Первый снег

Павел Морозовв
,Павшим за Родину, бойцам и командирам 1941 года, посвящается…

       Дорога тянулась серой тягучей лентой вдоль холмов и перелесков, где-то  вдалеке раздавались глухие раскаты артиллерийской канонады. Петр со своим дивизионом сто двадцати двух миллиметровых гаубиц направлялся на фронт. Была середина октября 1941 года, под Вязьмой немцы в нескольких местах прорвали фронт и, развивая наступление, громили тылы наших армий, попавших в окружение. Еще никто не знал, что в окружение попало более миллиона солдат, что немцам до Москвы осталось пройти чуть меньше двухсот километров. Ничего этого ни Петр, ни его товарищи не знали, не знали они и того, что передовые отряды первой немецкой танковой группы уже перерезали Можайское шоссе позади их дивизиона, тем самым отрезав им пути к отступлению…
«Странно!» - глядя на пустынное шоссе размышлял Петр -«Будто и войны никакой нет! Нет ни одной воронки в придорожной канаве, нет ни сожженных деревень  ни разбитой военной техники по обочинам». На войне Петр ранее никогда не был и потому имел о ней смутное представление. Работал учителем математики в школе, и в свои двадцать семь лет был еще не женат. В армию он попал после мобилизации, окончил ускоренные артиллерийские курсы, и вот - он здесь, на этой дороге, в качестве заместителя командира артиллерийского дивизиона…
    
 Впереди показался населенный пункт, где наблюдалось какое-то необычное оживление. «Товарищ лейтенант, так это ж немцы!» - в сердцах воскликнул водитель машины, с силой давя на тормоза. «Какие немцы? Откуда они здесь?» - еще не веря в то, что произошло, вяло спросил Петр. Но внимательно присмотревшись, убедился в том, что это были именно они, мчавшиеся на нескольких  мотоциклах по дороге в том же направлении. 
Потом в воздух поднялись три зеленых ракеты и из-за крайних хат показались тупорылые силуэты немецких танков, с дальней дистанции открывших беспорядочный беглый огонь по их колонне.  Затем, откуда-то справа, донеслась частая винтовочная и  автоматная стрельба, и Петр увидел бегущую  по полю неровной цепью немецкую пехоту.  «Да, влипли!» - со вздохом сказал водитель и, резко отворив дверцу машины, выпрыгнул из нее прямо в придорожную грязь. Петр тоже выпрыгнул и побежал вдоль колонны, где артиллеристы уже спешно разворачивали свои тяжелые гаубицы М-30 для стрельбы прямой наводкой.  Некоторые расчеты уже закатили свои орудия в придорожный кювет. «Какие молодцы!» - отметил про себя Петр, -«Без команды знают, что им делать!»
    
  Между тем, немецкие пехотинцы были уже достаточно близко, когда по ним  почти в упор шрапнелью ударило одно орудие, потом другое, и третье. В цепи наступавших сразу появились три  больших  пустых пространства, немцы были уже совсем близко и начали бросать ручные гранаты с длинными деревянными ручками. Петр выхватил из кобуры свой ТТ  и стал стрелять по наседавшим немцам, прячась за скатами одной из машин.  Но тут   за спиной он услышал надсадный завывающий гул танковых моторов и лязг гусениц. Петр оглянулся и увидел, как по дороге и по обеим сторонам её, двигались немецкие танки, а за ними неровным строем бежала пехота.  Петр перебежал в кювет, и тут же вражеский снаряд попал в машину, за скатами которой он только что прятался.

 Видя такое положение вещей, некоторые  дрогнули и побежали, спасая  свою собственную жизнь, а оставшиеся, несмотря на явную обреченность своего положения, вели огонь по вражеской пехоте и танкам.  Оглохнув от близкого разрыва снаряда, Петр увидел, как из горящей полуторки два артиллериста вытаскивали ящики с боеприпасами, и поспешил к ним на помощь, но те, быстро спрыгнув на землю, схватили по ящику и побежали к ближайшей гаубице, ведущей огонь по танкам. Это было орудие сержанта Гусакова, чей расчет один из немногих успел развернуться в боевое положение и открыть прицельный огонь. Петр тоже схватил один ящик, но он для него оказался слишком тяжелым, хотя в нем  было всего два снаряда и столько же  метательных зарядов  к ним. Еле-еле дотащив его до гаубицы, он в изнеможении опустился на землю. «Ну что, интеллигент! Жарко, да?!» - громко сказал ему сержант Гусаков. «Немного» - растерявшись от подобного неуставного обращения к себе, ответил Петр, он был рад тому, что его приняли в дивизионе. Ведь какой из него командир? Он даже громко говорить-то не умел!

Тут от прямого попадания тяжелого гаубичного снаряда один из вражеских танков буквально треснул, и раскололся на части, как яичная скорлупа; потом слетела башня со второго, затем загорелся третий. «Всё, снаряды кончились! Уходить надо!» - прокричал сержант Гусаков. И артиллеристы, сняв замок со своего орудия, побежали к ближайшему лесу, до которого по открытому полю было метров триста. Но иного выхода не было, потому что немецкие танки уже давили голову их колонны и тех, кто еще пытался оказывать сопротивление. Из шестнадцати оставшихся в живых человек, собравшихся сразу из нескольких артиллерийских расчетов, до леса добрались только пятеро.

Немцы не стали преследовать их в березовом осеннем лесу. «Вот тебе и первый бой! - как слепых котят передавили!» - зло сплюнув,  проговорил сержант Гусаков, - «Что, лейтенант, приуныл? Война только началась, так что еще насмотришься всякого! Ничего, не дрейфь, мы не где-нибудь, а на своей земле!»
      
В голове все шумело, пот заливал глаза, сердце от быстрого бега учащенно билось. «Да-а,  не спортсмен ты, лейтенант, не спортсмен, но и то хорошо, что вовремя сориентировался, в верном направлении!» - сказал Гусаков.
 Сколько они шли - Петр не помнил, только лес начал редеть и за деревьями показались какие-то постройки.
- Надо бы  разведку послать, как думаешь, лейтенант?
- Да, надо - ответил Петр.
- А где твой пистолет?
- Не знаю, наверное, потерял где-то.
- Эх, ты, потерял! На, возьми! – и сержант протянул ему настоящий, трофейный немецкий «люгер».
Вскоре вернулась из деревни разведка и доложила, что в ней немцев нет:  они уехали на мотоциклах пару часов назад.
- Ну, лейтенант, что будем делать? Командуй! Продукты нужны, да и транспорт какой, а то своим ходом мы так и за месяц до своих не дойдем – сказал сержант.
      
  В деревне остались сплошь одни старики и старухи, немцев они не боялись - все равно помирать скоро, лишь в их старческих глазах можно было прочесть немой укор бойцам за то, что  они не смогли защитить их и оставили врагу на поругание. Встреча с местными жителями произвела на Петра очень тягостное впечатление, настроение у него вконец испортилось, и когда уходили из деревни, он, потупив голову, старался никому не смотреть в глаза. Ему было стыдно, обидно и больно за свою страну, чья армия буквально за несколько месяцев откатилась от западной границы почти до Москвы! Петр шел, и никак не мог понять, почему же случилось именно так, и никак не иначе? Ведь было же всё для успешного ведения войны перед её началом: и самолеты, и танки! - где же всё это теперь!?
      
 Лошадь с подводой в деревне им раздобыть не удалось, а выходить к своим вдоль дорог они не решились, потому что по этим дорогам двигались моторизованные колонны немецких войск. Но пройдя почти сутки, больших колонн, наступавших на Москву, они так и не увидели, а артиллерийская канонада за их спиной только усилилась. Значит, войска, оказавшиеся в окружении, не сдались - они ведут бой, приковывая к себе все новые и новые немецкие части.  Очевидно, поэтому немцы просто не могут собрать в кулак свои силы и продолжить наступление на восток.
Ночь выдалась холодной и ветреной, под утро пошел мелкий промозглый дождь вперемешку с мокрым снегом. Утром небо прояснилось, похолодало.  От бессонной ночи гудела голова, но настроение было бодрое, хотя бы потому, что все они пока живы и здоровы.  Выйдя на опушку леса, они увидели перед собой большое поле убранной ржи, километра в два шириной, а высоко в небе - идущих на восток немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей.
 - Да-а, силища-то у них какая! – разорвав тягостное молчание, проговорил кто-то из солдат.
- Ничего, все превозможем! Кто сказал, что на войне бывают одни победы! – громко, со сталью в голосе, ответил на это сержант Гусаков.
    
 Тут, чуть  вдалеке, прямо под немецкими бомбовозами, появились три наших истребителя И-16, смело атаковавшие немцев с той стороны, откуда они меньше всего их ждали.  Строй бомбардировщиков смешался, они начали шарахаться от нападавших в разные стороны, буквально едва не наскакивая друг на друга. После первого же захода одна из вражеских машин сильно задымила, и завалившись на крыло, стала падать к земле; потом её примеру последовала и другая, но у самой земли выровнявшая свое падение, и на одном двигателе ставшая  уходить куда-то за лес, в сторону своего аэродрома…
    
  Между тем, в небе разгорелся ожесточенный воздушный бой между тремя нашими «ястребками» и девяткой BF- 109, пытавшихся взять в клещи наши самолеты и прижать их к земле.  Развязка наступила быстро: пользуясь подавляющим превосходством в численности,  высоте и скорости, немецкие летчики скоро сделали свое дело, и краснозвездные «ястребки» горящими факелами один за другим попадали на землю. «Э-эх! Даже никто не выпрыгнул с парашютом!» – досадуя на существующее положение вещей, сказал сержант Гусаков.

    Пройдя несколько сот метров, они обнаружили группу бойцов из десяти человек, так же, как и они, пробиравшихся к своим. Вид у них был мятый, лица заросли пятидневной щетиной, они были голодными и потому злыми.  Петр и его спутники поделились с ними всем тем, что имели сами: вареной картошкой и несколькими сухарями. История этих бойцов оказалась  очень  похожей на ту, в которую попал Петр и бойцы его дивизиона: колонну стрелкового батальона, направлявшуюся к линии фронта, сначала атаковала немецкая авиация, а затем - вышедшая из леса пехота с танками. Из оружия у них было  два автомата ППД, несколько винтовок да противотанковое ружье с пятью патронами. За старшего  у них был ефрейтор Яковлев, умудренный жизненным опытом человек лет сорока пяти…
      
 Яковлев и Гусаков быстро нашли общий язык, и стали вместе опекать молодого, и в общем-то, сугубо штатского человека, коим был для них Петр. За световой день они прошли порядка 25 километров, а все еще находились в глубоком тылу у немцев. Артиллерийская канонада стала приглушенной и почти не слышной. «Идем, идем, а все конца и края нет, везде одни они!» – сокрушался Яковлев. 

Продукты кончились, и вновь пришлось зайти в одну из близлежащих деревень. Но на этот раз посещение деревни оказалось неудачным: в селе находилась одна из немецких частей передового развертывания, завязался бой.  Заняв круговую оборону на околице села, бойцы попытались прорваться к лесу, до которого было около километра. Но первая попытка оказалась неудачной, и ничего не оставалось делать, как держаться до последнего…
      
 Расстреляв все пять патронов из противотанкового ружья по немецкому бронетранспортеру и подбив его, бойцы оказались безоружными перед двумя танками, атаковавшими их с разных направлений. К тому времени большая часть отряда уже была убита либо ранена.  Петр отстреливался до последнего из подаренного Гусаковым немецкого «люгера», потом из ППД, взятого у убитого. Оставаться в деревне более было нельзя, и он с тремя уцелевшими бойцами решился на отчаянный, но единственно возможный в этой ситуации шаг - они решили любой ценой, не дожидаясь темноты, прорваться к лесу…
      
 Никогда еще Петр не бегал так быстро: вокруг с осиным свистом пролетали целые стаи пуль, и он уже не видел, бежит ли кто рядом с ним, как вдруг его тело разом настигло несколько пуль. Боли он не почувствовал, только сильный толчок в спину, и затем время для него будто остановилось и потекло в замедленном темпе: он вдруг стал видеть пролетавшие мимо него серые пули с тупыми рылами и острыми наконечниками,  медленно проворачивавшимися вокруг своей оси.  «Что это? Неужели, это конец?» - пронеслось у него в голове, потом он упал со всего маху, уткнувшись лицом в рыхлую, пахнущую сыростью, родную русскую землю. Последним, что он увидел, были ослепительно белые хлопья падающего первого снега, затем все задернулось черной искрящейся шторкой…
    
  Через два дня, когда немцы ушли из села, оставшиеся местные жители собрали тела погибших и похоронили недалеко от того места, где они приняли свой последний бой, в одной братской могиле.
      
 После войны на этом месте был поставлен скромный деревянный обелиск с фамилиями павших. Его каждый год ремонтировали и обновляли ко Дню Победы. Но в начале семидесятых годов деревушку посчитали бесперспективной, и всех её жителей переселили в другое место. А скромный обелиск был всеми забыт и заброшен, как и сама деревушка.
    
  Через семнадцать лет в тех местах пролегла новая автомобильная дорога, и строители, наткнувшись на полусгнивший солдатский обелиск, со спокойным сердцем снесли его, а место захоронения засыпали щебнем и закатали асфальтом. И никому даже в голову не пришло перенести останки погибших на десяток метров в сторону…
    
  Но на этом история этого обелиска не закончилась: к пятидесятилетию Победы дочь одного из погибших в том бою солдат отыскала место гибели своего отца. Вернее, место, где стояла та деревушка, и там, на свои средства, установила мраморную плиту с именем отца, где были упомянуты и все те, кто погиб вместе с ним в том бою, ставшие теперь просто безымянными героями той далекой войны, свидетелей и участников которой на сегодня уже почти не осталось…

13 ноября 1999 года.