Глава 15 Тарелка лукового супа
Мне нравилась сутолока парижской уличной жизни. В толпе всегда были недовольные, они оглушительно выкрикивали политические требования, понося налоги и подати, а заодно и королевские эдикты, упражняясь в красноречие с памфлетами, которые тут же продавали непонятные личности за сущую мелочь. Уже шесть лет ходила, учрежденная Ришелье, Газетт с огромной подборкой новостей, но с традиционными листками парижских памфлетистов конкурировать не могла. Как только городская стража пыталась поймать распространителей листков, толпа тут же зверела, и оборванцам с пачкой прокламаций порой даже не приходилось прятаться. Население, как будто для этого высыпавшее на улицу, жаждет новостей. Послушать всяких писцов, ремесленников, мелких торговцев, да просто нищей сброд, так получается у всех на уме, как можно быстрее вмешаться в государственные дела. Отделить досужих болтунов от истинных заговорщиков никакой тайной полиции не хватит.
С грудным младенцем с удовольствием гуляла вдоль берегов Сены. Слава Богу, от нас до набережной совсем не далеко и я стала часто выходить смотреть на волны, оживленные многочисленными лодками и гружеными судами – что и говорить, водного транспорта на Сене много больше, чем на Луаре. А еще приятно наблюдать всплески рыбы на воде.
Раз на Набережной Железного лома мой взор упал на изможденную женщину, едва бредущую к неясной цели. С Николь я виделась не так часто, как бы хотелось, общения не хватало, и потому охотно заговорила с представителем дамского сословия, которая по непонятным причинам была мне симпатична.
Она следовала от улицы Гренель в сторону церкви Сен-Жерве и совсем выбилась из сил. Мы познакомились и по едва приметным жестам ли, словам, почувствовала ответную симпатию. Ей определенно понравилось, как я легко общаюсь, нимало не смущаясь младенца на руках. По лицу ее читалось сразу, - на человека свалилось несчастье.
Путешествуя по стране со своей госпожой, они попали в зону эпидемии «черной смерти» и, если мадам отделалась легко, то Катрин слегла. По прибытие в Париж госпожа определила умирающую служанку в женский монастырь на берегах Уазы, пользующийся отменной репутацией и добрые монахини действительно выходили Катрин Фрашон. Однако болезнь отняла много времени и когда Катрин почувствовала силы вернуться к своей госпоже, та уже спешно покинула Париж и уехала в Испанию.
- Теперь куда направляешься? Испания далеко, - участливо спрашиваю, уставшую и растерянную женщину.
- Получилось, что осталась без средств к существованию. Возможно моя госпожа думала, что я умерла, к тому всё шло, оттого не оставила никаких распоряжений на мой счет, и меня не оставляют в ее особняке, поскольку мое место всегда было рядом с мадам, а она сейчас за высокими Пиренеями. На улице Барр, это сразу за церковью Сен-Жерве, есть дом принадлежащий монастырю Мобюссон, в котором я находилась. Может аббатиса согласиться приютить меня, пока моя госпожа не вернется.
- Боюсь туда ты в таком состоянии не доберешься. Как насчет завета славного короля Генриха IV?
- Это о каком завете речь?
- Он желал цыпленка на обед каждой французской семье.
- Я совсем не голодна, просто чувствую слабость в ногах.
- Вот и нужно влить силы в тело поблизости, тогда и Сен-Жерве можно достигнуть. Даже от лукового супа откажетесь?
Как-то непроизвольно я переходила то на «ты», то на «вы». Она слабо улыбнулась и медленно пошла за мной.
По дороге она неожиданно спросила, что мне пришлось остановиться.
- Вы знакомы с Винсентом де Полем? Я с удивлением воззрилась на собеседницу. В голове проносились разные мысли. Может, что-то знает про моего первого ребенка?
- Я про луковый суп, - не дождавшись ответа, продолжила Катрин. Остановка явно была ей на пользу.
- Отец Винсент сколачивает конгрегацию сестер милосердия. Очень уповает на монашек Мобюссона, да и не только их. Ему не важно положение женщины в обществе. Когда он был в монастыре последний раз, он и меня подключил к своим наставлениям. Запомнился его пример с луковым супом.
- Нет, нет, - продохнула я наконец, - я безо всякой задней мысли предложила вам этот суп, поскольку наварила его много. А что говорит про луковый суп столь уважаемый человек?
- О, он мудро предупреждает начинающих миссию милосердия, что мало дать страждущему тарелку лукового супа. Дать суп и хлеб - это еще не все. Это могут делать и богачи. Но маленькая служанка бедных, дочь милосердия, всегда должна улыбаться и быть в хорошем настроении, наставлял он. Бедные - твои господа, господа страшно раздражительные и требовательные. Ты в этом убедишься. Так вот, чем более отвратительными, грязными, несправедливыми и грубыми они будут, тем больше их следует любить... И только за эту любовь бедные простят тебе хлеб, который ты им дашь.
Приступать к обеду было рано, но утвердившись в желании накормить обессиленную гостью, налила две тарелки лукового супа. После трапезы сразу уходить гостья посчитала неудобным, да и в отдыхе она нуждалась тоже и мы повели незначительную беседу, прерываемую кормлением сына. На наши голоса в комнату заглянул муж. Сначала он по-особому стал вглядываться в мою собеседницу, а потом вскрикнул, - Кэтти! Было очевидно, что Планше изменился не столь существенно, как молодая, красивая женщина, побывавшая в лапах смерти, но та некоторое время смотрела на моего мужа недоуменно, а потом в волнении спросила: вы все еще в услужении у господина д’Артаньяна?
- Нет, служба позади; на пару с женой управляемся в торговой лавке. А почему ты в Париже? Помнится, по рекомендации Арамиса уехала в Тур.
- Да, я тогда приобрела сильного покровителя, что в том положении было необходимо, ибо миледи Кларик, которая звала меня на английский манер Кэтти, мечтала меня убить, как своего деверя и д’Артаньяна.
- Деверя то за что? - спросил Планше, почесывая за ухом.
- Все богатство бездетного лорда Винтера переходило по наследству сыну миледи. Она так досадовала на д’Артаньяна, что он держал в руках его жизнь и не убил, что разом возненавидела бравого гвардейца.
- Не гвардейца, а мушкетера, - поправила я.
Недоуменно обведя взглядом нас с мужем, Катрин неуверенно произнесла: по-моему, он служил в гвардии.
Вот уже который раз речь заходит о давно умершей, но оставившей свой глубокий след дьявола в юбке. Я ведь видела эту женщину. Попробовала напрячь память, но в мозгу крутились только карета, роскошное платье, белокурые волосы и опьяняющий запах духов. Нет, не припомнить.
- Вы ничего не путаете, перед Ла-Рошелью д’Артаньян действительно служил в гвардейской роте Дезэссара, - сказал Планше, бросая на меня взгляд.
Я зарделась. Это для меня д’Артаньян был мушкетером, лейтенантом мушкетеров и даже больше. Планше прекрасно была знакома вся история нашей связи, и несмотря на это говорить о гасконце мне было не с руки. Держа сына законного супруга, одновременно подмывало расспрашивать о прежнем любовнике, но останавливало присутствие мужа. Ёрзая на стуле, я решила больше молчать. Катрин вместе с тем рассказывала нежданные вещи и для Планше.
- Поставив задачу убить деверя, что приносило ей триста тысяч ливров годового дохода, миледи присмотрела для этой цели де Варда.
- Она вроде любила этого де Варда, - вставил Планше.
- Совсем не любила, даже вроде. Так удачно затеявший ссору д’Артаньян не заколол Винтера. Ставка на де Варда была сделана ранее, но интрига с ним не завязывалась из-за тайных козней того же д’Артаньяна. Отдав де Варду кольцо, она ждала, когда тот оправиться от ран, чтобы выполнить ее поручение, но де Вард рукой д’Артаньяна дал полный отбой. Тогда она решила еще раз стравить д’Артаньяна с лордом Винтером.
- Подождите, подождите, эта история не раз в моем присутствии звучала из уст самого д’Артаньяна, и готов утверждать, что дело было не так, - чуть нажал в голосе Планше.
- Д’Артаньян ничего не понял, выступая под своим именем. Был случай, он выдавал себя за де Варда, перед ним все время стояла проблема собственной подмены и он видел здесь только свой обман. Когда миледи хотела назвать ему соперника по дуэли, он ее перебил, сказал, я знаю это де Вард, и спутал ей карты. В ее мозгу встал вопрос - один наемник знает другого и гораздо лучше, чем ей представлялось, а теперь называет имя первого. Чтобы не раскрываться ей пришлось повторить следом имя не Винтера, а де Варда, да тут д’Артаньян стал каяться. Разочарование было двойным, а затем выросло на порядок после обнаружения лилии на плече.
- Да, как же вы знаете такие подробности? - не выдержала я.
- Моя комната была смежная со спальней миледи и я все прекрасно слышала.
- Так у них была ночь любви?! - выкрикнула я.
- Я этого ему никогда не прощу, - тихо произнесла, по сути мои слова, Катрин.
Тут я повнимательнее обозрела это изможденное лицо и убедилась, что ранее она точно была очень хорошенькой, наверное, даже красивее меня. Уверенность, что у нее тоже была связь с д’Артаньяном поселилась в моем сердце с этой минуты.
- О-о, она умела привораживать мужчин, уж я насмотрелась! Д’Артаньян, правда уверял меня, что перехитрит эту женщину, но полностью оказался в плену ее чар; и хоть де Вард ей так и не подвернулся, уверена, тоже плясал бы под ее дудку.
- И вы долго служили у этой женщины? - спросила я, припоминая, что еще в Менге д’Артаньян готов был кинуться вслед за каретой с белокурой миледи.
- Совсем не долго. В мае 1627 года миледи нанимает меня и поселяется на Королевской площади. Я сначала думала, что поступаю в услужение к англичанке. Она старательно поддерживала это мнение, часто беседуя с деверем по-английски, но прислушавшись к изъяснению на нашем языке, решила, что она француженка. Сбежала я от нее в сентябре этого же года.
- Из Парижа уехали в Тур, - качнул головой Планше.
- Да, - подтвердила Катрин и примолкла.
- Я очень дорожу этим местом и вот так все нескладно получилось с моей болезнью, - заговорила она тихо.
Изможденное лицо, скромная одежда, но что-то возвышало собеседницу над простым людом. Как что?! – Аромат.
- Послушай, Катрин, у тебя определенно не много средств, откуда ты их находишь на духи?
- Духов у меня нет, а нежный запах источает одежда. Хранящееся белье и платье в шкафу, я перекладываю смесью высушенных листочков и соцветий растений, которые постоянно собирала для мадам. Это было одной из важнейших моих обязанностей.
- Определенно присутствует лаванда, - сказала я принюхиваясь. Катрин улыбнулась.
- У входа в лавку кашпо с цветами, подоконник уставлен горшочками, да и вернулись с букетом, так что любительницу ароматов распознать легко, но вот вам угадать точный состав содержимого будет затруднительно, - она протянула мне три кожаных мешочка, предварительно достав их из поясного кошеля.
- Всё, что осталось у меня со времени службы у герцогини, - произнесла с горькой улыбкой.
- Ого! Герцогиня! – сказала я мысленно.
Мне было крайне любопытно узнать имя знатной госпожи Катрин Фрашон, но спрашивать напрямую было неудобно, притом, что та определенно боялась повредить себе излишней болтливостью. Кажется, Планше тоже уяснил для себя это обстоятельство, но нашелся.
- Я думаю, вам нет причин что-то скрывать от нас, ведь это место вы получили по протекции наших друзей. Я лично привел тогда Арамиса и на моих глазах он написал вам рекомендательное письмо.
Но, Катрин поджала губы.
Наклонившись и спрятав лукавую улыбку, она поднесла мне к носу поочередно три мешочка. Я уверенно произнесла: всякий несет свой выраженный аромат, но, кроме ведущего компонента чарующую смесь составляют еще четыре.
Катрин Фрашон захлопала в ладоши.
- Пять, любимое число герцогини де Шеврез, - широко распахнула выразительные глаза, прикрыла ладошкой рот и растерянно глянула на нас, недвусмысленно показывая, что проговорилась. Мы с мужем рассмеялись, и Планше еще раз заверил, что нас ей опасаться нечего.
- Видите ли, герцогиня де Шеврез… - стала подбирать слова Катрин, делая паузы.
- Она часто попадает в щекотливые ситуации, а сейчас вновь в опале, и я никак не хочу ей повредить, коль рассчитываю вернуться на прежнее место.
- Здесь вы ни чем не рискуете, - заверил Планше и приготовился слушать дальше, но Катрин определенно не хотела распространяться. У меня ж любопытство разыгралось вовсю.
- Мы не хотели бы выпытывать у вас тайны влиятельной герцогини, но одну загадку разрешите, пожалуйста. В обществе Атоса и Арамиса… - начала я, меж тем, как Планше на меня дико уставился.
- Да, в их обществе я слышала имя герцогини в связи с ее вероятным подбросом собственного младенца священнику.
- Атос, это который любил жену мэтра Бонасье? - спросила Катрин.
- Уж прямо не знаю, как такое могло вам взбрести в голову! - Планше то ли гоготнул, то ли хрюкнул.
- Так сказал д’Артаньян.
- А,а,а, - задыхаясь от смеха, выдавил Планше.
Я постучала кулачком по его спине, выбивая невидимые першинки и обратилась к Катрин, для наглядности покачивая запеленованным сыном.
- Меня, как женщину, волнует вопрос обращения знатной дамы с младенцем.
Катрин немного подумала, потом взяла с нас клятву, что мы никому о том не передадим и поведала историю трагичную и бесстыдную одновременно.
- Герцогиня удивительно сумасбродное существо с пылким темпераментом и богатой фантазией. Осенью 1633 года в момент очередной опалы мы с ней на пару тайными дорогами в мужских платьях пробирались в Испанию и, когда половина Франции осталась позади у моей госпожи взыграли прежние выходки. Постоялые дворы мы обходили стороной и выбрать жилище, куда попроситься на ночлег, было испытанием интуиции в каждых сумерках. Нас принимали за мужчин и, пробравшись в спальню под одним видом, было жутко весело представать в другом, особенно перед священниками. В одной деревне герцогиня соблазнила сельского священника, а после следующего перехода потребовала, чтобы это проделала я.
- Ты на это пошла?
- К тому времени я служила у нее более пяти лет, подчинялась и не таким приказам. Самое удивительное, что обе враз забеременели. Родив одновременно в Испании, сразу засобирались в обратную дорогу. По пути в Париж вернули младенцев каждому священнику, но видимо мой кюре послал мне вслед много больше проклятий, чем досталось от своего герцогине. Я сразу слегла и вот только сейчас стала возвращаться к жизни.
- Кстати, в Мобюссон как-то пожаловал Арамис на пару с Винсентом де Полем. Я лежала без движений, не убеждена, что он меня узнал сразу, но ему рассказали мою историю, кто меня сюда определил и он обещал помолиться за мое выздоровление. Право именно после этого дело пошло на поправку. Так что в переломные моменты судьбы именно этот человек помогает мне.
- Арамис теперь лицо духовное и зовут его иначе, - сказала я, но Катрин оказалась еще осведомлённее.
- Рядом с Мобюссоном располагается поместье Эрбле, где хозяйствует его старший брат. Поэтому он сначала заехал в отчий дом, а потом присоединился к лидеру лазаристов для посещения нашего монастыря.
- Пусть они духовники, но все ж монастырь женский, - говорю.
- Винсент де Поль основал и женское крыло лазаристов в виде конгрегации дочерей милосердия. Что она имеет успехи подтверждает мой случай, - с того света вытащили.