Къуру-Сув

 
И вот я снова в Крыму. Забросила чемодан в гостиницу, наспех умылась, подхватила в баре бутылку холодной воды и побежала.  Нет, не к морю. К нему я еще успею. В горы. Точнее на большой холм, у подножия которого раскинулась солнечная радостная Алушта, город моего детства и юности.  Начиная с детсадовского возраста, почти каждое лето мы приезжали сюда с мамой, а потом уже в студенческие годы я встретила здесь свою первую   любовь. И сейчас, поездка обещала быть интересной и полезной. Мою фирму выбрали для поставки оборудования в Алуштинский детский оздоровительный центр. Я приехала, чтобы согласовать детали. 
Я легко взбиралась вверх, выбирая узкие каменистые тропинки между домами, чтобы сократить себе путь. Там наверху  есть одно заветное место, называемое на крымскотатарском языке Къуру-Сув, в переводе значит Сухая Вода. На небольшом плоскогорье между гранитных валунов вьется как ручей полоска мелкого светло-желтого почти белого песка. Ветер образовал на его поверхности  мелкую рябь, а песчинки поблескивали на солнце как вода.
***
Когда Наиль впервые привел меня сюда, я так и сказала – «Буддийский сад Дзен». Он не знал, что это такое, но это было не важно. Наиль посадил меня на большой валун лицом к морю и стал рассказывать старинные легенды об этом песчаном ручье, о хорошо видной с этого места горе Аю-Даг, о Бахчисарае, о гордом крымском народе. Черное море гипнотизировало своей синевой и бесконечностью. Я, как завороженная, слушала плавную,  певучую речь взволнованного Наиля, помогая ему подыскивать русские слова.  А потом мы целовались. Целовались до одури, до умопомрачения. И с каждым днем расставаться было все труднее и невозможнее.
В  один из вечеров мы пошли сторожить его  дом. Он построил его без официального разрешения на общественной земле, которая, как сказал Наиль, когда-то давно принадлежала его роду. Соседи  не выражали враждебности открыто, но однажды ночью выломали окна  и украли припасенные стройматериалы. Упрямый Наиль все восстановил, но с тех пор не оставлял свой дом без присмотра. Я сама вызвалась в помощники сторожа.  Домик оказался маленький, однокомнатный, больше похожий на сарай. Зато во дворе был душ с теплой водой, нагревшейся за день в большой черной бочке. И мы сторожили этот сарай всю ночь, не смыкая глаз. Мы бы и днем сторожили, но очень захотелось есть и пришлось спуститься в город.
Моя студенческая компания, с которой я приехала в Крым после стройотряда, неодобрительно отнеслась к моему исчезновению на ночь. А уж когда я собрала свои вещички и сказала, что встретимся в поезде, то и просто возмутилась. Но какое мне было до этого дело? В тот момент меня мог остановить только танк. Да и то, вряд-ли.

***
Воспоминая так увлекли меня, что я заблудилась,  вдруг обнаружив себя в лабиринте глухих заборов и колючих кустов. 10 лет назад в этом месте был пустырь, а сейчас я находилась внутри плотно застроенного поселка. Я попыталась сориентироваться по солнцу, но оно было в зените. Я решила выбирать дорожки между домами, идущие вверх.  Но все было очень запутано. Вдруг я услышала, как кто-то рубит дрова. Ура! Сейчас спрошу дорогу. Я почти побежала на этот звук.
Заглянуть поверх забора этого дома мог только великан. Нащупав задвижку в калитке, я открыла ее.  Передо мной возник необыкновенно красивый  дом с резными наличниками, замысловатыми отливами и большим балконом на втором этаже. «Богато живут», - подумалось мне. Справа от дома был сарай, рядом с которым голый по пояс мужчина рубил дрова. Он не мог меня видеть, зато я хорошо разглядела его мускулистую спину с родинкой под левой лопаткой. И сарай этот разглядела, который мы с ним когда-то сторожили. Наиль. Вот это совпадение. Я быстро ретировалась. И уже закрывая за собой калитку, столкнулась с женщиной, держащей за руку мальчика лет шести. «Вам кого?» - она улыбалась. Ее немного раскосые глаза смотрели на меня очень внимательно. Мальчик тоже смотрел на меня своими синими глазами. Они  ждали моего ответа.
- Простите, я заблудилась. Я ищу место под названием Къуру-Сув. Вы не знаете где это? - я старалась говорить тихо, чтобы Наиль не вышел на наши голоса. Встреча с ним совершенно не входила в мои планы.
- Конечно, это рядом. – женщина показала рукой вперед. – Вам надо пойти по этой улице до большого красного дома, а потом повернуть налево, а когда увидите бензозаправку, то надо зайти за нее и пойти по тропинке вверх.
- Спасибо огромное, - я быстро повернулась и пошла прочь. Я чувствовала их взгляды на своей спине пока не зашла за поворот. «Не надо оглядываться в прошлое», - говорила я себе.
Къуру-Сув был на месте. Ничего не изменилось здесь за 10 лет. Даже цветочки, растущие по краям лужайки, казалось, были те же самые. Так же блестел на солнце Дзен-ручей, море было таким же синим и к нему как и тогда склонился величественный Аю-Даг. Только я была другая. Я тщетно пыталась отыскать в себе хоть каплю той восторженной влюбленности, того романтического настроения. Не-а. Ничего такого. Одинокая абсолютно фригидная тридцатилетняя женщина, занятая карьерным ростом и рассчитывающая в этой жизни только на себя. Вот кто я такая.
Я села на знакомый валун и начала вспоминать.
***
После возвращения в Москву, я жила только телефонными звонками. Наиль звонил каждые два-три дня. Старался делать это вечером, когда я приходила домой после занятий в институте. Если у меня были дополнительные вечерние занятия, как правило, лабораторные работы, а я знала, что Наиль должен позвонить, то готова была убить нашего преподавателя. Однажды он мне даже так и сказал: «Вы, Каверина,  на меня так смотрите, как будто я враг народа». Чем-то я тогда отшутилась.
В такие вечера к телефону, который стоял в коридоре нашей коммунальной квартиры,  подходил сосед Николай Григорьевич, дядя Коля, если был не сильно пьян. После этого он мне ворчливо сообщал: «Твой звонил. Привет передавал». Потом дядя Коля уходил к себе в комнату и оттуда доносилось неизменное: «Нашла в кого влюбиться, дура. Русских ей не нашлось. Москвичей ей мало. Надо какого-то татарина сюда тащить. Он нам тут мусульманство разведет».  Иногда я не выдерживала, врывалась к нему в комнату и орала: «Вот Дядь Коль, вот что ты несешь? Какое мусульманство? Он вообще комсомолец. Ты ведь ничего о нем не знаешь. Он рукастый. Он все починить может. Тебе, например, в двери замок починит. А то живешь нараспашку». Дядя Коля махал на меня руками и ворчал: «Ладно, ладно. Рукастый нашелся. Вот мать приедет с дачи, я ей все расскажу. Да и зачем мне этот замок. У меня воровать нечего».
Наиль приехал в конце сентября. Я не могла усидеть дома и поехала встречать его на вокзал. Когда он появился на подножке вагона поезда, я аж присела, какой он был красивый - плечистый, загорелый, с белоснежной улыбкой в пол-лица. А глаза! Эти синие глаза, цвета Черного моря.  Я только помню как упала в его сильные руки, а как мы с ним доехали до дома – вообще не помню.
Обедали втроем на кухне. Сосед для знакомства выставил бутылочку водки. Наиль не отказался, но сделал только два глотка. Это не осталось незамеченным дядей Колей. Вечером я слышала как он ворчит в своей комнате: «То что русскому человеку впрок, татарину поперек горла», хотя было понятно, что Наиль ему понравился.
Моему счастью не было предела. Я летала по квартире как на крыльях, не особо заботясь, что на мне надето. Дядя Коля, стараясь не попадаться мне на пути, громко ворчал из своей комнаты: «Вот мать с дачи вернется, все расскажу». Естественно, ни на какие занятия я не пошла ни в тот день ни на следующий, потом были выходные, а потом в понедельник случилось странное. Наиль попросил разрешения встретиться со своими друзьями у меня дома. Я немного удивилась, слегка поревновала, но согласилась. Пусть уж лучше здесь, зато вечер проведет со мной.
Когда я вернулась после занятий, в моей комнате заседало несколько мужчин. Именно заседало. Они отодвинули мой письменный стол от стены и расселись вокруг. На меня они не обратили ровным счетом никакого внимания, когда Наиль представил меня как хозяйку дома. Только кивнули головой, не поднимая глаз от листков бумаги. Мы с Наилем вышли на кухню.
- Что происходит? – я зашептала.
- Понимаешь, мы пишем письмо в центральный комитет партии, Громыко. – Наиль тоже говорил шепотом.
- Зачем? – я не врубалась.
- Мои товарищи – члены «Крымского движения». Мы просим пересмотреть указ от 44 года о выселении крымских татар. Приводим факты, ну и все прочее. Мы хотим, чтобы нам разрешили прописку в Крыму.
- А что, не разрешают? – я недоумевала. Я тогда понятия не имела о «Великом переселении народов» товарищем Сталиным. Я прочитала об этом только после перестройки. – Ну, может, хоть чаю им сделать?
-Да, давай. Я пока пойду к ним, а ты тут чай сделай.
Как только Наиль ушел с кухни, на ней материализовался дядя Коля. Он выкатил на меня глаза и зашипел страшным голосом.
- Ты что, с ума сошла? Ты кого в дом привела? Ты знаешь, что они – подпольщики? Они занимаются тайными делами, направленными против государства.
- Дядь Коль, уймись. Они не против государства, они, наоборот, этому государству письмо пишут. Ты не знаешь, где заварка? – я лазила по кухонным шкафам в поисках чая.
- И-и-и. Дура ты дура. Когда же ты поумнеешь? – Дядя Коля выдвинул ящик и достал оттуда пачку заварки. – Не лезь туда. Сиди в материнской комнате, смотри телевизор. Там кино идет - «Тени исчезают в полдень». Четвертая серия. Красная Марья приехала в свою деревню наводить революцию.
- Дядя Коля, ну при чем здесь какая-то Марья? У меня гости, мне надо их чаем напоить. – Я поставила чайник на плиту и вернулась в комнату.
Обсуждение письма было в разгаре. Мужчины, стараясь говорить тихо, все-таки были очень возбуждены. В комнате было жарко и душно. Я открыла форточку, но один из гостей вдруг быстро вскочил и закрыл ее.
- Не надо, пожалуйста, ничего открывать. Мы – люди южные, можем простудиться.
- Хорошо, - я отошла в сторону.
Кто-то настаивал на том, что в письме нужно обязательно сказать, что они не претендуют на свои прежние дома и земли. Если там кто-то живет, то пусть живет. Пусть им разрешат поселиться в любом месте Крыма. Они просто хотят вернуться на Родину.
Чай пили молча, причмокивая и поглядывая друг на друга. Потом посмотрели на меня. Мне показалось, что от меня чего-то ждут, что я должна чего-то сказать, как-то выразить свое мнение. Я не знала, что сказать про Крым. И вдруг сказала про Израиль. Что мол тоже вот евреев выгнали с их родной земли, но они потом туда вернулись и образовали свое государство. На меня посмотрели с удивлением.
- Какой Израиль? Это где? – маленький человек в очках проявил любознательность.
- На Ближнем Востоке. К югу от Турции.
- А, так то Турция, – человек в очках усмехнулся. – Нам в Крым надо.
- Ну я же говорю в принципе, - я пыталась объяснить. – Они, евреи, приехали на свою историческую Родину из разных стран, построили там дома, развели сады,  а потом заставили весь мир признать свое государство. И у вас все непременно получится.
- Нам свое государство не надобно. Нам прописка в Крыму нужна. – маленький человек в очках как будто даже обиделся.
Я собрала пустые чашки и вышла на кухню. Дядя Коля появился там в тот же час.
- Ты что несешь, придурочная? Какой Израиль? Хочешь, чтоб тебя в подстрекании семитизма потом обвинили? – дядя Коля был вне себя и трезвый. – Ты понимаешь, что у стен есть уши. А у этих твоих друзей (он скривил лицо) наверняка стукач там сидит. Я сказал иди к матери в комнату и сиди там, пока они не уйдут. Не пущу!
Дядя Коля действительно встал около двери в коридор с очень воинственным видом. Я повернулась к раковине и стала мыть посуду. «Ну надо же, - думала я про него, - в сорок третьем году его всего на один день забрали в НКВД, а напугали на всю оставшуюся жизнь».
Совсем скоро гости начали расходиться.  Наиль сказал, что пойдет проводить их на вокзал. Я прождала его несколько часов и легла спать. Утром я приготовила омлет и почему-то продолжала ждать. Может он в метро не успел и остался спать на вокзале? Потом обнаружила, что рюкзака, с которым он приехал, на месте нет. Тогда я поняла, что он ушел совсем.
Как мне было плохо, даже вспоминать не хочется. Лежала как бревно, без мыслей, без желаний, без еды. Вставала только в туалет и попить. Но через три дня я взяла себя в руки, решила, что так мне и надо. Слишком я простая и легкодоступная. А люди, как правило, не ценят того, что легко дается. То есть того, что само идет в руки, как я.
Я договорилась в институте об отработках пропущенных лабораторок, доздала пропущенные задания и никого из друзей не хотела видеть. Я поняла, что если тебе очень плохо, то надо больше работать. Тогда тоска отступает. Дядя Коля предложил мне хлопнуть по рюмашке за конец этой всей Крымской истории, но наткнувшись на мой взгляд замолчал и удалился к себе в комнату.
Как оказалось, Крымская история на этом не закончилась. Примерно через 2 недели после отъезда татарской делегации, в дверь позвонили. Было раннее утро, я только проснулась и варила кофе. На пороге стояли наш участковый Серегин и какой-то человек в штатском. Серегин молча протянул мне листок бумаги – это было повестка в КГБ. Человек в штатском подал мне какую-то ведомость и попросил расписаться в получении. Пока я  ставила свою закорючку, Серегин неодобрительно покачивал головой и, уже уходя, обернулся и сказал: «Ну, Каверина, ну ты и влипла, девонька».
Дядя Коля выхватил у меня повестку и впился в нее глазами. 
- На Лубянку, значит, в центральную, - он зачем-то посмотрел на повестку с другой стороны, потом резко схватил меня за руку и потащил в ванную комнату. Там, посадив на край ванны, открутил все краны с водой, подумав, включил газовую колонку. В ванной сразу сделалось шумно и влажно. Он наклонился надо мной и громко зашептал:
- Слушай меня внимательно. Ни в чем не признавайся. Сначала тебя будут запугивать - не верь. Пока ты протокол не подпишешь, ничего они не могут. Потом тебя будут уговаривать – наплюй. Потом тебе на совесть будут давить. Ничего не подписывай, ни в чем не признавайся. «Не знаю, не помню, ничего не видела, может было, может нет.» Короче, коси под дурочку до последнего, – дядя Коля внимательно посмотрел на меня. – Впрочем, тебе особо косить и не надо. У тебя и так вся твоя дурость на лице написана.
- Ну сколько можно меня запугивать. Сейчас не 37 год, – возмутилась я.
- И-и-и, ничего в этой стране не меняется, как была Россея полицейским государством при царе, так навсегда и останется. Народ у нас такой, - он тяжело вздохнул. – И когда ж ты поумнеешь?
На следующий день, выйдя из метро на станции «площадь Дзержинского», я огляделась.    В центре круглой площади на высоком постаменте стоял памятник  главному чекисту. Феликс Эдмундович  пристально смотрел в даль. Впрочем, все официальные памятники туда смотрят. Подножие постамента окружал аккуратный зеленый газон, вокруг которого было оживленное автомобильное движение. Я еще тогда подумала: «Ни одного пешеходного перехода к этому газону. Как же озеленители проходят через поток машин, чтобы стричь травку?». Впрочем, думала я недолго. За спиной железного Феликса стояло большое желто-серое каменное здание Центрального Комитета Государственной безопасности. Протиснувшись мимо огромной очереди около «Детского Мира», честно дождавшись зеленого света на двух перекрестках, я по деловому зашла в дверь с надписью  «Приемная». Отдав в окошко пропусков свою повестку и получив пропуск, я поднялась на второй этаж и села на стул около указанного кабинета. Мне сказали, что меня вызовут. На двери была табличка: «Капитан П.И. Такой-то».  Я и сейчас помню его фамилию, но не буду называть. Может у него и правда есть дочь моего возраста. 
Ждать пришлось долго, около часа.  За это время капитан П.И. выглядывал из кабинета два раза, мерял меня взглядом, но войти не приглашал.  Он был среднего роста, одет в черный простой костюм  и  выглядел совершенно обычным служащим. «Ждет, когда дозрею», - про себя хихикнула я.  Мне и сейчас удивительно, почему я тогда совершенно не боялась. Даже наоборот, воспринимала происходящее как приключение. Может и правда, глупая была, не знала, чего бояться.
Зайдя в кабинет, я поздоровалась и отдала пропуск. П.И. что-то писал. Не поднимая головы, он показал мне на стул и начал задавать вопросы – имя, фамилия, год рождения, домашний адрес, место работы. Я послушно отвечала на вопросы, разглядывая его начинают лысеть темя.  Наконец, он посмотрел на меня.  Его лицо было серьезно и сосредоточенно. Я думаю, что ему было около пятидесяти.
- А теперь расскажите, что Вы знаете об организации крымских татар «За возвращение».
- Ничего не знаю, - отвечаю.
- Гражданка Каверина, не морочьте мне голову. У вас на квартире состоялось заседание рабочего комитета этой организации. Вас что, дома не было?
- А, это, - я взмахнула руками. – Это заходили друзья моего приятеля попить чайку.
- Чайку? – капитан хмыкнул, - И о чем же они говорили, когда пили чай?
- Я не знаю. Я в другой комнате была, телевизор смотрела, - я врала легко и непринужденно.
- И что показывали по телевизору? Или Вы не помните? – капитан П.И. улыбался.
- Помню. Очень хороший фильм. «Тени исчезают в полдень», - я тоже улыбалась, думая про себя: «Эх, спасибо тебе, дядя Коля».
- И о чем же этот фильм? – улыбка капитана сделалась шире.
- О деревне. О революции. Там еще Красная Марья была, - я делала вид, что вспоминаю, а на самом деле пыталась сообразить почему эта Марья была красная.
- Ладно, - неожиданно легко П.И. согласился. – С фильмом понятно. Теперь расскажите как Вы призывали к созданию сепаратистского государства на примере Израиля, -  улыбка мгновенно сошла с лица капитана. Он смотрел мне в глаза не мигая.
- Я ничего такого не говорила. - мои глаза тоже не моргнули.
- Ну как же так, не говорила. Вот почитаем протокол допроса свидетеля, - он раскрыл папку и начал читать. – «Хозяйка квартиры, молодая женщина, не знаю имени, сказала, что каких-то евреев выгнали с их родной земли, но они потом туда вернулись и образовали свое государство под названием Израиль, чего и мы должны сделать».
- Ничего такого я не говорила, - я очень живо изобразила возмущение.
- То есть этот человек мне тут наврал?
- Ну почему сразу наврал, ошибся, - мне почему-то вспомнился тот маленький мужчина, который кинулся закрывать форточку.
- Ошибся? – капитан встал, уперся руками в стол и наклонился ко мне. – Ошибся? –заорал он, - Да это серые деревенские люди, они и слов-то таких не знают. «Израиль, евреи». Они об этом слыхом не слыхивали. А ну давай выкладывай, что там еще было? – почему-то он перешел на «ты».
- Не помню.
- Совсем ничего не помнишь?
- Забыла.
- А-а, у нас память, значит, девичья, короткая. Я смотрю, ты мне тут горбатого лепишь, девочка. Ты хоть понимаешь, где находишься? Студентка, комсомолка, отличница. Ты хоть понимаешь, что один мой звонок в институт и ты вылетишь оттуда под зад коленкой?
Он обошел стол и подошел ко мне.
– Зачем ты защищаешь этих татар? Они тебе что, родные? Или ты разделяешь их политические идеи? – капитан угрожающе навис надо мной.
- Какие идеи? Я знать  ничего не знаю про их идеи. Я их видела первый раз в жизни.
Неожиданно у меня в горле возник спазм. Мне показалось, что я сейчас задохнусь. «Надо подписать ему все бумаги, пусть только выпустит меня отсюда». Но перед глазами возник дядя Коля со своими напутственными словами «ни в чем не признавайся, ничего не подписывай – в этом твоя сила».
– Я не прислушивалась, что они там говорили. Правда. Я только на Наиля смотрела, а он в стороне стоял, у окна, – я сделала вид, что сейчас заплачу.
- Пытаешься выгородить своего любовника? Да он же тебя подставил. Он привел свою шайку в твой дом. Он тебя использовал. Разве с любимой женщиной так поступают? Да он и познакомился с тобой в Крыму, потому что узнал, что ты москвичка. Ему явочная квартира здесь была нужна.
- Врешь,-  я резко вскочила. От неожиданности капитан отпрянул и чуть не потерял равновесие. Но не потерял. Он вернулся на свое место, нашел на столе несколько листов с напечатанным текстом, протянул их мне.
- Ладно, достала ты меня. Вот, подписывай и иди отсюда. У меня еще полно работы сегодня.
Я начала читать текст. Это был протокол моего допроса, заранее напечатанный на машинке. В нем перечислялись какие-то фамилии и даты. Говорилось о том, что члены какого-то «курултая» собираются провести демонстрацию на Красной Площади. У меня все поплыло перед глазами. Захотелось, чтобы это все вдруг исчезло, чтобы я проснулась. Слезы сами покатились из моих глаз. Я положила протокол на стол.
- Я этого не подпишу, - твердо сказала я.
Капитан откинулся на спинку своего кресла, внимательно посмотрел на меня. Потом налил стакан воды и подал мне.
- На вот, выпей, успокойся. У меня у самого дочь такого же возраста как ты. Такая же сумасбродная и наивная. Эх, молодость, любовь. И как вы дальше жить собираетесь?
Он вытянул из-под вороха бумаг мой пропуск, подписал его и протянул мне.
- Свободна, - а когда я уже почти закрыла за собой дверь, крикнул: – И постарайся больше не влипать в такие истории.
Я бежала домой как сумасшедшая. Беспардонно растолкала людей на эскалаторе, нагло влезла первой в автобус. Я ощущала себя победителем. Я думала, как я сейчас расцелую дядю Колю, как все ему расскажу.
Около подъезда стояла скорая. Всезнающая соседка с первого этажа сообщила, что у Николая Григорьевича случился сердечный приступ, а скорая не успела. А потом еще добавила, что пить надо было меньше.
Вот я и осталась совсем одна.
***
Я набрала горсть песка из Къуру-Сув. Песок ушел сквозь пальцы как вода, как моя любовь, как мое счастье. Я открыла ладонь. Там слабо поблескивали несколько песчинок. Все-таки не все ушло сквозь пальцы. Что-то сохранилось. Память?

1 февраля 2017.