В пятницу жена с Ольгой собрались навестить свою подругу Тамару, не встающую с постели вот уже девять месяцев, после инсульта. Подруги встречались уже не раз, решая некоторые вопросы бытовой жизни Тамары, стараясь поддержать ее в трудную минуту. В этот раз жена пригласила и меня съездить, тем более повод в виде не тяжелого, но габаритного груза - телевизора - обязывал меня, как мужчину.
Тамару я знал давно, и свёл нас сайт писателя Юрия Никитина, где начинающая писательская братия пытается самовыразиться и удовлетворить творческие амбиции. Люди развлекаются, хотя некоторые, выложив впервые свой опус, получают столько критики, что в дальнейшем больше не рискуют. Мне повезло. Первый рассказ встретил глухое молчание, словно его и не было, что сильно расстроило меня. Неужели он так плох, что даже не заслуживает разноса? Конечно, я догадывался, что писатель из меня никакой, но на пару едких замечаний я мог рассчитывать? И только один человек, Тамара, написала те тёплые слова, которые я помню до сих пор. Они тогда сильно поддержали меня и заставили продолжать. И вот теперь с ней такая беда.
Ехать пришлось через всю Москву, и на одной из станций метро в Центре мы встретились с Олей. Дальше пешком. За разговорами свернули раньше, чем надо, и пробираясь скользкими тротуарами, пришлось наблюдать внутреннюю начинку тесных дворов, где дворники долбили лед после недавней оттепели, безуспешно пытаясь приблизить весну.
Надежды на победу забрал февраль своими морозами под двадцать. Машины с трудом разъезжались со встречными, при этом стараясь не задавить снующих перед носом людей, вроде нас.
Попытался пошутить, указав на красивое многоэтажное здание с большими цветными стёклами и ярко-красным кирпичом.
-Надеюсь, в нём живёт Тамара?
-Нет, это банк, в нём живут деньги – ответила Ольга.
Мои попутчицы ускорили шаг, и я понял: подходим. Серое пятиэтажное этажное здание с облупленным фасадом очень сильно проигрывало во внешней красоте банку, посмотрим, что внутри. Ветхая дверь с кодовым замком - больше дань времени, чем сторожевым обязанностям - впустила нас внутрь.
Содержимое подъезда встретило нас затемнением, затхлостью и пролётом серой, узкой лестницы, ведущей наверх к лифту. Лифт оказался прилепленным к одной из сторон дома, мы шагнули в тесную кабину, будто на улицу выпали. При подъёме сквозь щели в ограждении проникал дневной свет. Ощущение, словно поднимаемся в голову стоящей на старте ракеты. Сейчас откроются наружные двери, и мы войдём в кабину, поле чего улетим на другую планету с лазурным морем и пляжем, покрытым мелким золотым песком. Солнце будет пригревать, а лёгкий ветерок ласкать кожу.
Лифт несколько раз дёрнулся и со стуком остановился. Дверь выпустила нас обратно в дом, зачеркнув и смыв, словно морская вода, рисунок на песке грёз. Я сразу направился к двери, у которой стояли несколько ядовито синих, туго увязанных мусорных мешков. Интуитивно догадался, что нам сюда, и нас здесь ждут. И только потянулся к звонку, жена остановила:
- Подожди, звонить не надо, звонок не работает. Нужно стучать. Но сначала одень бахилы.
Прожив уже не мало на этом свете с таким сталкивался впервые. Мы прихватили с собой домашние тапочки, это понятно. Но чтобы бахилы, да ещё на лестничной клетке? Неужели внутри стерильность лаборатории? Хотел пошутить по этому поводу, но увидев, как мои спутницы с серьёзны видом натягивают на обувь голубые чехлы, промолчал. Жена пояснила: соседка – женщина, сильно битая жизнью и потому агрессивная. Может и дверь перед носом захлопнуть. На стук откликнулись и нас милостиво впустили в крошечную прихожую с тремя дверями и односторонним движением. Всё остальное пространство занимали шкафы и вещи, словно хозяева собирались съезжать, и только наш приезд заставил их отложить это намерение.
Пронеся бахилы на обуви не далее полуметра, переобуваемся в коридоре в тапочки. Уже не удивляюсь, а принимаю это, как должное. По очереди входим в комнату к Тамаре. Комната мало чем отличается от коридора тоже одностороннее движение. Подруги радостно обнимаются, а я жду своей очереди.
-Ой, Лёнечка какой ты загорелый и молодой! –слышу я Тамару
Свет проникает через пару небольших окон, и все равно кажется, что в комнате сумрачно. Иду на голос и нахожу человека, которого помню, как дородную и румяную женщину. Кровать кажется большой, а Тамара – маленькая, исхудавшая, приютилась где то на краю. Остальную часть занимают вещи, необходимые для повседневной жизни. У нас, ходячих, они рассредоточены по квартире, а у неё всё рядом и каждый предмет ждет своей очереди, чтобы понадобиться. Вижу большие, улыбающиеся Тамарины глаза, которые не потеряли своей притягательности, и по-прежнему доброжелательно смотрят на этот мир, принёсший ей такие испытания. Хотелось верить, что эти глаза смогут поднять непослушное тело из постели и заставить заново сделать те шаги, которые ведут в жизнь.
С виноватой улыбкой Тамара приглашает нас:
- Ой, ребятки, проходите, рассаживаетесь. Как я рада. Только простите, у меня не прибрано.
Вдруг забилось сердце, и я вообразил, что мы внезапные гости. А хозяйка сейчас поднимется с кровати, заспешит на кухню и начнёт собирать гостевой стол. И от этих мыслей сам почувствовал себя виноватым. А мои спутницы деловито и привычно сновали по комнате.
Прежний - пузатый, с маленьким экраном телевизор был с почетом свергнут с пьедестала и занял место среди остальных вещей, праздно расположившихся в комнате до лучших времен.
Оля с Татьяной начали изучать инструкцию и жать кнопки пульта от нового телевизора. Тот не хотел запускаться, как капризная девица , и постоянно возвращал на экран первоначальную картинку меню. Тамара переключила своё внимание с меня на новенький телевизор, и тот дождался её комплиментов:
-Ой, какой он красивенький,тоненький как я уже его люблю!
Так непосредственно могут радоваться дети, получив любимую игрушку. Я посидел еще немного и засобирался домой, потому что надо было успеть забрать внука из детского сада.
-Ой, Лёнечка уже уходишь? Как жаль!
Улыбка на мгновение пропала с лица, уступив грусти, но внимание её вновь привлекли подруги, колдовавшие над телевизором, который держался в обороне из последних сил. Потом я узнал, что женщины общими усилиями всё-таки его запустили.
Я вышел из подъезда, оставив трех подруг секретничать о важном и вечном. Смутные чувства жалости и сочувствия уступили место повседневности. Но Тамара, её улыбка на исхудавшем лице и большая кровать по-прежнему стояли перед глазами, от этого никуда уже нельзя было деться.
Я шел по проспекту к метро, унося на ботинках забытые лепестки синих бахил.