НА СНИМКЕ: Мой партбилет. Он был выдан мне, видимо, в декабре 1973 года при обмене партбилетов, когда я уже работал первым заместителем директора Института прикладной физики по научной работе. Время вступления в партию – декабрь 1963 г.
В декабре 1962 года меня приняли на бюро РК КПСС кандидатом в члены партии.
Сначала со мной поговорил о вступлении в партию Георгий Сергеевич Мигиренко, и я спросил его относительно того, а как же с нормативом приема в партию работников технической интеллигенции, связанным с числом вступивших в партию рабочих. Это было широко известно, потому что в СССР было официально объявлено, что КПСС это, прежде всего, партия рабочих. Затем добавлялось – и крестьян. Интеллигенция не упоминалась. Мигиренко сказал мне, что об этом он сам побеспокоится.
Каждому вступающему комсомольцу надо было получить рекомендацию Комитета комсомола. В комсомоле состояли до 28 лет, а мне как раз столько и было.
Я помню, как после заседания комитета, на котором мне дали рекомендацию, секретарь комитета ВЛКСМ СО АН Боря Мокроусов сказал:
– Комсомол даёт тебе, Миша, рекомендацию. Будь всегда честен перед всеми, комсомолом, партией, страной!
Другие две рекомендации мне дали Иван Прохорович Мучной и Петр Лукич Куприенко.
И вот после приема на партбюро института гидродинамики, потом на партсобрании института, на заседании парткома СО АН и, наконец, на бюро райкома, в декабре 1962 года я стал кандидатом в члены партии. Бюро райкома приняло меня единогласно. Мне сказали, что я достоин быть в партии, но теперь мне нужно пройти годичное испытание кандидатом. Такой был установлен порядок.
Если бы я жил в другом месте, не в научном центре, меня бы в партию никогда не приняли бы. Принимали в основном рабочих, а интеллигентов, каковым и меня считали, в какой-то ничтожной доле процента от числа вступивших рабочих. Так регулировался классовый состав партии. Правда, интеллигенция считалась не классом, а прослойкой. Классов у нас было два: рабочий класс и трудовое крестьянство. Третий класс – буржуазия – был уничтожен вместе с частной собственностью.
Вскоре мне вручили карточку кандидата в члены КПСС. Любочке мое вступление в партию не очень понравилось, но она понимала, что мне в моей общественной работе это поможет.
Праздника по этому поводу дома не было. Но я думал, что, если все честные люди вступят в партию, а партия вычистит из своих рядов всех тех, кто ответственен за гибель миллионов людей в лагерях, постепенно партия станет другой. И я буду одним из тех, кто изменит партию, общество и, в конечном итоге, жизнь.
– Мое поколение, – думал я, – непременно сделает это!
Я много размышлял потом, правильно ли я сделал, вступив в партию. Уверен, что правильно.
Я разделял тогда основные положения партии о строительстве коммунистического общества, и для меня это было главным.
Я считал, что со временем методы работы партийных функционеров отомрут, а в партии и в обществе восторжествуют демократические принципы.
И немаловажным было и то, что я хорошо знал, что без партийного билета в кармане я не смог бы подняться на высокий уровень руководителя. Я уже тогда был заместителем председателя ОКП и понял, что я обладаю неплохими организаторскими способностями. Они в полной мере могли быть востребованы лишь в том случае, если я стану членом партии.
Из всех директоров институтов СО АН только Г.И. Будкер был беспартийным, но я понимал, что я не гений, как Будкер. А о позициях в научной или научно-организационной иерархии я уже тогда подумывал. Я понимал уже тогда, что великого ученого из меня не получится, а вот организация научных исследований мне по силам.
Кстати, при получении американского гражданства, этот вопрос есть в анкете. И каждого просят объяснить причины, побудившие тебя вступить в организацию, которую в США считают террористической. И я объяснил именно так, как написал только что здесь.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/02/11/420