Асфальт безлик. Часть 31. Сталин и селедки

Ирина Попович
НОВАЯ РАБОТА

Наша  контора находилась на последнем этаже старого доходного дома. У входа стоял молодой охранник, который внимательно сверял фотографию  на пропуске с личностью входящего. Наша бригада занимала одну комнату. Руководителем группы был Израиль Моисеевич, маленький, быстрый и худой. В один момент он ознакомил меня с предстоящей работой:

«Я вам дам интересную работу – рассчитать несущую ферму института МАДИ.

Мне выделили стол, и я приступила к работе. Я «деревянными» руками вычертила ферму, определила усилия в стержнях, мне давно не приходилось этого делать.
Шла реконструкция института. Портфель заказов конторы не пустовал, были и крупные заказы. Достраивались дома в центре и на Фрунзенской набережной, которые были законсервированы во  время войны. Над одним из таких домов трудилась вся наша бригада. Вторая по должности в нашей бригаде была Ксения Ивановна, полная дама в расцвете сил. Она вышла замуж до войны молоденькой девушкой:

«Я считаю, что прожить всю жизнь с одним мужчиной это скучно. Я рассчитывала сходить замуж по крайней мере три раза, однако приходиться довольствоваться одним мужем.»

Муж у Ксении Ивановны был военным. Все свободное время он занимался их сыном-подростком.  Каждые выходные они выезжали за город. Ксения Ивановна снабжала их провизией, но сама не ездила. Очень нежной с Ксеней Ивановной была Люся Стрижова. Она все пела ей на ухо:

«Ну Ксень Ивановна, Ксень Ивановна»

Мне как новому человеку, она рассказала свою родословную. Ее отец был потомком наполеоновского француза, оставшегося в России. Она показывала мне старинные фотографии, в основном, дам. Фамилия ее предка была «Де Некри». Фамилия искажалась, менялась, пока не превратилась в Стрижову. В таком виде она и досталась Люсе. Как менялась фамилия, Люся могла объяснить очень подробно, но почему она живет одна в огромной коммуналке, никто не знал.

БОЛЬШОЙ ТЕАТР

Моя работа заканчивалась в семь часов вечера. Люся мне объяснила, что наш административный начальник разрешает раз в месяц уйти на час раньше. Меня это удивило, а еще больше удивил сам начальник. Я вошла, чтобы отпроситься, в маленький выгороженный кабинетик, там сидел пожилой немец из другого века. У него были очень густые седые волосы, сетка морщин на лице. Он говорил, настолько правильно выговаривая слова, что я смутилась. Он достал тетрадку, записал меня и спросил, зачем я пришла. Я ответила:

«Я иду в Большой театр.»

Он  оживился и ответил:

«Замечательно!»

Перед  войной было гонение на этнических немцев, а во время войны – на всех немцев вообще. Было странно видеть такого вежливого, упорядоченного и вместе с тем закрытого человека в таком месте, как наша контора.

В Большой театр я ходила на пятый ярус. Билеты были на места в середине первого ряда. Это были единственные места на этом ярусе, с которых была видна вся сцена величиной с блюдечко. Билеты мне регулярно продавала одна знакомая.

УМЕР СТАЛИН

Через месяц после моего поступления в Проектную контору умер Сталин. В день похорон по комнатам прошел майор внутренних войск и приказал всем покинуть помещение. Я мигом собралась и выскочила на улицу. Люди всё выходили и выходили. У Военторга я присоединилась к другим сотрудникам нашей конторы, они предполагали, что нас отпустили, чтобы мы отправились в Дом союзов. Мы ходили туда и обратно  по Водвиженке, но улица в начале и конце была перекрыта грузовиками с солдатами, срочно привезенными металлоконструкциями и колючей проволокой. Мы были в самом центре, улицу перекрыли сразу. Домой я возвратилась в девять часов вечера. О гибели людей в давке мы узнали от знакомых, репродукторы молчали. После похорон  Сталина никаких митингов и собраний не было.

Внутри Министерства  внутренних дел начались передвижки и реформы. Из Москвы и Московской  области убрали лагеря. На строящихся сооружениях стали работать вольнонаемные. Наша контора  переехала в дом, где раньше располагалось Министерство иностранных дел, на площади Воровского  с памятником Воровскому посредине площади. Это здание в начале века было построено Страховым обществом. По сравнению с помещением под крышей жилого дома новое помещение было дворцом. Огромные окна с причудливым переплетением переплетов. Цветы в кадках. Наши столы плавали в больших помещениях. По нашим пропускам можно было пообедать в ведомственной столовой, где кормили как в ресторане.

Я познакомилась с яркой дамой, от которой мы все зависели, она была копировщицей. Ее звали  Анжелой. Полная  дама с кукольным личиком и яркими голубыми глазами. Ее отцом был генерал, который не перегружал ее своими заботами, считая, что она сама могла бы потрудиться и найти себе более прибыльное занятие, чем копировать чертежи. У нее был  не очень молодой муж-музыкант, он  пел в антрактах в кинотеатре «Художественный».

СЕЛЕДКИ ДО ГАГАРИНА

Но счастье наше было недолгим. Летом мы переехали в менее престижное место, на площадь, которая теперь называется площадь Гагарина. Там было очень тесно.
Наши архитекторы по случаю переезда сделали рисунок, где наш начальник стоял с удочкой перед бочкой с сельдями и вытаскивал их по одной. У каждой селедки была узнаваемая голова сотрудника отдела. К рисунку прилагались стихи:

«Наш начальник архотдела
Перешел на малый стол.
Приходи к нему по делу,
Чертежи клади на пол.»