Я - корректор

Роза Фурман
   
( из жизни районной редакции 80-х годов)
 
      Редакция, в которой я работаю корректором, расположилась на втором этаже старого деревянного  здания, бывшего дома культуры. Первый этаж занимает типография, со своими неповторимыми запахами свежей краски, рулонами  газетной бумаги и  огромными помещениями для наборщиков, верстальщиков и печатников.
 
     Мое рабочее место – это маленький закуток на втором этаже, гордо именуемый «Корректорская». На корректора всегда немножко  свысока смотрит пишущая братия редакции, это самая незаметная  фигура, притом и самая наказуемая, по принципу стрелочника. Для меня работа – шаг к журналистике, моей давней мечте. После выпускного вечера мои  одноклассники подались кто куда, до армии еще год, вот и решил поработать на будущее, приблизиться к моей мечте.
      Я самый молодой в редакционном коллективе, «мелкий» - так  вместо имени необидно называют меня.  Моя главная задача – только и всего, что вычитать оттиски  газетных полос, найти ошибки, расставить запятые.  Мнение ошибочное в корне. В первую половину дня я  успеваю вычитать несколько гранок  для будущих номеров, найти клише для  публикаций, в свободную минутку забежать в цех линотипистов, понаблюдать за их работой. Линотип - самая интересная машина в типографии, представляет  собой  огромную печатную машинку. Только разница в том, что строчки не ложатся на бумагу, а отливаются на  свинцовых пластинках, падают в специальное устройство/ Буквы, которые набирает линотипист, находятся наверху в так называемых «магазинах». Растет столбик пластинок – набирается текст материала.
      Сам процесс  появления оттиска будущего номера газеты на столе корректора многоходовой. Корреспондент написал заметку, потом она попадает на стол ответственного секретаря, потом  редактора, рукопись отпечатывается, еще раз правиться и тогда отправляется вместе с макетом газеты в типографию. Линотипист набирает  текст в свинцовом варианте, которым уже займутся наборщики.  Строго следуя макету газеты, все столбики текстов располагаются в рамке, с точностью соответствующей размеру газетной полосы, ставятся  клише. Вручную набираются  заголовки статей и рубрик. Также вручную делается первый оттиск – наложили лист бумаги и прокатали валиком.

     Вот тут-то он и появляется на моем столе. Как правило, оттиск  нечеткий, плохо читаемый. Моя задача в этих слабо различимых строках найти ошибки линотиписта. Отметил их, вынес на поля, иду к линотипу. Линотипист выливает строчку, в которой есть ошибка. Иду в наборный цех. Наборщик вынимает старую строчку, вставляет   исправленную. Делается новый  нечеткий оттиск. Иду на второй этаж выискивать ошибки - не факт, что линотипист не сделал еще одну  в этой же строке.
     После третьего прочтения готовится разворот  (две полосы), и загружается в печатную машину. Вот только тогда получается четкий сигнальный экземпляр. Иду к ответственному секретарю, который  начинает править полосы, иногда  выкидывает из текста целые абзацы. Снова бегу к линотиписту, и всё повторяется. И только после вторичного прочтения секретарем, газета ложится на стол редактора, который чаще всего бегло её осматривает и, наконец, ставит   подпись под словом «в печать». Всё, можно идти в печатный цех.
      Читатель, если таковой найдется, скажет, мол, зачем нам  рассказывают об этой устаревшей технологии. Да хотя бы просто для  сравнения, как быстро все меняется в мире.  Но «ляпы» в  газетах  были, есть и будут всегда. Так вот теперь  о «ляпах» и наказуемости «стрелочников», к  которым относился я.
Заметьте, газету  до выхода в свет читают, корреспондент, ответственный секретарь, корректор не по одному разу, иногда  сигнальный номер до печатания отправляли  первому секретарю райкома партии.
      Редактор ставит подпись, означающую, что он согласен со всем, что находится на газетной полосе, значит, берет на себя ответственность.  Он и отвечает за серьезные промахи. Помню, редактора соседнего района сняли за ошибку на первой полосе, где в  тексте  вместо (тогда еще мало известной фамилии) Горбачёв  стояло Гробачёв.
     Двойные стандарты, как впрочем, и сейчас, были всегда. Два случая, которые мне поведали при приеме на работу, заставили серьезно задуматься о наказании в случае  корректорской ошибки. Весь тираж очередного номера  газеты пришлось в буквальном смысле «пустить под нож».  Сбой произошел в линотипе, «магазин», который должен был выдавать букву «О», упорно менял на «Е».  И  в словах «обком», «облисполком», «облРОНО» эта буква нахально выпадала на начало слова. Вроде все исправили, но пропустили слово «обком»,  ошибку случайно заметили  работники типографии. Поступил приказ уничтожить тираж. Приказ правильный.
       Аналогичная  же ошибка произошла в написании фамилии  вальщика леса  А.Зуева, где вместо буквы «З» стола буква «Х».  «Ляп» был замечен,  когда отпечатали  всего   часть тиража. Все было исправлено, тираж допечатали, но газеты с ошибкой не уничтожили, они пошли  к читателю. Люди почитали, посмеялись, редакция  извинилась, а  человеку пришлось уехать из района, потому что потом  редко вспоминали его настоящую фамилию. 
      За  один из «ляпов» меня наказали: на год был лишен премиальных. Каждый месяц в «районке» отводилась страница для подведения итогов работы животноводов.  Печатались фамилии доярок всех хозяйств района  и цифры. Посередине полосы крупным  шрифтом  была набрана фраза «Итоги работы животноводов за 1985 год». Все было правильно, кроме года – там красовался 1885 год. Наборщик  ошибся при ручном наборе, и никто не обратил на заголовок внимание. Утром на планерке шеф всю вину возложил на меня. Я резонно ответил: «Вы  тоже читали, и также не обратили внимания, вы ведь газету подписали, так что моя вина-то  всего 50 процентов». Редактор помолчал, а потом выдал: «В течение года премиальных не получишь!».
    Ребята в редакции смеялись: «Не расстраивайся, интересно же читать, какие надои молока были век назад!»
      А  свои первые премиальные  я получил только через год  к Первомайским праздникам. Это событие мы отметили всей редакцией!
     Ну..., кроме шефа…