Опыт, которого лучше не иметь

Анна Штомпель
"Суд идёт"? Ковыляет!.. Личный опыт.



Вот уже пять месяцев я хожу по судам.

Большинство людей после такой фразы вздрогнут и посмотрят с сочувствием. Примерно так, как если объявить, что полгода посещаешь стоматолога и сверлишь один и тот же больной зуб.

К счастью, в моем случае дело обстоит иначе. Судьба – тьфу, тьфу, тьфу – уберегла меня от всех привычных судебных стенам ролей. Царство Фемиды я посещаю в качестве корреспондента. Наблюдаю за чужими драмами и знакомлю с ними читателей. Но сказать, что я смотрю со стороны, было бы не совсем верно.

По-своему я сопереживаю всем участникам процесса. И все время держу в голове простую мысль: «Это может случиться с каждым». Наверное, именно поэтому (а не только из любви к загадкам и легкому чтиву) так популярен детективный жанр и все судебные телешоу. Они как будто про нас с вами, хоть мы отнюдь не жаждем стать их главными героями.

Суд – это такой опыт, которого лучше не иметь.



Космическая скорость

Известно, что сценарии телесудов написаны "на основе" реальных событий, то есть во многом выдуманы, а обвиняемые и потерпевшие – артисты, которые более или менее убедительно играют свою роль. Но кому интересно об этом помнить? Само действие увлекает. Четко, ярко, динамично. Как выступают свидетели – заслушаешься! Полчаса, час – и злодей разоблачен, жертву обстоятельств освобождают прямо в зале суда, а истинный виновник пригвожден неопровержимыми уликами при вновь открывшихся обстоятельствах. Неважно, что сюжеты повторяются – простодушный зритель охотно прощает эту условность. Главное, что каждый раз есть «ах» и справедливость торжествует.

А теперь перенесемся в реальный зал суда. Грустный контраст, я понимаю. Но попробуем.

Прежде всего, ни о каком часе речь не идет. Час иной раз занимает только рассмотрение очередного ходатайства. Заседания длятся и три, и четыре, и шесть часов (а пересказать порой нечего), переносятся на неделю, потом еще на неделю...

Пунктуальность оборачивается вредным качеством. Приходишь в назначенное время и томишься в коридоре, потому что нет прокурора (разрывается между процессами), задерживается адвокат (не могут дозвониться) или сам подсудимый (нет конвоя). А когда через час-два все в сборе, оказывается, что не явился главный свидетель. Постановляют «подвергнуть приходу» – и снова откладывают процесс.

Пара месяцев – это космическая скорость. Месяц – уже световая, из области фантастики. Если дело рассматривается «в особом режиме», без обычных проволочек, если подсудимый полностью раскаялся, а все участники процесса заинтересованы в скорейшем вынесении приговора – тогда, может быть... В качестве примера можно привести «дело судебных приставов» (см. №231 за 2013 год и №5 за 2014 год).



Не до романтики

В коридоре пристав весело спрашивает у дамы-адвоката: «Ну, как дела? Все жуликов спасаешь?» – «Приходится, – улыбается она. – Вот сейчас одному дали восемь с половиной лет. А он только недавно освободился. Три месяца погулял». – «Ну, это как в фильме: украл, выпил – в тюрьму. Романтика!..»

Не знаю, как насчет тюремной «романтики», но в судейских стенах все засушено до зевоты и сведено к обычным бюрократическим процедурам. Все эти формальности – такая же необходимая рутина, как, например, заполнение читательского формуляра в библиотеке. Как говорится, «таков порядок вещей».

Даже самые громкие процессы развиваются не увлекательно и остросюжетно, а большей частью медлительно, скучно, неповоротливо. Ну, никак не изложить их в духе Агаты Кристи. Пока дойдет до сути – сто ходатайств и проволочек. 

Судебно-правоохранительная система в книгах и фильмах отличается от реальной примерно так же, как «История в рассказах для детей» – от подлинной истории государства. Ни в одном детективном романе вы не прочитаете, как адвокат в течение нескольких часов с маниакальным упорством изводит свидетеля: «Во что поместили купюры? Каким образом опечатали? Чем оклеили? Где взяли ярлыки? Где взяли степлер?..» (см. «Гонки по кругу», №32). Романтики в таком процессе – ни на грош. Это тяжелая изматывающая процедура. Секретарь строчит по бумаге, я тоже стараюсь не отставать, но в сухом остатке – совсем немного и малоувлекательно.



Спасение обвиняемого

Телесюжету с «освобождением в зале суда» поверит лишь неизлечимо наивный. Шанс на оправдательный приговор в России – исчезающе малая математическая вероятность. Если сойдутся звезды, административное дело могут вернуть «на доработку» и забыть о нем навсегда – вариант «и волки сыты, и овцы целы». Например, в случае с «Русскими пробежками» их лидеры так и остались «без вины виноватые» (см. №7).

В уголовных делах и на это рассчитывать не приходится. Спасение обвиняемого – как правило, дело рук самого обвиняемого. Государственные защитники демонстрируют олимпийское спокойствие и равнодушие к судьбам своих подопечных. Для них это – текучка, рутина. Частные адвокаты, напротив, иной раз так усердствуют, что процесс длится и длится, словно какая-нибудь «Санта-Барбара».  Это наглядно демонстрирует «дело о взятке» (см. № 1, 4, 12, 16, 20, 32, 38, 42 и 46).

Подсудимые – такие же разные, как все мы в подлунном мире. Есть «бывалые», у которых, как говорится, на лице все написано. Приставы конвоируют их с особой строгостью, кричат в коридоре: «Всем перейти на правую сторону!» И ты переходишь, а они проходят мимо – пришельцы из чужого мира, где твои заботы, радости и горести не имеют ровным счетом никакой цены.

А есть другие.

Жду начала заседания. За закрытой дверью – процесс. Наконец выводят обвиняемого. Молодой парень невысокого роста. За ним спешит женщина и еще один паренек. Все трое настолько похожи, что взгляда хватает, чтобы понять: это мать и два сына. Одного из братьев не миновала лихая участь. Он оборачивается, тянет руки к матери. Приставы сурово говорят: «Отойдите, не положено». Но двух-трех секунд хватает, чтобы мать могла прикоснуться к сыну, подержать его за руку. Ее не отрывают, проявляют милосердие. Брат говорит приставам: «Спасибо...» Подсудимый улыбается, чтобы утешить мать. Его уводят, а он все оборачивается с приклеенной улыбкой. Второй сын трогает женщину за плечо: «Мам, идем». Женщина молчит. Вид у нее растерянный и осиротевший...



Для чего нужна пресса

Присутствие прессы адвокаты склонны трактовать в свою пользу. Например, в  «деле о телефоне» защитница подает ходатайство о проведении экспертизы с формулировкой: «В присутствии корреспондента «Самарских известий». В «деле о взятке» адвокат заявляет: «Ваша честь! Мой долг – потребовать отвод прокурора, поскольку все мы – и органы СМИ – явились очевидцами того, как прокурор в коридоре беседовал со свидетелями. Это злоупотребление служебным положением».

Возникает чувство (может быть, ложное), что присутствие прессы заставляет служителей Фемиды хотя бы формально относиться строже к своим обязанностям. Наблюдатель со стороны помогает избежать атмосферы корпоративного «междусобойчика». А невиновным людям за решеткой (такое ведь случается) дается шанс... нет, не на оправдательный приговор – боюсь, тут все СМИ страны бессильны. Но хотя бы на то, чтобы быть услышанным обществом – тем самым обществом, от которого его отрезают. Поделиться своей болью, поведать о самоуправстве  правоохранительных органов, как это сделал подсудимый в «деле об убийстве».

Мое субъективное впечатление: все служители Фемиды – одна компания, условно разделенная на судей, прокуроров и адвокатов. В этих ролях они напоминают представителей конкурирующих партий, которые на экране глотку рвут и обличают друг друга, а в кулуарах приятельствуют и пьют за одним столом.

Разумеется, мои слова не следует воспринимать буквально и уж тем более искать в них «покушение на подрыв устоев судебной системы». Просто система эта представляется мне огромными скрипучими жерновами, которые равнодушно и неспешно перемелют любого несчастного.

Уже не страшно – мы ко всему привыкли.

Но очень грустно.


Опубликовано: Самарские известия от 16.04.2014


Парализованному инвалиду отказано в УДО: http://www.proza.ru/2017/03/01/1580


О равнодушии, которое убивает: http://www.proza.ru/2017/03/06/791


Библиотекарь в колонии: http://www.proza.ru/2017/05/10/1082