Модная нынче тема «понаехавших» рождает во мне личные ассоциации.
Вспоминается период, который власть деликатно именует «события в Чечне», а на самом деле это была война, и любое другое слово здесь ложно. Война без победителя. Все проиграли. И федералы, и боевики. И русские, и чеченцы. А больше всех – те несчастные (самых разных национальностей), которые вынуждены были оставить свои дома и бежать куда глаза глядят в отчаянной попытке спастись.
Беженцы.
Около 20 лет назад моя семья была в числе таких же «понаехавших» в Самару из Грозного. Большинство наших земляков осели в ближайшем к Чечне Ставропольском крае, и там (может, в силу массовости явления) отношение к «русским чеченцам» не всегда было доброжелательным. Самара, напротив, встретила беженцев очень гостеприимно. Нас поселили в профилактории на Мехзаводе, поставили на довольствие, обеспечили теплой одеждой, а впоследствии выплатили компенсацию за потерянное жилье.
Но есть потери, которые не измеряются деньгами. Я знаю много людей с трагической судьбой. Для кого-то Самара стала второй родиной, кто-то так и не смог прижиться. Но всех нас объединяет ностальгия по довоенному Грозному и те страшные воспоминания.
Галина Геннадьевна, врач, 54 года:
– Мы жили в частном секторе. В 1995 г. к нам пришли вооруженные люди и дали понять: уезжайте по-хорошему, все равно заставим. Потом начались бомбежки. Телевидение не работало, но разнесся слух, что дали «коридор» для мирных жителей. Мы забрали документы, самые необходимые вещи и пешком пошли по Старопромысловскому шоссе. Идти нам было некуда, но под бомбами не выбирают.
У меня трое детей. Старшей, Насте, в то время было 14 лет. На границе города нас остановили боевики. Подошли, тыча оружием, и с ухмылкой кивнули на Настю: «Оставьте нам девку, тогда пропустим». Я сняла золотые серьги и отдала их со словами: «Возьмите все, пощадите!» Золото они, конечно, забрали, и с той же ухмылкой нам было сказано: «Валите». Пошли на негнущихся ногах и услышали, как сзади щелкнул затвор. Подумалось: вот сейчас выстрелит – и конец. Через несколько метров старичок стоял над распростертой в луже крови пожилой женщиной (вероятно, женой) и монотонно повторял тонким голосом: «Она умерла, она умерла, она умерла...» Мимо проехала легковая машина. Грешница, я позавидовала им... а через две остановки увидела, как машина объята пламенем.
Добрались до Минвод, относительно безопасного места, и вот там наступила реакция. Ноги подкосились, я села прямо на асфальт. Хлынули слезы вместе с соплями. Никто не мог меня поднять (женщина я не маленькая). Дети стояли рядом и повторяли: «Мама, не плачь, теперь все хорошо». Я рыдала до умопомрачения, пока не осознала, что детям и мне больше ничто не грозит.
В миграционном пункте нас распределили в Самару – один из городов, принимавших беженцев. Дети закончили школу, сейчас у них устроенная жизнь. До сих пор считаю, что нам сказочно повезло выбраться из ада живыми.
Людмила Сергеевна, пенсионерка, 75 лет:
– Не знаю, что страшнее: бомбежки или оставить свой дом. Мы с мужем тянули до последнего. Пережили зиму 1994-95 гг. Не было отопления, газа, электричества. Ванную заполняли снегом, а талую воду использовали для питья и приготовления пищи. Между этажами «хрущовки» соорудили что-то вроде печи, там ели и грелись. После первых ударов вылетели стекла. Окна затыкали кто чем: целлофановой пленкой, одеялами, досками. Спали в верхней одежде. От гибели спасла мягкая грозненская зима и взаимовыручка.
С благодарностью вспоминаю чеченскую семью из соседнего подъезда. До войны наши дети учились в одном классе. Однажды к нам пришел отец семейства. Мы с мужем сидели за обедом: пустой суп, сухарики и разделенная пополам карамелька. Муслим сказал: «Знаю, что вы одиноки и вам некому помочь» – и поставил на стол полную сумку продуктов: чай, крупы, консервы. После этого несколько раз присылал с дарами своего сына.
Когда меня спрашивают: «Как относились к вам чеченцы?» – я всегда отвечаю, что очень благодарна всем тем знакомым и незнакомым людям, которые в буквальном смысле спасли нам жизнь. Под Новый год я решила навестить свою сестру, такую же пенсионерку. Автобусы давно не ходили. Шла пешком несколько остановок. Туда добралась благополучно, а на обратном пути увидела летящие снаряды. Мимо бежали боевики – совсем молодые парни. «Куда ты, бабуля? – крикнули они по-русски. – Там стреляют!» – «Я там живу». – «Ну, тогда держись за нами, ближе к домам». Последние две остановки бежали вместе. Не знаю, откуда взялись силы. В дом влетела вся взмыленная. Хорошо, что муж был глуховат и не слышал стрельбы. В одну из ночей страшный взрыв сотряс дом, подобно землетрясению, а утром мы узнали, что бомба угодила в крайний подъезд. Несколько квартир сгорело дотла.
Тогда мы поняли, что надо бежать.
Я благодарна Самаре, которая дала нам приют. Но почти 60 лет я прожила в Грозном. Там родились мой отец и дед. Остались могилки предков. Фотографии. Книги, которые муж собирал всю сознательную жизнь. Какие-то милые бытовые мелочи, которые не измеряются деньгами и не подлежат компенсации. Вспоминаю косточковыдавливатель для вишен и вкус тутовника. А вы знаете, что такое тутовник?..
Борис Иванович, охранник, 58 лет:
– Единственное, что удалось спасти, когда в дом попала бомба, – это документы. Потом они спасли меня самого. Знаю многих, чьи бумаги сгорели в огне. Мои соседи по общежитию не имели статуса беженца, а значит, не получали продукты. На работу никто не брал без паспорта и самарской прописки. Им приходилось собирать бутылки и жить людским подаянием. Помню, как-то на общей кухне они варили грибы – вонь была страшная. Откуда они их взяли, не знаю, и как не отравились – тоже. Мы с женой продукты получали, но потом оказалось, что «расписывались» за гораздо большее количество. Кто-то умудрялся воровать даже у беженцев. Но я доволен тем, что имел. Получившие компенсацию считались счастливчиками. Многие мечтали о хибарке в поле, а нам удалось купить в городе «однушку». Сейчас у меня родился внук, и я чувствую, что наконец «врос» в Самару.
Карина, продавец-консультант, 23 года:
– Мне было шесть лет. Семья пряталась от бомбежки в подвале. Я замерзла, и мама побежала за теплой курткой. В это время во дворе упал снаряд, и осколком ее ранило в живот... Бабушка совершила подвиг, чтобы добраться до больницы, но там сказали: «Ничего поделать не можем. Нет ни лекарств, ни бинтов».
После этого мы бежали. Кажется, шел дождь. Прямо посреди дороги лежала женщина с лицом, уткнутым в лужу. Я вспомнила маму и закричала. С тех пор это самый яркий эпизод. Я не помню бомбежек, не помню голода и страха, но эту женщину я запомнила на всю жизнь.
Сейчас мой родной город – Самара. У меня здесь друзья. Но бабушка все равно тоскует по Грозному. По-моему, зря. Сейчас это совершенно чужой город со своей культурой. Хотя, если бы не война, мое детство прошло бы там, и все было бы по-другому. И мама была бы жива.
От автора
В школе я сидела за одной партой с чеченцем. Мы дружили, списывали друг у друга, иногда ссорились – все, как полагается. Не знаю, что с ним стало. По возрасту он вполне мог быть одним из боевиков: оружие давали почти мальчишкам. Про других своих одноклассников (чеченцев и ингушей) мне кое-что известно благодаря соцсетям в Интернете. Некоторые убиты, другие вернулись к мирной жизни. Я до сих пор считаю их своими друзьями, надеюсь, и они тоже. Всегда приятно получать весточки из родных мест: фотографии, видео, просто добрые слова.
Знаю, часть русских беженцев относится к чеченцам и Кавказу с ожесточением. Как правило, эти люди пережили личные трагедии, и осуждать их я не берусь. Мне повезло: никто из моих близких не был убит, искалечен, изнасилован. Мои родители пережили все тяготы военного Грозного, но о соседях всегда отзывались с уважением и благодарностью. Инвалида дядю Сашу (он с трудом мог самостоятельно передвигаться) друзья-чеченцы при бомбежках носили в подвал на руках. В бывшем отделении милиции устроили тюрьму для военнопленных – солдат-срочников. Так чеченские женщины (люто ненавидевшие контрактников, но сочувствовавшие мальчишкам, которых ни за что бросили в пекло) носили им еду. Тем, кто, быть может, еще вчера стрелял в их сыновей. Тем, в кого стреляли их сыновья...
В лагере беженцев лежал маленький чеченский мальчик с оторванными ногами. Разве ему или его матери важно, был ли это российский снаряд или мина-растяжка боевиков?
Война без победителя. Без пафоса и оправданной цели. Война, за которую всем нам должно быть стыдно.
Опубликовано: Самарские известия от 7.11.2013
Читайте о беженцах из Донецка: http://www.proza.ru/2017/03/07/1736
"ИГРА В ПАЗЛЫ, или ДЕВОЧКА ИЗ ГРОЗНОГО" - первая книга автора.
Первая публикация состоялась в журнале "Русское эхо" (самарское отделение Союза писателей России).
В 2020 году повесть вышла отдельной книгой в издательстве "Аквилегия-М". В настоящее время весь печатный тираж продан.
!!! Приобрести электронную книгу можно на ЛИТРЕС.
Там же новинка - "ИГРА В ПАЗЛЫ: НОВЫЕ ПРАВИЛА".
Там же - полностью и бесплатно - моя сказка для взрослых "МАСТЕР МЫЛЬНЫХ ПУЗЫРЕЙ" с замечательными иллюстрациями.
Очень признательна всем за оценки и отзывы!