Я уволился из Медтехники и оформил перевод в Северное Морское Пароходство, где собственно работать не собирался, т. к. знал, что вслед за мной придет письмо из Управления Медтехники с характеристикой на меня в самом негативном плане. Из Медтехники я уволился под нажимом высокого начальства, которому не понравилось, что я не выполнил просьбу отвезти несколько гранитных плит со строящегося объекта на дачу начальнику. Мне заявили прямо: «Ты нам не подходишь!» В Пароходстве я проработал 1 день и уволился в свободное плавание, т. е. они не знали куда я пойду работать, да я и сам не знал, т. к. был в свободном поиске. А поскольку жил я в микрорайоне Варавино, то попытался найти работу поближе к дому. Институт леса оказался в 10 минутах ходьбы от моего дома, и там была ЭВМ «Проминь» - одна на весь институт, на которой самые умные ученые этого института считали свои диссертации.
Меня приняли старшим инженером и познакомили с Анатолием Михайловичем Третьяковым – программистом ЭВМ. Третьяков был инвалидом с детства – детский церебральный паралич, не работали ноги. Он передвигался на костылях. Однако это не помешало ему закончить Лесотехнический институт и работать в Институте леса на ЭВМ. Несмотря на костыли Анатолий Михайлович оказался очень подвижным человеком, водил машину с ручным управлением, играл в шахматы и настольный теннис. Мы довольно быстро подружились и Анатолий постарался разъяснить мне назначение института леса и то, чем занимаются его сотрудники. Основная задача по моему мнению состояла в изучении влияния вырубки леса на состояние лесной экологии и возможность и способы восстановления лесофонда. Здание института было 4х этажное, но возвышалось над окружающими его пятиэтажными хрущевками, т. к. каждый этаж института был высотой около 5ти метров.
ЭВМ располагалась на первом этаже, где были также архив, библиотека и некоторые технические помещения. На втором этаже распола-гались лаборатории и актовый зал, а на третьем – администрация, т. е. кабинет директора, общий отдел, кабинеты заместителей и ещё некоторые лаборатории. На четвертом этаже была бухгалтерия, фотолаборатория и ещё несколько кабинетов. При виде сверху здание напоминало букву Г. Кроме того имелась небольшая территория, где были склад и гараж. Как правило летом многие сотрудники института отправлялись на так называемые «полевые работы» и на складе получали спецодежду и прочее обеспечение для кратковременного проживания в походных условиях, вплоть до специальных полевых блокнотов.
Работало в институте более 120 сотрудников, из которых около 20 кандидатов наук, а остальные пополам инженеры и лаборанты. Взаимоотношения в институте были достаточно сложные, как впрочем в любом сообществе людей с высшим образованием. Однако следует сказать, что влияние полевых работ сказывалось на взаимоотношениях положительно в том смысле, что людям в полевых условиях приходилось общаться более тесно и узнавать друг о друге много того, что невозможно узнать при обычном общении.
На ЭВМ приходили многие по делу, или так просто поболтать и посплетничать о своих сослуживцах. У нас с Третьяковым были достаточно обширные интересы помимо ЭВМ. Мы играли в шахматы, сочиняли стихи и проводили различные психологические тесты на ЭВМ. После ответа на 50 вопросов – ЭВМ выдавала характеристику на опрашиваемого, в которой сообщалось о свойствах его характера, а также был тест на IQ, т. е. на умственные способности. У меня уже было несколько программ с тестами и мы их немного доработали. Кроме тестов у нас было несколько простых игровых программ, которые тоже пользовались популярностью среди сотрудников, особенно «Лунник». Надо было быстро решить задачу посадки на луну спускаемого аппарата при заданной скорости этого аппарата и выдать величину импульса торможения. На экране аппарат изображался набором букв. Таким же набором букв можно было распечатать портрет Гагарина или Монны Лизы.
Всеми этими приятными делами мы старались заниматься либо во время обеда, либо после работы, но к ночи институт закрывался. Собственно в мои функции входило поддержание ЭВМ в рабочем состоянии. Программами и расчетами на них занимался Третьяков и я не особенно вникал в его дела. Хотя следует сказать, что с его помощью многие ученые мужи получили свои кандидатские степени. Тем более, что в это время становилось модным что либо рассчитать на ЭВМ. Нас с Третьяковым как то вызвал директор института Листов и предложил нам что то посчитать на ЭВМ. Когда я спросил его: «А что посчитать?» - он не смог дать никакого вразумительного ответа. Впоследствии, когда я по его заданию вместе с другими сотрудниками высаживал сосновый лес в Лешуконском районе, а именно сеял семена сосны в землю на двух опытных участках – один с удобрениями, а другой без удобрений, то я понял, что надо было посчитать. Этот лес я сажал в 1982 году и сейчас он уже вырос за 30 с лишним лет.
Конечно поначалу мне было трудно въехать во все проблемы института, но со временем я кое что понял. Наши посиделки посещали многие сотрудники института, среди которых были кандидаты наук, инженеры, лаборанты и даже водитель директорской «Волги» Андрей. Он неплохо играл в шахматы, у него был 1й разряд. Я его попросил провести со мной несколько партий для обучения игре в шахматы по классической схеме. Мы с ним сыграли 100 партий, все из которых я ему проиграл, причем он старался пояснять игру и указывать на мои ошибки. Когда я выиграл у него 101 ю партию – он сказал: «Всё! Обучение закончено.» Иногда, когда было свободное время, Андрей возил меня на директорской «Волге» по нашим делам. Я, со своей стороны, обучал Андрея основам компьютера.
Иногда, во время совместных чаепитий мы рассказывали друг другу разные истории из нашей жизни и Андрей поведал о недавно произошедшем случае. Кроме того, что он был шахматистом 1го разряда, он был ещё и водителем 1 го класса. Так вот он рассказал, что возил директора и его зама по науке Чибисова за 50 км по Вологодскому шоссе, и когда они возвращались обратно – оба начальника сидели на заднем сидении и о чем то беседовали, а Андрей мчался по хорошей дороге больше 120 км в час. Волга шла мягко, как вдруг под переднее колесо попал небольшой камушек, которого Андрей не заметил, т. к. отвлекся и машина стала переворачиваться, но Андрей вовремя среагировал и не дал машине перевернуться, а продолжил движение на двух левых колёсах, и тут начальство попыталось пошевелиться, на что Андрей заорал: «Сидеть! Вашу мать!» Через некоторое время он мягко поставил машину на 4 колеса и остановился у обочины. После чего попытался извиниться за грубость, но начальство ему ответило: «Всё правильно. Спасибо за работу.» Директор вышел из машины и побежал в придорожные кустики. Мастерство Андрея, как водителя я оценил, когда он катал нас на Волге по вспаханному полю несколько минут на полном газу и не останавливаясь выехал на грунтовку. Когда он ехал по полю за нами поднимался столб земли из под колес, а мы кружились по полю, как в танце.
Среди наших постоянных посетителей был Василий Боголепов – хороший инженер по лесным делам и очень добрый к людям человек. Он тоже немного играл в шахматы, а ещё принес как то несколько духовых ружей для тира, который мы организовали в подсобном помещении ЭВМ. Василий имел какое то отношение к профсоюзной организации, а там были эти ружья для тренировки сотрудников выезжающих на полевые работы, т. к. в лесу им иногда выдавали ружья для защиты от зверей. Поэтому учиться стрелять было необходимо по службе. Как только мы не стреляли. И по мишеням, и по спичкам, и в бритву так, чтобы пулька пополам. Но стрелять очень быстро надоело и мы опять переключились на тесты.
Однако наступал очередной праздник 7 ноября и надо было выпустить стенгазету к празднику. С такой просьбой к нам обратился комсомольский секретарь института и мы решили ему помочь, но попросили держать в секрете информацию о газете. Была идея написать в стихах поэму про наш институт, но действующие лица были лесные жители – медведь, волки, лиса и прочие глухари и перепелки. Конечно трудно было по заказу создать эту поэму, но у нас кое что получилось, и когда газета была вывешена на всеобщее обозрение на втором этаже – институт два дня обсуждал написанное. Без критики в газете не обошлось, но это было мягко и неконкретно. Впоследствии мы сделали радиопостановку в лицах, роли в которой исполняли наши постоянные посетители. Мы записали постановку на кассетный магнитофон и под Новый Год транслировали на весь институт. Наша пьеса сопровождалась хорошей музыкой, которую мне помог записать мой младший брат-музыкант. Это было коллективное творчество и многие, кто принимал в нем участие наверняка запомнили это чувство совместного созидания и радость от полученного результата.
Конечно в институте ещё и работали – писались отчеты, диссертации и научные труды, проходили семинары и конференции, в одной из которых и принял участие наш постоянный посетитель Андрей Цуканов. Он работал в лаборатории лесопользования и у него был небольшой опыт работы лесничим в республике Коми. На конференцию приехал один австрийский профессор, который в то время писал научный труд о росте лиственницы на Севере Европы и ему были нужны образцы древесины лиственницы возрастом более 200 лет, которая растет как раз в республике Коми, и о которой наш Андрей знал не понаслышке, а реально эту лиственницу трогал руками.
Андрею удалось договориться с профессором о том, что он сделает для него керны лиственницы определенного возраста и расположенной на определенной широте и долготе Европейского Севера России. Договор был негласный, и о нем знали немногие из близкого круга. Для работы профессор предоставил Андрею специальный инструмент по выбору кернов. Керн – это небольшая цилиндрическая выборка из ствола дерева, диаметром около 40 мм и высотой от 10 до 50 сантиметров. Этот материал был необходим профессору для изучения изменений климата Европейского Севера за последние 200 лет. За эту работу профессор обещал Андрею заплатить примерно 10 тыс. долларов. Учитывая, что такие деревья расположены в очень удаленных и труднодоступных для обычного человека местах – цена была вполне разумная.
За два года Андрей провел эту работу и доставил профессору необходимый материал. Ему помогал его друг, с которым они вместе побывали в Цюрихе, где жили в горах на даче у профессора, а когда Андрей получил оплату за работу, то они с другом купили подержанный «Пежо» и на нем отправились из Европы в Россию. Андрей купил в Европе атлас автомобильных дорог Европы, в котором были и дороги Европейской части России, причем на Российских картах многие из этих дорог были не отмечены. Я видел этот атлас и поражался, что там обозначено то, чего на наших картах нет.
Я проработал в Институте леса около 2х лет, пока меня не позвали на второй лесозавод налаживать автоматизированную систему сортировки сырых пиломатериалов, которую я начал проектировать 4 года назад в ЦНИИМОДе, и которую мои коллеги закончили, но надо было её довести до кондиции. Я попросил предоставить мне жилплощадь и соответствующую оплату труда и директор завода всё обещал, но не все выполнил впоследствии. Но об этом в другом рассказе.