Герои и их имена вымышлены. События - реальные.
************************************************
Девятого июля 1946 года Янек стоял перед судьями выездной сессии Верховного военного суда и не чувствовал абсолютно ничего. Будто он уже был мертвый. За окнами буйствовало лето, все что осталось зеленого в городе - цвело, пели птицы, природа радовалась. А его жизнь кончилась ровно пять дней назад, утром такого же светлого июльского дня. Здесь на суде стояла только его пустая оболочка.
- Подсудимый, вы слышали заданный вам вопрос? Повторяю. Скажите, как вы относились к евреям?
- К евреям? А, да, к евреям. К евреям я отношусь нормально. Мне наплевать у кого какая национальность.
- Почему же вы, Януш Войцеховский, совершили преступление?
Янек вновь потерял ощущение реальности, вновь забыл где он находится. В памяти он улетел к тому времени, когда впервые увидел Марию. Он тогда был совсем мальчишкой. Как-то в субботу его друг, Зденек Полански, предложил пойти в синагогу. Это большое кирпичное здание с двускатной крышей всегда привлекало внимание мальчишек.
- А можно? Нас оттуда не выгонят?
- Нет. Не выгонят. Только не вздумай туда с непокрытой головой зайти.
- А чего? У нас наоборот, в костёле обязательно кашкет надо снимать. И молодым и старым.
- Так то у нас, а у жидов все наоборот. Они даже пишут справа налево. А еще у них мужчины отдельно, а пани отдельно молятся.
И Янек согласился.
Внутри синагога выглядела намного богаче, чем снаружи. Два ряда мраморных колонн, разделяющих мужской и женский молельные залы друг от друга. На лазурном потолке, изображены 12 колен Израилевых. С правой стороны от входа нарисована Стена плача, а с левой находилась гробница Рахили.
Синагога была просто огромной. Там, наверное, могло поместиться полтысячи человек.
Евреи с длинными пейсами, в молитвенных белых покрывалах-талесах с черными или синими полосами, накинутых на голову и плечи, стояли с молитвенниками в руках и раскачиваясь читали молитвы.
Все было так необычно и интересно. И, тем не менее, Янек и Зденек чувствовали себя здесь довольно неудобно.
Наконец Зденек дернул друга за рукав пиджака и шепнул:
- Ладно. Пазрели и досце. Идем.
Но Янек прикипел к месту. В синагогу вошла женщина с девочкой, по-видимому с дочкой. Дочка, лет тринадцати-четырнадцати, была в нарядном белом платье, ее непокрытые огненно-рыжие волосы с вспыхивающими в них золотыми искрами казались чем-то нереальным. На милом лице с тонкими чертами сияли зеленоватые глаза.
- Эй, Янек, ты чего? Прилип что ли?
- Посмотри, видишь вон та пани с девочкой? Она же точь-в-точь как Дева Мария у нас в костёле.
- Какая дева Мария? Это же пани Эрлих, жена нашего учителя истории, с дочкой. Пани в оркестре на скрипке играет. А дочку и правда, Марией зовут.
С этого дня Янек потерял покой. Даже во сне он видел эти рыжие волосы и сияющие глаза. Узнать, где живет и где учится Мария не представляло никакой сложности. И теперь он часто сбегал с уроков, чтобы дождаться когда у Марии кончаются уроки. Правда, подойти к ней он не решался, и поэтому, как бычок на веревке, плелся метрах в двадцати за девушкой.
Так прошло уже недели две. Для его друзей это не прошло незамеченным, и ему не раз уже говорили, что не гоже поляку волочиться за жидовкой. Но Янек пару раз набил морду "советчикам" и его перестали дразнить.
Мария уже не раз замечала крепкого светловолосого парня, который поджидал ее у школы, а потом шел за ней до самого дома. Однажды, она остановилась и крикнула своему провожатому:
- Ну что ты все за мной просто так ходишь? Взял бы мою сумку с книгами что-ли.
Не веря такой удаче, Янек подошел к ней, сдернул кепку с головы:
- Меня Янек зовут. Давай твою сумку.
Девушка поставила сумку на землю и протянула ему узкую ладошку:
- Мария.
Он взял ее руку, стесняясь своей заскорузлой руки, и его будто ток прошиб. Так и стоял, не желая выпускать эту нежность, эту теплоту. Она засмеялась, слегка запрокинув голову и показывая ряд белоснежных ровных, будто под линеечку зубов:
- Что, так и стоять будем?
Застеснявшись, выпустил ее руку, подхватил сумку с книгами. Они пошли рядом. О чем говорить с Марией он не знал, шел молча, мучаясь своим молчанием. Потом вдруг подпрыгнул и сломал веточку цветущей яблони, склонившейся над чьим-то забором. Так же молча протянул веточку девушке. Она вдруг смутилась, щеки ее порозовели:
- Это мне? Спасибо.
***
- Подсудимый Януш Войцеховский. Вы будете отвечать на поставленный вопрос?
- Что? Простите, Ваша честь. Не могли бы вы повторить вопрос?
- Были ли вы близко знакомы с убитой Марией Герц, в девичестве Эрлих?
- Да, Ваша честь. Я любил ее. Всю жизнь.
Их любовь вспыхнула, будто спичку поднесли к сухому пороху. И этот огонь пылал уже почти год.
Самым излюбленным местом их встреч стала речка Сильница, куда они ездили на велосипедах. Устраивались на мягкой траве под прикрытием густых кустов боярышника. Слова куда-то исчезали, а говорили лишь руки и губы. Нацеловавшись вдосталь, так что губы опухали, укладывались на спину взявшись за руки, смотрели как плывут облака в высоком-высоком небе и вслух мечтали.
Как-то, размечтавшись, Янек сказал:
- Вот поженимся, и у нас будет свой дом. И будет четверо детей - две девочки и два мальчика.
Мария вдруг сняла его руку, лежащую на её груди, и резко села. По ее лицу текли слезы:
Яничек, неужели ты веришь в это? Неужели думаешь, что наши родители позволят нам пожениться? Ведь мы разной веры!
Парень тоже сел.
- Ну какое это имеет значение?
- По нашей вере девушка не может выйти замуж за гоя. Вот если бы ты принял гиюр (1).
- Я? Гиюр? Ты смеешься надо мной? Да меня же проклянут все поляки, в том числе и мои мама и папа. Да я и сам не согласен принимать веру людей, распявших Иезуса Христа.
- Вашего Христа распяли римляне. Евреи тут не при чем!
- А кто выбрал Христа для казни, а разбойника помиловал? И вообще, вы, жиды, значит, избранные, а мы плевки у вас под ногами? Да пошла ты!
Янек вскочил, схватил велосипед, и, чуть не упав на склоне у берега, помчался не видя дороги перед собой. Он злился на Марию, но ведь знал, что она права. Ну почему у Бога не было одной национальности, одной религии? Почему он не только смешал языки строителей Вавилонской башни, но и позволил разные веры, окончательно разобщив народы? O, moj Boze, dlaczego jeste tak niesprawiedliwe(2)
Вернулся домой, бросил велосипед во дворе, вбежал в спальню и упал на свою кровать, зарывшись лицом в подушку. Мать застала его рыдающим навзрыд:
- Сынек! Не плач. Не стоит жидовка твоих слез! Вон лучше на Ядвигу глянь. Чем дзявчина не есть добра для тебе? И красивая и добрая, и отец богатый. А главное - католичка она. Одной с нами веры.
Янек вскочил, закричал, неистово размахивая руками:
- Чего вы, мама, лезете ко мне. Не нужна мне ваша Ядвига! Никто не нужен!
***
Мария окончила школу, поступила в Келецкий университет. Больше они с ней не встречались. Даже взгляды отводили, случайно встретившись на улице. Янек часто видел, как ее провожает какой-то молодой человек, явно еврей. В душе зрела ненависть. Какой-то жид целует его, его! его!!! Марию. Как же он ненавидел евреев!
Как-то заскочил Зденек.
- Что, страдаешь? Да она и думать о тебе забыла. Замуж она выходит.
Он пошел на свадьбу. Стоял вдалеке, курил, наблюдал, как жених, его звали Семен Герц, стоит под хупой(3) рядом с ребе, ожидая как отец Марии торжественно ведет ее по дорожке, усыпанной цветами к хупе, как они поднимаются на несколько ступенек, как ребе читает молитву. А затем этот жид растаптывает каблуком бокал, обернутый в фольгу, поднимает фату и целует Марию. Чувствовал, что этот Семен, не бокал растоптал, он любовь его растоптал, жизнь Янека растоптал.
Вернувшись домой сказал отцу:
- Засылай сватов на змувины(4) к Ядвиге.
***
С Ядвигой они жили ни хорошо, ни плохо. Иногда, за какую-то мелочь Янек мог взорваться, мог ударить жену, однако обычно они быстро мирились. Но любви не было. Мать сказала: "Ничего, сынок, стерпится - слюбится". Так оно и случилось.
Когда Ядвига родила ему первую дочку, Агнешку, такую же как сама, с тонкими льняными волосиками, со смешными веснушками на маленьком носике и рядом с ним, Янек начал оттаивать. Стал чаще улыбаться, к Ядвиге был ласков. И вскоре она понесла во второй раз. Он рад был безмерно. "У меня хлопец будет! Обязательно хлопец!" - кричал.
Но не пришлось Ядвиге родить. Началась Вторая Мировая война. В Кельце пришли немцы.
Янек знал, что Мария с мужем и ребенком куда-то исчезли, а ее родители, его учитель истории с женой остались.
И вот их гнали через город в колонне евреев. Зрелище было жуткое. Люди тащили узлы, чемоданы, кто-то что-то нес завернутым в скатерти. Капризничали дети, малышей несли на руках, или тащили за собой. Лица евреев какие-то отрешенные. Споткнувшихся, или отстающих немцы били прикладами, сапогами...
Из-за заборов выглядывали поляки, некоторые выходили поглазеть поближе. Одни хмуро и молча наблюдали за процессией, женщины вытирали слезы, другие плевали в сторону евреев: "У, христопродавцы! Отольются вам слезы Иисуса! Чтоб вы все сдохли"
Из дома выскочила Ядвига с уже огромным животом. Одной рукой держала кричащую Агнешку, в другой белый узелок с хлебом. Бросилась к колонне, протягивая узелок какой-то молодой женщине, катившую коляску с младенцем. Окрика охранника Ядвига не услышала. Янек кинулся за ней, хотел удержать, но не успел. Раздалась очередь из автомата. Ядвига выронила вдруг замолчавшую Агнешку, медленно осела на дорогу, и так же медленно завалилась набок. Рядом упала женщина, которой она хотела отдать хлеб.
Отец схватил Янека поперек туловища, прижал к забору:
- Куда! Стой!
Колонна наконец прошла и отец отпустил Янека. Страшась увидеть то, о чем он уже и так знал, Янек подошел к своим девочкам. Пули прошили их наискосок. Первая попала в головку малышке, а еще три в плечо, грудь и живот Ядвиги. Обе были мертвы и лежали в луже крови. Янек упал на них, обнял и завыл. Завыл как волк.
***
Через несколько дней, он со своим другом Зденеком и еще несколькими людьми ушел в леса на Свентокшиских горах, к партизанам. Воевал храбро, жизни не жалел. Да и ради кого жалеть, если один, как перст.
Весной, к их отряду прибилось несколько человек. Среди них Янек узнал Семена и Марию с маленькой дочкой Бейлой. Видно все же где-то глубоко в сердце не погасла искра любви. Оно вдруг снова забилось сильно и взволнованно. Теперь они постоянно были с Марией рядом. Он даже подружился с Семеном, а Бейлу полюбил, как будто она была его собственным ребенком. Семен только ревниво посматривал на Янека, но тот ничего лишнего себе не позволял.
***
День был сырой, сапоги с трудом можно было вытащить из грязи. Цепляясь за ветки и чертыхаясь, они с Семеном возвращались с задания. Вечерело. В сумерках казалось, что деревья это люди. Наши ли? немцы? Подойдя ближе переводили дух - нет, показалось.
Но таки наткнулись они на небольшой отряд немцев. Сопровождал, вернее, вел их, поляк. Янек узнал его. Это же их келецкий корчмарь Тадеуш Зеленский. Можно было затаиться и не вступать в бой, но ведь в лагере были в полной уверенности, что о его расположении никто не знает. Там женщины, дети... Даже если постовые вовремя поднимут тревогу, будет уже поздно. Прицелился в Зеленского, "получи, пся крев!" - выстрелил. Предатель упал, но немцы тут же открыли огонь. Семен тоже начал стрелять, крикнув:
- Отползай в яр! Я задержу их, а ты беги, предупреди наших.
- Нет. Их немного, мы справимся.
Прятались за деревьями, перебегая от одного ствола к другому. Неожиданно автомат Янека замолчал. Кончились патроны, надо было вставить новый диск. Прислонившись спиной к стволу, Янек этим и занялся. Но не заметил, как сбоку, из-за кустов появились два немца. Один из них поднял автомат, направив его на Янека. Закричал Семен: "Янек, берегись!" - рванулся к другу, между ним и немцами, на бегу стреляя. Немец, целившийся в Янека, упал. Но второй успел дать очередь. Она ударила в Семена, бросила его на Янека и они упали. Янек успел перезарядить автомат и убил второго немца. Переполз по густой грязи в кусты. За кустами поднялся и открыл огонь. Кажется, еще двоих убил. Перебежал дальше, уводя от Семена.
Сколько прошло времени? Час? Пять минут? В пылу боя он потерял счет времени. Неожиданно все смолкло. То ли он убил всех немцев, то ли они отступили, опасаясь что партизаны, услышав перестрелку, придут на помощь.
Янек принялся искать место, где он оставил Семена. Совсем стемнело, когда он услышал стон. Пошел на него, опасаясь, что это может быть раненный немец. Слава Богу! - это был Семен. Стал на колени, расстегивал окровавленные и грязные одежки, хотел перевязать друга. Тот перехватил его руку. Тихо прохрипел-простонал:
- Не надо, друже. Поздно. Передай Марии, что я ее люблю. И Бейлу поцелуй за меня. Я знаю, ты любишь их обеих. Не оставляй их.
Закашлялся кровью, потом вздрогнул и затих...
Янек плакал, сидя рядом с телом друга. Потом взвалил его на себя, потащил в лагерь.
***
Узнав о гибели мужа, Мария не заплакала. Ходила теперь во всем черном, скрыв под черным платком свои чудесные рыжие волосы. Янек передал ей слова Семена. Она позволила поцеловать Бейлу, но от какой-либо помощи отказалась. И смотрела... Смотрела так, что Янек чувствовал себя виноватым в гибели Семена.
***
- Подсудимый. Признаете ли вы свое участие в подготовке и проведении погрома?
- Нет, я не готовил и не проводил погром. Все, что угодно, только не это! И я никогда не был антисемитом!
Люди возвращались в Кельце. Кто из Армии Крайовой(5), кто из мест, где укрывался в войну, кто из концлагеря. Возвращались и евреи. Когда-то до войны их в Кельце была чуть ли не треть жителей, почти 20 000 человек. Вернулось лишь около двухсот. Жить им было негде. Часть домов была разрушена, часть занята польскими семьями. Руководство приняло решение поселить евреев в относительно сохранившемся здании по улице Планты. Там же разместился и еврейский комитет и организация "Сионистская молодежь". Мария с дочкой тоже была там.
Янек несколько раз ходил туда, носил детские вещи, оставшиеся от Агнешки, кое-что из мебели. Однажды сказал:
- Маша. Ты теперь одна, и я один. Ты же знаешь, как я люблю тебя. И Бейлу люблю. Давай поженимся, и переходи ко мне жить. У меня какое-никакое хозяйство есть, работаю я, руки у меня крепкие. Буду Бейле заместо отца.
Мария впервые не нахмурилась. Тепло посмотрела на Янека, коснулась его плеча:
- Яничек! Ты хороший! Но не хочу я для Бейлы другого отца, кроме Семена. Он жив, понимаешь? Он и сейчас рядом стоит, слушает нас. А еще... Ты же знаешь, что происходит. Что евреев поляки выкидывают из поездов, что режут их, подстрекают к погромам. Нас в покое не оставят, и я хочу быть вместе со своим народом. А ты должен оставаться со своим. Мало ли полячек сейчас безмужних. Женись на полячке.
Янек ушел взбешенный.
Хотелось напиться. Пошел в корчму. Вокруг гудели мужики, изрядно поднабравшиеся. Вдруг услышал:
- Слыхали, мужики! Власти-то за жидов. У поляков, кто по жидовским домам да квартирам расселился, будут жилье изымать. И шмотки жидовские. Да еще и накажут, кто сопротивляется.
- Как же не слыхать? Слыхали. Они и сейчас неплохо живут. Знаете сколько у жидков злата да драгоценностей? Из тайников повытягивали. Вчера на рынке был, так они там своими кольцами торгуют.
- Ага, а еще тушенкой американской. Зажрались совсем. А наши дети голодают.
- Голодают - это чепуха. Слышали, у Збыжчеков сына украли, Генрика. А он сбежал. Сказывал, что они из него кровь хотели выпустить для своих жидовских обрядов.
Янек подскочил к нему:
- Что ты врешь, пся крев! Не крал его никто. Небось в деревне у бабки отсиживался. Его отец при немцах сам все вынюхивал, где еврейских детей или женок прячут. А потом барахлом расстрелянных торговал. Вон, какую морду отъел!
- Так ты за жидов расписываешься? - Кто-то засветил Янеку в глаз. Он отбивался, но его сбили с ног, топтали, кричали: "Он же за свою жидовку Марию ж...пу рвет!"
Еле добрался домой. Мать и отец ахнули, увидев его синее лицо и следы побоев на теле. Мать, осторожно обтирая их мокрым полотенцем причитала:
- Оставь их, сынок. И Марию сгубишь, и самого убьют.
Мария как в воду глядела. Утром, 4-го июля Янек увидел, как на улице собирается народ. Кричали: "Смерть жидам! Смерть детоубийцам! Посчитаемся с христопродавцами, закончим то, что не закончил Гитлер! Все идем на улицу Планты! Пощекочем жидков ножами да кольями!"
Мелькнула мысль: "Там же Мария, там Бейла маленькая. Спасать их надо!" Изо всех сил расталкивая озверевшую толпу, в которой были и взрослые мужчины, и женщины, и вошедшая в раж молодежь, побежал на улицу Планты. Когда добежал подумалось "опоздал!" - перед зданием вздымали пыль выбрасываемые из разбитых окон шкафы, стулья. Из окон летели рубашки, трусы, падали детские игрушки. Иногда оттуда же падали человеческие тела, в том числе и детские, к которым сразу бросалась толпа. Упавших, независимо от того, жив ли еще или уже мертв, рвали руками, протыкали вилами, избивали кольями... Янек увидел пожилую женщину, в горло которой была воткнута штыковая лопата. Только потому, что лезвие вонзилось между камнями, лопата не упала, а так и стояла покачиваясь.
Как у него в руках оказалась штакетина с заостренным концом, Янек не помнил. Он лупил этой штакетиной направо и налево, пробиваясь на третий этаж. Скользил в крови, падал, вновь поднимался. На втором этаже бойня уже заканчивалась. Лишь кое-где кричали насилуемые принародно еврейки. На третьем этаже было тихо. Оттуда спускались довольные мужики, застегивая на ходу штаны, да вытирая о себя кровавые ладони.
Переступая через трупы, бросился к комнате где жила Мария.
Она лежала на полу рядом с кроватью. Видимо ее насиловали, потому что лишь на плечах остались обрывки черного платья. Из выбитого правого глаза сочилась сукровица, но слава Богу жива!!! Хотел поднять Марию на руки, но наткнулся на ее ненавидящий взгляд уцелевшего глаза:
- Убирайся! - закричала, - Оставь меня рядом с дочкой!
Только сейчас обратил внимание на валяющийся рядом с Марией какой-то сверток, прикрытый окровавленной тряпкой. Отогнул край и его чуть не стошнило. Там была раздавленная, видимо сапогом, голова ребенка, с вывалившимися глазами, и кусками мозга лежащего рядом с головой. Только по огненно-рыжим волосам, таким же, как у Марии, можно было узнать, что это Бейла. Растерявшись, стоял, не зная как себя вести. Потом наклонился над Марией, попробовал посадить ее, но она вцепилась ногтями ему в лицо, пытаясь выцарапать ему глаза. Бешенно закричала:
- Сволочь! Выродок! Вы все польские выродки! Почему вы не убили меня? Ненавижу, ненавижу вас. Фашисты вы, хуже фашистов! - она плюнула ему в лицо.
Янек не мог этого слышать:
- Замолчи! Я воевал с фашистами! Вместе с твоим мужем! Как ты можешь, такое говорить? Мою Ядвигу и Агнешку немцы убили, фашисты!
- Фашисты! Фашисты! Звери ненасытные! Я вас проклинаю...
У Янека звенело в голове "Фашисты". Он должен был заставить ее замолчать. Она не имеет права!
В глазах померкло от ярости. Или кто-то был рядом и убил Марию, или, скорее всего, он сам, но когда стало тихо - он очнулся. Он сидел в луже крови, натекающей из горла Марии, а во рту у нее торчала та самая штакетина, которая раньше была у него в руке. Он сидел пустой, будто выпотрошенный.
***
- Именем Польской... ... Януш Войцеховский... - слышал он урывками.
Это приговор? Но ведь он уже давно приговорен. И могила его есть. Написано под шестигранной звездой "Здесь лежит Мария Герц" и дата "4 июля 1946 года". Он знал, что на самом деле там лежит и он - ее убийца.
И привиделось ему, что стоит он у кладбищенских ворот. А на воротах цепь с замком и табличка, как в магазине. И написано там почему-то "еврейский рай, часы работы: круглосуточно".
За воротами между цветущих деревьев по желтой песочной тропинке, удаляясь от него, бредет одинокая женская фигурка с огненными волосами, в белом платье и с младенцем на руках.
Он знает - это Мария с Бейлой. Пытается кричать, но не может произнести ни звука. А рядом с фигуркой появляется ее отец - учитель истории, и мать - скрипачка. А затем присоединяются еще, и еще...
Неожиданно появляется ксендз из их церкви Святой Троицы. Он переворачивает табличку на воротах, а с другой стороны написано:
"Закрыто на погром".
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Гиюр процесс перехода в еврейство для людей неевреев по матери.
2. O, m;j Bo;e, dlaczego jeste; tak niesprawiedliwe? - О мой Боже, почему все так несправедливо.
3. Хупа - балдахин, под которым еврейская пара стоит во время церемонии своего бракосочетания.
4. Змувины - обряд сватовства у поляков.
5. Армия Крайова - (буквально — Отечественная армия) — вооружённые формирования польского подполья во время Второй мировой войны, действовавшие в пределах довоенной территории польского государства. По данным ряда историков, АК также занималась этническими чистками украинского населения.