Беседа тринадцатая. У меня растут года

Юрий Радзиковицкий
Беседа тринадцатая
                «У меня растут года»
                Помни Создателя твоего в дни
                юности  твоей, доколе не
                пришли тяжёлые дни. Екк.12,1

                Как океан, объёмист шар земной,
                Земная жизнь кругом объята снами...
                И бездна нам обнажена
                С своими страхами и мглами...
                Ф. И. Тютчев

                В снах даётся и познание, и сознание,   
                и провидение.      А. М. Ремизов


В третьей главе первой части, как ты, наверно, помнишь,  много говорилось о вопросах. Да и потом ты убедился, что осуществить  понимающий диалог с текстом не возможно, не поставив к нему определённую цепь вопросов. Но как найти  в тексте те обстоятельства, к которым надо задать вопросы? Ты, вероятно, заметил, как часто твои вопросы к текстам, предназначенным к разбору, расходились с моими вопросами к нему. Я думаю, что это тебя несколько расстраивало. Конечно, важно найти в тексте какие-то недоговорённости и неясности, противоречия и полемические суждения, намёки и отсылки к чему-то вне текста и сформулировать к ним проясняющие вопросы. Но важнее другое. А именно: воспитывать в себе способность постоянно задавать вопросы ко всему, с чем тебя сталкивает жизнь. Вот об этом убедительно говорится в  песне-стихе Александра Галича, удивительного барда и поэта.

СПРАШИВАЙТЕ, МАЛЬЧИКИ!

Спрашивает мальчик – почему?
Спрашивает мальчик – почему?
Двести раз и триста – почему?
Тучка набегает на чело,
А папаша режет ветчину,
А папаша режет ветчину,
Он сопит и режет ветчину,
И не отвечает ничего.
Снова замаячили быль, боль,
Снова рвутся мальчики в пыль, в бой!
Вы их не пугайте, не отваживайте,
Спрашивайте, мальчики, спрашивайте,
Спрашивайте, мальчики, спрашивайте,
Спрашивайте, спрашивайте!
Спрашивайте, как и почему?
Спрашивайте, как и почему?
Как, и отчего, и почему?
Спрашивайте, мальчики, отцов!
Сколько бы ни резать ветчину,
Сколько бы ни резать ветчину –
Надо ж отвечать, в конце концов!
Но в зрачке – хрусталике – вдруг муть,
А старые сандалики, ух, жмут!
Ну, и не жалейте их, снашивайте!
Спрашивайте, мальчики, спрашивайте!
Спрашивайте!!!

Конечно, в этом стихе можно безболезненно заменить мальчиков  девочками, чтобы получить строчки:

Спрашивайте, девочки, спрашивайте,
Спрашивайте, девочки, спрашивайте,
Спрашивайте, спрашивайте!

Да и зря поэт в столь невыгодном свете выставил папу. Ведь не может он отвечать  на все вопросы своего отрока.  Скажем на такие:

Хочу у моря я спросить,
Для чего оно кипит?
Пук травы зачем висит,
Между волн его сокрыт?               Н.Заболоцкий

Пусть папаша спокойно «сопит и режет ветчину», а любопытному его чаду стоит попытаться самому найти  ответы на свои вопросы.  Где искать ответы? Таких адресов  много. Скажем, Библия.  Вот спроси её: «Юность, какой ей быть?» И получишь ответ:
Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твоё радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за всё это Бог приведёт тебя на суд.    Ек.11,9.
Я знавал одного человека, который на все важные вопросы находил ответы  в книге Джонатана Свифта «Приключения Гулливера». Она для него была той библией, где есть ответы на все случаи жизни.  И неспроста в критике можно встретить такие выказывания, как  «библия от Достоевского» или
 «библия от Льва Толстого». Дело в том, что их произведения содержат такое количество ответов на судьбоносные вопросы, что  невольно начнёшь сравнивать  с книгой книг – библией. Таких книг и авторов много. Но для кого-то таким источником может стать и энциклопедический или специализированный словарь, и школьный учебник, и поисковая машина в интернете.
   Что  касается меня, то описания занятных и забавных приключений Лемюэля Гулливера  заинтересовали совсем с другой стороны.
  Вот описание того события, после которого многие представления о самом себе решительно изменились.

    "Верно, я ещё сплю", - подумал он.
     Вдруг что-то живое быстро вскарабкалось к нему на ногу, добралось
     до  груди и остановилось у подбородка.  Гулливер скосил один глаз.
    Что за чудо! Чуть ли не под носом у него стоит человечек - крошечный,
    но самый настоящий человечек! В руках у него - лук и стрела, за спиной
    -  колчан. А сам он всего в три пальца ростом.  Вслед за первым
    человечком па Гулливера взобралось еще десятка четыре  таких же
    маленьких стрелков.
        От удивления Гулливер громко вскрикнул.

Для Лемюэля далее продолжатся самые что ни есть удивительные открытия и приключения среди жителей Лилипутии. Но для меня стало интересно наблюдать за этим обыкновенным корабельным врачом.  И вот почему. Попав в новую для себя жизнь, сам он нисколько не изменился. Но  в восприятии самого себя произошли значительные изменения, некоторые из них просто были совершенно исключительными.  Будучи среднего роста среди себе подобных, он стал в двенадцать раз выше большинства жителей новой для него страны. А личную его силу просто невозможно было сравнить  ни с кем из окружавших в Лилипутии. Не страдая особым аппетитом, он с  довольно странным для себя удивлением узнал, что в день он съел столько пищи, сколько могло бы съесть  за это время 1728 примерно четырнадцати сантиметровых лилипутов. Но мало  понять это новое восприятие себя, надо было и впредь поступать в соответствии с этими знаниями. Тебе эта ситуация ничего не напоминает? А вот мне она ещё яснее показала ту проблему, с которой подростки сталкиваются в своей жизни. А за этой проблемой чётко проглядываются жизненные ситуации, в которых оказываются только вышедшие из детства. Ситуации в полной мере сложные, если не сказать драматические, а подчас просто трагические.

  И, конечно, эти жизненные непростые коллизии не оказались вне внимания писателей. И в этом плане хочется обратить твоё внимание на повесть Льва Толстого «Отрочество», написанную в 1854 году и входящую в его трилогию «Детство. Отрочество, Юность».  В ней воссозданы события из жизни подростка Николеньки Иртеньева. Важно и то, что описывает их он сам в своих воспоминаниях лет так через сорок. В то время, с которого начиналось повествование, в жизни мальчика произошло событие, которое в одночасье изменило привычных год его жизни: умерла его мама. Рухнул мир, в котором он был окружён любовью. Распался тот кокон,  тепло и защита которого так была привычна ему. Более того семья переехала в Москву под неусыпное око строгой и своенравной бабушки.

Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни, вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно изменяется, как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной еще стороной? Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я и считаю начало моего отрочества.

Изменился и мир вокруг Николеньки. А он не изменился. Всё его понимание своих прав, своего места в семье остались теми же, что и ранее, при жизни маменьки. Он всё ещё был Николенькой, а для большинства он уже стал Николаем. И старый добрый гувернёр, с которым душа в душу он прожил многие годы, был изгнан и заменён на неприятного во многих отношениях типа. И тут оказалось, что
       -  мир не вращается вокруг него;
       -  есть мир других людей, и он интересен;

Мне в первый раз пришла в голову ясная мысль о том, что не мы одни, то есть наше семейство, живём на свете, что не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании. Без сомнения, я и прежде знал все это; но знал не так, как я это узнал теперь, не сознавал, не чувствовал.

       - что мир делится на богатых и бедных;
Вы богаты – мы бедны: эти слова и понятия, связанные с ними, показались мне необыкновенно странны. Бедными, по моим тогдашним понятиям, могли быть только нищие и мужики, и это понятие бедности я никак не мог соединить в своем воображении с грациозной, хорошенькой Катей. Мне казалось, что Мими и Катенька ежели всегда жили, то всегда и будут жить с нами и делить всё поровну. Иначе и быть не могло. Теперь же тысячи новых, неясных мыслей, касательно одинокого положения их, зароились в моей голове, и мне стало так совестно, что мы богаты, а они бедны, что я покраснел и не мог решиться взглянуть на Катеньку.
       -  он не может быть с ними наравне,  и его застенчивость просто
          катастрофична;
        -  у него есть серьёзные претензии к своей внешности;

Я был стыдлив от природы, но стыдливость моя ещё увеличивалась убеждением в моей уродливости. А я убеждён, что ничто не имеет такого разительного влияния на направление человека, как наружность его, и не столько самая наружность, сколько убеждение в привлекательности или непривлекательности её.

        - его странным образом волнуют молодые женщины;
        - у него нет близкого человека, нет друга для личных  бесед  и
          откровений.
  Всё это вместе взятое стало причиной ряда его опрометчивых решений и неблаговидных поступков, осознание  которых  ввергало его в пучину совестливых переживаний, которые привели   к серьёзному нервному срыву.

- Я должен быть не сын моей матери и моего отца, не брат Володи, а несчастный сирота, подкидыш, взятый из милости», – говорю я сам себе, и нелепая мысль эта не только доставляет мне какое-то грустное утешение, но даже кажется совершенно правдоподобною. Мне отрадно думать, что я несчастен не потому, что виноват, но потому, что такова моя судьба с самого моего рождения.

- Нет, ни за что не пойду, – сказал я, цепляясь за его сюртук. – Все ненавидят меня, я это знаю, но, ради бога, ты выслушай меня, защити меня или выгони из дома. Я не могу с ним жить, он всячески старается унизить меня, велит становиться на колени перед собой, хочет высечь меня. Я не могу этого, я не маленький, я не перенесу этого, я умру, убью себя. Он сказал бабушке, что я негодный; она теперь больна, она умрёт от меня, я… с… ним… ради бога, высеки… за… что… му…чат.

Лишь последующее взросление в мыслях о жизни и о собственном предназначении размыли индивидуалистическую детскую замкнутость и особость в мире взрослых, открыли дорогу к дружбе  и любви, к некоторому согласию с собой и миром.

В продолжение года, во время которого я вел уединённую, сосредоточенную в самом себе, моральную жизнь, все отвлечённые вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представились мне.
И, наконец, у него появился друг, и Николай осознал  и  принял общие с ним цели на ближайшую перспективу своей жизни.
Само собою разумеется, что под влиянием Нехлюдова я невольно усвоил и его направление, сущность которого составляло восторженное обожание идеала добродетели и убеждение в назначении человека постоянно совершенствоваться. Тогда исправить всё человечество, уничтожить все пороки и несчастия людские казалось удобоисполнимою вещью, — очень легко и просто казалось исправить самого себя, усвоить все добродетели и быть счастливым...

Пережив   ряд драматических обстоятельств в своей отроческой жизни,  главный персонаж  трилогии Льва Толстого  благополучно миновал свой отроческий возраст.
   Но иная судьба, трагическая и несправедливая, выпала на долю Оленьки Мещерской, пятнадцатилетней девочки из рассказа  Ивана Бунина «Лёгкое дыхание», написанного им  в  1916 году с потрясающей художественной силой. Собрат по творчеству и уникальный мастер российской словесности, Константин Паустовский,  оставил удивительный по искренности чувства  отклик на трагическую историю, описанную в этом шедевре русской малой прозы.

Я сел в буфете за стол около пустого мельхиорового ведра для шампанского и развернул газету...
Опомнился я только через час <...>
Все внутри у меня дрожало от печали и любви. К кому?
К дивной девушке, к убитой вот на этом вокзале гимназистке Оле Мещерской.
В газете был напечатан рассказ Бунина “Легкое дыхание”.
Я не знаю, можно ли назвать эту вещь рассказом? Это не рассказ, а озарение, сама жизнь с ее трепетом и любовью, печальное и спокойное размышление писателя, эпитафия девичьей красоте.
Я был уверен, что проходил на кладбище мимо могилы Оли Мещерской, и ветер робко позванивал в старом венке, как бы призывая меня остановиться.
Но я прошёл, ничего не зная. О, если бы я знал! И если бы я мог! Я бы усыпал эту могилу всеми цветами, какие только цветут на земле.
Я уже любил эту девушку. Я содрогался от непоправимости её судьбы.
За окнами (поезда, увозящего Паустовского) дрожали, погасая, редкие и жалкие огни деревень. Я смотрел на них и наивно успокаивал себя тем, что Оля Мещерская - это бунинский вымысел, что только моя склонность к романтическому приятию мира заставляет меня страдать из-за внезапной любви к этой погибшей девушке

И было лето, и был июнь, был  вечер дня  десятого. А потом всё стало другим, и прежде всего другой стала она,  пятнадцатилетняя  гимназистка.  В этот день она стала женщиной, но не так, как если бы ей это могло пригрезиться в её ещё невинных мечтаниях о  столь далёком для неё событии: без любви, влюблённости  и безумного порыва  юности.
   А потом,  далеко за полночь, Оленька делает   запись в  своём дневнике,  которая поражает  своей трагичностью и безысходностью.

Я  не  понимаю,  как  это могло  случиться,  я  сошла  с  ума, я никогда не думала, что я такая! Теперь  мне  один  выход...  Я  чувствую  к  нему  такое отвращение, что не могу пережить этого!..

И нужно задаться вопросом, какой выход, вызывающий у неё резкое неприятие, нашла она, потрясённая новым открытием о себе?   Что нового и мерзкого о себе она узнала, разбираясь в случившемся, приведшем  потере девственности? И тут во  всей полноте встаёт противоречие между её подростковым сознанием  и  таким обстоятельством взрослой жизни, как интимная жизнь. Автор даёт удивительную картину её внутреннего мира накануне падения.

Я  утром  гуляла в саду, в поле, была в лесу, мне казалось, что я одна во всем мире, и  я  думала,  так хорошо,  как никогда в жизни. Я и обедала одна, потом целый час играла, под музыку у меня было такое чувство, что я  буду  жить без конца и буду так счастлива, как никто.

Чистота и природная естественность восприятия вдруг сталкивается  с тайным, тёмным, плотским и физиологическим. Подросток не может ещё понять, что этот опытный в делах соблазнения, в три раза старший её мужчина смог разбудить  в ней чувственные механизмы пола, которые на некоторое время подавили в ней все естественные механизмы сопротивления. Ситуацию  ещё усугубила рано сформировавшаяся у неё линия поведения на  часто встречаемые признания её красоты и неотразимости.

Незаметно стала она  девушкой, и незаметно упрочилась её гимназическая слава, и уже пошли толки, что  она  ветрена,  не  может  жить  без поклонников, что в неё безумно влюблен гимназист Шеншин, что будто бы и она его любит, но так изменчива  в  обращении  с  ним,  что  он  покушался  на самоубийство.

Её склонность к лёгкому,  ни  к чему не обязывающему флирту папиным знакомым была истолкована  превратно. И случилось, то случилось.
 Но для Оленьки это был непростой случай. Она решила, что она порочна по своей природе. И что другой ей не стать. И дальнейший путь её жизни – путь любовных игр без всяких обязательств, путь использования красоты своего тела для побед над этими   особами мужского пола.  Игра,  опасная для взрослых, а уж тем более для пятнадцатилетней  девочки, которой ещё не дано знать  ничего существенного о мужском характере, самолюбии и чести.
  И вот финальный аккорд этой опрометчивой и роковой игры.

Офицер (застреливший Олю) заявил судебному  следователю,  что Мещерская завлекла его, была с ним близка,  поклялась  быть  его  женой,  а  на  вокзале,  в  день убийства,  провожая  его в Новочеркасск, вдруг сказала ему, что она и не думала никогда любить его, что  все  эти  разговоры  о браке - одно её издевательство над ним.

Что же заставило Паустовского, чьи заметки были  приведены чуть ранее в этом тексте, написать  в них такие щемящие строки: «Я уже любил эту девушку. Я содрогался от непоправимости её судьбы».
 Но как не полюбить  девичью душу, наполненную всеми красками бытия, красотой и чистотой, устремлёнными к счастью.
  Так и слышится взволнованный голос Оленьки, сообщавшей  подружке тайные свои размышления:
-  Я в одной папиной книге,- у него много старинных смешных книг,- прочла, какая красота должна быть у женщины... Там, понимаешь, столько насказано, что всего не упомнишь: ну, конечно, чёрные, кипящие смолой глаза,- ей-богу, так и написано: кипящие смолой! - чёрные, как ночь, ресницы, нежно играющий румянец, тонкий стан, длиннее обыкновенного руки,- понимаешь, длиннее обыкновенного!- маленькая ножка, в меру большая грудь, правильно округленная икра, колена цвета раковины, покатые плечи,- я многое почти наизусть выучила, так все это верно! - но главное, знаешь ли что? - Лёгкое дыхание! А ведь оно у меня есть,- ты послушай, как я вздыхаю,- ведь правда, есть?
И как не содрогнуться от мысли, что есть в жизни нечто такое, что может остановить навсегда  это «лёгкое дыхание», оставив на земле лишь невыносимо грустное.

  На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжёлый, гладкий.
     Апрель,   дни   серые;  памятники  кладбища,  просторного, уездного, ещё далеко видны сквозь  голые  деревья,  и  холодный ветер звенит и звенит фарфоровым венком у подножия креста.
     В   самый  же  крест  вделан  довольно  большой,  выпуклый фарфоровый медальон, а в медальоне - фотографический  портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами.
     Это Оля Мещерская.

Наблюдал ли ты, мой юный друг, как, плавно несущая свои воды, река
вдруг делает резкий поворот, и  умиротворяющая картина её спокойного течения тотчас же сменяется иной, полной стремительного движения вод, стеснённых  неожиданно сблизившимися берегами. И куда делась  речная размеренность и величавость: кипение бурунов и  шум воды на перекатах свидетельствует о сильной и своенравной стихии, которая  ранее таилась в реке, и ждала своего часа, и теперь  представшая перед миром во всём своём природном великолепии. Так и жизнь Петра Гринёва, подростка шестнадцати лет, главного  персонажа повести «Капитанская дочка» Александра Пушкина, сделала неожиданный резкий поворот, когда однажды его отец   принял совершенно неожиданное решение.

Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»
- Да вот пошёл семнадцатый годок, - отвечала матушка. - Петруша родился в тот самый год, как окривела тётушка Настасья Гарасимовна, и когда ещё...
«Добро,- прервал батюшка, - пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».

И вот он уже  на пути к месту своей службы. Его «кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону».  Завернувшись в тулуп, утомлённый впечатлениями и дорогой, Пётр заснул, и приснился ему вещий сон, потаённые смыслы которого нам с тобой и надо будет  понять. Надеюсь, ты не забыл, мой юный читатель, темы третьей части, которую читаешь сейчас: сновидения и их роль в художественном произведении. Так что прочитай описания сна Гринёва, затем задай к его тексту вопросы, чтобы ты мог осуществить понимающие диалоговое его прочтение. А чтобы облегчить тебе задачу, я выделил в тексте те места, к которым стоит, на мой взгляд, задать вопросы.

Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне... Вдруг увидел я вороты и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтобы батюшка не прогневался на меня за невольное возвращение под кровлю родительскую и не почёл бы его умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. «Тише, — говорит она мне, — отец болен при смерти и желает с тобою проститься». Поражённый страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка приподымает полог и говорит: «Андрей Петрович, Петруша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; благослови его». Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж?.. Вместо отца моего вижу, в постеле лежит мужик с чёрной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: «Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благословения у мужика?» — «Всё равно, Петруша, — отвечала мне матушка, — это твой посажёный отец; поцелуй у него
ручку, и пусть он тебя благословит...» Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать... и не мог; комната наполнилась мёртвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах... Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под моё благословение...» Ужас и недоумение овладели мною... И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: приехали».

Теперь сравни свои вопросы к этому тексту и постарайся понять, в чём их разница.

1. Когда  нечто во сне можно назвать пророческим?
2. Почему  именно опасение, а не какое-нибудь иное чувство охватило Петра?
3. Что могло обозначать озорство в глазах мужика с чёрной бородою?
4. Чем посажённый отец отличается от настоящего?
5. Почему Петруша отказался идти под благословение незнакомца?
6. Как ужас и недоумение могли одновременно возникнуть в сознании Гринёва?
7. Если присниться кому-то такой сон, то какие чувства   можно было ожидать у проснувшегося после него?  И каким  бы ему виделось   ближайшее будущее после попыток разобраться в этом сне? 
8. Какое значение имеет этот странный сон в повести?

  И для полноты анализа надо ещё суммировать все  свои знания о Гринёве до того, как он, пытаясь бежать,   стал спотыкаться о  мёртвые тела  и скользить в кровавых лужах, а страшный мужик всё махал и махал  своим ужасным топором во все стороны. А потом, остановившись, начал ласково-преласково кликать ошалевшего мальчонку.  Представь всё это себе, и ты согласишься, что такое точно можно увидеть  только во сне.
   Пётр родился в семье отставного военного и обедневшей дворянки, проживавших в собственной деревни в Симбирской губернии.  Воспитанием ребёнка занимался Савельич, бывший слуга-конюх, возведённый на такую важную должность за одно несомненно важное качество: «за трезвое поведение». На должности дядьки господского чада его беспокоило только одно:  дитя должен быть «умыт, причесан, накормлен».  И на двенадцатом году  он ещё выучил  своего подопечного  русской  грамоте. Поэтому у самого  Гринёва сохранилось только приятные воспоминания о той поре.

Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками.

И  всё началось в тот момент, когда  этот бестолковый недоучка, которому исполнилось уже шестнадцать лет, придавался сладостному ожиданию несравненного удовольствия, которое бывает только в детстве.  Вот как он сам вспоминает об этом через несколько десятков лет.

Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки.

Не знаю, как ты, а я до сих пор помню  из своего детства вкус и аромат пенок абрикосового  варенья, а также  ещё и запах куска свежего белого хлеба, который я окунал в кружку с ещё горячей прелестью, прогоняя  с него на пути ко рту  дерзкую пчелу,  полагавшей, что и она имеет право на это божественное лакомство. Что за вкуснота была!
Извини за невольное отступление. Не смог удержаться!
    И тут его батюшке вздумалось, оторвавшись  от любимого занятия, чтения ежегодника «Придворный Календарь», поинтересоваться вдруг возрастом своего единственного наследника. И узнав, видимо, ранее ему было недосуг следить за его возрастом, принял по-военному чёткое решение: «Пора его в службу». И с этого момента всё в жизни великовозрастного бездельника  круто изменилось. Череда событий в его новой жизни следовала одна за другой. И по сравнению с ними  многие события из  его сна, увиденного в кибитке, пробивающейся через снежный буран, покажутся лишь бледными копиями.
И конечно, эти события начались сразу после отъезда из отчего дома. И в них Петруша  на пути на службу в «стороне глухой и отдаленной», в  Оренбургской крепости, проявил себя  не с лучшей стороны. Остановившись на время в Симбирске и, изнывая от безделья, он ввязывается в азартную биллиардную игру, проигрывает крупную сумму денег, сильно выпивает и предстаёт перед Савельичем в полной красе. А на утро хамит и дерзит преданному дядьке и доводит последнего до слёз, Но совесть гложет его.

Мне было жаль бедного старика; но я хотел вырваться на волю и доказать, что уж я не ребёнок. … С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска. …. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в Симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя виноватым перед Савельичем. Всё это меня мучило… Наконец, я сказал ему: «Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь вперёд вести себя умнее и слушаться тебя. Ну, не сердись; помиримся».

 Обстоятельства изменились, но перед нами всё тот же недоросль: доверчивый и беспомощный в конфликтах, но грубый и заносчивый к слуге, тому же Савельичу. И в тоже время стыдливый и не без чувства добра и детской непосредственности. И произойдёт ещё очень многое, прежде он научиться поверять свои поступки совестью и честью  прежде, чем совершить их.
  Но к этому Петруше ещё долго идти, а тут он вновь проявляет подростковые  упрямость и своеволие, заставляя продолжать путь, хотя и Савельич, и опытный ямщик советовали обождать: надвигался снежный и очень опасный буран. И только случайный встречный их спасает, углядев  путь к жилью. На пути к нему, передоверив свою судьбу таинственному незнакомцу, возникшему из ниоткуда, Гринёв засыпает, и ему приснился уже знакомый нам фантастический сон.

   И первое, что нам бросается в глаза, это т о, что сам Гринёв спустя многие годы назовёт его «пророческим», то есть вещим, предсказывающим будущие. Правда, сам он выражается по этому поводу весьма туманно: «соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни». Здесь слово «соображаю» означает: сравниваю с целью нахождения связи между тем, что действительно произошло в его жизни, с тем, что вещал, предсказывал, сон. И совпадений, действительно, было много. В чём, ты мой читатель, можешь сам убедиться, прочитав эту повесть до самого конца. Я тебе это настоятельно предлагаю: удовольствие получишь огромное.
   Дальнейшее развитие сна только подтверждает, что душа и воля спящего всего ещё находится в рамках восприятия и реакций, свойственным старшему детскому возрасту. Речь идёт о беспокойстве и волнении, с какими он идёт во сне к отцу. В них нет и намёка на отстаивания своего права на самостоятельный поступок. На свои мотивы поведения. Наблюдается реакция подростка, который скрыл своё непослушание и ждёт отцовской кары. И с какими трудностями и бедами к нему придёт потом в повести эта личностная самостоятельность и ответственность. Однако  в ответ на предложение  незнакомого мужика  он вдруг проявляет неожиданные упрямство и стойкость. Нет ли здесь противоречия. Нет, конечно. Здесь проявляется его сословная принадлежность, впитанная им с раннего детства. Он из господ, из дворян. И никогда не пойдёт под благословление какого-то мужика, представителя низшего, презренного сословия. И как тут не вспомнить его манеру обращения с Савельичем.

- Молчи, хрыч! — отвечал я ему.
- Поди вон, Савельич; я чаю не хочу.
- Подавай сюда деньги, или я тебя в зашеи прогоню.
 - Прошу не умничать, — сказал я своему дядьке, - сейчас неси сюда тулуп.

И уж, конечно, его крайне возмутил тот факт, что этот мужик ещё оказался посажённым отцом.  В те старые времена посажёнными отцом называли самого уважаемого родственника и очень близкого знакомого для того, чтобы он наставлял молодожёнов и оберегал  их на жизненном пути. Мало того что он мужик, так ещё и в  посажённые отцы пробрался, хотя  даже он, Петр,  думать  не мог ни о какой женитьбе. Так в повести впервые проявилась тема самозванства. И вряд ли Гринёв мог тогда представить, что судьба  скоро столкнёт его с  самым известным и опасным самозванцем в истории России, и это знакомство привело к той черте, за которой могло последовать только крушение всех его жизненных планов и надежды на личное счастье.
А пока мужик озорно на него смотрел. Ведь для него, мудрого, опытного и хитрого, юный Гринев был как на ладони.  И бравада, и гонор этого дворянчика только его забавляли, так как  он знал, что легко с ним управится. И, действительно, картина кровавой демонстрации беспощадной силы этого чёрнобородового  монстра привела  будущего защитника отечества в состояние дикого ужаса. Но как рядом со страхом в сознании подростка сосуществовало недоумение? Что ему было не понятно? Что было не так в этом злодее? Ответ прост – человеческая доброта. Как рядом с жестокостью и беспощадностью уживаются ласковость и доброта, эти главные качества, которые ищут дети и подростки в старшем поколении? И если ласка и доброта являются первичными, то жестокость не является ли ответной чрезмерной реакцией на тяжкую несправедливость?  И так была заявлена  во сне одна из основных тем повести: особенности народного бунта в России. И тут же был дан подход к пониманию личности вождя этого бунта. Так что сон не только пророческий, но он ещё и программный, закодировавший в себе главные смыслы повести.
 С тревогой в душе и с надеждами на удачливое будущее ехал Петруша туда, где уже начинали освещать  российский небосвод сполохи трагических событий великой крестьянской войны. И что будет с ним, я надеюсь, ты узнаешь, прочитав повесть «Капитанская дочка» Александра Пушкина.