4. Куда грести?
Итак, я оказался в «преисподней». Обратили внимание, что последнее слово я взял в кавычки? Это потому что, ничего общего моё нынешнее пристанище не имело с ним. Всё, что мне показал «гид», больше смахивало на санаторий или на какой-то инкубационный бокс: не было окон, а только пронумерованные двери и никаких надписей. Кстати, эти самые двери меня заинтересовали больше всего, поскольку за одной из них находился тот самый мир, из которого меня так аккуратненько изъяли и сунули сюда.
Постепенно я освоился. Распорядок дня был примитивным – всё свободное время со мной постоянно находилась большеглазая, раскосая женщина в возрасте. С её слов я узнал, что она в молодости изучала иностранные языки и увлекалась степом. Это когда под музыку ногами выбивают всякие ритмы. Уже в первую нашу с ней встречу, она решила мне это и продемонстрировать. Когда её ноги поставили финальную точку, я попросил больше это в моём присутствии не проделывать. Во-первых, во время своей этой, как она выразилась, «зажигалочки», на неё было страшно смотреть: маленькая, толстая, вспотевшая и ещё этот парик, который постоянно ездил на её голове туда-сюда. Во-вторых, шумно. И, в-третьих, не знаю, какие у неё успехи в иностранных языках, но ритмы она выбивала неуверенно, да и к самодеятельности всегда был равнодушен. Ну, уж после такого, она пообещала на мне отыграться, заметив вскользь, что никогда не была замужем и к нам мужчинам у неё достаточно претензий личного характера.
Так вот, день начинался здесь с подъёма и это вполне логично, ибо валяться до обеда в кровати, да ещё в «преисподней» - это явный перебор. Далее следовала зарядка – каждый её делал исходя из своих физических возможностей, после чего шли водные процедуры и завтрак, состоящий из варёного яйца и каши с маслом. К этому ещё подавали кофе и булочку с изюмом. Далее нас разводили по классам, где находилось всегда не более десяти человек. Там нам читали всякие лекции, а потом давали немного свободного времени. Обед, за которым мы поглощали три блюда: первое, второе и какой-нибудь компот. Опять немного свободного времени и лекции до самого ужина. Снова свободное время и отбой. Иногда лекции заменяли общественно полезным трудом – мы драили внутренности «преисподней».
С одной стороны это больше походило на профилакторий, только никаких процедур и таблеток. Ну, насчёт последнего были кое-какие сомнения, ибо их нам могли подмешивать в еду. Сами понимаете, что жить можно, а тут ещё все эти лекции и приходившие к нам вышколенные ораторы с аккуратненькими такими папочками, куда они постоянно тыкались глазами, чтобы не сбиться с темы. Все они были на одно лицо: залысины, и интонации в голосах. Это так скребло мозг, что хотелось просто закрыть глаза, заткнуть уши и… Увы, этого нам не разрешалось, хотя некоторые ухитрялись каким-то образом этим пренебрегать.
Собственно, из всех, кто меня окружал на тот момент, заинтересовал только один – все его называли «Профессором». Этот тип то и дело перебивал лекторов, и тогда лекция плавно переходила в беседу, а тут уже некогда было сверять сказанное с тем, что лежало у ораторов в их аккуратненьких папочках. Аудитория оживлялась, но это длилось недолго: являлись накаченные ребята в синих халатах и уводили самых языкастых. Как правило, в их списках оказывался всегда «Профессор». Он был настолько эмоционален и доступен в своих высказываниях, что лекторы на его фоне были совсем не убедительны. Это несколько разряжало обстановку и мне казалось, что никто меня и не перековывает, а просто жизнь продолжается и я как и раньше хочу поменять уровни местами.
Кстати, самых занозистых помещали в карцер. Что это за место такое я не знал, поскольку вёл себя сносно: наблюдал и анализировал. Уж чего-чего, а этому меня в институте научили. А что я мог? Тут ещё эта любительница степа постоянно следила за мной и строчила какие-то записочки очкастому «гиду». Это была её работа, если не брать во внимание её личную обиду за мою избирательность и нелюбовь к самодеятельности. Нет, к себе я её не подпускал, да и мои внутренние створки взяли и отгородили меня от неё. Это было мудро.
Первый месяц пролетел быстро. Я освоился уже настолько, что мог на добровольных началах проводить по «преисподней» экскурсии для новеньких. «Кузнецы» в своих синих халатах уже меня не напрягали. Более того, некоторым из них я даже придумал прозвища и были случаи, когда они на них даже откликались.
Как-то мне удалось пересечься в душевой с «Профессором». Тот, оглядев меня с ног до головы, спросил:
- А вас-то, сударь, за что сюда командировали? Никак решили наскоком Зимний дворец вернуть его прежним хозяевам?
Я на это пожал плечами, что означало, мол, мне об этом ничего неизвестно и вообще мои поступки, если они и имели место в моей биографии быть, таковыми не считаю. «Профессор» пожевал губами и перешёл на шёпот:
- Может, вы работаете на них? – и показал глазами на потолок, а потом так и с издёвкой посмотрел на мой впалый живот. – Да, не Аполлон.
- И зачем вы так со мной? – я выпрямился.
«Профессор» махнул на меня рукой и зашипел:
- Верю, верю… Это я так для порядка. Что там на воле?
- Откуда же мне знать? Я тут уже месяц столуюсь.
- Ну, а какие версии не дают покоя? Это зверьё ещё руководит страной?
- Раз мы здесь, то…
«Профессор» перебил меня:
- Молодой человек, портфели могут переходить из рук в руки без революционных потрясений, ибо кто бы ни восседал в креслах там, - он показал указательным пальцем над собой, - система останется непоколебимой. Эти… уровни навсегда.
- А как же тогда борьба? Вон и на лекциях нам рассказывают, что…
- И что? Нас же дураков этим самым хотят поставить в один строй, мол, куда бы мы ни сунулись со своими идеями и лозунгами, всё едино будет не по-нашему, поскольку игра в карбонариев при существующей системе игрой и останется. Никому, а особенно тем, кто у власти, потрясения не нужны – все хотят просыпаться в своих кроватях и на белых простынях. И потом, они, уж я-то знаю, между собой всегда договорятся и «хлебные места» в коридорах власти пустовать не будут.
- И как быть?
- Я бы вопрос поставил несколько иначе, так сказать ближе к тем целям, которые каждый из нас преследует в этой жизни: «Куда грести?» - «Профессор» улыбнулся. – Улавливаете разницу? О-о, это надо почувствовать. Как быть? Это из устаревшей риторики познания себя во всём подобном. Вот взять, к примеру, меня: учённый, а оказался здесь, как и вы, и многие другие. Почему? Так я вам отвечу: просто устал заниматься говорильней по указке сверху. Захотелось хоть чуть-чуть почувствовать себя птицей, а не… Вы меня понимаете?
- Так я сам такой!
- Ну, в таком случае вот вам моя рука коллега по несчастью, ибо здесь этого самого неба нет и лететь нам с вами некуда. Кстати, что вы заканчивали?
Я отрапортовал ему всё как понаписанному. «Профессор» улыбнулся и произнёс:
- Поколение с запудренными мозгами.
Я хотел ему возразить, но он меня остановил и так по-отечески сказал:
- Не пытайтесь меня старика переубедить в очевидном. Вас учили за деньги, если, конечно, это можно вообще назвать учением. В моё время такого не было. Я скажу больше – это презиралось. А какие светлые головы были? – Он ещё раз осмотрел меня с ног до головы и добавил: - А вот себя запускать не надо, сударь. Где у вас пресс? Тело должно стремиться к жизни, а у вас тут… Рекомендую записаться в спортивную секцию. Помните, что движение – это вещь!
Уже после этого разговора я и в тренажёрку стал наведываться и вообще на лекциях вёл себя совсем по-другому. Всё, что нам сливали эти лекторы, я стал раскладывать в своей голове на свой лад. О своих результатах мне захотелось рассказать «профессору», но тот опять полез с пришлыми ораторами в полемику и его в очередной раз «кузнецы» увели под руки в карцер.
Всё бы и ничего, а тем более карцер больше суток не длился для самых эмоциональных обитателей «преисподней», но тут нагрянула комиссия. Краем уха я уловил разговор «кузнецов», что на этот раз она вне графика заявилась. Ещё: или мне показалось, или я ослеп на два глаза сразу, у кабинета «гида» стоял человек, вроде как похожий на Мздоимцева. У меня всё внутри похолодело. Я ещё подумал, что это у меня от здешней еды всякие видения, а потом подобрался чуть поближе и… рассмотрел своего «благодетеля». Ну, вот теперь и свидимся, Илья Григорьевич, по всем правилам.