Джины

Этот уже далекий год стал переломным не только для страны Советов, но и лично для меня.
В тот день умер, казалось бы уже вечный Брежнев, и нас всех отпустили из школы раньше обычного. Прибежав домой, я в подъезде натолкнулся на нашу соседку тетю Валю, которая с моей мамой у нашей двери обсуждала смерть пятизвездочного генсека. Напоследок, поднимаясь к себе на четвертый этаж она с какой-то неуверенностью вопросительно произнесла:
Может теперь хоть  колбаса появится в магазинах? - и не дожидаясь ответа удалилась к себе в квартиру.
Дефицит был тогда  во всем и везде, бесконечные очереди, переклички и странное теперь, и понятное тогда всем  слово в одном только смысле - «достать».
У меня лично, был еще один важный «дефицит», который я видел очень редко и хотел иметь его рядом всегда и постоянно, и этим «дефицитом» был мой старший брат.
Сашка, мой брат, был родным только по маме, отца у него никогда не было, и кто он был и кем, в нашей семье это было запретной темой. Осталось от него только отчество, Николаевич. Сашка родился  с врожденным пороком сердца, и в младенчестве чуть не умер, в детстве часто болел. Почему он много лет не жил с нами я не знаю, но мама всегда говорила, что "ему там по климату лучше". Жил Сашка на другом конце страны с бабушкой и дедушкой в глухой деревне. Мама уехала от нищеты и безнадеги из той деревни,  работать и устраивать свою личную жизнь на великие стройки страны, где и познакомилась с моим будущим отцом. Она обещала забрать сына, как только устроится и встанет на ноги.
Сашку я видел очень редко, но всегда знал, что у меня есть старший брат и козырял им во дворе всегда, когда меня кто-то обижал, я со слезами на глазах обещал, что когда приедет брательник, он обязательно припомнит вам всем за меня!
Мы с мамой, а потом и с моим маленьким братиком Егоркой, практически каждый год ездили к нему в деревню,  и регулярно посылали посылки и денежные переводы.
В тот ноябрьский траурный для всей страны день, мама  сообщила мне радостную новость. Брат приедет к нам на новый год, навсегда, и будет жить теперь с нами!
И вот мы на перроне встречаем поезд, в котором едет к нам Сашка!
С вагона спустился в цигейковой шубе с двумя чемоданами, маленького роста, русоволосый с прической аля Джон Леннон, конопатый с  легкой горбинкой на носу наш старший брат!
Ню! Привет чоли? А вот и я! - широко улыбаясь приветствовал он не привычным для нас своим деревенским говором.
Ну думал не доеду никогда к вам, целая неделя в пути, всю спину отлежал, выспался на год вперед.
Дома, распаковав чемоданы, Сашка выдал нам подарки от дедушки и бабушки в виде большого куска соленого сала с чесноком, банок с малиновым и смородиновым вареньем, сушеные грибы и почти пол чемодана семечек.
Сашке был выделен диван в гостиной и место в бельевом шкафу, где он мог разместить свои вещи.
Среди привезенного небольшого его гардероба, были настоящие потертые джинсы!
Джинсы в то время были дефицитным и дорогим удовольствием! Это  определенный статус в обществе! Настоящие, фирменные заграничные джинсы, мечта каждого советского юноши и девушки, особенно в пубертатный период, когда у нее активно растут сиськи, а у него вечный «стояк» и утренний результат ночных поллюций  на трусах. На заветные джинсы иногда деньги копили месяцами, поскольку купить, а вернее "достать" их можно было только у фарцовщиков за 200 советских рублей, или если кому то посчастливилось поработать за границей и потом на специальные чеки отовариться в валютных магазинах, с романтическим исконно русским названием «Березка».
Санек! - воскликнул я, увидев у него эти прекрасные не смотря на их изношенность джинсы - Можно я их примерю?
Сашка, как бы равнодушно к этой части гардероба, спокойно произнес:
А, джины что ли? Да конечно, валяй, не стесняйся…
Санек, гляди! Они на мне сидят как по мне сшиты! Сань, дай мне в них хоть разок в школу сходить на дискотеку! - взмолился я
Отчего же разок, я тебе их дарю братик, джины теперь твои - так же спокойно, облокотившись на шифоньер, он произнес это так, как будто он мне отдал коробок спичек стоимостью в копейку.
Маамаа!!! Егорка!!! Сашка подарил мне джинсы! - влетев в гостиную прокричал я, показывая как они на мне сидят, изображая из себя  то ковбоя, то Африк Симона напевая его знаменитую «Кукарелу».
Сашка! Спасибо брат! Ты даже не представляешь, какой ты брат! - повиснув у него на шее прошептал я ему.
Да не за что, братик -  он тоже меня обнял и гладив по голове ответил мне улыбаясь - я передаю тебе их как переходящее красное знамя.
 Потом он рассказал, что эти джинсы ему отдали за долги, и Сашка был уже третьим их владельцем. Я стал четвертым обладателем первых у меня, как сказал брат уматных, то есть клевых, джинов.
Но самое главное, что теперь у меня наконец был старший брат, который   приехал насовсем и будет жить с нами! Я хотел во что бы то ни стало наверстать все то время, когда мне его не хватало. Мы часами могли сидеть в комнате и болтать друг с другом, но в основном слушал я, а он мне рассказывал разные истории приключившиеся с ним, про книги которые он прочитал, про фильмы которые он посмотрел и про девчонок которым он разбил сердце. Он был первой моей большой энциклопедией, моим толковым словарем подростковой жизни. От него я узнал  тогда про закрытые и деликатные для меня темы. Сашке тоже нравилось быть наставником и старшим братом. Мы очень сблизились и доверяли друг другу на все сто процентов.
Перед новым годом на дискотеке в школьной столовой я танцевал в подаренных джинах, и когда пацаны спрашивали меня откуда «достал» штаны, я не без гордости отвечал подчеркивая, что мне их «подогнал» мой старший брат, Санек!
После нового года Сашку прописали у нас в квартире, мой отец помог устроиться работать его на один из оборонных заводов в нашем городе, где сам был главным инженером.
В армию Сашку не взяли по причине инвалидности с детства, и у него был «белый» билет. Ни смотря на то, что он был небольшого роста и не очень физически развит, у него был хорошо «подвешенный» язык, и это компенсировало его недостатки. Во дворе среди ребят он сразу стал своим, и немного  приблатненый  деревенский акцент, был какой то даже своеобразной его «фишкой».
На правой руке у него была наколка в виде креста, а на груди номер группы крови. Сашка много курил, и делал он это очень красиво, как герои из американских фильмов-вестернов. Я тоже пробовал в этом ему подражать, но он сразу запретил мне курить.
Накачивай лучше мозг, чем легкие дымом - говорил он мне, прикуривая очередную сигарету под сексуальным как казалось мне тогда названием «Стюардесса». Он же называл их ласково стервочка.
К весне Сашка уже окончательно адаптировался к жизни в большом городе. На майские праздники мы успели сделать несколько культурных походов в чешский Луна-Парк, где ели вкусный шашлык, Санька пил пиво, а я пепси-колу, модно жевали импортную жвачку, стараясь красиво надувать пузыри. А потом он учил меня как правильно надо «снимать» девочек.  После двадцати лет жизни в деревне, ему казалось, что вот тут она, в большом шумном городе и есть настоящая жизнь. Но на эту  «красивую жизнь», зарплаты простого рабочего на заводе конечно не хватало. А хотелось, хотелось же и еще с девчонками гульнуть на всю катушку, с ресторанами, шмотками и номерами в гостиницах. Но это была не деревня, где вся культурная программа заканчивалась после танцев в клубе, на сеновале в сарае с дояркой Нюрой. Здесь на все это нужны были «бабки», как говорил Сашка, червоны рубли. И в один прекрасный день они у него появились.
 Лето пролетело незаметно, я и Егорка вернулись из пионерского лагеря в конце августа. Все две смены я шиковал на дискотеке в джинах и давал их поносить новоиспеченным пионерским друзьям. В конце второй смены джины не выдержали такой жесткой эксплуатации и после очередной стирки на коленях и между ног они протерлись и безнадежно разошлись. Для меня это было катастрофой, в то время моды на рваные джинсы еще не было, ценились исключительно целые штаны.
В тот день Сашка вернулся домой позже обычного. Заметив, что я еще не сплю, он молча махнул мне рукой приглашая к себе в комнату. Я почувствовал исходящий от него странный незнакомый ранее мне запах табака.
Тсс… Закрой дверь -сказал он прикладывая большой палец к губам.
Приехали? Все хорошо? Извини, я ща бухой, надо поспать - членораздельным пьяным голосом произнес Санек, лег не раздеваясь на диван и моментально уснул.                Утром Сашка зашел в мою комнату и разбудил меня.
Здорово братик, ты это… Ну как его… Блин, не помню как вчера пришел домой, что было то? Мамка не ругалась?
Да нет это я тебя уложил спать, никто не видел, ты сразу уснул - сонным еще голосом пробурчал я.
О бляха, ну и кайф чумной - болезненно простонал Сашка - Дурь и водка это зло. Надо пожрать - подняв указательный палец вверх, качаясь пошел на кухню. Он стоял у холодильника с открытой дверью и мучительно соображал с чего бы ему начать. Первое, что он сделал, достал литровую банку с домашней простоквашей, отпил жадно треть, потом сверху посыпал солью и почти все оставшееся допил, издавая при этом облегчающие его похмельное состояние звуки ммм.
К обеду оклемавшись, Сашка опять зашел ко мне в комнату.  Выкладывая вещи из чемодана привезенные из пионерского лагеря, я ему показал, что произошло с джинсами.
О! Все таки они сдохли! - спокойно сказал он. Ну ничто не вечно на этом свете, хотя жаль, сколько же людей они сделали немного счастливее. Ну ты, это не горюй,  я тебе куплю другие. Бабки то теперь будут не ссы. Пока вы там через костры прыгали и будь готов кричали, познакомился я кое с кем.
Красивая? Блондинка? - с интересом спросил я
Да не, не то братик, я про Маню да не ту что девка, я про то как «бабульки» поиметь - улыбаясь с прищуром сказал Сашка
Да ты чего тупишь, я про бабло говорю - уже полушепотом говорил он видя, что я не понимаю о чем это он
Братик, я тебе расскажу кое что,  но это должно остаться между нами. 
Ты же знаешь, я «могила» - пообещал я ему.
У меня теперь настоящая работа.
Не понял, ты уволился с завода? - недоуменно спросил я.
Да не… Ладно если коротко, Серега Кобылин сосед с первого подъезда познакомил меня со своими кентами, там конкретные мужички, профессионалы дела Робин Гуда. Меня взяли в настоящее дело. Ну в общем мы вскрываем хаты - тихо  шепотом  сказал Санек.
Я не верил своим ушам, в висках застучало, в глазах у меня потемнело, на секунду мне показалось, что это сон, и я захотел срочно проснуться.
Погодь братик не тушуйся - увидев мою реакцию на эту новость, он успокаивающе оправдательным тоном произнес
Мы вскрываем только барыг и фарцу, они суки наживаются на таких работягах как мы. Простых людей, мы не трогаем. Ты пойми дело то верное, справедливое…
Глаза у Сашки в этот момент были какие то стеклянные, не родные. Как же так, все теперь будет не так как я думал и мечтал, я не хотел в это верить и понимал только одно, это все плохо и неправильно.
Ладно, я все понял… -  все, что я смог тогда выдавить из себя.
С того дня я не находил себе места и пытался забыть то, что он мне рассказал.
Сашка все чаще стал приходить домой пьяным, дома начались скандалы, на что он однажды заявил, что уже взрослый и имеет право отдохнуть на свои кровно заработанные. Я злился на самого себя, что не могу ничего сделать, заставить бросить его заниматься этим делом, Сашка бы меня все равно не послушал, да и я обещал хранить его тайну.
Но все же один раз попытался ему помочь избавиться от этой компании. Я подошел к матери и заявил, что я хочу что бы он уехал обратно в деревню и тогда он перестанет пить. Я был конечно наивен, думал, что если он уедет, то все это безумие закончится и там далеко, в глухой деревне его не найдут. Мама успокаивала меня и говорила, что он бросит пить и мы ему обязательно поможем. Ах если бы тогда мама знала истинную причину моей просьбы.

Начался очередной учебный год, Егорка пошел в первый класс, все опять закрутилось, завертелось и я даже немного забыл о том, что рассказал мне Сашка.
 Был уже конец сентября, и вечерами было довольно прохладно. Мы только поужинали и смотрели какой то фильм в гостиной. Сашка вышел в магазин за сигаретами. Через некоторое время в дверь позвонили.
- Быстро же он обернулся - подумал я, и пошел открывать ему дверь. В подъезде мигая гудела лампа дневного света. У порога стояли двое незнакомых мужчин одетых как мне показалось одинаково. Выглядели они в мигающем свете зловеще, лиц практически не было видно, только темные плащи и усы. У меня пробежал холодок внутри, ну вот подумал я, пришли дружки Саньки, и почему то решил что сейчас меня наверно убьют, за то, что я знаю о их «темных» делах.
Здравствуй мальчик, а кто из родителей, есть дома?  - спросил один из них.
Мы из милиции - сказал другой.
Я позвал маму, они представились, показав свои удостоверения и зашли домой. Это были сотрудники уголовного розыска. Сашка вернулся из магазина буквально через пять минут после их прихода. Он сразу все понял. Удостоверив его личность они защелкнули на руках наручники. У двери Сашка молча посмотрел на меня, я еле заметно покачал головой, давая как бы ему знать, что это не я, не я его выдал. Он так же медленно, улыбаясь, на секунду закрыл глаза отвечая этим, что все понял.  Потом повернул голову в сторону мамы и произнес короткое:
Ма, прости…
Сашка никогда к маме не обращался полностью, только коротким Ма. Вырос он в деревне без матери, где дед ему был отцом, а бабушка мамой. Он так же называл их коротко Ма и Па, как будто подсознательно, не специально, подчеркивал свой статус полусироты. Где то в душе глубоко в нем сидела обида на мать, что она не сдержала обещания забрать его к себе поскорей. И это скоро, затянулось почти на двадцать лет. Ее никогда не было рядом в самые важные минуты в его жизни, ни на утреннике в детском саду, и у постели она не поила его горячим молоком с медом, когда он лежал болея ангиной, ни на первом его звонке в школе…
Она конечно же его любила, старалась приезжать минимум раз в год и постоянно присылала ему посылки, любовно наполненные сладостями и   одеждой, которую трудно было достать в то время. В каждой посылке сверху всегда был сложенный вырванный листок из тетради, в котором было  написано короткое письмо от мамы, а потом и от меня тоже, когда я научился писать.
Все эти и другие письма Сашка аккуратно собирал в деревянную резную шкатулку, которую ему подарила бабушка. Дед ветеран двух войн, всегда подбадривал Саньку, стараясь как то смягчить и оправдать отсутствие рядом матери,  брал его всегда с собой на полевой стан, где работал сторожем. А потом Сашка уже сам, когда подрос, ходил пешком или ездил на старом велосипеде «Урал» к деду, предварительно останавливаясь по дороге у сельпо, что бы купить ему хлеба, сахару и сигарет.
Когда сигареты заканчивались, дед доставал коробку из под леденцов монпасье, внутри которой был табак-самосад, и по фронтовой привычке сворачивал из газеты сигарку. Сашка нарезал крупными кусками свежий ржаной хлеб из сельпо, открывал консервную банку кильки в томате и доставал из бочки соленные огурцы, которые еще неделю назад росли на соседнем поле. Дед обязательно пропускал стаканчик портвейна и поев эту нехитрую пищу любил подымить самосадом. Потом они заваривали крепкий чай, разливали их в граненные стаканы и в комнатном табачном тумане, Сашка обожал слушать дедовы  рассказы про войну, политику и о его любовных похождениях.
 
Сашку сдали свои же «дружки», которые уже были ранее судимые и найти их по отпечаткам пальцев было дело времени. Сам Санек поняв это, отпираться не стал и сразу во всем признался. Увидели мы его после ареста через месяц на свидании в кабинете у следователя. В комнату зашел лысый, худой в чужой одежде Сашка. Мы его сначала не узнали, мама кинулась к нему обняла и тихо заплакала.
Ма не плачь, все хорошо.
Сынок почему ты не в своем свитере?
Ма, мы там меняемся одеждой, кому на суд ехать они должны быть при параде, все нормально, мне потом тоже дадут
Я тебе котлет принесла - вдруг вспомнила мама…                Сашка ел быстро и все что мы принесли он съел так, как будто хотел наесться  впрок. Ему позволили взять с собой сигареты без фильтра и конфеты, которые мы с мамой предварительно каждую развернули и избавили от обертки, таковы были тюремные правила. Весной следующего года состоялся суд над Сашкой и его подельниками. Мама наняла ему хорошего адвоката, которому в принципе защищать его пришлось довольно легко. Инвалид с детства, хорошие характеристики, не судим ранее, попал в компанию случайно, полностью признал и осознал вину, просил прощения у потерпевших, вот основная тактика была у защиты.   Учитывая все это, Сашке влепили 3 года «химии», ну то есть вольного поселения, вроде тюрьма, но живешь в специальных бараках, днем ходишь на работу в город на волю без охраны, вечером опять в барак. Раз в месяц можно было получить выходной и сходить домой к родным повидаться.
Сашку определили работать на кирпичный завод в цех по обжигу кирпича. Работа не из легких да и еще и вредная. Через полгода Санек на смене потерял сознание. Дал о себе знать порок сердца. В больнице ему сообщили, что один клапан не работает, и если не сделать операцию на сердце, то он может в любой момент умереть. То, что произошло дальше, могло быть возможным только в Советском Союзе. Ему осужденному по уголовному преступлению и отбывающему наказание, сделали дорогую и сложнейшую на то время операцию на сердце абсолютно бесплатно. После этого Сашку по состоянию его здоровья, досрочно освободили.
 Санек все время чувствовал вину перед мамой и нашим отцом за то, что произошло. Время разделилось на до и после, и вернуть ничего было уже нельзя.
К нам, через всю страну приехал наш дед и настоял, что бы Сашка обратно вернулся с ним в деревню, так будет лучше для всех, сказал он, и мы опять с ним расстались…
Через год мы традиционно поехали навестить Сашку и бабушку с дедушкой. За этот год разлуки Сашка опять стал тем самым парнем в деревне, которого все знали и любили. Только теперь он стал к себе относиться безрассудно. Перестал себя жалеть и жил со всеми наравне. Считал, что случай дал ему второй шанс на нормальную здоровую жизнь. На очередной какой то клубной потасовке в деревне из за местных девок, в драке Сашку кто то сильно ударил в грудь, после чего ему пришлось вставить кардиостимулятор, сердце уже самостоятельно работать не могло…
В следующий раз, я Сашку увидел только через 6 лет. Я за это время успел отслужить в армии, жениться и породить сына. Егорка тоже стал большой и обзавелся семьей. И только Санек по прежнему оставался бобылем.
Жениться я не хочу, знаю, что долго не проживу, да и зачем и кому нужна будет молодая вдова, а дети наверное у меня все таки есть, баб то было у меня куча, бегают где-то Александровичи - говорил он, опять так же красиво затягиваясь сигаретой, и улыбался сверкая золотой фиксой в зубах.               
Дед умер в апреле девяносто третьего и мы решили забрать Сашку с бабушкой к себе, но она на отрез отказалась ехать к нам, сказав, что не хочет умереть далеко от своего мужа и осталась у тетки. Так, мы почти как у Дюма, десять лет спустя вновь воссоединились с Сашкой. Это уже был тихий, потрепанный жизнью, но такой же не унывающий Санек.
В последний год Санька сильно болел и в конце ноября попал в больницу. Врач сразу нам сказал, что надеяться не на что, вопрос только времени. Перед тем как уйти в беспамятство Сашка попросил у меня мандарин, в тот день у меня был день рождения. Мы с ним вспоминали те уже далекие, как оказалось теперь счастливые для нас года и он мечтательно произнес слова которые я не забуду никогда:
Я вот опять «вылезу» из больнички и мы обязательно с тобой еще зажиганим с девками, да и у меня должок перед тобой, джины то я тебе новые так и не купил… Ты главное не ссы, на твой день рождения я не умру, обещаю…
Егорка разбудил меня телефонным звонком в пять утра, на том конце провода плакала мама
Сашка умер… - тихо сказал мне братик.
Санек сдержал свое обещание, и умер через два дня после моего дня рождения…