Глава 11 Обед с Арамисом
В середине 1635 года в Бражелон пожаловал человек в сутане. Господи, да это ж Арамис. Первые приветствия друзья провели вельможным протоколом, называя друг друга только граф де Ла Фер и аббат д’Эрбле, но сев за стол тут же стали Атосом и Арамисом. Правда, был еще один переход, когда Арамис скосил глаза в мою сторону, намекая, что за столом не место прислуге, куда он мысленно отнес меня. Тогда граф обратился по имени: дорогой Рене, перед вами кормилица маленького Рауля, а кормилица даже у королей пользуется самыми широкими привилегиями. Это Полин Мартен, у которой мы квартировали в Менге, возвращаясь из под стен Ла-Рошели. С того срока я храню также не выпитое нами Божанси и мы ему отдадим должное, когда будем откланиваться, коль для прощания оно было предназначено, сейчас отведаем иное.
- То-то мне показалось знакомым ее лицо, а что за Рауль, это ваш сын, коль наделяется почти королевскими привилегиями?
- Это мой воспитанник, я забрал малютку у сельского священника, которому ветреная мать подбросила свое дитя.
- Подумать только! Я к вам прямиком из Парижа, где виделся с герцогиней де Шеврез, и она рассказала презабавную историю, как почти два года назад в деревушке затерянной между Тюлем и Ангулемом, соблазнила сельского священника. К сожалению, милая Мари понесла и, чтобы кюре помнил о дьяволе, отвезла ему нежданного ребенка. Уж не его ли вы забрали?
- Может быть, - мрачно произнес Атос.
- А вы не находите, Арамис, что герцогиня негодная мать?
- Ну, своих детей у нее и так довольно, два от первого брака, три от второго. Не хватало еще незаконнорожденных воспитывать, - легкомысленно произнес Арамис.
- Выскажу все же мнение, что от такой матери детям от брака и внебрачным особенно, лучше держаться подальше, - молвил Атос еще мрачнее.
- Все уравновешено в этом мире и, если кто-то избавляется от детей, то кто-то их подбирает. Однако не пойму, зачем вам, Атос, это дитя?
- Бог мой, да куда как всё просто. Что и осталось в моем характере от милой матушки, так это воспитывать и поучать. Когда-то эту отдушину заполнял д’Артаньян, но он вдали и давно вырос. Помните, как он набросился на меня при нашем расставании? В той гостинице, как его…
- «Вольный мельник», - подсказала я.
- Во-во. Быть может это мой шанс, начав с нуля, вырастить для Франции достойного дворянина в наше худосочное время.
Арамис с сомнением покачал головой, но ничего не добавил.
- Странно, приняв сан, вы возобновили контакты с … де Шеврез. Чувствовалось, что Атос едва удержался от нелестного эпитета в отношении герцогини.
- Исключительно политического плана.
- Они и раньше у вас были именно такими, - сказал Атос улыбаясь. Нимало не смутившись Арамис продолжал: меня разыскал Рошфор, ну, тот наперсник кардинала, и уговорил сделать попытку примирить мятежную герцогиню с его высокопреосвященством.
- И вы взялись за это гиблое дело?
- Я решительно ничего не обещал, просто сказал Рошфору, что сделаю попытку. Перспективы для всех рисовались блестящие, но женщины, Атос, редко подчиняются разуму. Что касается Мари, то она будет не она, если откажется от всех интриг, заговоров и скрепит мир между кардиналом и Анной Австрийской.
- Ах, вот куда шли планы кардинала.
- На самый верх и герцогиня тут только передаточное звено.
- Было бы странно, когда б наперсница и сводня Бэкингема и Анны Австрийской протянула руку кардиналу.
- Э,э, Атос, вы не поняли, она с радостью согласилась, но судя по плутоватой мине, совсем не будет верна соглашению. Ей не терпится окунуться в хитросплетения двора и проявить свои таланты двух ярусной интриганки. Я, конечно, предупредил ее от увлечений прошлыми грехами, но она только трясла в согласии локонами волос, таинственно улыбаясь, а кардинал здесь двурушничества не потерпит. Времена меняются. С тех пор, как казнили Монморанси, этого «славы храбрецов», знать прижала уши. Древнейший и блестящий род Франции обезглавлен и только Мари не понимает, что ей при случае тоже могут отрубить голову.
- Да, кардинал всесилен внутри страны и решил взяться за Европу. Вы из Парижа, дорогой Арамис, скажите нам, что это за древний жест с герольдами, когда объявляют войну Испании не только в Мадриде, но в столице Брабанта?
Словно в подтверждении слов о грозном событии в окно прилетел неясный грохот. То ли отдаленный гром, то ли бревна упали с повозки. Невольно дернувшись в сторону окна головами разом, все снова перевели взгляды на гостя.
- Торжественное объявление войны враждебной державе, и не более. Однако, я согласен с вами Атос, что пышно разодетый герольд с трубачом перед воротами Брюсселя смотрелись странно, как будто календарь отсчитал двести лет назад разом.
- В Испании церемонность возведена в культ, так может это им понравилось, -
сказала я и потому, как переглянулись друзья, поняла, что выросла в их глазах.
- Да, да сколь помню по кампаниям, в которых довелось участвовать, ввязываться в сражения научились без герольдов. Ну, да ладно. Наконец-то война идет в нужном направлении и на правильных территориях.
- Что вы этим хотите сказать, Атос?
- Вы знаете, я приверженец теории естественных границ Франции. Потому война за Мантуанское наследство, которая пошла сразу после Ла-Рошели и в которой мне к счастью уже не довелось участвовать, напрасная трата сил. Нам надо присоединить герцогство Савойское и встать на Альпийских перевалах. Воевать на равнинах Италии ни к чему. Савойя когда-нибудь станет французской, а вот герцогство Мантуанское никогда.
- Значит, по-вашему нынешний театр боевых действий более верный?
- Несомненно. Наши войска покатились по землям, население которых говорит по-французски. Валлония самим Богом предназначена присоединиться к Франции, но наступление плохо подготовлено и вслед за победой идет разброд. Взяли Тирлемон, но зачем было грабить мирных жителей? Восстановили валлонов против себя и как теперь закрепляться на этой территории? Да и армия после грабежей всегда теряет свою боеспособность.
- Вы великий стратег, Атос и король с кардиналом многое теряют держа вас вдалеке от планов развития страны.
- Зато я сам предпринимаю усилия для спрямления южной границы.
- Вы вмешиваетесь в активную политику, Атос?
- По секрету вам скажу, Арамис, что совершил уже шесть поездок в Руссильон. Регион бурлит внутри и готов стать французским.
Последовал выразительный взгляд Арамиса, предупреждавший о лишних ушах. Атос с улыбкой добавил: правда особых секретов, тут нет и, если это станет известно кардиналу, санкций не будет.
- Так значит, тогда в Менге вы не случайно произнесли «наследство в Руссильоне»?
- Не случайно. Наследство мне досталось здесь в долине Луары, а работа на благо Франции в Руссильоне. Я даже не стал поправлять тогда д’Артаньяна, что Руссильон последний раз был французским полтора века назад и в настоящее время пока еще не есть Франция.
- Руссильон входил в интересы герцога Лангедока. Уж не связаны были вы с казненным три года назад Генрихом II де Монморанси? - встревоженно спросил Арамис.
- Последний отпрыск великого дома был мне родственником по материнской линии. Именно он прислал мне письмо в Менг. Он же побудил меня ездить в Руссильон и даже дальше. Вот только связи на политическом поприще у нас не получилось или правильнее сказать не установилось. Его интересы были направлены на сколачивание своих земель, а в перспективе возможно независимого Лангедока, что категорически мне не подходило. Поэтому за пределами Франции сразу стал действовать только в интересах французского короля. Я скорблю по утрате родственника и славного дворянина, но его мятежные действия против короны не поддерживал никогда.
- Кардинал всегда особо проверяет родственные связи.
- Не бойтесь, дорогой друг, Ришелье разумный человек, а связей по линии мятежа Гастона Орлеанского совместно с Монморанси у меня нет никаких. Досадно, что имущество Монморанси отошло напрямую короне, как будто у того все родственники такие же мятежники и не имеют права наследовать.
- Ваши действия на границе Лангедока, Атос, вполне могут быть расценены, как работа на пользу наместника этой провинции.
- Повторюсь, связей с Монморанси нет, сам я появился в тех краях через полгода, как король снял судимость со всех заговорщиков Лангедока. Все переговоры с каталонскими грандами заканчиваются моими призывами обращаться напрямую к французскому королю. Даже, если эти разговоры записаны и переданы Ришелье, упрекнуть тому меня не в чем. Общая ситуация складывается благоприятно. В ближайшее время отход к французской короне вырисовывается на земли всей Каталонии. За всю Каталонию не отвечаю, а Руссильон будет французским.
- А как же язык? Если валлоны говорят по-французски, тут с вами нельзя не согласиться, то про каталонцев этого не скажешь.
- Ах, милый друг, на чистом французском говорят в Париже да на Луаре. В Лимузене коверкают, в Перигоре уже черте-что, а в Керси господствует самый настоящий окситанский. Каталанский язык от него не далеко ушел. Скажу больше, я ведь прекрасно говорю по-испански, так вот, каталанский ближе к французскому нежели к коренному кастильскому, который мы по привычке зовем испанским.
Арамис снова с сомнением покачал головой.
- Уверяю вас, добровольное желание населения присоединиться к Франции самый надежный путь приобрести новую провинцию. Потому я так недоволен поведением нашей армии в Валлонии.
Уверенный тон Атоса, поколебал скепсис собеседника, и он спросил более благожелательно: так вы говорите, каталонцы желают присоединиться к Франции?
- Самые высокопоставленные особы склоняются к этому, и речь идет ни много не мало, чтобы признать Людовика XIII суверенным графом Барселоны. В этом городе сейчас живет много французов. Торговая каста в лице маранов и морисков*, этих новых христиан, которым крайне неуютно из-за кастильских предрассудков, тоже поглядывает на Францию. Словом дело идет, к восстанию и обращению за помощью к французскому королю, но здесь нужно быть прагматиком и видеть дальние перспективы.
- Что вы, Атос, под ними подразумеваете?
- Поставьте себя на место короля Испании, конечно, полного отпадения Каталонии он умрет, а не позволит, зато добиться, чтобы граница Испании и Франции проходила точно по хребтам Пиренеев допустимо. В этом случае северная часть Каталонии в лице Руссильона отходит к Франции, тем более что это происходило уже не раз.
Собеседники переключились на еду, возникла пауза.
Небрежно покачивая ногой, гость чуть вытянул руку с бокалом вина, полюбовался его игрой на солнце, потом медленно поставил вино на стол, словно его что-то смущало. Затем Арамис вдруг развернулся на стуле и сделал комплимент, который обычно говорят в начале визита.
- У вас милое жилище Атос! Даже не пойму, отчего не хотели поначалу его принимать.
- Нежданно проявилась родовая спесь. Всё же мои прежние владения были куда как значительнее. Та досада давно улетучилась, однако, представьте, недавно испытал синдром Портоса.
- Какой из многих?
- Помните, он всегда был неравнодушен к замкам, своей мощью указывающих на значительность их хозяев?
- Где вы сыскали фортификационное сооружение в духе Портоса?
- Э, нет. В духе, конечно, своем. Просто не думал, что сейчас во мне может пробудиться желание пожить в шикарном замке.
- Так, где же это?
- Вам ведь доводилось, Арамис, форсировать Дордонь?
- Да, в районе Либурна. Широкая река.
- Это место переправы, если следовать в Бордо. Мне-ж, для спрямления дороги в Руссильон, всё время приходится забирать в верх по течению. Перед этим на пути место юности моего отца, прелестный городок Сарла-ла-Канада, где каждый камень дышит прошлым веком. Так вот, если не следовать от него к переправе через Дордонь обычным путем на Витрак, а отклониться чуть влево, то на скалистом берегу можно узреть необычайно-дивный замок Монфор.
- Атос, я впервые в жизни слышу от вас эпитет двойного восхищения!
Тонкая улыбка окрасила лицо графа, а взгляд был устремлен внутрь себя. Он снова видел перед собой замок, но было понятно, что описывать его дополнительными красками не будет.
- Вы нанесли визит хозяину, Атос?
- Разумеется, нет.
Еще более тонкая улыбка сопроводила ответ, заставив Арамиса не произнести, готовые сорваться слова о знатности его друга и совсем не предосудительности подобного шага. Уж не знаю, каким органом различила слова, которые так и не прозвучали, но немая сцена подтолкнула вмешаться в разговор.
Разумеется, я только слышала о порядках в салоне Рамбуйе, но чтобы господин аббат не думал обо мне, как о провинциалке, не знающей светских манер, решила внести женскую ноту в мужской разговор.
- Раз вы говорили о Рошфоре, то он как-то советовал моей подруге Николь Майё возобновить свое знакомство с родственниками де Брезе, поскольку малютку Клер Клеменс Майё ожидает блестящая перспектива. Однако, что будет такая громкая помолвка пятилетнего ребенка мы не ожидали.
- Этой новости уже два года, - иронично улыбнулся Арамис.
- Известно, что кардинал питает слабость ко всем своим родственникам и особенно родственницам, - добавил он, сменив улыбку на многозначительно едкую.
- А вот я здесь вижу очередную рубку голов аристократам, а не любовь кардинала к своим родственникам, - сказал Атос.
- Маркиз де Брезе определил свою жену в заточение глухого замка Милли, отделив безумную мать от дитя, а Ришелье пальцем не пошевелил, чтобы защитить свою сестру. Маркиз у него в фаворе. На ребенке, как сказывают, лежит ущербность матери, о чем кардинал знает наверняка. После угасания рода Монморанси, Конде самая высокопоставленная фамилия Франции, после королевской разумеется, и этот династический брак, который только намечается, (девочке сейчас семь лет), потому свершится много позже, направлен на ослабление рода Конде. Здесь тонкий расчет политика на многие годы вперед.
- Пожалуй, вы правы, Атос! А почему Полин, Рошфор стал посвящать вашу подругу в замыслы кардинала?
- Она за ним ухаживала в нашей гостинице после ранения.
- Уж не наш ли друг угостил Рошфора ударом шпаги? Сколь помню, он все время гонялся за ним.
- Именно так, господин аббат, - я не решилась назвать человека в сутане Арамисом. Атос вскинул на меня взгляд: вы никогда не рассказывали об этом, Полин, а почему? Знайте, все что касается д’Артаньяна интересует его друзей в высочайшей степени. Лично слышал из уст великого кардинала, когда он вспоминал подвиги д’Артаньяна против него, с оттенком восхищения «это смельчак». Как-то сразу душно стало, но овладела собой быстро.
У меня тоже в этом месте зарыты свои секреты, подумала я и ответила: раньше случая не было, - тут я сделала многозначительную паузу, намекая графу, как мало он со мной беседовал, - зато теперь, когда два его друга рядом, рассказ о том будет к месту.
- Рассказывайте, рассказывайте, - хором вскричали бывшие мушкетеры.
Я набросала детали трех фехтовальных единоборств без подробностей до и после. В это время Шарло подал устриц, а Гримо, убрав пустую бутылку, поставил на стол тот же Сансер.
- Вы всё видели, а были еще свидетели поединков?
- Нет, что вы, д’Артаньян просил меня избавить дуэль от ненужных глаз.
- Стало быть, вы выступали некой поверенной в делах д’Артаньяна, - устремив на меня проницательный взор, произнес Арамис.
- Ему просто не к кому больше было обратиться с подобной просьбой, - как можно более простодушно ответила я.
- Рошфор ничего не сказал мне про поединки с д’Артаньяном, зато охотно поведал, что занялся его наймодателем, подорвав его финансовое благополучие. Они оба не любят галантерейщика, правда, не пойму за что Рошфор на него так осерчал. У милого д’Артаньяна взор всегда падает на женщин своего жилья. Помните, Атос, он не платил за квартиру Бонасье, но отдавал дань прелестям его жены? Сейчас он живет в «Кошке с клубком» с златокудрой хозяйкой, куда его рекомендовал Рошфор, и, представьте, тоже бесплатно. Арамис весело рассмеялся.
Я могла бы указать причину недовольства Рошфора Бонасье, но закусила губу, д’Артаньян расплатился у нас только раз, после королевского похода. Когда он приезжал на дуэль, разменной монетой была я. Сама виновата, кинулась на шею красавцу мушкетеру, зачем же считать, что он любит. Пользовался тем, что само идет в руки.
Легкий, неясный, но настойчивый звук, как будто стрёкот стрекозы в открытом окне, отвлек меня, заставил отключиться от происходящего за столом, и необъяснимым образом уйти в мир собственных переживаний. Как будто со стороны донесся голос хозяина.
- Женщины, это погибель, Арамис, наверняка вы читаете о том проповеди, - Атос опять перешел на мрачный тон.
- Совсем не читаю, пишу.
- Вот так раз, всегда полагал, что проповедь произносится.
- Она и произносится, но не мною. Пишу проповеди на заказ.
- Это кому же?
- Появился некий амбициозный священник, пожелавший снискать себе славу великого проповедника, он хорошо платит. Зовут его Жан Франсуа Поль де Гонди. Вот увидите, он еще проявит себя, но видимо только после смерти Ришелье. Сейчас ему ходу нет и он набирает очки на будущее, читая проповеди в самых бедных приходах. Щедро раздает милостыню и набирает популярность у черни.
- Вас не прельщает возможность возвыситься, воспользовавшись собственным талантом?
- Я всю жизнь в тени, публичная роль не для меня. За мои труды хорошо платят и этого довольно. К тому же постоянные проблемы с желудком.
- Что такое?
- Наша походная пища в пору мушкетерской службы сыграла злую шутку, теперь желудок бунтует чуть чего. Кстати, благодарю за яства, ваш обед восхитителен.
- Арамис, не вставайте, будет еще десерт.
- Может, Атос, поможете мне найти в Блуа повара?
- Вас не устраивает, как готовит Базен?
- Этот мерзавец, сделавшись причетником, мало того, что сам соблюдает все посты, меня норовит все время оставить без мяса.
- Вы живете рядом со столицей, часто бываете в Париже, почему-ж повара искать нужно здесь?
- Мне известно, что именно в Блуа подался повар Лафолона.
- Этого обжоры?
- Того самого, который вместо молитвы после обеда говаривал: господи, помоги мне переварить все то, чем я так славно угостился. Повар у него был отменный, но от капризов своего господина сбежал в Блуа.
- Простите, Арамис, ничего не знаю об этом.
- Я разумеется, направлялся прямиком в Бражелон, но после вас все же заверну в Блуа и наведу соответствующие справки.
Я тоже испугалась, что обед, а главное, интересная беседа, так быстро закончится и попросила Арамиса рассказать о Мерлезонском балете недавно поставленным королем.
- О, это самый королевский балет из всех существующих: Людовик XIII автор всех составляющих его. Сюжет, музыка, хореография, декорация и даже цвет и форма костюмов, все придумал король без участия каких-либо помощников. Не говоря о том, что две маленькие роли, крестьянина и торговки приманками сыграл сам Людовик. Являясь покровителем академии мастеров клинка, венценосная особа многие балетные позиции взял из фехтования. Тут две выгоды. Во-первых, любой мужчина легко запомнит такие па, во вторых, они соединяют в себе грациозность и силу. Сам я не был приглашен на представление, да и было оно вдали от Парижа, но много слышал об этом событии, - начал Арамис.
- Это правда, что король отплясал на костях казненного Монморанси? – спросил Атос.
- Ну, разве что фигурально. Премьера состоялась в замке Шантийи, который ранее принадлежал Монморанси и теперь отошел короне. Потом время все же прошло, чтобы делать такое резкое заключение. Само «дроздование»** достаточно длинное, но вот вторая часть балета под названием «Пажи» длится меньше минуты. Много, много чего говорят, выделяя сразу два подтекста, но, знаете ли не видал, потому судить не берусь.
Арамис отодвинул вазочку с конфитюром, причмокнул языком и спросил: а могу я задать нескромный вопрос хлебосольному хозяину?
- Полагаю, между нами практически нет вопросов, которые можно было так характеризовать, - отозвался Атос.
- Милый друг, обед закончен, а со стола исчезла лишь одна бутылка. Атос, вы почти не пьете, я вас не узнаю. Вместе с тем вино такого качества, что не может служить причиной пренебрежения этим напитком.
- Знатоку ль богословия говорить, что всё на свете приходит к своему завершению? Настал конец и моему увлечению вином. Скажу больше, - иногда чувствую к нему отвращение. По видимому в молодые годы я выбрал меру отпущенную мне на целую жизнь.
Арамис глянул удивленно: я крайне рад за вас, потому что только этот недостаток набрасывал тень на незаурядную личность, какой вы, мой друг, несомненно, являетесь.
- Очень рассчитываю, что вы у нас задержитесь Арамис, и тогда при отъезде мы непременно откупорим бутылочку Божанси, которое не допили в свое время при расставание в Менге. Я сохранил ту партию и дал зарок, что достану это вино при встрече с друзьями, но оно первоначально было предназначено для прощания и пусть так и будет.
- Ну, разве что потом как-нибудь, но, скажите, ведь что-то же послужило толчком? Не думаю, чтобы та жажда вина, которая прежде читалась в ваших глазах, ушла сама по себе.
- Интересный вопрос. Атос на минуту задумался.
- Вы поразительный аналитик, Арамис, никогда не пытался докопаться до сути в этом явлении, происшедшем как бы нечаянно, но теперь убежден в вашей правоте. Знаете, как молнией осветило. Стою на площади в Барселоне, наблюдаю, как под звуки пронзительной музыки, темп которой задает ведущая флейта и яростный тамбурин, каталонцы один за другим включаются в круг удивительно простого и зажигательного танца «сардана».
- Вы танцевали вместе с ними?
- Нет, только наблюдал, но знаете от вида этого хорового танца с его завораживающим и передающимся, как по цепочке импульсом, ко мне пришло чувство желания жить. Оно буквально ввинтилось в мою душу.
- Простите, Атос, вы что прежде не хотели жить?
- По известным вам причинам свою судьбу я считал покалеченной и совсем не перспективной. Да, именно там, на прогретой солнцем мостовой Барселоны во мне произошел жизнеутверждающий сдвиг, а уж отказ от вина, как следствие.
Низко опустив голову, радушный хозяин надолго замолчал, и за столом повисла тишина. С удивлением отметила, что обычно непроницаемое лицо графа сейчас отражало переход от одного неприятного воспоминания к другому. Испустив глубокий вздох, Атос молвил:
- В конце концов, нам никогда не спрятаться за формулу «мы были только судьи, а палачом сам Бог».
Сделав легкое извивание позвоночника, Арамис энергично включился:
- Позвольте, Атос, никто из нас не держал меч заплечных дел мастера, тут не стоит преувеличивать.
- На беду я разыскал палача, который был заинтересован лично. Это не был случай безмятежно карающего меча. Вы ведь слышали его речь.
- Ну, да, он и судья, и палач; но дорогой Атос, это лично его col;re off;cii (лат. - превышение полномочий) или confusio idearum (лат. - смешение понятий).
Атос покачал головой.
- Я выбрал его, зная, что он уже клеймил эту женщину из собственных побуждений.
- Значит его вина больше, чем у нас пятерых вместе взятых. И потом, он же не взял наших денег, утверждая, что выполняет не нашу волю, а предначертания Бога.
- Вы думаете, Арамис, что утопив золото в реке, он снял с нас какую-то долю ответственности.
- Несомненно, мой друг. Я много размышлял на эту тему перед принятием сана, вода смывает многое и человеческие грехи в том числе.
- Вы знаете, Арамис, нечто похожее приходило мне в голову там, в Барселоне, но слышать это сейчас от вас более чем утешительно.
- Поверьте, Атос, Бог уже распорядился нашими судьбами. Прошло немало времени, теперь у нас в жизни совсем иные цели и провидение еще поставит новые задачи.
Я отметила, что у хозяина Бражелона в глазах загорелся живительный огонек; он чуть расслабился в кресле и слегка повёл рукой над столом, призывая собеседника уделить внимание яствам.
- Простите, Атос, - Арамис сделал жест, мол, не до еды, - сложилось впечатление, что у вас груз вины лишь за армантьерскую казнь. Помниться в Менге… Да, вот, при Полин было сказано, что вы лично повесили белокурое создание, бывшее в ту пору вашей женой. Совсем не призываю вас к исповеди, хотя моё нынешнее положение позволяет и такой оборот, но объяснитесь хотя бы.
- Понимаете, Арамис, не скажу, что преодолел всю тяжесть того поступка, но одно обстоятельство не позволяет отнести его к выходке мужа оскорбленного прилюдно.
- И…, но Атос снова замолчал. Потом, сделав сверх усилие, отразившееся гримасой на лице, продолжил хрипло.
- Я боролся за жизнь, понимаете, в этом всё дело. Когда лесная поляна опустела Шарлотта пришла в себя, и на моё восклицание «дворян не клеймят, что это?», отреагировала совсем не по-женски. Приготовился ждать смущения ангела, но нежданно узрел демона. Ухватив за руку, она повалила меня и принялась душить. Вы знаете, было два момента, когда думал, что спасения нет. Победа над оборотнем вылилась в странный обряд с разрывом платья на лоскуты и повешеньем. Когда позже узнал, что она осталась жива, то простил себя за тот яростный церемониал-вакханалию победы над нечистой силой. - Не в себе был.
- Да, это именно вакханалия, растянувшаяся у вас на десять лет приятельства с бутылкой, но, где же было снято первое заклятие?
- В харчевне «Красная голубятня» под Ла-Рошелью, куда мы экскортировали Ришелье. Помните, я затем поднялся наверх и снял все сомнения по поводу жизни и смерти этой женщины.
- Да, да, вы еще удачно добыли бумагу кардинала. Она не только спасла наши жизни, но принесла патент лейтенанта д’Артаньяну.
- Д’Артаньян, д’Артаньян, если оставалась во мне тогда частица любви не к женщинам, увы, а к людям, то была отдана ему. Из-за него вторично пошел на казнь дьявола в юбке и …
- Атос, вы снова будете корить себя и нас вместе с собою?
Хозяин Бражелона неожиданно улыбнулся.
- Нет, Арамис, я ценю ваши познания в богословии, и пример с утонувшим золотом, очистительными свойствами воды, нахожу убедительным.
Арамис расхрабрился, сдерживаемое до поры любопытство было отброшено.
- Позвольте еще вопрос из прежней жизни. Давно, сразу после свадьбы Портоса меня у казарм отловил лорд Винтер; очень расстроился, что вас нет в Париже, и умолял дать ему ваш адрес. Я описал самые общие ориентиры и мне интересно виделись ли вы с ним в 1629 году?
- Виделись, - Атос вздохнул.
- Я поначалу вел исключительно затворническую жизнь, только благодаря лорду Винтеру познакомился с несколькими влиятельными соседями, но дело его мне активно не нравилось.
Представляете, Арамис, он взял на ум лишить своего племянника всякого наследства.
- Сына миледи?
- Да. Чтобы представить его незаконнорожденным, ему потребовалась бумага, подтверждающая фиктивность второго английского брака миледи.
- Атос, он богатый лорд, все это выглядит, как отъем средств у сироты-ребенка, причем родного племянника.
- Я ему указывал на это обстоятельство, но он вбил в голову, что ребенок не от его брата, и змееныша пригревать не будет.
Даже, если так, говорю, воспитай в своем духе, мальчишка ведь ни в чем не виноват.
- А он?
- Ах, эта спесь английских лордов! Это - не Винтер, бросил он, как будто чистота породы жеребцов и чистота человеческого рода определяются и значат одинаково.
- Что от вас он потребовал?
- Ах, Боже мой! Кучу действий, одно неприятней другого. У нотариуса в Блуа составили документ о моем браке. В Берри ехать за свидетелями я решительно отказался, и пришлось познакомиться с соседом из Борегара. Этим поместьем владеет президент Парижской Счетной палаты Поль Ардье, - личность более чем авторитетная. Пришлось подключать его. Несколько раз переделывали документ, удостоверяющий, что миледи была двоемужница. В этом случае она не имела никаких прав на титул, имущество Винтеров, а значит и ее наследники. Все это не раз подправлялось с учетом английского права. Словом, вы понимаете мое состояние.
Арамис участливо тряс головой, а я старалась вспомнить красивую блондинку, которую мельком видела давно в Менге.
Атос резким движением головы отогнал неприятные воспоминания.
- Дорогой друг, в самом начале вы представились не просто служителем церкви, а лазаристом. Сколь я наслышан, эта новая конгрегация имеет миссионерскую направленность. Уж не собираетесь ли вы пуститься со словом божьим в опасные путешествия, дальние страны?
- Нет-нет, Атос, к дикарям я не поеду, а вот путешествия вполне возможны. Наш основатель Викентий де Поль, - назвал Арамис церковным именем крестного моего сына, а что он такая важная персона для церкви прозвучало для меня сюрпризом, - исходил из крайне низкого знания Евангелия беднейшими слоями католического населения и даже сельскими священниками. Образование клира, руководство семинариями, оказание помощи в управлении приходами, вот наша задача.
- Значит, вы работаете с уже сформированной паствой и ее поводырями?
- Именно так. Кальвинизм потому и проникает в католическую среду, что она недостаточно едина и просвещена. Зачастую именно священник есть слабое звено. Многие неграмотны, не знают, как совершать таинство. Винсент де Поль мне рассказывал, что ему довелось познакомиться со священником, который, выслушав исповедь, что-то бормотал, потому что не знал формулы отпущения грехов.
- Значит монастыри и семинарии для вас открыты и наверное не только во Франции?
- Разумеется. Только отпавшие от католицизма страны типа Англии и Швеции нам неинтересны. Важно сплотить паству в оплоте католицизма. Последний век папа теряет одну область за другой.
- Так-так, - Атос задумался.
Когда обед был фактически завершен, вошел Шарло и доложил, что какой-то человек в черном спрашивает аббата д’Эрбле.
- Это наверняка Базен, - произнес Арамис.
Проси, сказал граф, - наверное, что-то срочное, коль следуя по пятам своего господина, он почти нагнал вас. В дверях появился человек, которого я видела раньше, но вряд ли признала бы, встретив, и совсем не потому, что он изменился. Есть лица, ординарные черты которых никак не хотят запоминаться. Из таких и было скроено лицо Базена.
- Мне нужно сказать наедине нечто важное господину аббату, - выразительно глядя на Арамиса произнес Базен.
- Обед все равно закончен любезный Атос, - сказал Арамис поднимаясь из-за стола. Покинуть помещение он все же не посчитал удобным и отвел Базена в дальний угол комнаты, где бывший слуга зашептал почти не разжимая губ.
- Дорогой друг, я непременно провел бы в вашем обществе не один день, но обстоятельства призывают меня срочно скакать в Руан, - человек только что бывший Арамисом, немедленно превратился в священника и, как в таких случаях делают те, развел руками, приняв позу креста.
- Неудобно предлагать уже вставшему из-за стола рюмочку упомянутого некстати Божанси. Видимо, этому вину уготовано судьбой стариться и стариться. Вы, как я понял, едете немедленно, может, возьмете что в дорогу?
- Спасибо, Атос, решительно ничего не надо.
- У меня возникла одна идея относительно вас Арамис, скажите адрес, куда можно будет написать, когда в голове уляжется сформированной нежданная мысль.
- Маленькая деревушка Нуази-ле-Сек под Парижем по дороге в Мо. Пишите в монастырь Нуази, он там один.
- Вот и накрылись поиски повара.
- Отнюдь, дорогой Атос. Для скорости поеду напрямик, минуя Париж, через Шартр, Дрё и Эврё. Блуа первый город на этой прямой линии и поиски повара много времени не отнимут. Ищу конкретного человека и тут или он есть в Блуа, или нет.
- Желаю удачи, с Богом!
Друзья обнялись на прощанье.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
* - Мараны, - так испанцы звали принявших христианство евреев не особо доверяя им;
- Мориски, в буквальном переводе «маленькие мавры», арабское население пиренейского полуострова, принявшие христианство.
Обе категории в глазах испанцев низко статусное сословие новых христиан.
** - Мерлезон переводится как дроздование или охота на дроздов.