Когда Страна бить прикажет - 6

Владимир Марфин
                6.

             РЕЗКИЙ длинный звонок неожиданно переполошил всю квартиру. Вслед за ним затрещал второй, затарахтел третий, завизжали четвертый, пятый, шестой... Вызывали всех жильцов одновременно. И все комнаты тотчас же открылись, и народ испуганно и недоуменно загудел, зашумел, зашептался.
             В туалетном бачке забурлила вода. Арасбей, матюкаясь, выпал из туалета. И рванул по коридору,  д а в а т ь  о т п о р,  ухватив за рукав упирающегося изо всех сил переплетчика.
             - Я им счас покажу! Я им враз накостыляю! - показательно храбрился он, постепенно выпихивая на первый план совершенно ошарашенного Гудилина.
             Дверь открылась так стремительно, будто ее вышибли изнутри.   Растерявшийся Арасбей был отброшен в сторону, а домашний переплетчик тихо всхлипнул и присел, так как ноги его не держали. Коридор как-то сразу и кучно заполнили военные. Трое из них с револьверами наизготовку встали у выхода, а двое - капитан и  старший лейтенант, в серых коверкотовых гимнастерках и темно-синих галифе - прошли вперед, молча всматриваясь в изумленные и растерянные лица жильцов.
             Стоя у двери своей комнаты, Зинаида Сергеевна до мельчайшей подробности представляла себе эту сцену.
             - Оперативная группа ЭНКАВЭДЭ, - загремел в коридоре слегка картавый голос Бергера. - А где управдом? Управдом, объявите, что идет выборочная проверка проживающих! А вы, граждане, внемлите и давайте без задержки. Приготовились? Про-о-ошу!
             - Комната номер один,- развернув перед собой объемистую домовую книгу, зачитал управдом. - Кардигаев Арасбей Исутинович, пенсионер. Кардигаева Лаиса Ахмедовна, работница бани...
             -Кхм, кхм... это мы, - сдавленно промычал Арасбей, подавая майору паспорта, пенсионную книжку и справку о том, что действительно когда-то служил.
             - Воропаев, проверь, - отстраняясь от протянутых ему бумаг, приказал майор.
             Старший лейтенант привычно взял паспорта и внимательно сверил фотокарточки с оригиналами.
             - Что-то здесь подозрительно, - заявил он, вертя в руках паспорт конноармейца. - Это ж вовсе не вы!
             - Как не я? Как не я? - оскорбленно завопил Арасбей. - Я, товарищи, клянусь вам! Обрусевший турок! Это  все подтвердят! Они все меня знают!
             - Не скажите, - тотчас же отрекся от соседа худосочный Гудилин. - Каждый сам за себя. И не надо нас втягивать в ваш конфликт с государством! Я и так из-за вас уже чуть-чуть пострадал!
             - Ну, конечно, конечно, - поддержала переплетчика Розалия Марковна. - Мы за вас поручимся, а вы окажетесь фальшивомонетчиком. Вот у нас в Мариуполе в двадцать первом году..
             - Да вы что? Да вы ка-ак?! - перепугано закричала Лаиса. - Столько лет живем вместе, а вы нас отстраняете?
             - Если у товарищей начальников претензиев к вам нет, так и мы не имеем. Живите на здоровье, - подстраховала супруга дородная Глициния.
             - Да вы что-о? Да вы ка-ак?
             - А вот так!
             - А вы как думали?
             - Если всех признавать, то беды не оберешься! - зазвучали на все лады мужские и женские голоса.
             - Прекратить базар! - раздраженно крикнул старший лейтенант. Ишь, устроили сцену! Без вас разберемся! - И упрятав арасбеевский паспорт в висящую у себя на боку планшетку, он кивнул управдому: - Продолжайте, пожалуйста...
             - Э-э, комната номер два, - взволнованно проблеял управдом, понимая, что дело возникает серьезное. - Мм, Розенштейн Бенцион Григорьевич. Портной. Розенштейн Розалия Марковна, домохозяйка.
             - Ка-ак? Неработающая? - сдвинул брови Бергер, бесцеремонно уставясь на миниатюрную Розалию Марковну. - Почему не работает? Какого года рождения?
             - Ты… ты-ы-сяча д-девятьсот… то- есть, во-о-осемьсот девяносто шестого, - пояснил за онемевшую от страха жену Бенцион Григорьевич. - У нее диабет и… и такое… по- женскому...
             - Хорошо. Уточним. Отойдите вон к тем...
             - Комната номер три...
             - Комната номер четыре…
             - …номер пять...
             - … номер шесть, - продолжал перечислять управдом.
             И по мере того, как он называл фамилии, жильцы почтительно предъявляли паспорта и на цыпочках, словно в квартире находился тяжело больной или мертвый, присоединялись к уже проверенным гражданам.
            - Комната номер семь... Переверзева Зинаида Сергеевна. Служащая, - объявил домоуправ и растерянно завертел головой. - Кхе-е, а где же Переверзева?
            - Ну-ка, постучите. Может, она спит? - приказал Бергер.
- Да нету ее, - заискивающе доложил Арасбей, всеми способами решивший узаконить свое существование. - Загуляла, видать.
            - Как это загуляла? И где?
            - Ну а мы разве знаем? - пожал плечами боец. - Нам не докладывает, и вообще презирает.
            - Так, так, так. Значит, не все у вас ладно? - заинтересованно подался к нему Бергер. – Значит, кто-то нарушает, а  вы  покрываете?
            Его тон, его голос располагали к откровенности. И Лаиса, поддавшись обаянию красивого мужчины, вдохновенно затараторила:
            - Нет, нет, что вы! Мы не потакаем! И вообще, и между прочим... А гражданка... как вы сказали? Переверзева? Весьма даже подозрительна, и живет не как все советские люди!
            - То есть? Поясните. Прошу высказываться! - Бергер улыбнулся и поощряюще повел рукой, как бы обращаясь сразу ко всем присутствующим.
            Но Лаиса уже завелась и, не давая никому слова вставить, продолжала распинаться, охорашиваясь и красуясь:
            - Да ее давно надо проверить! Может, связи у нее? Может, даже по заданию! Время-то сейчас какое? Никому доверять нельзя!
            Вот же ведь вертихвостка, балаболка базарная! Только что возмущалась, что ее не признают, а сама проповедует ту же «теорию». И такой ушат грязи вылила на отсутствующую Зинаиду, что даже Розалия Марковна, пересилив боязнь, заступилась за соседку.
           - Ну, зачем же вы так? Зачем? Девушка живет одна, никому не мешает, никого к себе не водит… не затрагивает…
           - А вот это и опасно, это не по-человечески! - еще более возбудилась Лаиса. - Раз чужих не таскает, значит, можно, своих. Вон, ко всем мужьям цепляется! Семьи дружные рушит!
           - Да ничего она не рушит, - зло оборвала Лаису Глициния Гудилина. - Это наши кобели ей прохода не дают. А уж ваш-то барбос к кому только не цепляется!
           - Как цепляется? Докажи! - закусила губу Лаиса, посинев от обиды и став от этого еще более востроносой. - Может, он и тебя обхаживал? Так давай, признавайся!
           - А чего же, и меня, - покосившись на мужа, повела плечами Глициния.- Я, конечно, молчала, но раз тут клевета...
           - Кле-ве-та-а?! Клевета-а? Ты за это ответишь! Все свидетели слышали, как она оскорбляла? Зинка стерва и стерва! А мой муж - конармеец! Революцию делал! И не вам нас учить, как и с кем  разбираться!
           - Да уж с вами только свяжись, - солидаризируясь с Глицинией, басовито подтвердила Варвара Куцева. - А когда Расбей в сортирушке засядет, так вообче хочь топись. По четыре часа тувалет занимает! - обратив к майору невероятно честные глаза, пожаловалась она. - А мы все как поджаренные! Особенно, когда приспичит...
            - Это как же? - воззрился на Кардигаева Бергер и руками развел от полного непонимания. Знать, и сам не однажды в подобный переплет попадал, и Варваре посочувствовал от полного сердца.- Туалет ведь общественный, а вы, как… не все.
            - Ну, конечно, обчественный. Только ён в ём, как царь! И не хочет, а сидит, от Лаиски спасается.
            - А чего он от меня спасаться должен? - снова завизжала. Лаиса .- Что я, ведьма какая?
            - Ишшо какая, - добросовестно продолжала разоблачать ее Варвара. - Лупит она етова мушшину, товарищ начальник, почем зря. Весь народ подтвердит. Потому как ён бабник и до женшчин охочий. А ишшо обешшает маркизету купить, но всегда только брешет, а так же омманывает!
           - Неправда это! Ничего я не обещал! - гневно запротестовал выбитый «из седла» буденовец. - Это вражии происки против красного бойца!
           - А вы где воевали? - многозначительно переглянувшись с майором, поинтересовался старший лейтенант.- И на чьей стороне? И вообще, чем занимались до семнадцатого года?
           - Я-а? В Первой Конной всегда... там указано, - обиженно зашмыгал носам Арасбей. И расправив плечи, двинул ими так, словно сбрасывал на пол тяжелую бурку. Казалось, еще мгновение и он, выхватив из ножен воображаемую шашку, начнет рубить этих невежд, оскорбительно и нагло допрашивающих его. - Я... я товарища Буденного много раз… как вас видел! - угрожающе выкрикнул он, сожалея в душе, что сейчас не Девятнадцатый год и дело происходит не под Касторной.
            Однако на энкаведистов дерзкий выпад эффекта не произвел. Уж каких только они «кавалеристов» не видели. А случись, и самого Буденного заставят плясать так же, как выплясывает он на приемах в Георгиевском зале.
           - Ну и кем вы у Буденного служили? - не отставал Воропаев. - Эскадронным? Начдивом?
           - Ну-у,- неожиданно замялся Арасбей. - В основном по хозяйственной части... По добыче кормов... стратегических...
           - Вот те на! - изумленно захлопал глазами метростроевец, за секунду до этого прямо-таки восхитившийся отважным конармейцем. - А уж нам заливал про геройские подвиги!
           - Ну-у... на фронте всякое бывало, - попытался вывернуться боец, сразу как-то тускнея и опадая, словно мяч, из которого выпустили воздух.- Это ж целая армия. И мы с товарищем Буденным, Ворошиловым и Щаденко...
           - А с Блюхером и Тухачевским как? - перебил его Бергер. - С ними часто общались?
           - Я-а? С… с… с… что вы, что вы! Нет, нет… Я с врагами народа никогда и ни за что… Я их всех проклинаю! И железной рукой даже сам… досконально… как бы это сказать…
           - А вот так и говорите. Правдиво и начистоту, ибо мы все проверим. А за ложные показания, знайте, что бывает? Ну-с, так  к е м  вы служили? - не давая ему опомниться, нажимал Бергер.
           Проучить этого жирного грудастого хвастуна чуть не слезно просила Зинаида. Да теперь и сам он видел, что это за фрукт. И почти откровенно издевался, продолжая изображать и служебную строгость и ожидая заранее  о б г о в о р е н н о г о  выхода Зинаиды.
           - Ну, так кем?
           - 0-о-обозным, - через силу выдавил Арасбей, понимая, что героический авторитет его позорно рушится. - Фуражирской команды…
           - Хха-ха-а-аха! - истерически рассмеялся Грумов, и тотчас же затих, перепугано выпучив глаза на начальство.
           Даже Лаиса, испытанная  б о е в а я  подруга , остолбенела от столь неожиданного признания. Столько лет он и ей распинался о славных деяниях. И она ему верила, верила, верила! А он, оказывается, был просто обозным и даже сабли, наверное, в руках не держал.
           - Ну, теперь все понятно, - мило усмехнулся Бергер. И теперь перейдем к гражданке Переверзевой. А поскольку ваши мнения о ней разделились, прощу выступить тех, кто писал на нее заявления.
            «Ведь писали же гады, не может быть, чтобы не», - подумал он, и полез в карман гимнастерки, якобы за каким-то проверочным списком.
          - Вот сейчас уточним, - доставая и разворачивая листок с чьим-то записанным на нем телефоном, заявил он. - Ну-у? Кто первый? Проявляйте патриотизм!
          - М-мы писали, - прошептала убитая горем Лаиса, и, с презрением взглянув на понурого тихого Арасбея, демонстративно отодвинулась от него. - В жилотдел и в милицию. Чтобы выселить ее отсюда и привлечь...
         - Очень хорошо, - радуясь удавшейся провокации, засмеялся майор. - Кто еще?
         - Я-а, - испуганно признался Филька и спрятался за спину матери.
         - Ты-ы? - потрясенно воззрилась на него Варвара. - Ну а ты-то пошто? Што она тебе исделала?
         - Арасбей научил, - захныкал подросток. - Говорит, проучить ее, гадину, надо…
         - Ах, ты ж, боже ж ты мой! - всплеснула руками Варвара. Ну, везде этот гад! И дитё с панталыку сбивает!
         - Да какое дитё, - с отвращением оглядев недоросля, поморщился Бергер. - Экая дубина стоеросовая! Паспорт получил уже?
         - Не-а, - размазывая по щекам слезы и сопли, всхлипнул Филька.
         - А онанизмом почему занимаешься?
         - Ка-аким? - густо покраснел школяр.
         - Та-аким! - зло передразнил его Бергер. - Ты что не знаешь, что у онанистов волосы на ладошках растут?
         - Где? Какие? - подавленно вздрогнул Филька и, поднеся ладони к глазам, стал разглядывать их. Однако тут же поняв, что его разыграли, запоздало показал их присутствующими. - Во-от, смотрите, у меня не растут!
         - У тебя не растут, - усмехнулся Бергер. И кивнув Воропаеву, сказал сердито: - В общем, будем оформлять протокол. Всех, кто хочет заявить на Переверзеву, прошу... Это очень поможет следствию, и признание будет учтено.
         - Что ж, я с полным удовольствием, - первым вызвался Арасбей, до сих пор не замечая расставленных ему ловушек. - Надо, так надо, мы не отказываемся.
         - Хорошо. Кто еще? Ну, прошу вас.
         - Я могу заявить! - выступил вперед совершенно незаметный до этого жилец по фамилии Молокин. Поселился он здесь недавно у парализованной матери и ни с кем из обитателей квартиры пока близких отношений не завел.
          Старший оперуполномоченный Воропаев вновь раскрыл его паспорт и, увидев свежий штамп прописки, пожал плечами.
          - Ну а что вы можете добавить?
          -А что угодно, - безмятежно махнул рукой Молокин. - Что хотите, то и подтвержу.
          - Да-а? - спросил удивившийся Бергер. За все время работы в органах он кого-то только не перевидал, но такого  з а м ы с л о в а т о г о  встречал впервые. - Что ж, пожалуйста... Говорят, что Переверзева готовила террористический акт. Подтверждаете это?
         - А как же, - широко расплылся в улыбке Молокин. - Раз вы знаете об этом, значит, так оно и есть. Ну а я подтверждаю.
         «Ох, и дал бы я тебе по морде!»- с нараставшей ненавистью подумал Бергер, отчего-то решив, что Молокин издевается над ним. Однако сумел сдержать свои эмоции, и продолжал все так же вежливо и ровно:
         - Кроме того доказано, что одним из ее пособников оказался... - Тут он сделал глубокую паузу и опять обвел взглядом настороженно притихших жильцов. - Оказался... троцкист по фамилии... Как ваша фамилия?
         - Молокин - с готовностью представился Молокин.
         - Оказался троцкист по фамилии... Молокин! - торжествующе закончил фразу Бергер. - Признаете и это?
          - Признает, признает! - раздался громкий женский голос, и Зинаида Сергеевна в форме офицера НКВД вышла в коридор. Знаменитый значок «Ворошиловский стрелок» алел у нее на груди. И карающий меч - государственный символ ЧК - золотился на левом рукаве гимнастерки.
          Вероятно, даже сам Николай Васильевич Гоголь не сумел бы описать немую сцену, что случилась при ее появлении. Ужас, гнев, изумление, радость, испуг, - вся возможная и не скрываемая гамма чувств отразилась на лицах присутствующих.
          - Лейтенант государственной безопасности Переверзева, - четко доложила Зинаида старшему по званию и протянула ему свое служебное удостоверение. - С кем имею честь? По какому случаю весь этот сбор?
          О,она играла удивительно правдоподобно, как когда-то давным-давно исполняла роль Миледи в школьной постановке «Трех мушкетеров». Правда, вначале она претендовала на роль Констанции. Но и режиссер, и друзья настояли на том, чтобы она сыграла Миледи.
          - Ты же вылитая леди Винтер! - убеждала ее ближайшая подруга Алена .- И никого кроме тебя я уже не представляю!
          - Ну, спасибо тебе, - обиделась Зинаида. - Удружила, нечего сказать. Неужели во мне видно что-то злодейское?
          - Да ну тебя, - отмахнулась Алена. Я вообще говорю... о фактуре, о типаже... А ты - про характер! Но по характеру ты даже не Констанция, а скорее Кэт... или Анна Австрийская.
          - Ну и буду играть Анну. Как-никак, королева!
          Но затем, уступив настоятельным просьбам, изобразила пособницу кардинала так, что с тех пор ее иначе как Миледи никто из друзей не называл.
          - Оперативное управление ЭНКАВЭДЭ, - просмотрев  з н а к о м ы е «корочки», и с улыбкой возвращая их, козырнул Бергер. - Майор Бергер с командой. Уточнение данных и проверка заявлений на гражданку Переверзеву.
          - Как на Переверзеву? - снова очень естественно удивилась Зинаида. - Это значит... на меня? Ну и что же они заявляют? И кто, собственно, заявители?
          Ее глаза возбужденно пробежались по лицам соседей, словно призывая их признаться и не томить ее душу. Но товарищи, потрясенные ее грозным преображением, отводили взоры или опускали головы, доказывая не только чью-то личную, но и общую свою вину.
          - Да имеются отдельные граждане, - выразительно взглянув на Кардигаевых и Молокина, ответил Бергер. - И обвинения, между прочим, весьма серьезные.
          - На сотрудницу госбезопасности? - изумленно воскликнула Зинаида. - Да они что, с ума посходили?
          - Как видите, как видите, - беспомощно развел руки в сторону Бергер, поражаясь в душе натуральному ее актерству.
          - Так ведь мы же не ведали, кто  о н и  такие! - наконец осознав, ч т о ему грозит, схватился за голову Арасбей. - Кто же мог предположить, что  о н и  в таком чине! Да я б лично себе руки отсек, если б знал! А теперь раскаиваюсь и отрекаюсь от всего!
          - Ну, вот это у вас не пройдет. Обратного хода нет, - помахал у него перед носом «барабанными палочками» Бергер. За все придется отвечать. По всей строгости закона. Вот такие дела!
          - Вва-вва-вва-ва-а-а-а, - тихо заскулила Лаиса. - Ой, ой, ой, да за что же, за что-о-о?
          Зинаида Сергеевна уже и не рада была тому, что затеяла этот «цирк».   Столько раз репетировала свой эффектный выход, представляя, как будет развиваться действие. Но подобной развязки не предвидела даже она.
          Повалившись на колени, Арасбей и Лаиса поползли по полу, пытаясь поцеловать ее туфли. Филька громко ревел от страха и подзатыльников, которые то и дело отвешивала ему мать. Тихо выли от смятения чувств Глициния Гудилина и соседка из «пятой» Антонина Васильевна Мороз. Метростроевец Грумов и печальный переплетчик трепетали, в ожидании своего разоблачения. Лишь беспечный Молокин довольно хихикал, вновь готовый свидетельствовать на всех и на вся то ли «за», то ли «против», - как захочет начальство.
          - А ведь этот гражданин за психической больницей Кащенки числится, - приподнявшись на цыпочки, зашептал в мясистое ухо Бергера управдом. - Он у них на учете, а тут с матерью живет, с инвалидкой...
          - Психопат? Или дебил? - наклонил к нему голову Бергер.
          -Да это... как его... шизохреник!
           - Шизофреник? - разочарованно вздохнул Бергер. - То-то я гляжу, необычный прохвост. Да такому кол на голове теши, он свое пороть будет. Значит, надо его  о б р а т н о,  чтобы головы народу не морочил.
          - Да он тихий, говорят. Лишь на чем-то зациклился. Участковый врач намедни рассказывал...
          - Тихий, тихий, - начальственно оборвал его Бергер. - В тихом омуте черти водятся! Где гарантия, что топор не возьмет и не пойдет все крушить? В том числе и тебя, отец-заступник. Ну да ладно. Разберемся. Главное, что основание для возбуждения дела имеется. Клевета на сотрудника органов! А это по любому пункту «пятьдесят восьмой» статьи не менее, чем на десятку тянет. Так что, Топорков, Самодельцев, Ехремов, забирайте этого и этих, - указал он на Молокина и Кардигаевых .- А тебя, молокосос, - неспешно подошел он к Фильке и, приподняв двумя пальцами его прыщавый подбородок, заглянул в бессмысленно расширенные глаза. - Тебя на первый раз предупреждаю. Но смотри, еще раз и… загремишь на всю катушку. Так что думай и страшись! И почаще на ладони поглядывай…
          Отведя руку от заплаканной филькиной физиономии, он брезгливо пошевелил испачканными в его кожном сале пальцами и, достав из кармана платок, тщательно протер каждый из них.
          - А теперь, честь имею! До свидания, товарищ лейтенант. Как свидетель и потерпевшая вы будете приглашены... Извините за вторжение!
          Он опять козырнул, и кивнул охранникам.
          - Выводите!
          - Не-ет! Не-е-ет! - страшно закричала Лаиса, обхватив обеими руками ноги Зинаиды Сергеевны. - Пощадите! Умоляю вас! Мы уедем отсюда! Вы нас больше не увидите! Только не надо, не надо, не на-а-адо-о...
          «Господи! - чуть не плача сама, ужаснулась Зинаида Сергеевна, безуспешно пытаясь вырваться из объятий Лаисы. -До чего доходят люди, до какого падения...»
          - Да отпустите вы меня, - закричала и она. - Отпустите, я вам говорю!.. Ну, товарищ майор, прошу вас…
          - Слушаю, слушаю, - с готовностью отозвался Бергер,  которому так же надоела вся эта комедия.
          - Вот... - Зинаида дернула ногой, пытаясь освободиться, но Лаиса, притихшая и онемевшая, держала ее крепко. - Если я поручусь за этих людей... и заверю, что они больше не будут...
          - Не-ет! Не будем! - в голос закричали Лаиса и Арасбей.- Клянёмся...что это в последний раз...
          - В первый и последний! - простонал Арасбей и воздел руки к небу.
          - ...может, вы их отпустите?
          - Ну, - снисходительно прищурился Бергер, выказывая полное доверие коллеге, и тем самым успешно работая на укрепление ее авторитета. - Вы - пострадавшая, вам и карты в руки. И под  в а ш у  ответственность мы могли бы освободить. Однако если еще раз повторится…
          - Никогда! Никогда! - зашумели и остальные жильцы, ободренные тем, что конфликт разрешается к всеобщему удовольствию. - Больше мы не допустим! Спасибо, Зинаида Сергеевна! Спасибо, товарищ майор! Да мы теперь за вас...
          - Хорошо, хорошо, - уклоняясь от протянутых к ней рук, говорила Зинаида Сергеевна, впервые за последний год чувствуя себя умиротворенной и счастливой. - Я вам верю и надеюсь. Ведь не все вы меня ненавидите...
          - Ну, конечно, не все, - подкрепляя ее уверенность, покивал головой Бергер. Миссию свою они с Воропаевым выполнили и теперь могли надеяться на благосклонность сторон. - Вот гражданка, - указал он на Варвару, - и те две... кажется, Гудилина и Розенштейн очень даже за вас заступались. Ну а вам, гражданин, - повернулся он к Арасбею, - еще одно персональное внушение. Туалет занимать не больше трех минут! И лишь в порядке живой очереди. Ясно?
          - Ясно, - скорбно отозвался Кардигаев, представляя, как этот официальный запрет отразится на его привычной склонности к уединению. - Ну а если… прихватит... тогда как? - осторожно осведомился он.
          - А «прихватит», так решайте коллегиально, - ухмыльнулся майор. - И на это даю вам полное право.
         - Есть! - обрадовано щелкнул каблуками Арасбей, полагая, что беду пронесло. И уже фамильярно, без должной почтительности, обратился к старшему лейтенанту Воропаеву, вполголоса беседующему о чем-то с управдомом. - Паспорточек мой верните, товарищ начальник!
          Воропаев испытующе посмотрел на него, затем перевел возмущенный взгляд на майора, и, прочтя в его главах отрицательное решение, произнес с наставительной тонкой ухмылочкой:
          - А за паспорточком придете завтра. Ровно в девять часов. По адресу:: Кузнецкий мост, двадцать четыре. Подождете, пока вас вызовут. Вот так!
          И опять обнадеженный и воспрявший было Арасбей упал духом , проклиная в душе тот день, когда явился на свет. Что ему померещилось в завтрашнем вызове, представлял только он. Но то, что вызов был предельно опасен, сразу поняли все.
          Совершенно убитый , устав бороться, Арасбей подошел к Лаисе, и они застыли сокрушенно и молча, как угрюмый сатир и печальная нимфа, словно бы сошедшие с потемневшей от времени старой гравюры.
          «Эх, и дура я, дура, - глядя на них, подумала Зинаида Сергеевна, ощущая в душе непонятную жалость. - Черт бы с ними со всеми. Ну, погавкались бы, поругались, а зачем было Бергера звать?..»
          - Извините, товарищ майор, - снова обратилась она к шефу, стараясь держаться как можно непринужденнее. - А нельзя ли сейчас все решить о этим паспортом? Как на это посмотрит товарищ старший лейтенант?
          И взглянула на обоих так нежно и многообещающе, что растаял Бергер и ревниво кивнул Воропаеву.
          - Ладно, Павел Иванович, верни документ. Пощади на сей раз неразумного гражданина. Ну а вам, Зинаида Сергеевна, трудно в жизни придется. Всепрощаемость ваша может горько аукнуться. Люди всякие бывают, и не каждый из них за добро добром отплатит.
          Он сказал это не столько для нее, сколько для ее соседей. И пошел мимо них, притихших и бледных, не прощаясь и не обещая им спокойной жизни. А за ним так же молча проследовал Воропаев. И управдом, перепуганный и оттого словно бы постаревший и сгорбившийся еще больше, торопливо засеменил, держа под мышкой свой бесценный гроссбух.
          И лишь после того, как скрылся и он, охранники вложили в кобуры свои револьверы и один за другим покинули помещение, отчего-то оставив дверь распахнутой, будто темный, опасный, таинственный вход в хитроумную и огромную человекомышеловку…