Жизнь и смерть оранжевого снеговика. Н г триллер

Лариса Бережная
 
  Нет, сегодня я точно уберу эти сугробы с балкона, благо на пару деньков Мороз-воевода отступил от Москвы, - так подумала я, отодвинув воскресным утром плотные ночные шторы и глядя с высоты сквозь тюль на предновогодний матово-белый пейзаж, очерченный снизу волнистым от птичьего приземления, театрально-ватным наплывом на  бортике нашей лоджии.

   И эта заснеженная картина утреннего мира сразу породила идею слепить сегодня же  из ниспосланного  с неба материала мини-снеговичка. Воодушевлённая такой творческой и, я бы даже сказала, скульптурной перспективой я прошлёпала на кухню и с радостью убедилась, что оставшиеся со вчерашнего дня  морковные огрызки  никуда  за ночь не исчезли. Жалко было их выбрасывать: ярко-рыжие осколки, не вошедшие в наструганную на тёрке корнеплодную симфонию… Недолго думая, маленьким керамическим ножичком я вырезала аккуратный носик  для будущего снеговика, а из  других оранжевых остатков получились два чудесных глазика. Если сделать ещё из чего-нибудь чёрные зрачки, взор у нового существа будет точь-в-точь, как у загадочной шотландской кошки.

   Фантазия моя работала, как заводная… Разрезанная кем-то помидорка явственно улыбнулась мне из холодильника томатными устами: вот и ротик готов – тот же ножичек лихо отрезал красный  полукруг. Половинка  лимона с другого блюдца также попросилась принять участие в оживлении снежного человечка.

  - Ладно, будешь бровками… Или ушками, - и я стриганула пару жёлтых долек.
 
   Фантазия  продолжала бурлить: сразу была вытащена картонная коробочка с булавками,  которые должны были всё это закрепить на лице снеговика,  из запутавшейся в иголках чёрной пушистой ниточки   я изобрела гляделки, намотав  шерстянку на игольные головки. Другая найденная розовая нитка была тут же продёрнута в проволочное ушко серебряного шарика, снятого с новогодней ёлки: вот вам и эффектный аксессуар - колокольчик на шею, чтобы мой подопечный не потерялся в праздничной суете.

   Затем взгляд упал на торчащие из стального, наподобие ракеты, стакана для поварёшек деревянные чёрно-красно-золотые ложки, много лет выполняющие чисто декоративную функцию.

  - Вот пришёл и ваш черёд послужить верой и правдой своей хозяйке, - ласково молвила я, вытаскивая расписные деревяшки из круглых пазиков-иллюминаторов. -  Будете ручками!

  Осталось только придумать, из чего смастерить яркий колпачок, и обязательно в моей излюбленной апельсиновой гамме. Поставив на огонь чайник, я сложила все детали на блюдо и вернулась к себе. Нужный колер нашёлся почти сразу, стоило только раскрыть первый же попавшийся под руку журнал. Мозаичный оранжево-жёлтый  головной убор  солнечным треугольником добавился к моей коллекции.

  - Красота! – C выражением Эллочки Щукиной воскликнула я, рассматривая, как живописно смотрится этот фантазийный натюрморт на моем резном, красного дерева столике в пиратском стиле, с якорями и штурвалами…

   Но пронзительный свист закипевшего чайника заставил меня вприпрыжку бежать на кухню, так и не успев вволю налюбоваться всеми оттенками весёлой палитры грядущего имиджа снеговика. Приготовление завтрака и обеда прошло в мечтах о предстоящей генеральной уборке балкона, которую я уже срежиссировала как увлекательнейший моб-арт.

   После обеда я хотела поскорее откланяться, чтобы заняться в конце концов лепкой моего снежного человечка, но по ящику объявили, что прямо сейчас начинается фильм про Леонида Ильича, уже целую неделю рекомендуемый нам для семейного просмотра. Приключения, сны и шутки добрейшего генсека так меня увлекли, что я на полтора часа «зависла» вместе со всеми своими  домашними у экрана.
 
  В три начало темнеть, и я испугалась, что к моменту нашей со снеговичком фотосъёмки освещение исчезнет совсем, поэтому я сказала, что досмотрю  эти занятные причуды  у себя, а заодно и полежу немножко.

  В прихожей я захватила  дублёнку и сапоги и  сразу проследовала на балкон, включив по пути не только телик, но и радио, всегда настроенное на «Ретро FM». Поддон с оранжевыми красками визажиста я переставила на подоконник, чтобы удобнее было очеловечивать нового снежного индивидуума.
 
   Под ритмичный хит Луи Армстронга «Let my people go», перекрикиваемый голосами престарелых членов ЦК КПСС, я начала наконец-то  задуманное ещё утром  ваяние снеговика. Орудуя совочком, как лопаткой, я быстро скатала из нападавшего на  балкон снега три разновеликих  кома. С помощью того же рассыпчатого белого вещества холодные круглые части тела были скреплены между собой.  Страшно опасаясь, что  вся эта непрочная конструкция развалится, я стала приделывать человечку  ложки-ручки, с трудом вкручивая их в центральный снежный ком. Эх, нужно было делать это, пока ещё торс был отдельным шаром.

   С такой же осторожностью я приступила к пластической хирургии верхнего шарика. Носик, ротик и глазки идеально подошли для данного типа лица, а вот лимонные брови пришлось дисквалифицировать по причине бледности и невыразительности. Снеговик с жёлтыми ушными раковинами  меня тоже не впечатлил: да, и, вообще, могут ли у снеговика быть какие-либо уши?  Не получив из стратосферы внятного ответа на этот вопрос, я положила обе дольки назад на тарелку, над которой нависли зелёные побеги моего любимого цветка. Эврика! Нужные бровки нашлись как по наитию, и я отщипнула пару узких молодых листиков.

   Человечек, как живой, глянул на меня шотландскими очами и улыбнулся помидорным ротиком. Я в ответ приветливо кивнула и водрузила ему на голову блестящий, а-ля оранж, колпак-корону.

  - Ну, давай я тебе ещё серебряный колокольчик повешу, чтобы я слышала тебя на новогоднем карнавале!
  - Идёт, - согласился снеговик, и мы открыли наш фотосалон.

   Сначала снеговой мальчуган позировал мне на полу лоджии на фоне терракотового кирпичного ограждения. Но по сценарию наше с ним селфи с видом на город задумывалось так: я сижу на стуле, а он рядом  машет ручкой, эквилибрируя на балконных перилах, как заправский циркач.

   По-прежнему очень боясь за его хрупкую жизнь, я всё-таки поставила снеговичка на бортик и подсыпала для надёжности под свой арт-объект ещё немножко белой клейкой субстанции. Снеговик, балансируя над пропастью, устоял.
   - Молоток! – похвалила я его. – Продолжим?!
   - Рад стараться, - тихо вымолвил мой новый знакомый и со страхом посмотрел вниз.
Воображая себя известным папараццо, я отщёлкала ещё кадров десять с разных точек.
   - Замри, я сейчас тебе ещё ёлочку принесу, - приложив палец к губам, попросила я.
   - Валяй, я уже прочно вмёрз, не упаду.

   Игрушечная ёлка, круглый год стоящая у меня на телевизоре, была укреплена на бортике несколькими снежными шлепками и встала рядом с говорящим снеговиком как вкопанная. С ёлочкой дело пошло веселее. Парные их портреты мелькали на ЖК-дисплее, как новогодние открытки. Снеговик  мой оказался очень талантливой и фотогеничной моделью: с любого ракурса он получался великолепно на фоне панорамы вечернего города, везде он был на высоте – и в прямом, и в переносном смысле.  Внизу уже зажглись фонари, и во многих окнах забрезжили робкие огоньки.

  - А теперь селфи вместе со мной! Улыбаемся! - И я плюхнулась на старинный венский стул, пытаясь держаться как можно ближе к своей белоснежно-оранжевой модели, чтобы одновременно попасть в поле зрения объектива. При этом нужно было ещё умудриться не столкнуть парнишку в десятиэтажную  бездну. Тем не менее, я исхитрилась сделать бессчетное количество щелчков, останавливая навсегда эти чудные мгновения…

    На одном из снимков мой снеговик в профиль в сгущающейся темноте очень напомнил мне испуганного северного  хохлатого пингвина: и рост примерно тот же, сантиметров пятьдесят, и оранжевый вихорок на голове.

   - Ну, всё, скалолаз, хватит! Сейчас я перенесу тебя в более безопасное место. – И я, соблюдая все предосторожности,  переставила снеговичка сначала на внешний пластиковый подоконник, а потом  - на приступку рядом с балконной дверью. Последовала ещё одна фотосессия, мой терпеливый натурщик безропотно принимал всё новые позы. Не обошлось и без видеорепортажа.

  Стемнело окончательно. Казалось бы, сюжет весь исчерпан, но мне было  так жаль прощаться со своим новым компанейским собеседником, а главное: не хотелось думать о его  дальнейшей судьбе, ведь по сценарной задумке предполагалось сразу после съёмок пустить слепленную неваляшку в  свободный кругооборот снега в природе. Чтобы оттянуть это ужасное расставание, я взяла снеговика к себе на руки и занесла его в квартиру, где теле и радио волны дуэтом исполняли последние новости. Малыш притих у меня на коленях, молча, как завороженный, разглядывая интерьер и не переставая при этом позировать моей неутомимой камере. Вопреки опасениям снеговик и не думал таять в тепле.

   Я с сочувствием посмотрела на него сверху и подумала: а что если оставить бедолагу на балконе? Но местные птицы наверняка обнаружат его, начнут клевать морковку, а там – иголки. На улицу его вынести? Но там тоже кто-нибудь может пораниться. Оставить его в одном колпачке, без лица? Эти мои размышления внезапно  прервались  падением нижнего кома на паркет, причем упал он практически, как мячик, не расколовшись при ударе, а лишь оставив на полу несколько брызг.

  Проблема решилась сама собой. Часы показали пять пополудни… Нужно было начинать готовить ужин. Подгоняемая этим обстоятельством я перебросила белый мячик на балкон, и там он разлетелся на куски…
    Всё, что только недавно смотрело, разговаривало, улыбалось, было сложено вместе с иголками-крепежами в феерически-апельсиновый колпачок и потом завязано в пакетик.

    Финита ля комедия! Второй и третий снежки были также запущены в балконную стенку, а потом перетолчены пластмассовым совком в снежную рыхлую массу и сброшены вниз вместе с остальными скопившимися за неделю осадками. Затем я быстро замела все следы пребывания необычного киноактёра в нашем жилище и поплелась горем убитая на кухню.

   Он так мне доверял, улыбался печально, шутил, был таким милым и даже не таял, когда сидел у меня на коленках в тёплом помещении, а я его порубила, как капусту… Расписная хохлома вернулась на свой декоративный пост, и быстрая, как фотовспышка, мысль пронзила меня:  теперь это будут уже не просто деревянные ложки, а ручки  стойкого новогоднего солдатика.

  Бедный-бедный, белый-белый Снеговичок, прости меня! Как я не додумалась вместо иголок использовать спички, тогда бы ты был более безопасным для окружающей среды, и тебя можно было бы оставить на улице до оттепели. Во всём виновата эта постоянная гонка за воскресным временем и вечно ожидающая меня на кухне плита во всеоружии газовых конфорок. Кто придумал это утомительное трёхразовое питание…

    Перемыв в который раз  неиссякаемую никогда гору  посуды, я ощутила такой нестерпимый приступ угрызений совести  по поводу  безвременной гибели Снеговичка, что я тут же вынула из ящика тетрадь расходов и написала эту исповедь.

   Окно закоренелого полуночника на восьмом этаже в доме напротив погасло, что означало: уже пробило два часа предпоследнего в этом году понедельника… Я захлопнула свою тетрадь и, крадучись по давно спящему дому, переместилась в царство Морфея, где мне приснился исцеляющий своим  новогодним оптимизмом сон.

   Сквозь грохот кастрюль, бунтующих после изнурительного кулинарного марафона, и кадры сцены фантасмагорического педикюра Генерального секретаря пробивалась знакомая мелодия, которую я никак не могла узнать. Но Гленн Миллер бросил на меня, а затем на сидящего в зале Штирлица недоуменный взгляд, а артисты затянули бессмертную «Чаттанугу чу-чу». Теперь всё стало ясно, и я крутанула штурвал из махагони, один в один, как на моей пиратской мебели…

   А где-то  в Тихом океане близ экватора на Галапагосах под джазовое бульканье знаменитого оркестра сотни маленьких глазастых пингвинов синхронно скакали по скалам, приближаясь к заветной тёплой пучине. Мой Снеговичок, живой и невредимый, бежал вместе со всеми, и его оранжевый колпачок залихватски подпрыгивал в такт музыке.

    Я так обрадовалась, что даже заплакала от счастья, и закричала, сложив руки рупором:

   - С Новым годом, детка! Так ты галапагосский, а не хохлатый?! А ты не растаешь, тут так  жарко…

  Он оглянулся, махнул мне крылышком, и здешний ветерок донёс до меня, как эхо, его ответ:

   -  Don’t cry, baby… Happy New Year!