«Дурдом! Право… дурдом!», – мысленно выругался Михаил Петрович, идя до дома, а потом от лифта к квартире, возвращаясь из Академии.
«Черт его знает?.. Может быть я – так стар и туп, что ничего уже не понимаю?.. Но… Нет! Это – дурдом!», – убеждал он кого-то, нащупывая ключ в кармане.
Маша была у внуков – правнуков и должна было придти к вечеру. Не найдя ключа, он нажал на кнопку звонка в надежде, что у неё изменились планы и она дома, продолжая искать ключ.
Тот почему-то оказался в левом кармане пиджака. Сколько помнил себя – никогда и ни при каких обстоятельствах там не мог быть ключ от квартиры.
«Старею! Дурдом!», – грустно отметил Михаил Петрович и вошел в дом.
В доме было тихо и уютно. Маша открыла все окна настежь, и было свежо после недавно прошедшего легкого дождика.
Переодевшись, одев домашнее, он хотел было пройти в кабинет, как трель звонка настырно, настойчиво остановила его в коридоре.
«Незваный гость – хуже… Что может быть хуже незваного гостя?», – вспомнил он своего отца и подошел к двери. Открыв, увидел высокого молодого человека, который вызывающе смотрел на него.
– У меня несколько вопросов. Можно прямо здесь! – выпалил тот и замолк.
– Было бы недурно мне знать, кто что-то хочет спросить у меня. Кто я – я, так понимаю, вы знаете. А вопросы задавать на лестничной клетке, вроде как принято только у милиционеров и бандитов, – хмыкнул Михаил Петрович, отходя, пропуская гостя в квартиру.
– Я студент… – было начал гость, но хозяин его перебил: – То, что вы не профессор и не академик я вижу! Те за два дня предупреждают о своем визите. Проходите. Проходите, там выскажите свои претензии. Там будете обвинять меня и весь мир в том, что вам передали его в расхристанном состоянии, хромым, падким на пороки и болезни… Там. Там. Не в коридоре же мне удивляться, возмущаться и оправдываться. Там…
Они прошли в кабинет, Михаил Петрович, сел в «гостевое» кресло, кивнув гостю на глубокий венский стул-кресло.
– Меня зовут Алексей. Я студент. Хотел задать несколько вопросов. …И всё.. Только вопросы. И только ответы «без воды» и… – он осекся и напрягся, непривычно для себя положив руки на колени.
– Я буду стараться, Алеша. Погнали! – улыбнулся хозяин, откидываясь на спинку кресла, опираясь на правый локоть и с улыбкой поглядывая на собеседника.
– Несет ли предыдущее поколение перед последующим ответственность за то, что натворило? – выпалил парень, видимо заготовленную ранее фразу.
Михаил Петрович разглядел парня внимательнее.
Парень – как парень. В отличии от многих, на ногах у него были не «дурацкие кроссовки», а легкие замшевые туфли на застежке, которая, видимо «с новья», ни разу ни застегивалась, ни расстегивалась. Будь эта встреча в академии, он бы тут же попросил посетителя «раскрыть» понятие «натворило», но, вспомнив сегодняшнее заседание и полемику во время его, ответил грустно, нахально и с вызовом: – Нет!
Парень, вроде удовлетворенный ответом, заерзал в кресле и отодвинулся от спинки: – Женщина – это кто для мужчины? Если можно, то как-нибудь покороче…
Михаил Петрович задумался: «Вот как-то так… и покороче?» Признаться – он никогда не формулировал ответа для себя. Прожив столько лет… как-то все всегда было для него ясно, но чтоб вслух и покороче…
Он задумался и стал смотреть в окно. В голову ничего «краткого и понятного» не приходило. Обобщения?.. Видимо гость ждал не этого. Тому надо было что-то созвучное его мыслям. Какие мысли в этом возрасте? Он уже не помнил себя. Не помнил… Вспомнил маму, Машу, дочерей… Все были разными. Все были непохожими. Внучки, правнучки – еще более непохожими. Не такими!
– Зеркало! – вслух сказал и посмотрел в упор на парня. Тот, видимо не ожидал подобного ответа, задумался и откинулся на спинку стула. Руку положил на подлокотник и задумался, глядя куда-то мимо хозяина.
– Женщина – зеркало для мужчины! – добавил Михаил Петрович.
Парень кивнул, встрепенулся и выпалил: – Бог есть?
– Есть! – ответил, не раздумывая, Михаил Петрович.
Парень опять внимательно посмотрел на него. О чем-то подумал, встал: – Спасибо. Пойду я… До свидания.
И направился к выходу, Михаил Петрович за ним. Тот подойдя к двери, посторонился пропуская хозяина. Михаил Петрович, открывая дверь, опять посмотрел на парня. Тот не казался ни смущенным, ни расстроенным.
– Спасибо! До свидания. …Пойду я… – сказал тот и, чуть отойдя, ждал, когда закроется дверь.
– Удачи! – сказал Михаил Петрович и закрыл дверь.
Стало почему-то грустно. Такие простые вопросы, а казалось, что в первый раз их слышал.
«Прав был отец, когда говорил, чтоб иногда записывал свои мысли. А то… У самого в возрасте гостя, вроде, таких вопросов не стояло?»
Прошел в кабинет. Задернул шторы, чтоб заходящее солнце не светило в глаза. Прошел вдоль стеллажей книг. Постоял, оглядывая их.
Сел за стол.
«Как просто у них все. Три вопроса и свободен. Что за народ? Что внуки-правнуки. Что этот… Все у них просто и понятно. Ответь, да ещё покороче…»
Он набрал телефон внука, где была Маша. Трубку взяла она. Что-то говорила. Было ясно, что вечером ей надо ещё куда-то зайти и то, что «если хочет есть, то все в контейнере, осталось только поставить его в микроволновку, а верхний переключатель поставить на четыре и ждать звонка».
«Дурдом! Сиди и жди звонка. Сам поставь на четыре и сиди и жди. Жди когда прозвенит. Прозвенит – значит готово. Когда прозвенит – тогда и готово! Как готово – то и звоночек раздастся! Где-то уже это было: звоночек – и все к кормушке»
Он подошел к бару, задумчиво посмотрел на содержимое, достал бутылку Jatone. Налив в «малую Берту» глотка два – сел в кресло. «Вот ведь наглые какие! Запросто к академику, как к себе в дом. Не разулся, не… Вот поколение! Что-то в мире происходит! Вот просто так – как к себе домой!»
Он «покатал» коньяк по стенкам, чуть согрел его в ладони. Сделал небольшой глоток.
«Сосуды расширяет. Черта-с два можно расширить то, что уже не расширяется!»
Коньяк теплом разлился по телу. Сделав еще небольшой глоток, он подошел к окну, плотнее задернуть штору. Под окном прямо на бордюре сидел недавний гость с какой-то девчонкой. Что-то ей объяснял, не отрывая взгляд от асфальта. Та внимательно слушала. Напротив стояло что-то завернутое в газету.
«…Вот жизнь пошла! Наверняка в газете вермут какой-нибудь. Чернилоподобный! Сидеть в профессорском дворе на бордюре и лопать бормотуху… Вот жизнь!»
Он вернулся к бару, долил в «Берту», взял дольку финика и сел на диван.
Вспомнилось сегодняшнее совещание.
«…Им про Фому – они тебе про Егора. Что за народ. Ладно бы пацаны были, как этот. Нет ведь – заслуженные все люди!..»
«…Сидит на этом холодном бордюре… И эта рядом! «Нельзя нам бабам на холодном сидеть!» Никуда им не надо! Ничего их не волнует! …А вот, что Бог есть или нет… Это да! Это их занимает! Вот это их не беспокоит! Просто им надо знать – есть или нет!
Какой Бог? Что за народ!»
«…А ведь по кой-то пришел? Взбаламутил меня.
…Эти ещё… Вот что за народ? А я по кой поперся в Академию? Как все просто – возьми в холодильнике, поставь в микроволновку и жди звонке!.. Дурдом!
А в академии… Сейчас Академиком стать… Правильно Президент турнул их из госорганов! Что ни чиновник – то Академик!»
«…Он – студент! Вот подтверди ему, что Бог есть! Какой-то Академик будет подтверждать кому-то наличие Бога! Дурдом! Захотел бы бог подтвердить свое наличие людям… Такое бы устроил….
А хотел! Хотел что-то объяснить им! Ничего не хотят понимать! И башню им Вавилонову разрушил! И каждлму свой язык дал, чтоб дурь от народа к народу свободно не передавалась… Ан… нет! Дурь проще передается! Проще чем насморк!
Надо сказать, чтоб девчонка с бордюра встала! Вот по кой хрен сел на камень? А девчонке, что? Стоять? Села за компанию! Дура-дурой! И он дурак! …И наглый, к тому же!»
Михаил Петрович подошел к окну. Парень с девушкой стояли, прислонившись к дереву, и о чем-то разговаривали.
«…Догадался встать!.. Вот о чем можно стоять и целый час разговаривать? Нет ни дел у них, ни забот! Что бы ни делать – только бы ничего не делать! Час как стоят под чужим окном и лясы точат. Вот ведь поколение! Никуда им не надо спешить! Ничего не надо делать!»
«…Обязательно академик им должен сказать, что Бог есть! Слов родителей им уже мало!»
Встал. Налил еще глоток коньяка и подошел опять к окну. Ребята все стояли.
К своему удивлению вышел на балкон и покашлял. Девчонка подняла голову и посмотрела на него. Он помахал ей рукой, показал пальцем на парня, потом поднял два пальца, покрутил ими в воздухе и указал на пол рядом с собой. Девчонка кивнула, толкнула парня локтем и пошла к двери подъезда, что-то говоря парню.
Раздался звонок домофона. Он открыл дверь подъезда. Открыл входную дверь и прошел в комнату.
«Если согласятся, то хоть библиотеку переберем да книги протрем от пыли. Своих черта-с-два допросишься! Тоже обормоты! Не знаешь – кто еще обормотистее из них! …Есть Бог или нет! …Вот придумал! Я, вот, никогда и никого не спрашивал. А эти…Хоть вспомню что у меня есть на полках. А то… тоже задрал нос, академик! «Я не читатель – я писатель!»
…Наглый стал!»
Ребята робко зашли в коридор.
– Не могли бы вы мне помочь? Надо протереть все книги, показать каждую мне и опять поставить на то же место, где стояла. За работу я заплачу. Если согласны то готовы ли вы начать с завтрашнего дня? – сказал он, глядя на молчащих ребят.
Те закивали головами.
– Вот и хорошо! Завтра в десять жду вас.
Ребята попятились к выходу молча, недоуменно глядя то друг на друга, то на него.
– До свидания, – попрощались несколько растерянно.
– До свидания, – почему-то с удовольствием ответил им Михаил Петрович и закрыл дверь.
«Вот и пусть ходит по внукам!» – вспомнил он о Маше.
«…Поставь в микроволновку…»
«…Мои черт-с-два будут стоять в чужом дворе и улыбаться! Задницу не оторвут от машины… Вот народ!»
«…Женщина – это кто для мужчины?»
– А для детей и внуков? – спросил он вслух и глянул на бутылку Jatone.
Потом посмотрел на стеллажи книг, вздохнул, вспомнил утреннее заседание в Академии и почему-то покачал головой.