Бабушка

Оксана Суржина
Бабушка, чисто русское слово, бааа-буууш-кааа! Как звучит!


Она, пожалуй, была главным человеком моего детства, не мама, которая с утра до ночи была в школе, а именно бабушка. Сколько себя помню, она жила с нами. Маленькая, сгорбленная, седая, с умными, все понимающими глазами. Ей было всего 58, когда родилась я, младшая в нашей семье, но выглядела она древней старухой. Такой ее сделала жизнь. Деда у меня не было. Вернее, он был, но жил где-то далеко, со своей второй семьей, я его никогда не видела. О нем не говорили. Нет, никто не запрещал, просто не говорили. Хотя,  уже после бабушкиной смерти, в родительском доме появился совместный портрет бабы и деда, и мама рассказала мне о нем. Он был врачом, в армию его забрали еще до войны- отказался прервать позднюю беременность жене военкома, в войну командовал госпиталем. Вернулся с фронта,  а следом за ним- его фронтовая жена с маленьким сыном. Дед хотел ребенка забрать, чтобы бабушка его воспитала как своего, но она отказалась, да и как это возможно при живой матери? Сын оказался странным, у него не все в порядке было с головой. Дед сказал, что другие оставляли фронтовые семьи и возвращались домой, а он не смог мальчишку бросить…


Но речь не о нем, а о бабушке.


В детстве я любила слушать истории о ее детстве. Там фигурировала подружка по гимназии по имени  Оля Фролова, брат Боря и сестра Аня, книжки про Ната Пинкертона, Закон Божий, по которому у бабушки была единственная тройка, мама, плохо говорящая по-русски и папа- военный, который вывез жену из Польши.  Совсем не сразу я поинтересовалась фамилией бабушки, она назвала какую-то, где ее родные почему-то не спрашивала, наверное, думала, что они давно все поумирали. Детям бабушки кажутся представителями древнего, давно ушедшего мира.  Только однажды я спросила, есть ли фотографии ее родителей и сестры с братом, в ответ услышала, что они все сгорели. Ну что ж, сгорели- так сгорели. И уже когда я совсем выросла, мне было лет четырнадцать- пятнадцать, бабушка получила по почте странный пакет со странными марками, в нем было письмо, фотографии незнакомых людей и газетный лист с  извещением о смерти какого-то Бориса с незнакомой фамилией. Бабушка заплакала. Я спросила, почему она плачет из-за какого-то неизвестного Бориса, но до того, как она ответила, мне удалось сложить два и два, чтобы понять, что этот Борис Ш. и есть Борька, любимый младший брат бабы Мани, страшно завидовавший соседям, у который в семье было восемь детей и все мальчики. Так мы узнали настоящую бабушкину фамилию, которую она скрывала. Бабушкина сестра Анна все это время жила в Сан Франциско, там же и брат, который в 70-е годы все еще оставался подданным Российской империи, имел нансеновский паспорт. Анна писала письма с ятями и i.  И только гораздо позже стала известна подлинная история семьи.


Прадед был жандармом, служил в ставке Николая Второго. Присягу он давал единожды, после революции воевал в Белой Армии, после ее разгрома пешком, вместе с десятилетним сыном, перешел границу с Китаем, поселился в Харбине. С ним вместе в Белой Армии служил молодой фельдшер, за которого прадед выдал замуж мою восемнадцатилетнюю бабку. Фельдшер остался в Советской России, увез жену в Забайкальскую деревню, где жила его семья, получившая землю по столыпинской реформе. Они переехали туда из Воронежской губернии. Свекровь, увидев невестку, собрала вещи и ушла из дома, объявив всем, что устала, дело свое сделала, родив шестерых сыновей, теперь пусть молодая хозяйка к делу приступает. А сама купила себе землянку на краю городка и гармошку, сидела целыми днями на завалинке и играла.


Так моя юная бабушка, окончившая гимназию, попала в семью, где одни мужики, ей приходилось и за скотом ухаживать, и хлеб печь, и обшивать их, обстирывать. Попробовала в местной школе преподавать, но не выдержала и портфелем стукнула какого-то особо тупого ученика, после чего с педагогикой было покончено. Стала работать счетоводом. К ним пришла ее мама с младшей дочкой, но прадед не разрешил им остаться, и они также пешком перешли границу и поселились в Харбине.


Надо сказать, что семья моего деда была довольно интересной. Прабабка Марфа Яковлевна, сбежавшая из семьи, была знахаркой, лечила травами, принимала роды. Все ее сыновья были чрезвычайно музыкальны, играли на любых инструментах. Мама вспоминала, как ее отец купил на рынке скрипку и за два дня ее освоил и вполне прилично играл. В семье есть легенда, что в Первую мировую дед Коля служил в армии вместе с Игорем Ильинским. Тот якобы сказал: «Пойдем, Колька, в артисты», а дед ответил, что он доктором хочет быть. У моей мамы сохранился аттестат на немецком языке, немцы обучали наиболее способных ребят медицине. Сама видела, но не знаю, как это было возможно? Хотя дед закончил всего четыре класса ЦПШ, но был прекрасным доктором. Его в любую погоду вызывали к больному в какую-нибудь отдаленную деревню, присылали за ним лошадь, и он в ночь- полночь отправлялся лечить. Он был не сдержан на язык, но при этом всем делился с женой. Мама вспоминала, как он вечером расскажет бабушке что он кому-то сказал, а наутро все вещи собраны - они переезжали в другое глухое село. Так бабушка спасала семью от репрессий. 


Уже взрослым человеком дед поступил в мединститут, но с его образованием трудно было учить химию, латынь. Бабушка училась вместе с ним, без ее помощи этот талантливый врач вряд ли получил диплом.


Анна, сестра бабушки, в Харбине познакомилась с американским моряком и вышла за него замуж, уехала в США. Пыталась все время найти сестру, высылала одежду и обувь трем племянницам и сестре, консервы. Но бабушка, получив очередное письмо, действовала проверенным способом- меняла место жительства, одну тьмутаракань на другую. И надо сказать, что следы заметать ей удавалось хорошо. Недавно мне выслали копию эмигрантского дела моего прадеда, там было написано, что бабушку искали, но не смогли найти в РСФСР. В этом же деле есть заявление прадеда на получение  нансеновского паспорта, в анкете есть пункт, не получал ли он советский паспорт. Ответ написан каллиграфическим почерком: «Родиной и совестью не торгую».
В оттепель Анна приезжала во Владивосток, чтобы встретиться с любимой сестрой, но каждый раз обстоятельства складывались неудачно. Так они больше не встретились.


Бабушка любила деда самозабвенно. А вышло так, как вышло. Я ни разу не слышала, чтобы она про него сказала что-то плохое. Однажды, еще до моего рождения, дед приехал в гости со своим сыном- подростком. Мама рассказывала, что все две недели, что он жил у них, бабушка не сказала ни слова, готовила, накрывала на стол, но молчала. Каково ей было видеть его?


Бабушка всегда жила с нами. Она ссорилась с моей мамой, папой, собирала вещи, уезжала навсегда, дома воцарялись мир и покой, а потом, не позднее, чем через месяц, приносили телеграмму и мы радовались. Бабушка возвращалась домой. Больше всех она любила моего брата, он ей платил той же монетой. Она верила в Бога, у нее была маленькая иконка Николая-Угодника, ночами она стояла на коленях перед ней и молилась. За кого, за что- не знаю. Но, когда мы отправлялись в путь, нас обязательно крестила и давала целовать иконку. Родители- коммунисты, но ни разу никто из нас не отказался сделать это.  Мы ершились, посмеивались, но где-то в глубине души ждали бабушкиного благословления.


Она целый день копошилась по хозяйству, готовила, мыла, стирала… А ночью, когда все наконец-то укладывались спать, она заваривала себе свежего чаю и садилась читать. Любовь к чтению  и чаю у нас от нее . Знала наизусть Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова… Помню, мне надо бежать на улицу, а баба Маня преграждает мне  путь и начинает: «Ты хочешь знать что делал я на воле? Жил…» …Знакомьтесь, «Мцыри» собственной персоной. Мы засыпали под  «Колыбельную» Лермонтова в ее исполнении, помните? «Злой чечен крадется в гору, прячет свой кинжал»?


Как-то приехала наша тетя и что-то сказала  не очень дружественное в наш адрес. Бабушка была уже совсем старенькая, с палочкой. Маленькая,  она вышла вперед, закрыла нас своей спиной и сказала: «Не смей трогать моих внуков!» Аника- воин!


Она умерла у меня на руках, успев познакомиться с моим будущим мужем и одобрив мой выбор. Это была моя первая страшная потеря.


После ее смерти не только мне, но и сестре, и брату, стало казаться, что нас кто-то в жизни охраняет. Столько было случаев, что судьба наказывала обидчиков, даже порой становилось не по себе.  Я верю в то, что это бабушка нас охраняет. Ее звали Мария. Так теперь называется яхта, которую построил мой брат, ее любимый внук.
Я до сих пор помню ее запах, вкус ее котлет, пельменей, рыбного пирога, прикосновение ее рук, глаза, смотрящие на меня с любовью.  Иногда слышу ее голос, нахожу в себе ее черты.
Бабушка….Ба-буш-ка.