Продолжение. Начало здесь: http://www.proza.ru/2017/02/01/1560
Глава 2.
Протерев, насколько это стало возможным, ладони, у обоих они были мокрыми, а главное пальцы о мокрую же одежду, она оказалась самой сухой, из всего нас окружающего, мы с удовольствием закурили и отправились вдоль бережка, в поисках топлива для костра.
Среди кустов, хватало сухостоя, но он еще сырой, после ночного дождя, никак не хотел загораться, и, помучившись довольно долго, мы поняли, что зря теряем время, да и возникала реальная опасность кончать спички.
– Я пойду, попробую сухого сена добыть на розжиг! – Сказал я, кивнув в сторону деревни. Столь широкий жест с моей стороны, я сам вызвался идти без обычных наших препирательств, кто, что должен делать, объяснялся довольно просто – мой друг, панически боялся собак, и они, чуя это, буквально свирепели с ним, самая мелкая и плюгавенькая шавка кидалась рвать моего друга. Видимо реально существует деление людей на собачников и кошатников, мой друг, несомненно, принадлежал к последним, а я первым. Правда, Саша не соглашался с таким разделением. «Как тогда мы с тобой ладим?» – Задавал он резонный вопрос, и я пока не сформулировал на него достойный ответ.
Я дошел до последних кустов перед открытым пространством, тянущимся от реки до неведомого населенного пункта. Некоторое время сквозь ветки последних кустов изучал картину, открывающуюся впереди.
Я стоял с левой стороны, безлюдной улицы, упирающей в речку. Другой её край не просматривался. Улица, застроенная сплошь лишь бревенчатыми домами, с заборами, между ними тоже сделанными лишь из одного материала, веток кустарника растущего вокруг, плавно изгибалась и скрывалась за поворотом. Бревна домов и ветки заборов все имели почти черный цвет от времени и не выветрившейся еще сырости ночного ливня. Дома отличались размерами незначительно, к ним скорее подходило определение «среднего размера», хотя в былые времена они, наверное, считались и большими. Я уже видел такие деревни, но только здесь уже, будучи солдатом. В центральной России, откуда я призывался, ни чего подобного видеть мне не приходилось. В старых, сохранившихся с еще дореволюционных времен деревнях, дома имелись всякие большие, принадлежавшие видимо состоятельным крестьянам. Средние, соответственно середнякам и совсем халупы, в которых ютились лодыри и пьяницы. А вот в таких, как правило, располагающих в отдаленных местах Дальневосточного края, деревнях, дома буквально все делались добротными и большими. Их строили люди, собирающие в них жить долго, полагаясь на свое хозяйство, родных, соседей и богатства окружающей земли. Над одним их домов вдали, возвышалась сделанная из досок луковка не чем не отличающая от церковной, правда крест на ней отсутствовал. Возле пары не соседских домов виднелись кучи напиленных березовых стволов.
Всюду бродили куры деловито и беспрестанно разрывающие ногами землю и тут же следом, выклевывающие что-то. Гусей тоже хватало, они держались стаями, одна из них, вдали, двигалась по направлению к реке, еще несколько бултыхались в больших лужах.
Люди не просматривались. Но звук работающего двигателя трактора не замолкал, деревня жила, и в ней, конечно же, найдется пару девушек для таких молодцов как я с Сашей.
Хотя мой теперешний вид не совсем соответствовал эталонам мужской красоты, дрожащий от холода, белотелый юноша в одних трусах по колено, и кирзовых сапогах на голую ногу. Вряд ли какая таежная красавица испытает какое-то другое чувство кроме страха или будь она с крепкими нервами приступа хохота.
Но меня успокаивало твердое убеждение в своей мужской неотразимости. Мускулатура под бледной кожей, много месяцев не видевшей солнечных лучей, выпирала наружу и создавала рельеф, перед которым не устоит ни одна красавица. Надеялся я и на свой живой ум и хорошо подвешенный язык, с помощью которых, очаровать любую прекрасницу встретившую на нашем пути будет проще. Правило: – «Женщины любят ушами!», – я уже хорошо освоил на «гражданке». Кроме того я надеялся, что последние также как и мы думают о субъектах противоположного пола не только целомудренные мысли.
Поэтому я без всякого колебания подошел к калитке ближайшего к реке дома, и приостановился, изучая взглядом двор. В нем не было, ни людей не собак, но домашней птицы – кур и гусей хватало.
Справа от калитки бревенчатая стена дома с двумя узкими и невысокими окнами с открытыми дощатыми ставнями по бокам, с крылечком под наклонной крышей в самом конце. Слева низкое строение, также их бревен, но меньшего диаметра, одним торцом, выходящее на улицу, такой же длины, как и дом. В нем имелось три двери, все они открытые настежь имели еще и по внутренним калиткам из тонких березовых стволов, с неободранной корой. Через щели дальней из них закрытой дверцы, то появлялось, то исчезало свиное рыло с розовым пятаком принадлежащее небольшому поросенку или свинке. Оно принюхивалось и похрюкивало. Во второй двери калитка, приоткрытая внутрь, не мешала ходить взад вперед курам и гусям. Третья дверь открытая наружу и калитка внутрь освобождали проход, и куры не принуждено входили в дверь, сразу же исчезая в сумраке, и выходили из неё.
Все пространство между домом и сараями передним забором и дальним, отгораживающим видимо огород, застилали грубо распиленные доски, даже возможно просто бревна распущенные пополам. Тем не менее, между собой их довольно хорошо подогнали, и двор производил впечатление ровной и чистой площадки.
На ней в разных местах, стояло пара корыт выдолбленных в толстых стволах с водой, и столько же, невысоких квадратных ящиков наполненных песком в которых копошились, куря и гуси, в поисках корма. Я не успел упомянуть о множестве их собратьях по эту сторону забора. Птицы свободно курсировали между двором и улицей через приличную дыру в заборе. Некоторую опаску вызывали у меня гуси, плавающие в луже чуть в отдалении, но пока внимания их я не удосужился.
Отсутствие собаки во дворе, тоже насторожило меня, ведь будка, для неё, сколоченная из соснового горбыля имелась. Она стояла за забором возле стенки дома, и её я заметил не сразу. Скорее всего, решил я, пес бродит по деревне, отпущенный погулять на ночь и вот-вот вернется, чтобы позавтракать из большой алюминиевой чашки, наполненной похлебкой, очень похожей на помои стоящей в тени забора у конуры, и дрыхнуть в ней, весь предстоящий, похоже по всему жаркий день. В пользу такого моего предположения говорила и цепь, валяющаяся тут же с согнутым в виде карабина ржавой проволоки на конце, а вторым концом прибитая несколькими, согнутыми, тоже уже совершенно ржавыми гвоздями к самому нижнему бревну стены дома. Я живо представил себя резво бегущего по деревенской улице и огромного лохматого Бобика несущего за мной и рвущего на ходу мою последнюю одежду – трусы, вместе с кусками белого, нежного тела под ними. Картина показалась мне ужасной, я внимательно осмотрелся и…, сердце моё замерло, в конце улицы показалась собака, бегущая в мою сторону коротким перебежками. Она время от времени приостанавливалась, нюхая что-то на земле, или начинала бегать по кругу, но каждый раз вновь и вновь продолжала неумолимо приближаться ко мне. Её движение вызывало ярость у собак во дворах домов, мимо которых она пробегала, и они начинали лаять усиливая страшный брех и без того стоящий над деревней, видимо и возникший от передвижения этой собаки.
– – Во, блин… – С ужасом сказал я, и стал лихорадочно соображать как мне поступить. Попробовать наладить отношения? А если не получится, вступить в схватку со зверем, благо выглядела собака, не такой как я только что нафантазировал, вовсе не крупная, а среднего роста, она была. Но какое я имею право, в чужой деревне, сражаться с чьим-то домашним животным? Даже если победа будет за мной, что вовсе и не факт, как отнесутся к ней местные аборигены? Однозначно им она не понравится что чревато всякими неприятными последствиями для нас, начиная от простого выдворения из населенного пункта, выдворение с побоями или сдаче властям с побоями или без них. При любом развитии событий, мы лишались возможности осуществить свои мечты о знакомствах с девушками, и это казалось мне страшнее всего в возникшей ситуации.
Бежать назад и прятаться в реке? Подводить друга и позорно оставлять уже освоенную территорию? Не годится! В голове стали возникать лозунги, привитые нам книгами, фильмами и всей системой воспитания «настоящего советского человека» типа: - «Мы же советские люди!», - или – «Русские не сдаются!». Я решил бороться за мечту. Для этого для начала мне необходимо было обезопасить себя. Первое что пришло мне в голову - заскочить в сарай, закрыть за собой дверь и ждать спасения хозяевами. Но что там внутри? Разгневанные неожиданным вторжением свиньи с крепкими лбами и мощными зубами, и тупые птицы с острыми клювами. А нечистоты на полу? А что подумают хозяева застав в своем сарае голого придурка? Примут за сумасшедшего вора, однозначно.
Нет, уж лучше быть на виду и на воле! С этим решением я вскочил вначале на крышу собачьей будки, обитую выгоревшим листом толи, а затем на верхнюю поперечную жердину забора. Она, правда, располагалась не очень высоко от земли, но я пока решил подождать развитие событий на ней. Собака, из-за своего небольшого роста может не достанет меня, а может ей и не захочется этого делать. При худшем варианте, полезу на крышу, дома, что представлялось довольно легким делом, есть, за что держаться рукой и куда ставить ногу.
Надо сказать, что все мои сомнения пролетели в голове гораздо быстрее, чем это, кажется при описании их. Я еще какое-то время наблюдал за приближающейся собакой со своей новой позиции, дивясь её экстерьеру.
Привлекали в первую очередь необыкновенной длины уши, великолепно стоящие на голове доставшейся ей, вместе с хвостом, несомненно, от типичной восточно-европейской овчарки. Крепилась они с двух сторон к длинному, довольно упитанному телу, напоминающем кусок отрезанной трубы или, лучше сказать толстенной колбасы, наподобие «Докторской». Все это «великолепие», несли вперед несоизмеримо остальному телу коротенькие, хоть и довольно мощные ножки.
Тем не менее, когда это создание, наконец, остановилось напротив меня со стороны улицы, и мы с удивлением стало рассматривать друг друга, я понял что, несмотря на комичный вид, передо мной бесстрашный боевой пес, видавший виды.
Робость овладела мною, когда я оценил своего противника, и я сказал первое, что пришло на ум:
– Кутя, кутя..., хороший!
Пес же сделал относительно меня какие-то свои выводы и по его поведению стало понятно, я впечатление на него, не произвел. Он зарычал, показывая мощные желтые клыки, затем всеми лапами сделал несколько нервных движений. Передние, просто суетливо переступали, когда задние очень энергично вгрызались в землю, так что куски её летели на несколько метров в стороны довольно большим по диаметру полукругом. Хорошо ещё, что псу не хватило ума развернуться, чтобы бомбардировать меня.
Но собака, просто жаждала произвести со мной какие-то реальные действия. Она, повизгивая, поставила на забор передние лапы и, подпрыгивая на задних, не переставая визжать, попыталась несколько раз ухватить зубами мои ноги.
Ей не хватало для этого, росточка, буквально несколько сантиметров. Тем не менее, злобные серые глаза и совершенно не изношенные и целые зубы, приближающие и удаляющиеся к моим ногам, пусть и защищенным кирзовыми сапогами, и торчащими над перекладиной, где я стоял на разную длину концами веток, буквально разрушали стойкость моей нервной системы.
Ещё мгновение и я бы, позабыв о друге и мечтах о женщинах, попросту заорал прося помощи у невидимых пока аборигенов, или того хуже, помчался прочь, не смотря на неминуемую в этом случае расправу надо мной.
Но пес, очень быстро поняв невозможность достать врага со стороны улицы, резво забежал во двор и с ходу запрыгнул на крышу своей конуры. Встав на неё, опять же, задними лапами, он оказался мордой на уровне моих оголенных коленей, в одну из которых он и попытался с ходу вцепиться.
Но я, за мгновения потраченные собакой на перебежку, приободрился до такой степени, что сумел опередить разъярённого «друга человека» что есть сил, оттолкнув его ногой в сапоге хорошим толчком в мощную грудь.
Пес, вереща, завалился на землю спиной, прокрутился винтом, вскочил и, не рискнув более повторять атаку с крыши будки, стал, приседая и подпрыгивая облаивать меня, перебегая через короткие промежутки времени со двора на улицу и обратно.
Но, одержав победу, и видя робость врага, я совершенно воспрянул духом. Стоя прямо и гордо посматривая на беснующегося внизу зверя, я теперь где-то даже жалел об отсутствии зрителей, то есть, конечно, зрительниц, тех самых местных амазонок, доярок и телятниц из своих грёз. Впрочем, мне бы хватило одной из них, той, что закрыла бы пса в будку, отвела меня в избу, напоила горячим чаем, а там…
Смелые мечты мои, прервались скрипом открывающейся в доме двери. На крыльцо вышел пожилой мужчина в солдатской гимнастерке с расстёгнутыми верхними пуговицами, не заправленной в солдатские же брюки галифе, с босыми ногами и с двух ствольным охотничьим ружьём в правой руке.
Одежда мужчины, соответствовала моей повседневной солдатской форме один в один, правда цвет её, от многочисленных видимо стирок, стал бледно желтым. Кроме того и на брюках и на гимнастерке я заметил несколько заплаток и не зашитых дырочек и порывов.
Всё-таки какие-то контакты с военнослужащими, аборигены поддерживают, сделал я выводы. Одежду дед или купил за стакан самогона у такого же бедолаги как я или…
Моя воспаленная фантазия, нарисовала картину, где с расстрелянного меня дед снимает одежду, чтобы обновить свою. Избитая фраза об охотниках промысловиках стреляющих в глаз белке, чтобы не повредить шкурку, вертелась в голове параллельно моим страхам.
Правда осознание того что на мне лишь одни сапоги и сатиновые трусы несколько убавили мои опасения, слишком незначительна добыча будет у охотника. Но не до конца, меня все равно могут расстрелять ради наказания, за вторжение.
Малое расстояние до крыльца позволили хорошо рассмотреть деда. Мне, несмотря на драматичность момента, не понравилась, схожесть его со своим псом. Низкий рост, короткие ноги, массивное тело, большая голова. А если и девицы местные вот такие же? Впрочем, ироничное направление моих мыслей тут же успокоило меня: – «Тебе что с ними детей крестить?». Конечной целью общения с местными молодушками подразумевалось лишь некие совместные действия, в идеале, регулярно продолжающиеся до самой нашей демобилизации. В мыслях о дальнейшей, гражданской жизни, они отсутствовали.
Довольно приличного размера лопатообразная бородка и большой нос картошкой, вместе мохнатыми бровями делали деда похожим на всемирно известного классика русской литературы. Но выражение лица этого деда, не позволило бы написать ему достаточно доброго рассказа о Филиппке.