занимающаяся в вокальной студии, и, понятное дело, там приспичило заниматься и Катьке. В первый же день она прибежала с горящими глазами и  огорошила известием, что ведет студию «дядя Стас». Мне, помнится, тогда неловко  перед ним стало за это «юное дарование», но, с другой стороны –  и Покровский ведь не в Гнесинке преподавал. А работников КБ, как оказалось, куда только не забрасывала судьба в кризисные годы! Наш завлаб стал редактором районной газеты, я об этом узнал от фотографа Феликса, когда приходил давать объявление. Феликса я знал еще молоденьким фотографом, он им и остался при районке, только жизнь его сильно потрепала, похоже. Однако задора он не растерял, увлекся краеведением, и все то время, что я ждал завотделом писем, развлекал меня рассказами о  Покровке. У него, оказывается, в наборе уже была краеведческая  книга, которая,, по его словам, должна стать бомбой для читателя. Уловив мой скепсис, Феликс заговорил горячо и торопливо: « Я вот тоже думал: ну что там – Покровка? Мало ли покровок на Руси?  А вот и не все так просто: у нее свой Ангел-хранитель есть. И не надо так на меня смотреть – ты оглянись: сколько старых зданий у нас! Ведь не только войны мимо проходили, даже пожаров у нас не было с тех времен еще, когда в Покровке пожарной каланчи не было… Нет-нет, ты послушай: ну бог с ними, со зданиями! А какой рассадник талантов! Во все времена практически…» Но тут пришла зав.отделом,  и мне удалось ускользнуть от разгоряченного краеведа.

 Между тем мой порыв вытащить Стаса из ДК стал угасать по мере того, как загорались глаза у дочки, когда она начинала петь. Может, мы проморгали свой талант?  А тут еще в начале зимы состоялся отчетный концерт выпускников студии Покровского, на который, как мне показалось, весь город собрался, и осталось только руками развести – талант на таланте! Это как же Стас умудряется так активировать скрытые резервы? С концерта мы возвращались под впечатлением,  а Катьку вообще распирало от гордости, словно это она выступала со сцены… и тут Нинка сказала задумчиво: «А ты заметил, что Стас не изменился за все эти годы? Не постарел вовсе, хоть и не женат. Женщину бы ему подыскать. Самостоятельную» Вроде бы обычная женская наблюдательность, и обычное женское желание испортить жизнь мужику, но меня это замечание зацепило: как  не заметил раньше? – ведь это же невозможно не меняться в течение десятилетий! Когда живешь бок о бок, глаз «замыливается», но вот когда глянешь со стороны! Особенно, когда у самого и брюхо уже, и лысина...  Я даже загорелся идеей найти юношеские фото Покровского, но был он «пришлым», приехал сюда по распределению, а самого его расспрашивать о молодильных яблоках я не стал – ну не женщины же мы в конце-концов!

 Возможно, все так и зависло бы у меня на уровне смутных ощущений, но тут мне позвонил редактор районки. Оказалось запил Феликс, снова попал в ЛТП… и –да!- я тут никаким боком, но вот он очень просил передать мне свою краеведческую рукопись. Почему мне? Сказал: «он знает». Рукопись я забрал, и не забросил на антресоли, что было бы естественно, а решил полистать. Помнится, меня заинтриговало, что еще в редакции Феликс намекнул на главу о Стасе Впрочем, материала я этого не нашел, были лишь фотографии занятий студии. Я стал просматривать остальные фотки, и вдруг на хорошего качества старинной (еще 1916 года) фотографии споткнулся на подписи «Детский хор клироса Преображенской церкви. Регент Силантий Покровский». Я всмотрелся в фото и холодок пробежал у меня по хребту: регентом на меня смотрел Стас! Я лихорадочно нашел новое фото и положил их рядом… одно лицо! И, если всмотреться, одна и та же тень скрытой улыбки присутствовала, так характерная для Стаса, даже если лицо его бывало вполне серьезным… Я откинулся на спинку стула: а вот тут вы мне объясните, господа-товарищи! Как же так – Стас ведь не местный, он ведь из этого… Кирова, или Вятки, что подчеркивал обычно! Та-ак, а что тут Феликс накопал об этом клиросе?  Волшебное пение… приходили слушать со всей округи… сама Вяльцева  проходила становление… Стоп! Как – Вяльцева?Она же вроде из Орловщины… а! к тетушке приезжала!

 Я сидел на стуле, раскачиваясь, и, словно на палимпсесте, из тумана стали проступать контуры того необычного, о чем говорил Феликс, да я внимания не обратил. Как он сказал тогда? «Периодически возникали рассадники талантов»? Сами по себе, или за этим кто-то стоял? Кажется, я догадываюсь, кто.
 
 Чтобы расставить точки над «i», я решил наведаться в Художественную школу. Ею в Покровке гордились, как раритетом. Существовала она еще с тридцатых годов, располагалась в особняке какого-то дореволюционного заводчика, и расцвет пережила именно в период своего создания, когда ее выпускники влет поступали в художественные училища Москвы и Ленинграда. Функционировала она и поныне, но уже больше по инерции.  Непросто было придумать причину, зачем хочу ознакомиться с ранними работами учеников школы, тем более, что ее директора я едва знал шапочно… На мои расспросы о  первых учителях  школы он и в самом деле отвечал невнятно как-то, без фамилий, зато работы того звездного состава выпускников продемонстрировал охотно, отведя в запасник. Я, правда, сам не мог бы объяснить, что рассчитывал увидеть на тех картинах, но уже на втором десятке карандашных набросков у меня екнуло сердце – «Портрет учителя Серафима Покровского». Я выразительно посмотрел на директора, а тот отвел взгляд: «Понимаете, тридцатые годы, ряд людей пропало… исчезло… В общем, мы не педалируем этот аспект… Кстати, заметьте – как этот Серафим на нынешнего тезку похож!» Да неужели?! Конечно, можно было еще поинтересоваться более далеким прошлым, периодом расцвета зодчества в Покровке, но ответ для меня был очевиден уже: какая-нибудь артель Северьяна Покровского, скажем…

 Мы еще встречаемся со Стасом на шашлыках  по пятницам, хотя я понимаю, что он вот-вот исчезнет куда-то, ибо слишком явной становится его неизменность. У костра мы привычно болтаем о политике, и он улыбается чеширской своей улыбкой: знает ведь, стервец, что я знаю… но молчим оба. Потом мы удобно рассаживаемся на кухне и под гитарный перебор и дивный  Катькин альт поем самозабвенно:
                А когда надоест, возвращайся назад
                Гулять по воде
                Гулять по воде
                Гулять по воде со мной!:

                Песня на стихи Ильи Кормильцева, конечно