Легитимов и женщины

Александр Самоваров
1
После разговора с женой Легитимов испытал облегчение и тут же вспомнил о других женщинах. У него не  было такой логической связи в голове – раз жена мне помогла, то другие  женщины помогут еще больше,  вернее связь была, но Легитимов не проговорил это про себя, а стало быть, подумал, что просто захотел отвлечься в  этой странной ситуации, и почему бы ему не встретиться со  знакомыми женщинами?  Он   просмотрел  телефоны, поморщился – встречаться-то было не с кем.  Ну разве актрисулька Марина, которая ему всем обязана и вообще она прикольная,  прочие же…  приедут на встречу, но банально будут выпрашивать деньги, а если им  рассказать всю эту историю, то они еще и испытают сладострастный восторг, который испытывают все эти ничтожества, узнав, что у богатого человека возникли проблемы.

Легитимов глубоко вздохнул, ему стало  прочувственно  жаль себя… такого одинокого в этом парадоксальном  мире, и он подумал, что зря в свое время не завел какой-нибудь подшефный детский дом, он представил  себе, как приехал к деткам, как они были рады бы ему. Может быть, сейчас начать помогать? Или попу  какому денег отвалить, попы чуткие в этом смысле, сразу утешать начнут, они  когда хотят, то могут утешить человека, это Легитимову знакомые бизнесмены рассказывали, а без денег они только пугать будут, чтобы эти самые деньги на страхе выбить. Везде одна песня. Власть пугает, ЧК пугает, менты  пугают, народ весь во злобе, все ему мало этому народу, хотя жрет в три горла и отдыхает в Италии. Тьфу!

Ну что же, будем звонить актрисульке.

- Марина, привет! – бодро сказал он в трубку, - как ты, пообедать вместе?
- Надеюсь, что за твой счет, - раздался знакомый, хорошо поставленный голос, - ты  еще не разорился?
- С чего ты это, вдруг,  сказала?
- А с чего ты мне позвонил через два года после последней встречи?  Беда, видать, какая?
- А, черт,- выругался Легитимов, хотел было сбросить звонок, но в трубке раздалось:
- Да еду, я еду, обидеться уж слабой женщине нельзя.
Они встретились в одном из лучших ресторанов Москвы.
- О, - сказала Марина, - шик! Как тут пахнет деньгами.

Она поцеловала его в щеку, а он подумал, что она жутко постарела: худая, даже высохшая, с впавшими щеками.

- Ты заболела что ли? – спросил он сострадательно.
- Чертово мужичье, - процедила она сквозь зубы и тут же заорала, - похудела, похудела, на диете сидела.
 
Мимо проходящая  женщина усмехнулась, она все в секунду поняла, если  бабам нужно, то  они все быстро понимают. И как-то так одобрительно  улыбнулась Марине.

«Чертов бабский интернационал -  подумал Легитимов,  - это будет посильнее Коминтерна товарища Ленина».
 
Покушала Марина хорошо, видно диета закончилась, и она была  голодна.
- Ты как голодная волчица.
- А ты какой-то бледно-зеленый,  как поганка, - сказала она, ласково улыбаясь,  и тут же заговорила о самом главном, о своем карлике - режиссере:
- О, смрадная личность! О козел, на котором даже сатане негде ставить пробы, о прожженная и иссушенная  принудительным  сексом ничтожная личность…
- Постой, - заинтересовался Легитимов, - а что значит «принудительный секс»?
- Ну какой еще секс может быть у двадцатилетних дур с мужиком, которому уже за шестьдесят?
- А у тебя  с ним точно что-то было, когда ты пришла в театр, хотя тебе  было уже не двадцать…
- И ты смрадная личность, - очаровательно улыбаясь и глядя на Легитимова добрыми-добрыми глазами, сказала Марина.
- Слушай, как это у тебя получается? – Изумился Легитимов. – Ты говоришь гадости, но при этом улыбаешься, и даже глаза твои имеют ласковое выражение.
- А! – махнула рукой Марина, - профессиональное раздвоение, - ну тут оно к месту, я тебя  обругать хочу  и вроде тебе должна  и за обед, и за театр… за жизнь удавшуюся, провалилась бы она пропадом.
- Да ничего ты мне не должна, - сказал мрачно Легитимов, - так что можешь скалить зубы, как волчица.
- Так-так, - проницательно глядя на него, сказал Марина, - женщин мы уже не любим, обломала какая? Изменила?
Она наклонилась непроизвольно всем корпусом вперед, не играя уже,  ожидая его ответа,  ей в самом деле было интересно.
- Какие же женщины, все-таки, любопытные существа, - сказал, усмехнувшись Легитимов, - вот погляди кругом на всех этих сытых и голодных самок, которые рядом с  богатыми самцами, тут же нет ни одной, которая  бы не изменяла.
- Ложь, - играя стальными нотами в голосе, сказал Марина, - гнусная ложь, я вот тебе не изменяла, пока мы были вместе.
- Ну потом отдалась-таки этому режиссеру, - насмешливо сказал Легитимов, - я же чувствую женскую ревность у тебя к нему, а не только ревность актрисы.
- Это тебе я отдалась, а этот уродливый козел просто на меня запрыгнул и… все.
- А Шекспир любил женщин? – спросил Легитимов.
- Ты знаешь, вроде бы – да, но какой-то странной любовью, я думаю, что он просто любил всех  своих героев, которых придумывал, так сказать, порождал их  - заинтересованно сказала Марина, - а ты что, был на нашем последнем спектакле? Это «Гамлет», я там играю королеву.
- Ни фига себе, - сказал Легитимов, - тебе дали такую роль, а ты кроешь тут своего режиссера.
- Ну в общем-то он дал не мне…-  Марина злобно свернула  глазами, - он дал  одной потаскухе…
- Который двадцать лет, - докончил с усмешкой Легитимов.
- Допустим, что двадцать семь. Но та взяла и ушла из театра, ну для него удар, от такого несчастья он раздал  роли тем, которые подходят под  эти роли, тут же завел роман с девкой, которой как раз именно двадцать, она еще в училище, но уже готовит свою п..ду для высокого искусства.
- Я не пойму,  чем ты недовольна?
- Собой, Саша, собой. – Тихо ответила женщина и посмотрела в  сторону, чтобы скрыть слезы, но все же всхлипнула.  – Я себя ненавижу, - продолжала  трагическим голосом королевы-матери из Шекспира, - меня моя дочь ненавидит, если бы ты видел, какая это красавица выросла, живет с отцом, он жалкий осветитель сцены, ничтожество убогое, лысое, а она его любит, по-женски любит, понимаешь?  -  Заорала она, и глаза ее сверкнули звериной ненавистью.
- Она же женщина, как же еще она может любить?-  спросил рассеяно Легитимов.
- Она спит с ним! – трагическим голосом прошептала Марина, и прикрыла глаза рукой.
- Ты что, совсем, что ли чокнулась со своим театром, - изумился  Легитимов.
- А как… - заорала было Марина, но снова перешла на шепот, - как это можно объяснить? Он ее не  растил, растила моя мама, которая его презирает, и я его презираю, а дочь любит!  С чего она его любит? За что?
- Ну да, - сказал Легитимов издевательски, - денег-то у  него нет.
- Ну просто она выросла почему-то закомплексованной… а тут он… со своей любовью…  У нее же никогда не было парня, никогда, это я тебе как мать говорю.
- А я тебе, как бывший учитель, говорю, что ты не знаешь про нее ничего. Ты ее не растила,  но даже если бы ты ее растила и очень сильно любила, все равно бы ты мало чего знала о ней, дети умеют скрывать свои тайны. И про то, сколько парней у нее было, какие у нее отношения с мужчинами, ты и понятия не имеешь. Может быть,  у нее было что-то жуткое с ними, может  быть у нее  сейчас бурный роман с парнем, ты этого не знаешь, пойми. Ты о ней ничего не знаешь.
- Да знаю я все, - отмахнулась Марина. – Мне ли не знать человеческую душу, я же актриса, я тончавшие вещи чувствую.
- Ты живешь в выдуманном тобой мире, - сказал Легитимов. – Это обычный удел художников, поэтов и актеров.
- Вот как, а ты в каком мире живешь?
- В страшном, - сказал Легитимов.

2

Он чувствовал, как против его воли Марина сексуально  заводит его, он во время ее  монолога припомнил  некоторые  сцены их физической близости. И хотел пригласить ее сейчас к себе, в свою квартиру. И она это почувствовала, всхлипнув еще раз,  сказала:
- У меня есть человек.
- Что за мужик? – расстроился Легитимов.
 - Мужик -  странно растягивая слова, сказала Марина, и повторила – му-жик, - и как-то сардонически усмехнулась. – Это не мужик, это баба, хотя и мужик в душе.
- Ты живешь с женщиной? – изумился Легитимов и тут же злорадно заметил, - теперь понятно, почему ты выдумал про свою дочь эту чушь. Разврат растлил твою душу и ум. И такой ум рождает химеры.
- Ну да,  я живу с бабой, потому что я устала служить вам и во всем  подчиняться. Что этому козлу-режиссеру с  его непонятой  миром  гениальностью, что этим любовникам-актерам, которые истеричнее  любой бабы, что таким, как ты… хотя тебя  я любила.
- Любила? – как эхо повторил с изумлением Легитимов.
- Да, любила, - тяжело вздохнув, кивнула головой Марина, - ты был шикарным тогда, таким опьяненным  жизнью победителем.

И тут Легитимов залпом  ей рассказал все: про появление Андрея, который, вдруг, оказался живым и таким странным образом объявился. Про ночной звонок, про наведенный гипноз, про свой ужас, его несло и несло, как бывает с мужчиной сразу после секса с любовницей, он рассказывал и не мог остановиться, Марина слушала его внимательно, сострадательно и  не перебивала. Когда же он, наконец, выдохся и замолчал, она погладила нежно его по руке и сказала:

- Отдай ты им все, а сам спасайся. Ну сколько-то денег  ты себе можешь же оставить? Ну вот с ними и уезжай отсюда. Купи себе домик на Кипре, заведи себе девочку лет двадцати, кстати, хочешь,  с дочерью  познакомлю?
- Ты кривляешься, что ли? – с изумлением спросил Легитимов.
- Ну не одной же мне страдать.
- Так это я тебя, что ли заставляю жить с бабой?
- Она хорошая, - сказала, усмехнувшись печально Марина, - она считает меня гениальной актрисой, а и есть гениальная,  и зритель у меня мой есть.  Она служит  мне, готовит еду, стирает, ходит на все мои спектакли, сидит в первом ряду, держит за меня кулаки.
- Ну и чего же тебе еще желать? – устало сказал Легитимов, - он знаком позвал официанта, чтобы рассчитаться.
- Мне холодно с ней, хоть она иногда меня доводит до оргазма. Не та энергетика.  В ней все хорошо, но одно плохо – она не мужчина.

«Чокнутая дура - подумал Легитимов, - и так лет до девяноста  будет беситься, переживать свою гениальность и жить с бабами. С этой своей подругой и будет доживать где-нибудь на окраине  Москвы. Легитимов представил себе Москву через пятьдесят лет, и ему почему-то стало страшно.

- Как время бежит, - сказал он печально.
- Саша, прости, что я тебе испортила обед, но мне надо было кому-то выговориться, - сказал Марина, - я же не знала, что у тебя такая беда. Но вот я всей своей женской интуицией чувствую, что ты попал в ужасную историю. Пообещай мне, что будешь благоразумным, стойким, борись только за свою жизнь, черт с ними, с деньгами.

«Интересная страна, - думал Легитимов, - в ней ни один человек не удивился моему рассказу, вот так просто позвонили и сказали – отдавай деньги.  Где это еще может быть? В Африке? Нет, даже там все по-другому, в Китае по-другому, т.е. деньги могут отнять, но как-то по суду, обвинив в чем-то, а здесь и идти некуда.

- Ладно, Марина, сказал он, - я ценю твое участие и счастья тебе в жизни. Искренне желаю.

3

Он расплатился и ушел. Он даже не оглянулся на Марину, не подождал ее, не предложил  подвезти. Он уходил от нее навсегда, зная, что никогда ее больше не увидит, и ни разу не пожалеет об этом. Почему? Он не знал – почему. Возможно, это было бы отвращение.  Но он о Марине больше не думал. Все. Она исчезла в тумане нереальной театральной  Москвы.

Легитимов вышел  в  тихий московский переулок, где тоже  витал запах роскоши и довольства, обычно, когда он вот так выходил из ресторана и чувствовал этот запах роскоши, то он чувствовал себя хозяином этого города, этой страны и своей жизни. Такие минуты были самые кайфовые в его жизни. Он понимал, что самое большое его везение заключалось в  том, что он родился в бедной учительской семье, сам учительствовал и был бедным, и на фоне этого его нынешнее богатство не воспринималось им как нечто обычное. Он не привык к нему, не пресытился им.  Он не искал каких-то особых разнообразий в жизни, потому что жизнь и так была праздником. Он не покупал себе мотоциклы и не носился  на них по шоссе, он не менял каждый день машины и не тащился от них, как многие богачи тащатся, он не покупал яхты,  он не прыгал с парашютом.  У него и так каждый день были приливы адреналина, выбросы счастья с прямым попаданием в мозг от простого существования в качестве богатого человека в РФ. И вот всему этому приходил конец.

Следовало что-то делать. Но что делать, было не очень понятно. Ах, да, нанять  охрану из тувинцев. Вот и Михалыч сидит за рулем,  ждет его и с кем-то сосредоточенно  говорит по телефону, по выражению лица Михалыча было видно, что болтает он с человеком, который выше его по статусу.  Михалыч был офицер,  а они четко чувствуют градацию в этом мире.  Для них весь мир делится на тех, кто выше их по званию или статусу, и на тех, кто ниже.
Так что же делать? Все-таки Марина раззадорила его, увядающая и неврастеничная лесбиянка, она сохранило нечто в своей артистической натуре, какой-то аромат любви, который исходил от нее, и тогда, когда они встретились в Испании, и вот даже сейчас… И тут Легитимов вспомнил  о недавней проститутке, он забыл, как ее звали, но вспомнил, что у него была ее визитка. Он стал энергично рыться в своих карманах, ибо в портмоне визитки не было, во внутреннем кармане пиджака тоже не было.

Михалыч же бросил говорить  по телефону и  через лобовое стекло впился взглядом в Легитимова, видно только что его увидел.

- Что же ты смотришь на меня так непочтительно, - сказал с усмешкой  Легитимов, зная, что Михалыч его не услышит, но тот понял по шевелящимся губам шефа, что тот что-то бормочет и весь напрягся.

Визитка была в кармане брюк, как это ни странно. Легитимов нащупал ее рукой, это могла быть только она, но он не стал вытаскивать ее из кармана. Почему? Хороший вопрос. Потому что все изменилось в жизни, и без всяких на то причин, он не хотел, чтобы Михалыч видел его с этой визиткой в руках. И тем более звонящим по телефону этой забавной проститутке.

Легитимов подошел к машине и сказал Михалычу,  что тот свободен на сегодня.

- Как? – изумился тот, - а я вот насчет тувинцев как раз договаривался…
- Ну и договаривайся дальше, вечером расскажешь.
Он повернулся спиной к  Михалычу и зашагал под его взглядом наугад.
«Да пошли вы все к черту»- подумал Легитимов.

Зайдя за угол, он вытащил  визитку, набрал номер девушки.

- Да, - ответил ее насыщенный  силой, но вкрадчиво-эротичный голос.
- Лена,  это я ( на визитке было только имя – Лена) , - сказал Легитимов таким тоном, точно ему было двадцать пять лет, и он звонил своей девушке.
- Здравствуйте, Саша, но я  же не Лена, я же вам сказала, что на самом деле меня зовут  Оля, - засмеялась та, - для вас  я Оля.
- Ах, да, - вспомнил Легитимов и смутился непонятно отчего.
- Чай пить будем, Саша? - сказала ласково и немного насмешливо она.
- Знаете такой ресторан…  - Начал почему-то на «вы» Легитимов.
- Как скажете, - нежно и покорно ответила Оля. – И почему на «вы»?
- Тогда уж давай оба на «ты», - предложил Легитимов.
Да, Саша, - ответила девушка с готовностью.
- А что хочешь ты? – спросил Легитимов, чувствуя, что девушка не хочет никакого ресторана.
- Любви, - выдохнула Оля и засмеялась.
- Животной страсти? – уточнил, улыбаясь Легитимов,  и он мобилизовался, весь собрался и даже поджал живот.
- О, да! – дикой страсти, соврати меня, я же невинная девушка, ты же знаешь…

И дальше пошел такой текст, что Легитимов ощутил прилив мужественности и повернулся к прохожим спиной, чтобы признак этой мужественности не был  заметен.

Какая умная девушка! Она все чувствует! Играет, но как профессионально, как она знает свое дело,  как  вздымает все чувства в усталой душе миллионера!

Тут у него мелькнуло в голове: А почему я отпустил Михалыча  с  его большим пистолетом, ведь я так нуждался в том, чтобы Михалыч был рядом с этим пистолетом,  я даже думал навстречу с Мариной  Михалыча  взять,  чтобы посидел где-то рядом?

4

Но эта мысль утонула в потоке похоти.  Он даже не понял, что стал бояться Михалыча почему-то. Он мчался на такси к своей квартире и думал  с негодованием о том, что Оля приедет туда часа через два, он даже не уточнил у нее,  через  сколько именно она  там окажется, но перезванивать не стал. Он был уверен, что девушка будет долго собираться, и ей потом  ждать такси, потом долго ехать, он был уверен, что она живет на окраине Москвы. Легитимов все это в подробностях себе представил и грустил, грустил, вспоминая улыбку киевлянки Оли, ее тело богини.

И вот он подъехал к своему подъезду, расплатился с таксистом, выпрямился и увидел, что от  серого БМВ идет… Оля. В скромном сером  платье, с развивающимися на ветру темными волосами, с  этой самой улыбкой на губах, в которую он был уже так влюблен.

- Как ты догадалась, что я очень жду тебя? – сказал он хрипло, обнимая ее сильно за талию.

Выгибаясь своей тонкой поясницей,  девушка прижалась плотно к нему, прижалась тем, чем нужно было прижаться, чтобы Легитимов  очумел окончательно.

- Ты волшебная!

Она стыдливо опустила голову.

Какая актриса!

И был два часа похотливого бесстыдства,  и было Легитимову двадцать пять лет. 

И было где-то почти рядом счастье, но как всегда в такие часы и минуты, это счастье просвистело, как пуля  и улетела эта пуля в дальние дали.
Освободивший мозг от печалей, Легитимов сразу стал рассказывать Оле о том, что произошло. Рассказывал довольно складно, потому что он это уже рассказывал вчера жене, а сегодня Марине, и текст выучил почти наизусть. Только вот интонации  у него были другие.  Разговаривая с женой, он был вполне откровенен, ему все равно было, что подумает о нем  жена, она и так знала его, как облупленного, и с ней он просто стенал от страха и злобы. Марине он рассказывал с чувством,  но уже без паники. Оле он рассказывал с юмором. Во время этого рассказа ему стало казаться даже смешным, что он так испугался, нагнал страху на себя. Нужно было тихо слинять в Париж. Потом он додумал, что не просто слинять в Париж, а с Олей слинять в Париж.

Хотя нет, в Париже достанут сразу. Французы довольно противный народ,  и им, в общем-то, все равно, когда у них в стране кто-то из иностранцев исчезает, они даже испытывают тихое злорадство по этому поводу.  Ну как если бы в Москве исчез бы таджик, или узбек. Ну исчез и исчез, одним меньше.

Придется видно  ехать в Лондон. Вот там не любят, если убивают без разрешения самих англичан.  А если у этих, которые позвонили ему с угрозами, будет такое разрешение?

Черт, придется лететь в США. Ох, не любил Легитимов США с их видимой простотой и невероятным коварством этих таких с виду простых и открытых людей! Потом… деньги-то они у него отнимут, когда поймут, что он без крыши.  И самого посадят за выдуманную  торговлю оружием.  Они – могут! Б..дь, в мире самая богатая страна, а благородства ни на грош, все отнять и забрать в свою казну, как они это сделали с несчастным  Петро Лазаренко, бывшим премьером Украины, а он ведь за защитой к ним приехал!

Легитимов рассуждал вслух!  Девушка молчала. Она даже не двигалась. И тут он увидел расширенные от изумления  глаза  Оли:

- Ты торговал оружием? – с восхищением воскликнула она.
- Да какой черт, торговал, - поморщился Легитимов, я и рядом с этим оружием не стоял, я его вообще в принципе ненавижу. Я вообще ничем не торговал, ни во что не влезал. Помнишь, как у Булгакова: « Сижу дома, не шалю, починяю примус».
 
Оля захохотала и сказала:

- Да, да,  «Мастер и Маргарита», я безумно люблю эту вещь. Слушай, а давай напьемся. Утром решим, куда нам бежать.
- Так ты со мной?
- Да, да, да! – хохотала она, подставляя свою грудь под его поцелуи.

Спасибо тебе,  Господи, что я не один! Спасибо, что на свете существуют проститутки. Спасибо за то, что она брюнетка и киевлянка!

Оля  смеялась все сильнее и, вдруг, предложила:

- А махнем в Киев?
- Ты обалдела маленькая совсем, - оторвался от ее груди Легитимов. – Ты бы еще меня на кладбище или минное поле позвала спасаться.
- Нам надо выпить, - сказала Оля.

5

Она явно была неравнодушна к алкоголю, почти непьющий  Легитимов понял, наконец, что ему было нужно. Оля голая, волшебная, длинноногая  с прелестной грудью  тащила бутылку виски из бара, размахивая ею как гранатой.

«А не погорячился ли я хвалить Бога. – Подумал Легитимов, глядя на эту «гранату» в руке украинки.- Может она из батальона «Азов», вон Немцова-то с  такой вот барышней и шлепнули».

- Ты в Москве-то давно живешь? – спросил он осторожно.
- Ага, боишься бандеровку, - грозно свела она брови.
- Ну в общем, где-то как-то…
- А давай из горла, кто больше выпьет?- предложила Оля.
- Так с бандеровкой-то что?
- Ты видел хоть одну даму… свободного поведения… с политическими убеждениями? – засмеялась Оля.
- Да  сейчас  уже сам черт не разберет, - сказал Легитимов, отхлебывая из горла.
- Слабак, - сказал Оля.

Она взяла бутылку из рук Легитимов и высокомерно посмотрела на него, потом взялась пить, она пила долго, во всяком случае, так ему показалось, ее белое горло делало сначала какие-то судорожные движения, но потом спиртное полилось свободно.

- Ах! – выдохнула она.
- Ну ты пьешь прямо, как  народный депутат Надя Савченко, - сказал ехидно Легитимов.
- Да провались они все пропадом, - сказала Оля и запустила таким трехэтажным матом, что это было даже изумительно прекрасно и к месту.
- Здорово! – одобрил Легитимов.
- Ну так я же филолог!

Легитимов взял у нее бутылку, налил себе почти полный фужер и выпил залпом.

- Уважаю, - протянула ему узкую ладонь девушка.

О, алкоголь! Ты чудесен, когда еще молодой, когда только забродил в крови, когда эйфория,  когда блики перед глазами и  нежный шторм в мозгах! И ты еще не превратился в отраву.

- Я тебя люблю, - сказал Легитимов, обнимая девушку.
- И женишься на мне?
- А тебе это надо, мы тебе принца потом  найдем.
- Мне с тобой хорошо.

Потом они кувыркались по всей большой постели, потом Легитимов пел «По долинам и по взгорью, шли буденовцы вперед», предварительно объяснив, что сама песня сочинена белыми, но ее приватизировали потом в качестве трофея красные. А  Оля включила музыку и танцевала голая. Потом Легитимов ничего не помнил, но когда проснулся утром, то несмотря на головную боль все равно чувствовал себя очень хорошо, вот именно на двадцать пять лет он себя и чувствовал.

- Я вызову тебе такси. – Сказал Легитимов, когда они расставались, договорившись лететь вместе в Лондон. – Тебе нельзя за руль.
- Ты, Саша, меня плохо знаешь, - сказала, усмехнувшись Оля, - я машину вожу, как гонщик в любом состоянии.
- Так же быстро?
- Так же хорошо.
- Да, - поморщившись, сказала Оля, - ты говорил вчера, что наймешь тувинцев в свою охрану, не делай этого.
- Почему?- Изумился Легитимов. Он и думать забыл про тувинцев, а она помнила.
- Я слышала… ну короче неважно от кого, они кидают всех и обдирают, а могут и вообще в свою Тыву увезти и отпускают за выкуп.
- Это что, второе пришествие чеченцев что ли? Но в виде тувинцев? – изумился Легитимов, который вообще до  недавних пор ничего не знал об этом народе. – Ладно, я подумаю, - пробормотал он.

Легитимов не знал почему, но верил этой женщине. А все было просто – Оля помогла вчера мозгу Легитимова родить тучи гормонов радости и счастья. Да и могучий тестостерон  ожил  и дал силу и волю.

продолжение
http://www.proza.ru/2017/02/08/2056