На фотографии здание казарм 4 центра
а) Нарушение уставных правил взаимоотношений между
военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности,
выразившееся в нанесении побоев или ином насилии,- наказывается
лишением свободы на срок до двух лет;
б) то же деяние, совершенное в отношении нескольких лиц либо
повлекшее причинение потерпевшему менее тяжкого или легкого
телесного повреждения,- наказывается лишением свободы на срок до
пяти лет;
Статья 224. Уголовный кодекс РСФСР 1960 года ( 1961 г. — 1996 г.)
В середине 70-х во многих частях Советской армии, в той , или иной степени, существовала так называемая дедовщина, или неуставных отношения, как это тогда официально называлось.
То есть унижение достоинства солдат и сержантов младших периодов службы старшими. Не обошла эта зараза и наш Полевой узел Генерального штаба, где я тогда служил командиром взвода. Командование части постоянно принимало меры по искоренению этого зла и так как наиболее сильно проявлялось оно после того, как уходили домой офицеры, у нас в центре* для этого стали ежедневно назначать дежурного ответственного офицера из состава командиров взводов. Он обязан был контролировать соблюдение распорядка дня и воинской дисциплины в подразделениях в вечернее и ночное время. Разумеется, как и всегда, каждый ответственный, в зависимости от своей совести, выполнял свои обязанности по-разному. Кто-то проводил время в канцелярии своего отделения**, и, постояв на вечерней поверке, укладывался там спать, а утром, после прибытия начальника центра докладывал, что за ночь в подразделении никаких происшествий не случилось, убывал домой. Кто-то же постоянно присутствовал на всех мероприятиях; ужине, завтраке, вечерней прогулке, поверке и подъеме. При этом успевая посещать все три отделения центра.
С дедовщиной я начал бороться всеми силами с первых дней своей офицерской службы.
И конечно же вспоминая свое счастливое детство в Суворовском училище, использовал замечательный опыт, полученный от наших любимых кадетских офицеров –воспитателей. В том числе и майора Лазуренко Алексея Яковлевича (см. рассказ «Украинские ночи»).
Прекрасно понимая, что все солдаты и сержанты центра очень внимательно наблюдают и изучают привычки, склонности каждого офицера, а информация при этом тщательно обобщается и передается по всем подразделениям центра, я старался разнообразить свои действия, придумывая каждый раз что-то новое.
В свое время эффективный метод морального воздействия на нарушителей дисциплины преподал нам педагог от бога старшина роты, старшина сверхсрочной службы*** Коваленко Иван Григорьевич. Если на вечерней проверке, которую проводил кто-то из офицеров –воспитателей можно было на левом фланге взвода спокойно обсуждать свои вопросы, или даже рассказывать анекдоты, то у Ивана Григорьевича на это редко кто отваживался.
После команды: «Рота слушай вечернюю поверку!» он, низко опустив голову вниз, начинал читать список личного состава. Заучив его за 6 лет наизусть, он, не меняя тона и темпа, называл вроде бы по книге фамилии суворовцев, бросая при этом постоянно из под козырька фуражки или среза шапки взгляды на фланги. При обнаружении нарушителя дисциплины, позволявшего себе болтать или баловаться, звучала отданная негромким, но отчетливым голосом команда:
- Суворовец П, выйти из строя!
А когда провинившийся выходив из строя, поворачивался к нему лицом,
Коваленко начинал проверку с начала:
- Равняйсь! Смирно! Рота слушай вечернюю поверку!...
Все могло повторяться несколько раз, иногда значительно удлиняя проведение мероприятия, а следовательно, сокращая наше личное время, необходимое на умывание и подготовку ко сну, поскольку потом команду «отбой» старшина отдавал ровно по расписанию. Все это вызывало досаду еще и потому, что в таких случаях мы могли не успеть покурить в туалете перед отбоем, что стало со временем нашей излюбленной ежедневной процедурой.
После завершения вечерней поверки тем, кто к этому времени оказывался перед строем, он отдавал команду: «Группа, нале – во! В каптерку шагом… Марш!» Все нарушители были в этот вечер обречены на длительную беседу со старшиной, а точнее на его монолог, длившийся до часу- двух ночи, после которого они выполняли поставленную им задачу по уборке помещений – натирке полов или мытью туалетов. Во время длительной и утомительной «беседы» Иван Григорьевич терпеливо и не спеша разъяснял нарушителям всю глубину их падения, страшную суть допущенного безобразия и недопустимость повторения подобного в дальнейшем.
При этом он объявлял их пособниками фашистов, или гамериканцев (так старшина называл наших предполагаемых тогда противников из США) и клеймил их позором.
Пользуясь удачной на мой взгляд наработкой старшины, я тоже иногда вызывал нарушителей дисциплины, особенно тех, кто был замечен в попытке неуставных взаимоотношений, и долго и упорно внушал им мысль о недопустимости и чудовищности их поступков. Методу убеждения в воинской службе я придавал очень большое значение, считая, что сознательное выполнение установленных правил, намного эффективнее, чем действия под угрозой наказания. И учитывая армейскую специфику, отказался от последующих за этим хозяйственных работ, как было у нашего старшины.
Иногда, после поверки я вызывал к себе по одному молодых солдат, правда только до отбоя, и пытаясь вывести их на откровенный разговор, интересовался их возможными проблемами, как на службе , так и дома. Это позволяло мне немного глубже вникать во внутренние проблемы подчиненных.
После этого, давал команду дежурному по отделению принести в канцелярию кровать с комплектом чистого белья и, тщательно застелив на виду дневальных постель, минут через пять после отбоя выключал свет и ложился, не раздеваясь, на кровать. Почитав с фонариком минут 30 интересную книгу, вставал и отправлялся на проверку наличия личного состава и выполнения им распорядка дня. Основная цель при этом была проста: приучить всех солдат центра к тому, что я всегда буду проверять всё тщательно, а, следовательно, по крайней мере в моё дежурство никакие нарушения и отлучки из расположения подразделения недопустимы.
Наш центр располагался в 4 этажном здании, где каждое подразделение занимало свой этаж. Как-то раз я поднялся в отделение, расположенное этажом выше и, пригласив с собой дежурного, отправился осматривать помещения. Меня там конечно, как говорится, не ждали… Дверь в бытовке **** оказалась закрыта на замок, а ключа у сержанта при себе не оказалось. Пришлось дать команду найти ключ и открыть дверь. К большому смущению дежурного в комнате оказался испуганный солдат второго периода службы, который трудился у гладильной доски, выглаживая еще влажные кителя старослужащих. О таком методе издевательства над молодыми мне было, конечно, давно уже известно.
Еще год, или два назад у нас демобилизовался старшина отделения, сержант, который был у офицеров на очень хорошем счету. Всегда образцово подтянут, исполнителен, инициативен, он поддерживал в подразделении образцовую дисциплину и порядок. При нём не было грубых нарушений, а все приказания и команды выполнялись солдатами безукоризненно. Как в повседневной жизни, так и на учениях и полевых занятиях. Увольняли мы его с почетом. Вся грудь в значках, грамота и отличная характеристика.
Но только через несколько месяце после его отъезда солдаты, теперь уже 4 периода, обижаясь на то, что мы, как им казалось, ущемляем их "права", уравнивая с молодыми, рассказали о нем горькую для нас правду. Оказалось, в отсутствие офицеров это был совсем другой человек. Ярый приверженец дедовщины, после окончания вечерней поверки, он, например, давал команду
- Дембелям выйти из строя»!
Выходя, те снимали с себя куртки и сбрасывали их в кучу у тумбочки дневального. Один из молодых по очереди должен был за ночь выстирать, высушить и выгладить обмундирование стариков.
Конечно, после услышанного, такого издевательства на молодыми солдатами у себя в подразделении мы допустить не могли и делали все, что было в наших силах, чтобы искоренить это безобразие. Еще задолго до официального приказа о назначении ответственных, мы, командиры взводов, вроде бы уходили домой, но на самом деле задерживались в части, внезапно появляясь в отделении после отбоя. Разумеется, у нас это дало свои положительные результаты.
В соседнем отделении, видимо, офицеры меньше уделяли внимания взаимоотношениям межу своими подчиненными.
Неприятно было докладывать о происшедшем на следующий день начальнику центра. Приходилось вроде бы «подставлять» офицеров отделения, где все произошло, выставляя на общее обозрение недоработки командира взвода, замполита, и начальника отделения. Но промолчать, значило бы покрыть эти нарушения, что могло бы в дальнейшем привести к более тяжелым последствиям.
После этого случая солдаты всего центра быстро привыкли к моей настойчивости и требовательности и по крайней мере во время моих дежурств все: и молодые, и деды, и дембеля спали по ночам спокойно. А я вспоминал добрым словом уроки нашего офицера-воспитателя в суворовском училище майора Лазуренко Алексея Яковлевича.
___________
Примечания:
* - "Центр" – подразделение части связи центрального подчинения, соответствующее батальону в мотострелковых войсках.
** - "Отделение" - подразделение, соответствующее роте.
***- "Старшина сверхсрочной службы" - в 1972 году звание было заменено на «Прапорщик».
**** - "Бытовка" - комната бытового обслуживания в роте (отделении).