Моё детство прошло в пригороде Уральска, на берегах степной речушки Деркул. Жизнь тогда, после войны, была трудной , но отношения между людьми были намного проще, чем сейчас. Люди занимали деньги до получки, одалживали соль, спички, делились всем, чем могли; словом, жили «большой семьёй».
В 50-ые годы в посёлке появилось несколько семей казахов. Были они трудолюбивыми, добрыми шабрами. Почти все говорили по-русски чисто, без акцента, называли себя русскими именами и быстро влились в поселковую коммуну.
Рядом с нами поселились Матеновы и Темиргалиевы, чуть поодаль – Бершевы. У Бершевых была красивая девочка Валя, на которую я отчаянно заглядывался. У Вали был дедушка Муса. Его все уважали, хотя по-русски он почти не говорил. Да и вообще он говорил мало. Был он очень старым, но я никогда не видел его сидящим, как другие старики, на заваленке. Он постоянно что-то делал: то подметал двор, то сено нёс на вилах, то пас овечку рядом с домом. Был Муса небольшого роста, каким-то кряжестым. Как многие восточные старики ходил согнувшись, враскорячку, медленно расставляя крепкие кривые ноги в сторону. Тяжёлые руки он клал на палку, которую держал за спиной, словно впрягаясь в невидимую телегу. Широкое, изборождённое морщинами лицо, было почти чёрным, седоватые широкие усы придавали ему вид суровый и мудрый.
Однажды Муса заболел. Пошёл он к местной врачихе Лизе и как умел объяснил, показывая на грудь, там, где болело.
Лиза внимательно прослушала его лёгкие, сердце и тоже, как могла, пояснила старику, что сердце у него слабое, и порекомендовала старику не пить крепкий чай.
Почему она сказала про чай? Весь посёлок знал, что Муса без чая не мог жить. «Чай по-казахски» - это особая история. В советское время, когда в магазинах был только ужасный, безвкусный «грузинский чай третьего сорта», настоящий, индийский, было почти невозможно достать. Зная особую любовь казахов к этому напитку, расторопные торговцы продавали его через знакомых в аулы. Там за ящик чая чабан мог запросто отдать жирного барана. Мусе привозили чай родственники, которых у него было много. Он и жил этим напитком.
Поняв Лизу, Муса помрачнел. Он что-то ответил ей по-казахски и пошёл домой.
Как потом рассказывали в посёлке, Муса встревожился не на шутку словами русской врачихи. Он всё рассказал жене и приказал немедленно вылить свежую заварку, а самовар унести на баз*, запретив при нём пить чай.
Несколько дней Муса держался стойко, пил молоко, айран, горячую воду, но потом ему стало плохо, слёг старик. Его старший сын откуда-то привёз муллу. Тот долго молился, потом поохал-поахал и прямо сказал родственникам:
- Через два дня помрёт ваш Муса. – Сказал и уехал.
Муса услышал это и стал умирать. День прошёл, два, Муса ничего не ест, только жиденькую шурпу, стонет потихоньку, жалуется на сердце.
Приходила Лиза, давала какие-то таблетки, но он к ним даже и не притронулся. На третий день слабым голосом сказал старухе:
- Раз уж Аллах хочет меня взять к себе, то завари мне напоследок чая нашего со свежими сливками.
- Ты что, старый, совсем очумел, нельзя тебе, чай – сердцу вредит! Сама по радио слышала, как русские врачи недавно сообщили об этом, а они знают, что говорят! – возмутилась жена.
Замолчал Муса, закрыл тяжёлые веки, что-то прошептал, видно молитву, и отвернулся к стенке.
Вечером собралась вся семья; в тишине, хмурые, поужинали. Старуха, смахнув слезу и позабыв о запрете, заварила свежий чай, разлила его в пиалы, смешав со свежими сливками. Тонкий аромат индийского чая заполнил кухоньку и поплыл в переднюю комнату, где лежал старик.
Муса, почуяв аромат свежего чая, медленно открыл глаза и впервые за последние дни вздохнул полной грудью. То, что потом произошло, навсегда запомнилось всем Бершевым. Они сидели и молча пили чай, когда раздался шум в соседней комнате. Это Муса, поднявшись с постели, опрокинув ночной горшок, буквально ввалился на кухню, оттолкнул поднявшегося сына, вырвал у старухи пиалу и, обжигаясь, выпил её одним махом. Потом он сел и долго пил чай. Пил и ругался. Никогда его семья не слышала от Мусы бранного слова, а здесь из старика лилась отборная казахская ругань в адрес всех, кто запрещает людям пить чай.
Долго в тот вечер пил чай Муса. Наутро он встал как ни в чём не бывало и пошёл убирать навоз из под коровы.
На Лизу он не злился, даже с уважением, при встрече с ней, кивал головой. Много лет после этого кивал.
-------------
*задний двор – (ур. диалект)
Июнь 2016. Ханой