- Ты вот что ещё Ёсип Евсеевич мне непременно напиши – дескать, прошу я за такое незаконное и обидное сожительствование моей любезной супруги оплатить Епифанова взыскание деньгами, в сумме ежесуточной поденщины, из расчёту пятиалтынный в сутки. Что как раз к Покровам и означится задолжание в сумме пятьдесят четыре рубля и семьдесят пять копеек серебром, либо семьдесят рублёв ассигнациями. А також за насмешливое отношение ко мне со стороны одностаничных товарищей, взять с него-же воз сена либо семь мешков овса, - казак Рыков замолчал, помял в руках тулью потёртого картуза, низко наклонил голову и горестно тряхнул кудрявым чубом.
- Экий ты раздумчивый, - едва улыбнувшись одной стороной губ, отвечал Ёсип Евсеевич, макая перо в глубокую малахитовую чернильницу, - тебе бы в сидельцы пойти или приказчики, всё до единого дня у тебя на расчёте.
- Какое там в прикасчики? – не замечая ироничности меланхолически отвечал Рыков, - службу на услужение менять нет нашему брату никакой аттестации, у казака извесно дело какая образованность случается, два класса при приходе, не до письма и счёту при таком хозяйственном дворе. Пахать и сеять ему главная обязанность. Писать-считать научился мало-мальски и довольно. А для того чтобы прошения писать и существуют такие люди как ты Ёсип Евсеевич. У вас ведь, у жидов, и ум по другому предрасположен например. Кому положим, оглобля больше в руках держится, а кому написательное перо. А про деньги, так это от оскорбительности души так насчитано. Вот положим как поразмыслишь сколько этот недовалок греха с моей супружницей натворил, так сразу ум в голове и по другому работает. Вот у тебя положим, твоя законная жена в гречку не скакнёт. Обоими можно сказать руками за твои исподники держится, звестное дело, куда ей с четырьмя-то детьми?
А наши бабы распряглись от всяких вольностей. Пока станичники на службе, за бабами догляда нету никакого. Вот и собирают всякую головастую морковку в свою мокрую корзину. У которой как ночь, так обязательно в ейном волосатом гнезде два яйца катаются. А баба она известно – дура, от рождения. Потому что в писании говорят, прописано, что нету у ней души, а одно тело мясом обросшее. Вот так поразмыслишь и взаправду скажется, что удовольствия от ней есть, а разумения нету. Кто приласкает, тот на поводу и ведёт. Как кошка или собака например, положишь на жменю кусочек сала, ты ей, - куть-куть-куть она и побежала следом. Так ведь и вправду есть. Сколько разов я ей спустительствовал за её молодость и неразумность. И положим с фельтфебелем Войтенкой в позапрошлый год на сеновале, и с подхорунжим Шамохой год назад всё лето ячмень толкли. Богом клянусь, что и вожжи для острастки в руки не брал, думал уразумится глупая баба. Пару раз всего и попользовал для наставления по седалищу, потому как это у неё самое бездумное место. Вот по доброте задушевной страдаю. А это дело понятное, где ей мёдом намазано. У Епишки положим есть патрон в портках, пять вершков в длину, да полтора вершка в толщину, вот и привыкла баба к сладкому. Да ещё и разов по пять в ночь затвором дёргают сказывали мне. Бабка у него персиянских кровей, а у них с этим делом завсегда весь урожай уходит в корень.
Ёсип Евсеевич изо всей силы пытается скрыть улыбку, но Рыков не замечая уже вокруг ничего, сидя на табуретке, широко расставив ноги и наклонившись лицом в пол, продолжает свой монолог:
- Отпустил её к сестрице, она в прислугах у конезаводчика господина Вингайдена служит, видно насмотрелись там картинок про французкую любовь и решила свою казённую часть ствола толстым шомполом чаще прочищать. Может модисткам у штабс-ротмистров и сподручно свое женское предназначение губами делать, в такой рот как у куфарки девицы Мерзляковой можно и полупудовую сахарную голову запихать, а нам это не по совести и не по приятствованию. Рот у бабы для другого. Песни петь, да чемечки щелкать. Французы известное дело, что за народ. Лягушек извиняюсь, потребляют, да шампильоны на навозе ростят. От них разве бывает какой путний толк? Пианины, исподнее с кружавчиками да развращение в супружеском сожитии. А вот мне-то теперь думки размышлять. Это же, как он за такое время своим артирелистским калибром ей бабский междуножный механиз разработал? Раньше когда я её только брал, с телячью ноздрю было, а счас? Это же теперь у ней, отверстие наполовину оглобли соответствует? Случись такое, может она мне как женщина в полную непригодность пришла? По живому нитками назад не зашьёшь. Нет, Ёсип Евсеевич, тут нужно брать никак не меньше семи мешков овса и воза сена, да и то мало будет….
- Что ж, и это всё родимчик ты мой, писать? - несколько обескураженно спрашивает Ёсип Евсеевич.
- Пиши как есть! – утвердительно говорит Рыков, - потому как способствования и правды ищу, а не увиливания и сокрытия. Судья на то и поставлен, чтобы всю правду знать и находить положения в законных приказах для соблюдения общего соответствия.
- Пожалуй это ты зря, - возражает Ёсип, проглядывая уже написанное, - ни к чему судье узнавать такие мелкие подробности, от которых всякое простое дело может только ещё больше запутаться. Давай уж напишем, так как соответствует приказным установлениям и формулярам. И дело быстрей решится и бумаги меньше израсходуется.
- Ну пиши, как знаешь, если так обозначено в канцелярии, - через минуту неохотно соглашается Рыков, - но только чтобы дело верно выгорело, мне время не дорого, дорого соответствование к закону и порядку. Да и нельзя мне долго без бабы, казак без постоянного супружеского состояния, что недоуздок в табуне. Его слово всегда последнее.
Ёсип Евсеевич берёт новый чистый лист бумаги и начинает переписывать прошение заново.
Августа двенадцатого, одна тысяча девятисот девятого года, Челябинский мировой судья Квасков получил следующее прошение от казака Рыкова:
«Жена моя, Екатерина Рыкова, сожительствуя со мною десят лет в добром согласии, неизвестно по какой причине ушла, оставив меня не при чем, и в настоящее время проживает с казаком той же станицы Епифановым на любовном положении, чем марает мою субординацию, как человека, состоящего на службе. Обращался к ней с просьбой войти снова в мой отечественный дом для отправления супружеских отношений, но получил отказ. В виду того, что я еще человек молодой, и вследствие бодрости пылкой натуры, и работы во всей функции, должен по закону и природе исполнять известные супружеские прилегации, имею честь просить ваше высокородие войти в мое положение, а так же взыскать с казака Епифанова за незаконное пользование моей женой». "
Новости Дня 1909 г.