Это становилось наваждением, непонятно, как однажды заглотившим душу твою и больше не отпускающим.
Зачем? Почему?
Быть может потому, что финал "Империи" был уже написан?
До того, как она сама воплотилась, отчеканилась в слова то шутейные, то скоморошьи, то всерьёз, да так, что и читать, или нет, подумаешь…
До того концовка уже была.
И это был зыбкий, в дрожащем, текучем тумане Залив.
***
...На берегу Залива, чуть выше следа ночного буйства стихии, оставившей чёткую линию, очерченную влажными водорослями, щепками, стеблями из плавней, по которой бродили чайки, неподвижно сидел, опершись крупными руками на колени, мужчина и неотрывно, не мигая, глядел куда-то за горизонт.
Рядом с ним стоял полупризрачный, полупрозрачный тоненький белокурый мальчик.
На его плече спокойно сидел зелёный Кирилл Владимирович с оранжевым ожерельем на шее и голубыми глазами.
Справа, из-за дюны, на которой редкими клочками росла колючая сине-жёлтая трава, прижатая к песку неслышимым ветром, подошла стройненькая девочка и остановилась рядом с братом. И волосы её цвета неспелого каштана, казалось, шелестели на невидимом ветре. Или это туман играл ими?
И чуть позади них, охранно замыкая треугольник, стояла Леда, не она даже, а её силуэт, едва различимый, почти размытый текущим над заливом и дюнами сырым туманом, – такие фигурки, летящие, ни на что не опирающиеся вроде бы, рисовали они в детстве тушью по мокрой бумаге...
Из-за сосен, росших на дюнах, бесшумно вышла полусобака-полуволк, мягко подошла к мужчине и лизнула шрам на его руке, оставленный её же клыками в таком далёком уже детстве, о котором, казалось, и помнить-то уже невозможно.
Но она помнила, хотя изменилась так, что никто не нашёл бы в ней и черточки от её мамы-овчарки. Это был уже просто волк, точнее, волчица. И память ее была безупречна.
Она остановилась рядом с мужчиной и тоже стала смотреть туда, куда смотрели они все – на Залив и за него, словно хотели увидеть что там, за кругом, где сошлись вода и небо…
И не гудел ветер в соснах, и не шелестели синие колючие травы, и не кричали чайки, бродившие в поисках пищи вдоль берега. И ни разу, остановившись не шелохнулся никто из тех, кого привело что-то в этот серый час сюда, на Залив.
***
Да, то стало наваждением. Мне казалось, что если, хотя бы трижды за всё лето, я не увижу залива, не поброжу по его дюнам, жизнь кончится.
Вся. Вообще.
Поначалу это было просто - съездить туда, где всегда собирались вместе. Так просто! А потом мы стали слабеть, так как пришли к нам потери и предательство. Оттуда, откуда мы никогда не ждали.
"Как-нибудь переживём, - подумала я. -Как-нибудь!"
Но в прошлое лето я не смогла добраться до Залива. И одного из нас не стало.
Санкт-Петербург
3 октября 2016