Солнце взойдёт на западе. Роман-катастрофа

Евгений Подгаевский
18+

В  РОМАНЕ:

-Авторский мир (антиутопия, альтернативная реальность)
-Главный герой - молодой ученый, открывший способ сохранения бессмертия
-Поворот вращения Земли в обратную сторону и эра бессмертия
-Расплата за бессмертие
-Любовная линия, драма, сложный выбор

ЦИТАТА:

"- Говорит Вашингтон,  -  раздался хорошо поставленный женский голос. –  В столице мира двенадцать часов. Передаём важное правительственное сообщение.
Все в зале встали. Напряжённое молчание. Снова слабое шипение из динамиков. И  вот бархатный голос таинственного диктора-мужчины:
- От правительственного информбюро!  Правительственной комиссией рассмотрен вопрос о переходе планеты Земля в режим управляемого вращения с целью обеспечения бессмертия живущих на Земле людей. Принято решение: первый в истории человечества поворот планеты Земля на западный режим вращения осуществить в ночь с 31 декабря 1960 года на 1 января 1961 года!
Стены зала задрожали от восторженных криков. Рэйд почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Всё! Назад дороги нет!.."




ВМЕСТО ПРОЛОГА

Предполагается, что будущее,  в отличие от прошлого, многовариантно. Настолько, что может  снова привести в прошлое, к исходной точке.  Не будем с этим спорить. Как и с предположением о параллельных мирах. Наша история могла произойти в будущем, а могла – в параллельном мире, где всё наполнено вполне узнаваемыми чертами.

Возможные совпадения с именами и фамилиями  реальных лиц случайны.


Глава 1. ПЕРЕД  ИСПЫТАНИЯМИ  ШАРА

Рэйд почувствовал, как мелко дрожат пальцы. Хотя полчаса назад судорожно выпил стакан холодной воды, предварительно бросив на язык сразу две таблетки. Названия не помнил, что-то успокаивающее. Да разве поможет, если страх выползает, как неведомое животное, из тех глубин, куда никто никогда не заглядывал. Поводов не было. Но теперь…
Рэйд спрятал руки в карманы,  чёрная  спортивная куртка обтянула его  стройную фигуру.  Негоже показывать свою слабость. Тем более перед этим мужланом. Кто он такой, этот простой вертолётчик, по сравнению с ним, Рэйдом Адомсом, молодым учёным с мировым именем?  Его дело – мотор заводить и лететь,  куда  Рэйд прикажет. Ну, хорошо, не прикажет, а укажет.  Попросит. Но всё равно.

Ник Николсон, пятидесятилетний  вертолётчик с седой шевелюрой, весело прищурился, изучая Рэйда взглядом. Этот  тридцатилетний темноволосый, высокий парень вызывал в нём симпатию, но, чёрт возьми, самомнение у него, похоже,  выше его роста.
- Всё-таки струхнули, мистер?
- А Вы как думаете! – огрызнулся Рэйд, карие глаза блеснули недовольно – его раскусили.
- Я думаю, когда-нибудь, после Вашей смерти, Вам поставят памятник из чистого золота, и не где-нибудь, а в Вашингтоне, и не какой-нибудь, а  намного выше Капитолия. Народ проголосует, я уверен, чтоб непременно выше.
- Ценю Вашу иронию. Но Вы забыли, что смерти скоро не будет. Избавляйтесь от устаревших представлений.
-Ах, да… Тогда Вам поставят памятник при жизни, сэр. Бесконечной жизни. Не понимаю только… впрочем, ладно.
Ник замолчал, видимо, считая бесполезным этот спор. За те дни, что они вместе пробыли здесь, у чёрта на куличках, он уже имел возможность убедиться в настырной непоколебимости этого молодого гения науки. Доказывать что-то бесполезно.
- Ну почему же, - Рэйд нервно взглянул на часы, - до вылета у нас ещё около получаса. Охотно Вас послушаю.

Вертолётная площадка располагалась  на высоком плато, почти у обрыва, за которым начинались бескрайние жёлтые барханы. Там, в жарком, колышущемся мареве, у самого горизонта виднелся гигантский зеленовато-голубой шар. Будто огромнейший глобус диаметром в несколько километров, с тем же углом наклона, что и у земной оси. И это совсем не мираж. Даже колебания раскалённого воздуха,  способного без труда исказить любую реальную картину, сделать её призрачной,  неправдоподобной, сказочной, даже они, казалось, смирились перед загадочным величием невиданного ранее объекта.  Всё вокруг дрожало, колыхалось, переливалось, но шар-глобус  – нет. В этом было что-то пугающее. И Рэйда сейчас снова прошибло страхом и восхищением, как и в тот момент, когда перед ним впервые воочию предстал практический результат его научных изысканий. Одно дело – теория, где он тысячу раз всё просчитывал, напрягая мозг днём и ночью, бесконечно крутил туда-сюда модель шара в лабораторных условиях, и совсем другое – этот гигант в пустыне, словно каким-то непостижимым образом надутый чьими-то мощными устами. Впрочем, так оно почти и есть. Только уста эти спрятаны под землёй. Сотни других, незнакомых Рэйду людей – электронщиков, кибернетиков, инженеров, механиков, строителей, землекопов возводили там нечто до конца им не понятное, слепо, но скрупулёзно следуя чертежам и инструкциям.
 Эти чертежи и инструкции готовились в трёх разных научно-исследовательских институтах, они  ни разу не были  представлены исполнителям в полном объёме, только частями, при  постоянной смене рабочих бригад. Хотя Рэйд и не понимал, к чему такая секретность. Ему неведом и главный координатор работ.  Но это ведь Рэйда уже и не касается. Он учёный – и точка. А дальше - Правительству виднее. Рэйд любит и уважает Правителей, бесконечно веря в их мудрость. Ну, может быть, ещё и за то, что они, Правители, сделали ставку именно на него, Рэйда, оказали ему полнейшее доверие,  дали зелёный свет его изысканиям, создали все условия для творческой работы. И вот сейчас, накануне главного испытания, он знал, что во всех обсерваториях мира множество телескопов уже направлены на солнце,  а тысячи приборов в научных лабораториях  будут фиксировать малейшие изменения в скорости вращения Земли. Потому и эта предательская дрожь в теле. Ведь если разобраться без ложной скромности, то он, Рэйд, сейчас один против замершего в ожидании мира. Хотя почему же против,  весь мир ждёт того же результата. И наверняка где-то здесь, на плато, наверное, вон за тем хребтом, засели военные наблюдатели, представители от Правительства, подведомственные телекинохроникёры. Рэйд просто сразу поставил условие, чтобы они не мельтешили здесь, перед его глазами, и просьбе именитого, хоть и молодого учёного не могли не пойти навстречу. Скоро все прильнут к биноклям, подзорным трубам, к громоздким объективам на подставках…

- Только давайте всё-таки перейдём в тень, - предательски слабым голосом продолжил Рэйд, - а то из-за этой жары…
Он не закончил, лицо побледнело, исказилось в гримасе, и через секунду Ник увидел Рэйда уже в нескольких шагах от себя, согнувшимся над чахлыми кустами. Рэйда стошнило. После он стоял, растерянно встряхивая головой, не зная, чем вытереть губы – у этого мальчишки не оказалось носового платка. И желудок тут, конечно, ни при чём. Этот парень, если не умом, то нутром почувствовал, какую кашу заварил. Вот это нутро и взбунтовалось. Ник  вздохнул, его рука потянулась в нагрудный карманчик куртки, он участливо протянул Рэйду свой платок.  Рэйд взял, благодарно кивнул.

Потом они присели на старой некрашеной скамейке под единственным деревом – тутовником,  причудливо изогнутым в борьбе с изнуряющими суховеями. Со стороны могло показаться, будто отец и сын решили отдохнуть перед дальней дорогой.  Рэйд действительно почувствовал что-то  вроде лёгкой досады на себя. В конце-концов, этот человек намного старше. Да, неотёсан, простоват, наверняка пишет с жуткими грамматическими  ошибками, но этот добрый и участливый взгляд,  с которым Ник протянул ему  носовой платок… Платок, между прочим,  оказался свежим, отглаженным, наверное, жена Ника позаботилась,  видать, положила ему целую стопку. Он что-то там говорил о ней недавно. Что?   А, вот что – она мечтает о маленьком домике у Предгорья, где много хвойных лесов, а это с её астмой было бы так полезно…
- Так что же Вам не по душе, мистер Николсон? – спросил Рэйд. Странно, но он почувствовал себя несколько успокоившимся. Дрожь в пальцах исчезла.

Ник  покряхтел. Не хотелось бы перечить своему молодому и самолюбимову начальнику, но…
- Видите ли, у меня ведь никто не спрашивал – а хочу ли я бесконечное количество лет видеть по утрам  в зеркале свою собственную физиономию?
- Почему же не спрашивали? Проводился праймериз – общество практически единогласно выразило своё мнение.  Все только и говорят об этом, ждут.  Посмотрите, какие отклики в газетах! Вы разве не голосовали?
- Как же, ходили вместе с женой. Проголосовали «за», хотя накануне вечером оба были против.
- Утро вечера мудренее, - усмехнулся Рэйд. – Но, если серьёзно, я не удивлён. Вечером вас тянули назад отголоски привычных тысячелетних представлений. Но новое всегда пробивает себе дорогу сквозь любые преграды. На подсознательном уровне это случилось и с вами.  Кстати, все самые продуктивные идеи ко мне тоже приходят по утрам, особенно, в последнее время.
Рэйд уже слегка вошёл в привычный азарт.
- Поверьте, - заговорил он горячо, - и психология вечного, бессмертного человека изменится. Он отнюдь не станет тяготиться своим бессмертием, наоборот, будет окрылён, избавится от всех страхов и фобий, его жизнь получит новые, неведомые ранее краски. Мы на пороге эпохального, невиданного в истории человечества события!
- И когда же, Вы полагаете, эта катавасия начнётся? – вопрос Ника прозвучал совсем не радостно.
- Решать, конечно, не мне, но я внёс предложение. По всем параметрам это целесообразнее  и практичнее  осуществить в новогоднюю ночь. Запомните, мистер Николсон, - патетически воскликнул Рэйд, -  через считанные месяцы, скорее всего, в канун нового, 1961 года  Земля повернёт своё вращение вспять, и человечество вступит в эпоху бессмертия.

Седая голова Ника упрямо качнулась, он что-то хотел возразить, но не успел -  из казённого домика метрах в пятидесяти от них, появилась радистка Мадлен, белокурая девушка в сером, строгом, закрытом платье - ничего вызывающего на рабочем месте, такова была установка свыше.
- Мистер  Адомс, - крикнула она, -  получено разрешение на связь. Делать звонок к Вам домой?
Рэйд резко поднялся. Наконец-то!  Сейчас он услышит голос Леды.
- Конечно! – крикнул он сорвавшимся голосом. – Конечно, вызывайте. – Повернулся к Нику. – Извините, ладно?
Леда,  Ледушка!  Как долго он не слышал её голоса, не видел, не сжимал её в своих объятиях. Рэйд совсем измучился, его стали преследовать эротические сновидения. И как там их малыш, их солнышко, их радость? Когда Рэйд уезжал, он был совсем крохой. А теперь-то, теперь какой? Стал ли ещё больше похожим на папу?
Рэйд сорвался с места к домику. Ник устало и понимающе улыбнулся. Мальчишка! Большой, сильный, умный,  самоуверенный мальчишка!

Глава 2. ЛЕДА И НЕЙРОДЕР

Боже мой, наконец-то Рэйд снова будет дома! Близко-близко она увидит его  любящие глаза, ощутит на себе его ласковые и нетерпеливые руки. Неужели пять месяцев разлуки останутся позади? Рэйд, её любимый Рэйд! В радостном настроении Леда покрутилась у зеркала, и лёгкое платье из лимонного шёлка в крупный чёрный горошек моментально образовало широкий колокол вокруг её бёдер и ног, а темноволосая  молодая женщина со счастливым взглядом не преминула помахать из зеркала ладошкой ей в ответ. Леда тихонько заглянула в детскую – маленький Дик сладко сопел носиком во сне. Она  осторожно прикрыла дверь. Надо было купить кое-что из фруктов да и вообще – просто прогуляться в приподнятом настроении. Леда взяла с полки изящную, но довольно вместительную плетёную корзинку.
 Дверь квартиры осторожно закрылась за ней,  Леда  спустилась по лестнице  и выпорхнула из подъезда.

Божественно! Свежий воздух, лёгкие облака, неяркое  осеннее, но ещё тёплое солнышко, щебетание птиц. Леда двинулась в сторону торговых рядов, они располагались не так уж далеко. Иногда ей навстречу попадались знакомые, их лица светились приветливыми улыбками.
- Слава Правительству!
- Слава! – привычно отвечала Леда в ответ на приветствия и торопилась дальше. Некоторые из незнакомых прохожих-мужчин оглядывались ей вслед. Приятно, чего там говорить, но особого значения она этому не придавала. Привыкла. Чаще всего головы автоматически поворачивались назад у молоденьких офицеров. Их тут пруд пруди –  в окрестностях городка расположены несколько воинских частей. Леде было непонятно, почему именно в этих местах, но она предполагала: это, наверное, из-за близости к столице – до Вашингтона каких-то полчаса езды на авто. К тому же здесь, в их городке, секретный научный центр, в котором работает её  любимый Рэйд.  Хотя  от кого и от чего теперь охранять и столицу, и центр, если по радио без конца твердят об установившемся на Земле едином миропорядке, о предполагаемом роспуске вооружённых сил? Леда совсем запуталась, в эту политику, действительно, как говорят пожилые соседки, лучше не соваться.
И мысли Леды сами собой свернули абсолютно к иной теме – к фруктовому пудингу, который она вознамерилась приготовить для Рэйда. Вообще-то она не знала точно, когда он приедет, но уже было ясно, что вот-вот,  ведь Рэйд так и рассчитывал - не более пяти месяцев. Она не обижалась на отсутствие телефонных звонков, знала – это из-за режима секретности. Она  поджидала Рэйда уже несколько дней, с утра готовила что-нибудь вкусненькое, но в итоге её кулинарным искусством восхищались только соседи по лестничной клетке. Но ничего, ей нетрудно, к приезду любимого Рэйда она готова стараться каждый день. Итак, пудинг,  да не какой-нибудь  дежурный, вроде тех, что из однообразных кулинарных рецептов в местной газете. Леда сразит Рэйда неповторимыми вкусовыми сочетаниями, вычитанными ею в одной старинной книге.
Вообще-то про эту старую книгу, доставшуюся ей от прабабушки, Леда никому не говорила, даже Рэйду. Нет, Рэйду она полностью доверяла, просто, книжка была её маленькой личной тайной. Но если бы случилось, что кто-то про неё прознал из посторонних, то сразу же посыпались бы настойчивые советы сдать её в общественный фонд, так поступают все, и Леда должна тоже, а Леде вовсе не хотелось. Жалко. Во-первых, где они, эти общественные фонды, никто толком и не знает. Во-вторых, книжка досталась ей  не от какой-то там чужой тётки, а от родной прабабушки. Нет, это, пожалуй, во-первых. И рецепты в ней в самом деле необычные, старинные, сейчас так не готовят, стало намного проще всё, однообразнее.  Как быстро люди всё забывают!  Впрочем, всё это пустяки, чего об этом думать? В конце-концов никто у неё насильно ничего не отберёт. И вообще никто ничего ни у кого не отбирает. Не в таком обществе мы живём! Даже мелких жуликов уже перевели, а уж о преступниках Леда слышала только на уроках истории, когда ещё училась в школе.

Легкомысленно хмыкнув, Леда вошла в торговые ряды. Нужно было предъявить продавцу свою покупательскую карточку, пройти по проходу меж переполненных лотков с  фруктами и вернуться к продавцу уже с наполненной корзиной для расчёта. Леда так и сделала, совершив небольшое, но приятное путешествие по яркому, разноцветному, аппетитному изобилию даров природы. Все они, крупные и мелкие, были вымыты, рассортированы, аккуратно сложены, источали сладкий аромат. Просто глаза разбегаются.  Её корзинка быстро наполнилась.
- Извините, миссис, но Вы положили себе два грейпфрута, вместо одного.

Вежливый продавец внимательно смотрел на неё.
Леда покраснела:
- Да, но я тут задумала по старинному рецепту…
- Сожалею, но у Вас серая карточка, - вежливо, но непреклонно ответил продавец, отмечая что-то в своём журнале. Он выпрямился и отдал Леде её карточку – маленький серый прямоугольник из лощёного картона. – Я не могу нарушать инструкцию. Сегодня Вам положен только один грейпфрут. Приходите завтра, и мы с радостью продадим Вам ещё один. С Вас тридцать два пятнадцать.
- Спасибо, завтра не надо, - пробормотала Леда, отсчитывая деньги и собираясь уйти.
- Вы позволите? – раздался за её спиной приятный мужской голос.
Леда обернулась. Перед ней стоял Стив – подтянутый тридцатилетний мужчина с приветливым взглядом. Синие глаза, коротко стриженые русые волосы, приятная белозубая улыбка. Спортивная сумка на плече.
- Слава Правительству! – поприветствовал Стив.

Леда и продавец ответили таким же приветствием. На левой стороне груди у Стива красовался синий значок в форме развивающегося на ветру знамени. Леде, продавцу, да и вообще всем окружающим было понятно, что  означает обладание этим значком. Стив принадлежит к прослойке тех уважаемых людей в обществе, которых официально именуют нейродерами, но в народе называют проще  – Синие Значки. Они – глашатаи Правительства, проводники его политики в массах – по месту жительства или работы. Их можно встретить в любых учреждениях, на заводах и фабриках, в каждом жилом секторе. Вообще, он неплохой человек, этот Стив. Живёт по соседству, и уже не один раз помогал Леде спускать коляску с младенцем по ступенькам. Очень внимательный, приятный. Может быть, Рэйд от этого и не пришёл бы в восторг, но он далеко, в командировке, а  Леде одной трудновато, и некому бывает помочь. К тому же Стив внимателен не только к ней, но и ко всем вокруг, ну, к ней, может быть, чуточку больше. Но она же не виновата в том, что способна многим нравиться. На неё, вон, и на улицах оглядываются незнакомые мужчины. Что из этого?

Стив достал из кармана свою покупательскую карточку – она была синего цвета – и протянул её продавцу:
- Грейпфруты, пожалуйста, даме.
- Ах, не надо, что Вы, - вспыхнула Леда.
Продавец сделал отметки в журнале:
- Синяя карточка – два грейпфрута.
- Я ни в чём не нуждаюсь, извините, - проговорила Леда, взяла свою корзинку и пошла к выходу.

Стив догнал её на улице.
- Простите, я хотел от чистого сердца.
- Не ставьте меня в неловкое положение.
- Не сердитесь, прошу Вас, - продолжал он огорчённо.
Она искоса взглянула на него. Похоже, он и в самом деле переживает. Стив протянул руку к её корзине.
- Вы позволите Вам помочь?
Ну хорошо, в самом деле. Пусть тащит. Они пошли чуть медленнее.
- Как Ваш малыш?
- Спасибо, - коротко ответила она.
- Я в смысле… родничок на головке ещё не затянулся?

Леда с сомнением взглянула на него – продолжать ли эту тему? Она помнила об их предыдущем разговоре и  неожиданном предложении Стива. Она и сама раньше не раз задумывалась, не сделать ли так, как теперь предлагает Стив. Но Рэйд будет против, это однозначно. Никаких синих кабинок, никаких облучений, говорил он. Дети должны развиваться естественным образом. Так-то оно так, но время уже давно показало, что никакого вреда не наносится. Посмотрите хотя бы на этого здоровяка Стива, стоящего сейчас перед ней. Сильный, высокий, гладкокожий.  Конечно, и её Рэйд далеко не хилый, очень даже не хилый, ещё неизвестно, кто кому намылил бы шею. О господи, о чём это она? Да она просто не допустит подобной ситуации и никогда не даст повода. Это исключено, Рэйд её любимый и единственный мужчина, это однозначно, на всю жизнь. Но дети после синих кабинок вырастают и становятся Синими Значками, элитой общества. Что там говорить, равноправие равноправием, но эти Синие Значки, они ведь всё равно на другой ступени, все же это видят и понимают, они выше, они имеют многое из того, чего нет и не будет  у остальных. Все престижные должности, все тёплые места. Директора, начальники, редакторы, чиновники – везде Синие Значки. Что-то ей не приходилось видеть или слышать хотя бы про одного шофёра или шахтёра с синим значком на лацкане рабочей куртки. Но удивительно – нейродеры никогда никого не раздражали, они вызывали лишь всеобщее уважение. Их даже любили. Леда видела по телевизору их партийные съезды в Вашингтоне. Нет, эти прямые трансляции из столицы её в общем-то не сильно интересовали, как и многих других обывателей, но она не могла не отметить, насколько они там все уверенные, подтянутые, с хорошо подвешенными языками, источающие силу, спокойствие и вместе с тем – приветливость. Да, приветливость, на которую очень трудно не откликнуться. И любой оратор на трибуне её практически завораживал. Ну хорошо, Рэйд, её любимый Рэйд, он умница, он талантливый учёный, он многого добился своей светлой головой, но он… он… Он по сути одиночка, исключение, вот кто он. Да к тому же упрямый идеалист. Одиночку всегда можно сломать, если понадобится. Конечно, никто его ломать не собирается, не те сейчас времена, но надо думать о будущем сына. И трезво смотреть на вещи. Дети далеко не всегда идут по стопам родителей, не всегда генетически  наследуют их талант и способности. А разве как мать она не хотела бы блестящего будущего своему сыну? И разве не её материнская любовь сейчас заставит её отбросить последние сомнения и сказать «да». Пока не поздно, пока у малыша не затянулся родничок. И потом, в этот синий клан не так-то легко попасть. Квоты, блаты и закрытые списки.  Многие мечтают, да только мечты так и остаются мечтами. Надо быть благодарной судьбе за то, что рядом оказался такой внимательный и добрый человек, как Стив. Он сможет и готов помочь.

- Вы знаете, Стив, спасибо Вам большое, но я пока не готова обсуждать эту тему.
Он понимающе кивнул. Они остановились у её дома. Стив потянулся рукой в свою спортивную сумку и достал грейпфрут.
- Давайте всё-таки по-справедливому. Один Вам, один мне.
Положил грейпфрут в корзину, протянул её Леде и взглянул в глаза. Она взяла корзину. Словно неясная смутная волна пробежала где-то в груди. Нет, недаром болтают, что у этих Синих Значков развивается особая способность к внушению. Она не хотела брать этот чёртов грейпфрут (или всё-таки хотела? – вот, чёрт, что за путаница в голове!), но вежливо, через силу улыбнулась:
- Спасибо. Вторым, я полагаю, Вы угостите свою жену? В её положении это будет как нельзя кстати.
Он вспыхнул, приблизил к ней лицо, глаза полыхали синим огнём:
- Она грейпфруты не переносит, считает их слишком горькими. Да, мы с женой ждём ребёнка, и уж поверьте, я намерен стать замечательным отцом.  Я не альфонс. Но Вы мне приятны,  симпатичны, говорю откровенно.  Я буду считать за счастье делать для Вас всё, что в моих силах.

Она растерялась, не знала, что отвечать. И тут из окна до её слуха донёсся телефонный звонок. Настойчивый, требовательный. Боже мой, да этот же звонит Рэйд!
- Извините, я пойду, - скороговоркой произнесла Леда.
Она взбежала по ступенькам к подъезду, её ноги зачастили по лестничному пролёту на второй этаж, она буквально влетела в квартиру, но когда схватила с рычага чёрную пластмассовую трубку, то услышала короткие звонки отбоя.

Не успела! Если бы не этот Стив со своим грейпфрутом, то она сейчас бы услышала голос Рэйда. Чёртов Стив! Чёртов грейпфрут!
Расстроенная, она швырнула трубку на рычаг. Медленно, раздумывая, подошла к корзине, и вот уже грейпфрут оказался в её руке. А другая рука пошире распахивает оконную раму.
Стива на улице уже не было. Двое незнакомых мальчишек, о чём-то споривших, размахивая руками, поравнялись с окном.
- Эй, ребята! – крикнула им Леда. – Ну-ка проверим, какие вы ловкие.
Швырнула со всего маху, и изумлённые мальчишки мигом изготовились, изловчились – хоп! – и большое, оранжевое, тропическое чудо, свалилось к ним будто бы не из окна, а с самих небес.

Глава 3. ИСПЫТАНИЯ.

Рэйд расстроено повертел в руке массивную железную трубку болотно-зелёного цвета, молча протянул  радистке. Та повесила её на привычно клацнувший рычаг рации, и Рэйд понял, почему она  сделала это, не поднимая глаз – не хотела, чтобы он увидел в них сожаление. Правильно, не её дело, подумал Рэйд.  Кукла! Но сказал:
- Всё нормально, мисс. Думаю, завтра я уже буду дома.
Вздохнул и вышел.
Ник  ждал в вертолёте. Рэйд  с непроницаемым лицом  (ещё и этот начнёт сейчас спрашивать) залез в кабину, плюхнулся на сиденье рядом, рука автоматически захлопнула дверцу. Затарахтел мотор, по лицам пробежали тени от сдвинувшихся с места лопастей, жухлая трава стала подобострастно расстилаться вокруг . Колёса оторвались от земли. И как только вертолёт, слегка накренившись,  развернулся, как только перед взором Рэйда  снова возник  зеленовато-голубой шар на горизонте жёлтой пустыни, Рэйд уже не мог думать ни о чём другом, только о нём  - властителе его мыслей.

Конечно,  первую часть испытаний придётся просто перетерпеть. Военные сейчас сотворят большую глупость – станут палить по шару с четырёх сторон из ракетных установок. Рэйд усмехнулся. Вот идиоты, армию  не сегодня-завтра распустят за ненадобностью, воевать давно не с кем, но ведь генералам надо же как-то оправдывать своё существование. Убедили-таки правительственную комиссию. Ладно, пусть шарахают, пусть воочию находят подтверждение для своих коротких извилин – шар уничтожить или даже повредить невозможно - не-воз-мож-но! - он не физический объект, он сгусток энергетических потоков Земли и Космоса, которые удалось завязать в один узел благодаря открытию Рэйда. Шар – это большая энергетическая шестерёнка,  через которую люди отныне будут управлять вращением  планеты. Эта шестерёнка вообще-то невидима,   лишь  для наглядности, для зрительной осязаемости пришлось  дополнительно вызывать  по её контурам цветовые излучения.  А иначе, как миру увидеть, поверить?  Рэйд счастливо и судорожно вздохнул – наверняка придётся на многочисленных пресс-конференциях рассказывать,  объяснять, показывать на пальцах, как всё это связано с потоками времени, почему не надо страшиться  инерционных возмущений, какие перспективы открываются для дальнейшего использования его открытия в науке и технике. И всё это время  в центре внимания  будет оказываться он, Рэйд - находиться в лучах прожекторов, под прицелами объективов. О боже, надо, чтобы Леда продумала его костюмы, галстуки, сорочки…

Ник что-то прокричал, но Рэйд не услышал, тогда палец Ника  указал на шлем с наушниками, что болтался на железном крючке с облупившейся  болотно-зелёной краской.  Рэйд надел шлем на голову.
- Вон их сколько, - раздался голос Ника в ушах.
И тут только Рэйд заприметил  военные грузовики с ракетными установками, почти слившиеся с жёлто-красными барханами – надо же, эти идиоты даже не поленились на абсолютно бессмысленную в этой ситуации перекраску военной техники – жёлто-красные разводы  на машинах действительно позволяли им  оставаться какое-то время почти незаметными.  Инстинкт,  многолетний, въевшийся в кровь и пот тупой инстинкт военных, ничего не попишешь.
Рэйд бросил взгляд на циферблат, встроенный  в панель управления среди прочих приборов. Оставалась одна минута.
- Ник,  ближе не советую, только по окружности на этом уровне!
Ник кивнул.

Вначале они не услышали, а увидели одновременные вспышки с четырёх сторон, огненно-дымные хвосты взметнувшихся ракет – и тут началось! Не десять, не двадцать, а сотни  реактивных снарядов устремлялись к поверхности шара, достигнув её,  взрывались,  но на фоне  невозмутимой громадины это выглядело даже забавно  -  будто лопались мыльные пузырики,  наполненные огненной трухой,  слабенько пукали, превращаясь в  рыжую пыль, оседавшую вниз. Словно на эту странную зеленовато-голубую планету внезапно просыпался обильный, безжалостный дождь  озлобленных метеоритов, но где же, где они - кратеры от их ударов? Нету их. Нету!  Но дыму-то, дыму!
Ник ошалело застыл с открытым ртом, а Рэйд громко, нервно расхохотался, в порыве чувств резко и сильно схватил Ника за плечо. Вертолёт покачнулся.
- Мистер, - крикнул Ник, - уберите руки, иначе отправимся в преисподнюю. Обидно, знаете ли, накануне бессмертия!

Старина Ник ещё не мог знать всех тонкостей. Грохнуться так, что костей не соберёшь, можно будет  и в эпоху бессмертия.  Потому что смерть на Земле всё-таки начисто не исчезнет.  Бессмертие станет возможным лишь для тех, кто сумеет сберечь себя за сотни, а то и тысячи лет от превратностей судьбы, не станет жертвой аварии, катастрофы, стихийного бедствия или преступления, да мало ли ещё чего.  Ладно, Рэйд  объяснит ему потом, если успеет. Миссия Ника уже практически исчерпана. Скоро они расстанутся и, наверное, навсегда. Рэйду стало вдруг жаль – хороший всё-таки мужик, этот седоволосый, мужественный  вертолётчик. Если бы Рэйд  знал своего отца, то пусть бы он был именно таким, как Ник Николсон.

Дым и гарь между тем трусливо рассеялись, покорно отползли от шара, признав тем самым его величественность и непоколебимость.
Запищала рация, в наушниках раздался взволнованный мужской голос:
- Мистер Адомс, это Центральная.. Мы все тут просто в немом восхищении – ни один из наших датчиков не зафиксировал ни малейшего колебания на всей окружности шара. Вот это силища! Разрешите приступить ко второй части операции?
- Нет, - в тоне Рэйда слышались  решимость и уверенность, – я дам команду чуть позже, ожидайте.
Вертолёт поднялся выше, приближаясь в верхней точке шара.
- Ник, здесь осторожнее, осевой луч невидим.
- Который, что ли, энергию из космоса сосёт?
- Он самый. И не приведи господи с ним когда-нибудь пересечься.
- Спаси и сохрани! Так вот почему  здесь запрет на полёты?
- Полнейший! На все времена!

Взгляд Рейда стал сосредоточенным, рука потянулась к тумблеру на панели – щелчок! – и впереди, за стеклом кабины, из носа вертолёта выдвинулся  металлический коробок. Щелчок другим тумблером – и мгновенно из  прибора устремились  к шару два параллельных лазерных луча. Один упёрся во внешнюю сферу, другой проник на некоторую глубину, и тут только Ник смог заметить, что шар – полупрозрачный, и  не один он, а целых  два их  – один в другом. Стало понятно, почему  исходило двойное, зеленовато-голубое  излучение: голубое - от внешней сферы, зелёное – от внутренней.
- Мне зависнуть? – Ник напряжённо ждал ответа, не отрывая глаз от шара.
- Не принципиально. Можно просто по кругу.
И Рэйд скомандовал в рацию:
- Внимание, Центральная! Начать разгон внешней сферы!
- Есть! – послышался ответ.
Через секунду голубая сфера шара плавно  закрутилась вправо.
- Внимание, Центральная! Начать разгон внутренней сферы!
- Есть! – снова послышался чёткий ответ.
Через секунду зелёная сфера медленно закрутилась влево.
Ник замер в восхищении. Чудесное, редкостное зрелище. Супротивное движение сфер, одна в одной,  напоминало движение облаков на разных высотах,  когда два противоположных ветровых потока заставляют  небесных странниц изменить свой извечный слаженный ход и плыть в разные стороны, словно прощально махая  друг другу белыми платками.

Рэйду было не до красот. Вперившись взглядом в небольшой дисплей на приборной доске, он пристально изучал две пульсирующие линии. И как только они сошлись, слились в одну,  сменив  пульсацию на неспешное  слаженное колебание, из уст Рэйда снова  раздалась команда:
- Внимание, Центральная!  Синхронизация достигнута. Приготовиться  к пуску основного режима.
- Есть! – раздалось в ответ.
-  Параметры: шестьдесят оборотов за шестьдесят секунд и немедленный отбой! Повторите!
-  Шестьдесят оборотов за шестьдесят секунд  и немедленный отбой.
- Действуйте!

В движении шара произошли изменения. Каждая из сфер продолжала своё вращение, но вместе с тем появилась ещё одна, теперь уже общая направленность  – в целостном виде шар стал совершать более быстрые обороты в направлении, противоположном вращению Земли. Эта третья скорость почему-то показалась Нику зловещей. Во взгляде промелькнула тревога.  А  Рэйд откинулся на спинку кресла. Глаза закрыты, по лбу стекает пот. И этот чёртов парень улыбается.
- И что сейчас будет? –  в голосе Ника слышалось опасение.
Рэйд открыл глаза, взглянул на солнце.
- То, что будет, мы простым глазом не увидим. Но зато скоро услышим. Досточтимый сэр, через минуту можете брать обратный курс.

Движение шара замедлилось, возвратившись к прежним параметрам. Вертолёт развернулся, двинулся в сторону базы. Некоторое время летели молча. Потом в рации началось сумасшествие:
- Мистер Адомс, мистер Адомс! Из обсерваторий  поступают сообщения: в период  действия  объекта в основном режиме  солнце замедлило движение по небосклону на одну десятую секунды! Это победа, сэр, это победа!!!  Мы взяли планету за загривок!
От последней фразы у Ника пробежал холодок по спине.

Весь обратный путь Рэйд просидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку  сиденья. Он даже заснул от навалившегося утомления,  Ник понял это, когда  ощутил на плече тяжесть его головы. Ладно, пусть спит.  Ещё раз искоса взглянул. Ну и парень, однако! Откуда такие берутся!
На подлёте к базе стало видно:  вертолётное поле заполнено вереницей чёрных  блестящих автомобилей, оставлен только пятачок площадки, чтобы приземлиться. Много мужчин в тёмных костюмах с галстуками, это в пустыне-то, в такую-то жару. Ясно, официальные лица.
Ник легонько толкнул Рэйда локтем:
- Просыпайтесь,  сэр! Похоже, Вас будут подбрасывать к небу.
Едва они вылезли из кабины, как Рэйда обступили, горячо заговорили, стали его трясти, тормошить, обнимать, расцеловывать, подбрасывать вверх на руках.
Ник тихонько стоял в тени вертолёта.

Глава 4.  ПРАВИТЕЛИ

Высокие, золочёные двери со множеством резных завитушек распахнулись. Двое молодых темнокожих  мужчин  в светлых служебных одеждах ввезли в овальный зал Правительственного дворца инвалидную коляску. В ней сидел дряхлый старик лет восьмидесяти пяти – девяноста, со сдвинутой налево головой, косматыми бровями, отвисшей нижней губой и взглядом психически неуравновешенного человека, направленным куда-то вправо и вверх. Ноги его были укрыты клетчатым пледом. Старик хитровато улыбался.

Двое поджидавших его мужчин, пожилых, в возрасте под семьдесят, но ещё довольно подтянутых, дружно встали с кресел. Между ними наблюдалось весьма заметное сходство,  только один - с седой чёлкой на лбу, а другой - с седой щёточкой усов. Братья  Том и Гим поджидали своего отца – Верховного Правителя Планеты, сэра Генри Трумхауэра. Один из братьев, Том Трумхауэр занимал должность спикера конгресса,  а второй, Гим Трумхауэр - пост премьер-министра. В любой другой момент эти высокопоставленные лица держались бы, как всегда, с холодным официальным достоинством, а Гим -  даже с некоторым высокомерием по отношению к окружающим. Но только не сейчас. При появлении отца с ними всегда происходила странная, непонятная, неподвластная им метаморфоза -  два пожилых мужчины, которых впору уже самих причислить к старикам, испытывали необъяснимый трепет, смешанный со страхом, будто вновь превращались в мальчишек, которых когда-то взбалмошный, непредсказуемый отец с удовольствием и остервенением порол ремнём. И вот он появился перед ними.
 Служащие остановили коляску  перед  братьями и вышли. Створы золочёных дверей осторожно закрылись.
Старик в коляске поводил глазами по потолку, окнам, залу, словно ища объект, на котором можно задержаться, и, наконец, остановил взгляд перед собой. Как только в поле его зрения попали мужчины, взгляд старика несколько посветлел, потеплел и стал более осмысленным. Каждый из мужчин привстал на одно колено, приложившись губами к руке старика – один к правой, другой к левой.
- Здравствуй, папа, - растроганно сказал каждый из них.
Старик кивнул в ответ, и оба мужчины  опустились в кресла.
- Начинай ты, Томми, - благодушно разрешил старик.
- Досточтимый и уважаемый сэр Верховный Правитель, - начал мужчина с седой чёлкой, но старик прервал:
- Официальничать, Томми, будешь в конгрессе. А здесь мы одни. Давай по-простому, как в детстве, когда ты забирался ко мне на колени и полушёпотом докладывал о проделках соседских мальчишек. Помнишь? Про рыжего Джона, который прятался в лебеде и теребил свою пипиську…

Старик захихикал. Лицо  пожилого Томми стало слегка пунцовым. Он кашлянул и робко возразил:
-  Ты спутал, папа, про Джона - это не я, это Гимми – он кивнул в сторону брата. Теперь побагровело лицо пожилого Гимми, а пожилой Томми добавил:  – Я, если помнишь,  рассказывал только про Джека, который кидал нам на крышу дохлых мышей.
- Да вы оба друг друга стоите, - махнул рукой старик. – Ладно, докладывай, что там у тебя?
- Хорошо, папа. По моему поручению подготовлен Указ об увеличении норм выдачи продуктов населению по их покупательским карточкам.

Одна из бровей Верховного Правителя удивлённо и недовольно поднялась вверх:
- Не подпишу! С чего это вдруг?
- Папа, наблюдается устойчивая тенденция к перепроизводству, склады забиты продуктами и…
- Разве люди у нас голодают? – перебил его Верховный правитель.
- Нет, папа, что ты, с этим давно покончено, потребительская корзина полностью соответствует физиологическим потребностям здорового организма, - послушно проговорил Томми, понимая, что старик  сейчас упрётся. И действительно:
- Вот видишь. И потому говорю: нет и ещё раз нет!  Лучше скармливать скоту, лучше сжигать в печах или вываливать в море, чем заронить в народе даже саму мысль о том, что корку хлеба можно не доедать, а стакан молока можно не допивать! Дескать, всего навалом, чего там беречь! Пусть потребуется для этого десять, двадцать, пятьдесят или даже сто лет, но к коммунизму надо придти с полностью вычищенным сознанием, когда человек, без всякого контроля со стороны, даже если вокруг него не будет ни единой души на много миль вокруг, возьмёт с полки ровно столько, сколько сможет съесть – и не больше!

- Как это мудро, папа, - воскликнул пожилой Гимми с щёточкой усов и мстительно-осуждающе  посмотрел на брата. Тот покорно слушал, а старик между тем распалялся.
 -  А если мы будем потакать прихотям, - продолжал он гневно, - то все начнут капризно ковырять вилками в тарелках и крутить носом. В итоге мы получим не человека с высокой сознательностью, а расточительного, развращённого и эгоистичного потребителя.  Заруби себе на носу: все насквозь прогнившие общества потребления остались в далёком прошлом, они не выдержали испытания временем, они утонули в горах использованных упаковок и бутылок,  они распались, как когда-то развалились казавшиеся незыблемыми древние империи. Тебе  должно быть стыдно, Томми, оттого, что так и не усвоил Первый закон политической психологии!
- Я знаю, папа, я помню. – забормотал Томми. - Просто с мест поступают многочисленные предложения, мы должны как-то  учитывать настроения…
-  Настроения – не твоя сфера! – отчеканил старик. - Ими займутся нейродеры. Кстати, о них. – Старик обратился  к другому сыну. - Ты, Гимми, давненько не докладывал, как вообще обстоят дела с гипнотической сетью.
- Но папа, - растерялся обладатель седой щёточки усов, - я к тебе сегодня с докладом на другую тему.
- Успеется, - настаивал старик, - ты в двух словах.
Гимми наморщил лоб:
- Если говорить о Вашингтоне, то нейродеров здесь в настоящее время насчитывается…
-  Да у нас тут  всё и так на виду, ты про всю планету давай, - перебил старик.

Гимми поднял глаза к потолку, подсчитывая в уме:
- Боюсь ошибиться в точной цифре, но на всей планете численность нейродеров перевалила за один миллион человек. Они внедрены в каждое учреждение, предприятие, их сетью покрыты жилые кварталы, они всегда присутствуют в местах скопления людей во время культурно-массовых мероприятий - на стадионах, площадях, в парках, концертных залах. Мощность сигналов из нашего гипнотического центра такова, что нейродеры воспринимают их  практически без помех и искажений в любой точке планеты. Более того, недавно мы перешли на новый график – команды в головы нейродеров теперь выдаются ежедневно в утреннее время. Так оказалось эффективнее и…
 - Это не вредно для их здоровья?  - перебил старик. – А то знаю я вас, вам бы там, в этом центре, только поэкспериментировать. Нейродеры – цвет человечества, их надо беречь! Вы не гробите наших лучших людей?

- Исключено, полностью исключено, папа, - заверил пожилой Гимми. - Держу на личном контроле. Но  главный эффект, конечно, в том, что нейродеры воспринимают  сигналы из гипноцентра вовсе не как команды извне, а как свои собственные мысли, решения, инициативы. Высокая степень личной убеждённости позволяет им достичь  небывалых показателей в пропагандистской работе среди населения. Иной раз  нейродерам даже не требуется слов для воздействия на собеседника – им достаточно просто проникновенно посмотреть человеку в глаза. Протестных настроений в массах практически не отмечается, все горячо поддерживают политику Правительства. Кстати, - тут Гимми снова выразительно посмотрел на брата, - мы в принципе могли бы совсем скоро, не откладывая в долгий ящик, подготовить и выдать из гипноцентра команду-внушение и на активизацию пропаганды сбалансированного питания.

Верховный правитель согласно качнул головой:
- Вот это хорошо. Только не переусердствуйте, а то знаю я вас. Всё должно быть в разумных пределах. Чтобы никто не призывал людей  к изнурению себя голодом. Мы тут не изверги. Мы строим общество для людей и во имя людей. Наша цель – гармонично развитая личность в гармонично организованном обществе. Понятно?
Старик посмотрел на обоих сыновей. И оба наперебой ответили:
-  Понятно, папа, чего ж не понять? Наша цель – коммунизм.
Старик снова кивнул, устремив взгляд куда-то вдаль, возможно, в светлое будущее человечества. Но через секунду очнулся:
- Ты, кажется, чем-то хотел меня порадовать, Гимми?
Пожилой Гимми приободрился, почувствовал себя увереннее, ибо понимал: то, о чём сейчас доложит, дряхлый отец ожидает давно и с нетерпением.
- Испытания регулятора вращения Земли прошли успешно, дорогой папа.
Старик встрепенулся, подался вперёд, готовый ловить каждое слово.
- Центральная научная лаборатория представила подробный отчёт с анализом развития ситуации во всех вариантах.  Анализ исключительно благоприятный – управляя вращением Земли, мы сможем управлять и ходом времени. Дорогой папа, твоя жизнь… наша жизнь… о папа! .. твоя и наша жизни будут длиться вечно!

 С этими словами  расчувствовавшийся Гимми бросился  на коленях к отцу. Томми следом за ним – все троё замерли обнявшись. Так пробыли они несколько мгновений. Старик шевельнулся, и сыновья тотчас же вернулись на свои места.
-  Сейчас  срочно проявляются киноплёнки  со съёмками испытаний, - продолжил рассказ Гимми, -  пока чёрно-белый вариант, папа, так оперативнее, чтобы побыстрее показать тебе…
- Нет, - не согласился старик. – Я уж подожду, готовьте в цвете, в цвете! И вообще надо будет создать прекрасный пропагандистский фильм, который должны увидеть все на планете – от мала до велика… М-да… Значит, получилось…

Старик снова ушёл в свои мечты. Пожилые сыновья смиренно ждали, иногда осторожно переглядываясь. Старик, наконец, снова вернулся в реальность:
- А что же этот учёный… как его…
- Рэйд Адомс, - подсказал Гимми. – Он показал себя просто великолепно.
- Значит, и здесь наши планы оправдались?
- О да, папа. Функциональность мозга,  полёт научной мысли просто потрясающие.  Ни один сигнал из нашего гипноцентра для него ни разу не пришлось усиливать. Этот парень и без них воспринимает всё буквально на лету, генерирует идеи, вертит ими и так и этак, выбирая лучший вариант. Он один стоит целого научно-исследовательского института. И к тому же - полнейшая лояльность!
- Хорошо, просто отлично. Ну а раз так, то в отношении этого самородка и не усердствуйте с этими вашими сигналами, чтобы золотая голова однажды не расплавилась.  И побольше внимания, заботы о нём..

Тут пожилой Томми, наконец-то, нашёл повод снова вступить в разговор, поскольку тема явно переместилась к его компетенции:
- Мы подготовили Указ о награждении Рэйда Адомса орденом Признания третьей степени.
- Мало, - качнул головой старик. – Обеспечьте продвижение по службе. Захочет новую лабораторию – дайте. Захочет новый центр – постройте. Выполняйте все прихоти, я имею ввиду, конечно,  научные прихоти,  а не какие-то там, ясно вам?
- Да, да, - закивали сыновья.
- Ну и посмотрите, как он живёт. В смысле жилищных условий. Думаю, что приличный особняк ему не помешает. Хотя, может быть, не сразу, чтобы по молодости не возгордился сверх меры. Всё, я устал.

Старик нажал кнопку в подлокотнике коляски. Тотчас  растворились высокие золочёные двери,  те же темнокожие мужчины в светлых служебных одеждах вошли в зал, развернули коляску с Верховным Правителем  и покатили к выходу. Золочёные створы дверей закрылись за ними.

Глава 5. ПОСЛЕ ДОЛГОЙ РАЗЛУКИ

И в этот день Леда снова не дождалась Рейда. Конечно, она расстроилась, даже немножко надулась на него, как будто он был рядом и мог увидеть её недовольно сложенные губки. О, как бы он устремился поцеловать их! Леда любила иногда изобразить, будто сердится на него, и тогда Рэйд превращался из крепкого, уверенного в себе мужчины, известного и признанного учёного, в большого виноватого мальчишку, вымаливающего у неё прощение. Леде очень нравилась эта игра, но она никогда не злоупотребляла ею,  чувствовала грань, за которой может начаться настоящее отчуждение. Леда всегда следовала мудрому совету, прозвучавшему однажды из уст её прабабушки: никогда не отказывай любимому мужчине, помни, всё, чем ты располагаешь – это не твоё, это для него, для любимого. Признается он вслух однажды или нет, но где-то там, в глубинах мужской души незаметно поселится благодарность, которая притянет его к тебе навсегда.  Пусть он утоляет свою жажду с тобой всегда и везде, щедро дари ему эту возможность, пусть уходит утром утомлённый и счастливый, это значит, что вечером  его ноги сами будут стремиться к родному порогу. Ты - женщина, в этом твоё предназначение.

Леда вздохнула, и почувствовала, что её начинает одолевать усталость. Сегодня маленький Дик раскапризничался, у него болел животик, малыш долго плакал. Добрая соседка помогала успокаивать его, нянчила, пока Леда бегала в аптеку за укропной водичкой. Сейчас её сладенький уже уснул. Да и Леде пора. Она взяла с тумбочки большой, пузатый железный будильник, с обратной стороны накрутила пружину, поворачивая  никелированную штучку в форме двукрылой бабочки. Чисто внешне будильник Леде очень нравился,  весь такой округленький,  хорошо смотрится на тумбочке, но тарахтел по утрам ужасно, Леда аж подскакивала в постели. Нет, сегодня, пожалуй, она не поставит его у изголовья, а отнесёт в платяной шкаф, вот сюда, за дверцу. Леда всё равно услышит сигнал, улыбнётся, спать уже не будет, а вот в постели ещё понежится.
 
Леда улеглась в постель, не выключив освещение, а сделав его приглушённым. Всё-таки она побаивалась одна, без Рэйда, оставаться в темноте. Хотя это, конечно, глупо, многие сейчас вообще не запирают двери, соседи, вон, тоже – преступность на нуле,  случаи по всему миру исключительно редки, об этом уже много раз говорили по радио, да Леда  и сама видит, не слепая. На улицах нет хамства, всё чинно, вежливо, спокойно, хорошо. Как тут не поверить Стиву – Синему Значку, что в этом заслуга наших  мудрых Правителей. Правда, иногда скулы сводит от некоторой занудности его речей, но с другой стороны, Стив ведь говорит правду, душой не кривит, Леда тоже это видит и чувствует…Что же всё-таки ответить Стиву по поводу малыша? Хотя, конечно, время ещё есть, родничок на головке Дика ещё долго не затянется, но всё-таки, надо же принимать решение.. Как уговорить Рэйда?.. Рэйд… Стив… Рэйд… Сознание Леды заволоклось приятной пеленой, она уснула.

Далеко за полночь к подъезду бесшумно подкатил представительный чёрный автомобиль. Шофёр услужливо открыл дверцу. Рэйд вылез из авто, благодарно кивнул водителю. Через несколько секунд автомобиль также бесшумно отъехал, красные огоньки подфарников скрылись за поворотом.
Рэйд поднялся на второй этаж, рука осторожно вставила ключ в замочную скважину и привычно повернула вправо, замок легонько щёлкнул.
 
Везде в квартире двери были распахнуты. В прихожей, гостиной, спальне – повсюду горел приглушённый свет. Ага, побаивается, голубушка без него!  Сердце застучало сильней, через дверной проём он уже видел край кровати и откинувшуюся руку Леды. Так, пиджак на вешалку и скорей, скорей  снять эти чёртовы туфли! Рэйд на цыпочках прошёл к спальне и остановился на входе, затаив  взволнованное дыхание. Лёгкая простынь облегала тело Леды, повторяя  все его изгибы. Лёгкая округлость живота едва заметно приподнималась и опускалась в мерном дыхании. Тёмные волосы рассыпались по подушке. Дорогое, милое, любимое лицо, влажные полураскрытые губы. Рэйд сдержал желание тут же  опуститься рядом, приникнуть к желанному телу, отбросить простынь, погладить, не дать Леде даже опомниться, накрыть её губы страстным поцелуем.  Но в нескольких метрах стояла детская кроватка, в ней находилось маленькое, родное существо. Сыночек!
  Он осторожно приблизился и заглянул в кроватку. Боже мой, да он уже здоровячок, маленький крепыш!!  Неужели этот малюсенький человечек когда-то станет таким же большим и сильным, как он?  Конечно, именно как Рэйд и станет, ведь это же его сын! Сынишка, родной, что же ты за чудо такое, что за чудо эти маленькие дети? Рэйд, почти не дыша, рассматривал лицо спящего малыша. На папу похож? Ну, конечно, похож, посмотрите только на этот крупный носик. Но почему так страдальчески, обиженно сложены губки? А, у нас, наверное, болел животик. Животик бо-бо у нашего маленького! У моего хорошего! Но теперь уже всё, малыш, больше не болит, мама вылечила, да? Спи, спи, мой сладенький! Завтра папа  обязательно возьмёт тебя на руки, прижмёт к  груди и поцелует в нежную пухлую щёчку.

Рэйд бесшумно повернулся и подошёл к Леде. От волнения сглотнул слюну. Его пальцы уже расстегивали сорочку, чтобы сбросить её  на пол. Рэйд опустился на колени рядом с краем кровати. У самых глаз край простыни, укрывающей Леду. Рэйд осторожно подцепил его носом и тихонько сдвинул. Близко-близко, уже в нерезкости,  матовая кожа. Её бедро. Вот волосок, пока ещё одинокий. Ложбинка, ведущая туда, где обитает самое иступленное наслаждение, какое только можно испытать в этой жизни,  наслаждение, о котором  каждый мужчина затылком помнит ежесекундно,  везде и всегда, где бы он ни находился, на земле, в воздухе и под водой, даже если руки крепко держат штурвал, а глаза пристально отслеживают цель. Наслаждение, ради которого стоит жить на этом свете, бороться и побеждать!

Рэйд осторожно положил ладони внутри бёдер Леды и легонько надавил их. Леда шевельнулась во сне, ноги слегка раздвинулись. Рэйд со слабым стоном уткнулся лицом  туда, куда так стремился, и жадно вдохнул в себя. Запах любимой женщины одурманивал, кружил голову. Крылья носа скользнули по влажной неге. Нежные, долгие и страстные поцелуи Рэйда перемежались его едва сдерживаемым стоном. Леда тоже застонала во сне, изогнулась и вдруг открыла глаза.
- Рэйд! – прошептала она.
Он бросился к её лицу и накрыл губы поцелуем, рука лихорадочно расстёгивала брюки, сейчас, сейчас, ну же! Леда обвила его спину руками, гладила по упрямому вихрастому затылку:
- Милый Рэйд, наконец-то! Я извелась вся, о, Рэйд!..

... Рэйд был ненасытным. Ночью Леда несколько раз просыпалась, ощущая его сильные толчки в себе. Ей не удалось поспать и ранним утром –  Рейд был нежен, но настойчив и требователен. Наконец, утомлённый и насытившийся, он уснул, а Леда спохватилась – накормить-то мужа и нечем, вчера она готовила голубцы, но потом, вечером, как всегда, угостила соседей. Кажется, один голубец остался, но это не выход из положения. Леда осторожно высвободилась из-под руки Рэйда, принялась быстренько приводить себя в порядок. Сбегать в магазин не проблема. И сготовить успеет, похоже, Рэйд будет отсыпаться.

Её каблучки уже цокали по ступенькам лестничного пролёта, когда она вспомнила, что захватила с собой только свою покупательскую карточку. А лучше бы всё-таки прихватить и карточку Рэйда,  закупить сразу побольше,  лишняя беготня по магазинам ни к чему.
Леда вернулась в квартиру.  Она полюбовалась спящими мужем и сынишкой и возвратилась в прихожую, где висел пиджак Рэйда.  Покупательская карточка обычно у него в нагрудном внутреннем кармане, уже не раз бывало, что она запускала сюда  руку, потому что Рэйд  сам просил избавлять его от променажей по торговым рядам.  Леда нащупала какие-то бумажки, вытащила, ага, вот и карточка. А это что? С чёрно-белой фотографии на неё смотрела миловидная белокурая девушка. Леда перевернула фото,  на обратной стороне задрожали, запрыгали строчки: «Если мир порой поблекнет, а печаль возьмёт вдруг в плен, вспомни: есть на белом свете белокурая Мадлен».

…Приглушённо затарахтел будильник. Рэйд, сладко, крепко потянувшись, пошарил рукой по тумбочке, но будильника не нащупал. Да где же он? Рэйд хлопал глазами, окончательно проснувшись, но звонок стал стихать – пружина раскрутилась полностью. А Рэйд ощутил зверский голод, тело выпрыгнуло из постели, босые ноги прошлёпали на кухню.
Еды в пустом холодильнике не оказалось,  Рэйд разочарованно закрыл дверцу и ласково обратился к Леде, она как-то странно сидела у окна спиной к Рэйду, даже не обернулась:
- Ледушка, а ты что же, меня совсем не ждала?
Обратился без всякого упрёка. Она повернула голову, заплаканные глаза  смотрели страдальчески, укоризненно. Протянула ему фотографию. Он взял. Это ещё что? Мадлен? Да откуда? Он перевернул фото, глаза полезли на лоб. О чёрт! Эта белобрысая мартышка подсунула ему свою фотокарточку! Да ещё слащаво-сопливый стишок нацарапала! А ведь он не давал ни малейшего повода. Мало ли, что замечал её преданно-мечтательные взгляды.  Пусть даже не фантазирует. Ему нет никакого дела до этой куклы. Зачем, зачем она это сделала?  Леда такая ревнивица, попробуй теперь объяснись.
- Ледушка, это недоразумение.

Она попыталась проскользнуть из кухни в комнату, но он схватил её за плечи.
- Клянусь, я даже не видел этого фото, она мне его подсунула.
Леда  молча вырвалась и побежала в комнату. От её молчания в нём стала закипать  бессильная злость. Он же ни в чём не виноват, почему, почему он должен объясняться! А ещё, когда сильно волнуется, слова путаются, нужные не находятся, и это всегда только больше добавляло ярости. Эх!  Он побежал в комнату, схватил Леду за плечи и со всего маху  швырнул  на кровать. Она упала, зрачки расширились от страха. Закрыла рот рукой.  Вспышки ярости Рэйда ей уже приходилось пару раз испытывать на себе. Но после них она любила его ещё больше. Потому что всегда оказывалось, что прав Рэйд, а не она.  Он приходил в ярость лишь от бессилия доказать свою правоту или невиновность. Он сильный, но он же и слабый. Ярость у него не нападение, а защита.  Она уже пожалела. что так опрометчиво сунула ему под нос фото этой сучки. В конце-концов, при всём при том, что Леда знает о мужской физиологии не так уж много, она всё же не могла не понимать, что будь у Рэйда другая женщина, он бы изменился, не смог бы излить столько любви, нежности  и страсти прошедшей ночью.
- Запомни, - сказал Рэйд срывающимся голосом.  –  Я не размениваюсь. Нигде и никогда не теряю голову. Потому что у меня есть ты. Но если ты мне не веришь, тогда в чём смысл?..
Он не договорил, выбежал из комнаты. Рэйд! Она спохватилась, бросилась следом в прихожую. Он уже натягивал туфли.
- Рэйд!
Она прижалась к нему, уткнулась лицом в грудь и почувствовала, как его сильные руки обняли её. Их губы слились в поцелуе. А в комнате проснулся и захныкал маленький Дик, их сынишка, их солнышко, свет в оконце, маленький Дикушка.

Глава 6. ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ

По лицу Рэйда, сидевшего в тёмном зале, пробегали свет и тени от кадров, сменявшихся на огромном экране. Бархатный голос диктора завораживал, звал в неизведанную мечту. Рэйду с детства, как, наверное, и множеству других людей, всегда хотелось узнать, как выглядит этот таинственный обладатель манящего баритона.  Но фото человека, который всегда зачитывал по радио важные правительственные сообщения, нигде не публиковались, что добавляло таинственности и… безграничной веры. Сегодня этот уверенный и завораживающий голос, с безукоризненно отточенными  интонациями и чётко расставленными смысловыми паузами,  звал туда, куда приглашал всё человечество  Рэйд.

Десятиминутный пропагандистский фильм был просмотрен на едином дыхании. Показывалось и рассказывалось, что благодаря мудрому руководству Всемирного правительства, человечество стоит на пороге новой эры – эры бессмертия. Портреты правителей, массовые манифестации радостных и счастливых людей. Несколько раз на экране возникало изображение величественного шара-глобуса в жёлтой пустыне. Говорилось, что регулятору вращения Земли не страшны никакие катаклизмы. Это чудо человеческой мысли будет служить людям многие тысячелетия. 

Когда зажёгся свет, в зале вспыхнули восторженные аплодисменты.  На сцене появился седоволосый профессор  Келдешберг – Президент всемирной академии наук. Импозантности ему придавал хорошо сидящий серый костюм. Он жестом пригласил Рэйда занять место рядом с собой, за столом со множеством пузатых микрофонов на массивных металлических подставках. Пока Рэйд шёл, аплодисменты превратились в овацию. Слепящие прожектора будто ударили, Рэйд зажмурился от лёгкой боли в глазах и от счастливого головокружения.
- Прошу садиться, - сказал профессор.

Все в зале сели. О боже, они ещё и вставали?  «Ну, парень, - мысленно сказал себе Рэйд, - ты совершенно обалдел, если не контролируешь реальность. Успокойся, возьми себя в руки и найди слова, чтобы объяснить всё просто и доходчиво». Ха, просто и доходчиво! Это как раз-таки труднее всего. Здесь ведь не учёный совет, где Рэйд без труда сыпал бы  длинными формулами,  здесь пресс-конференция, журналисты со всех точек планеты – вон, поглядите-ка, сидят с открытыми ртами, облачённые  в разные балахоны, чернокожие, бледнолицые, узкоглазые, лупатые, рыжие, конопатые…. Рэйд усмехнулся - ох и накрутила же матушка-природа! А зачем, спрашивается, было всё так усложнять?  Почему было не пойти по линии наименьшего сопротивления?  Но эта же пестрота Рэйда и успокоила, она придала ему собственной важности. Да и наверняка Рэйду стало бы скучно, если бы в зале сплошняком сидели одинаковые манекены с голубыми глазами, и сам он был таким же манекеном. Нет, пусть люди остаются разными, вполне достаточно того, что все давно уж позабыли свои языки и говорят только на английском.
Рэйд машинально потрогал рукой узел галстука, что утром повязала ему Леда – не сбился ли набок?  Нет, не сбился. Ну что ж, он готов отвечать на любые вопросы. Хотя… нет, может быть, всё-таки не на любые. Рэйд наклонился к уху профессора, взгляд наткнулся на торчащие из ушной раковины седые волосы:
- Профессор, почему рядом с нами нет никого из Института Времени?
- Ни к чему. Главный герой у нас сегодня Вы.
- Да, но свойства времени – это не совсем моя тема. Специалисты объяснили бы лучше.
Кажется, профессор несколько смутился. Или только так показалось?
-  На Западном побережье тайфун, авиарейсы отменили, - помедлив, сказал профессор. – Но ничего. Для популярного объяснения Ваших познаний более чем достаточно. Да и я кое-что скажу.
И громко обратился к залу:
- Господа, для начала давайте поздравим мистера Адомса с присуждением ему высокой правительственной награды за феноменальное открытие  в области инерционных энергий - сказал профессор в микрофон.
 
Снова аплодисменты. Рэйд заметил, как объективы громоздких телекамер развернулись с профессора на него, Рэйда. Красивый, резко очерченный изгиб его губ тронула довольная улыбка.
- А также с назначением мистера Адомса генеральным директором научного центра инерционных исследований, - продолжил профессор. - Отныне мистер Адомс – моя правая рука.
Снова овации. А вы как думали, господа?
- И позвольте мне небольшое вступительное слово.
Профессор вышел из-за стола, видимо ему так было проще общаться с аудиторией.  Подождал, пока наступит полная тишина:
- По-стариковски оглядываясь в прошлое, мне хочется ещё раз напомнить, насколько мудры были наши Правители, когда три десятилетия назад – подумать только, многих из вас ещё не было на этом свете! – так вот…

Профессор на секунду прервался, очевидно, потеряв основную нить мысли, но быстро поправился:
-…так вот, когда три десятилетия назад наше мудрое Правительство приняло единственно правильное решение, отказавшись от космических исследований и направив все мировые ресурсы, весь научный потенциал планеты в иное русло. Зачем нам Луна, зачем нам Марс? Что делать нам там, на этих далёких, холодных и пыльных тропинках?  Не было затеи более бессмысленной и бесполезной! И как правильно, что группа лжеучёных так называемого космического направления была  вовремя разгромлена и предана остракизму. Это позволило нам сосредоточиться на единственно верном направлении – поисках бессмертия.  Открою вам секрет -  учёные ещё несколько лет назад вплотную  подошли к тому, чтобы управлять течением времени, изменяя параметры вращения  земного шара. Теоретически.  На пути стояло лишь одно, но непреодолимое препятствие  - инерционные потоки невиданной  разрушительной силы  в случае  остановки и поворота Земли  вспять.  Как  их обуздать? Согласитесь, это ведь не автомобиль  притормозить  да развернуть в другую сторону, хотя не каждый и здесь справляется. Но теперь, после недавнего революционного открытия мистера Адомса  появилась практическая возможность для воплощения  в жизнь вековой  мечты человечества!  Всемирная академия наук  зарегистрировала  открытие мистера Адомса под названием «Закон дружественных энергий», хотя сам мистер Адомс упорно продолжает называть его законом… э-э-э… любви, мистер Адомс, я не ошибся?
- Законом энергетической любви, - уточнил Рэйд.
- Ага, энергетической любви! – воскликнул профессор. – Красиво, ничего не скажешь. И Вы, мистер Адомс, нынче заслуженно находитесь на вершине  айсберга,  однако помните:  воплощали Ваше открытие в жизнь  все мы, сотни Ваших коллег, и ещё тысячи и тысячи незнакомых нам замечательных специалистов. Именно благодаря их труду станет возможен  величайший  поворот в истории, которого мы все с таким нетерпением ждём. Но.. – профессор растроганно возвысил голос,  в глазах блеснула  старческая предательская слеза – но я всё же склоняю свою седую голову перед Вашей светлой головой!

Шквал аплодисментов. Профессор Келдешберг всем туловищем развернулся  к Рэйду, тот понял, что ему нужно подняться. Профессор  по-отечески обнял его. Трогательная сцена была многократно высвечена вспышками фотоаппаратов. Наконец, всплеск эмоций стал стихать. Рэйд подвинул к себе микрофон:
-  Благодарю, благодарю!.. Оказывается, чертовски приятно сидеть на вершине айсберга. Но если вовремя с неё не убраться, можно отморозить задницу.
По залу пронёсся смешок.
- Итак, ближе к делу, господа. Начну с главного. Абсолютного бессмертия на Земле  всё же не будет.
По залу пробежал лёгкий гул.
- Да-да, господа. Многие путают, не понимают, мне пришлось, тут,  недавно кое-что объяснять одному  седому вертолётчику – Рэйд неожиданно для себя вспомнил Ника Николсона, - объясню и вам. Некоторые неприятные вещи останутся. Если человек сдуру полезет купаться в штормовое море, он утонет. Если  по неосторожности попадёт под колёса автомобиля, станет жертвой  несчастного случая. Если в порыве отчаянья выпьет отраву, умрёт в страшных мучениях.  И ещё много-много всевозможных «если».  Включая  пресловутый кирпич с крыши. Но! – Рэйд сделал выразительную паузу и оглядел зал. Все слушали, будто маленькие дети. – Судьба большинства людей, к счастью, складывается более удачно, и они проходят жизненный путь до конца. И теперь, управляя временем – но опять же, в определённых пределах, -  мы сможем сделать этот путь очень долгим, практически бесконечным. Безусловно, по теории вероятности, в течение бесконечно долгой жизни возрастёт и потенциальная возможность  нежелательных случайностей, но она весьма ограничена. Если сказать проще, берегите себя, будьте осмотрительны – и будете жить тысячи лет.
- Тысячи лет, тысячи лет, - негромким эхом отозвалось по залу. Заворожённые люди, сами того не замечая, непроизвольно повторяли поразившие их слова. Ещё не верили до конца.
- Более того! – Рэйд снова сделал выразительную паузу,  спокойно дожидаясь, пока шум стихнет. – Более того, каждый из вас практически перестанет стареть!

И Рэйд , как он сам иногда выражался, «на пальцах» рассказал о простой сути грандиозных открытий последних лет.
Связь времени и пространства всегда была очевидной, но она стала буквально зримой, когда удалось доказать: скорость течения времени  на Земле  зависит от скорости вращения планеты. Они взаимосвязаны  таким образом, что если изменить вращение Земли, то в некоторых, не абсолютных пределах, изменится и ход времени. В каких именно? А вот в каких. Если ежегодно поворачивать вращение Земли в обратную сторону, то в каждом годичном промежутке – с западными и восточными рассветами -  жизнь на Земле будет изменяться в противоположном направлении: в «западный год» всё на Земле будет на год  молодеть, а затем в «восточный год» снова на год стареть. И снова молодеть, и снова стареть. Время будет течь туда-сюда, туда-сюда. То есть, плюс будет переходить в минус и наоборот. А в итоге наступит «нулевой баланс» времени  и вечная жизнь. Технические средства обеспечат полную безболезненность этого перехода. Всё  останется, как прежде – так же будут цвести сады, щебетать птицы, лишь солнце будет всходить один год на западе, другой год на востоке. А люди не станут стареть и будут жить вечно. Рэйд особо подчеркнул, что слова «стареть» и «молодеть»  здесь применительны  лишь к сформировавшемуся, взрослому субъекту жизни. Растущий же организм живёт по своим законам, никакая сила не может остановить его движение к точке зрелости.
- Вот тот мальчик, - Рэйд указал рукой в зал, где сидел конопатый  мальчишка лет семи, очевидно, он проник сюда вместе со своим папой,  господином с рыжей бородой – этот мальчик обязательно вырастет, станет взрослым  мужчиной  и только тогда, в точке зрелости, когда физиологически организм  перестанет расти, пожалуйста – он сможет не стареть. Разве это не прекрасно - получить бессмертие в самую продуктивную пору своей жизни?!

Рэйд с пафосом заканчивал последнюю фразу и уже видел, как в зале поднимается лес рук.
- Мистер Адомс, - опасливо спросила молоденькая,  хорошенькая, полненькая журналисточка, -  а не станет ли кто-нибудь уменьшатся?
Зал дружно, счастливо засмеялся. Ясно же, что не станет, раз правительство и учёные такое затеяли. Но пусть, пусть послушает ответ. Рэйд тоже снисходительно улыбнулся:
- Годичный цикл слишком мал для необратимых изменений, здесь всё рассчитано, это совсем не возврат в прошлое, как можно подумать, это лишь своеобразная чистка организма годичным циклом изменённого времени, освобождение организма от «временнЫх» шлаков, накопившихся за предыдущий год. Могут исчезать лишь нежелательные прыщики и морщинки  на Вашем милом лице.

По залу снова пронёсся довольный смешок, журналисточка смутилась и села. Поднялась  дама неопределённого возраста,  прокуренный голос, казалось, вместе со звуковыми колебаниями источал запах сигарет отнюдь не дамской крепости:
-  Получается, я  не смогу помолодеть, скажем, на десяток лет? – в вопросе сквозило некоторое разочарование.
Рэйд развёл руками:
- Увы, мадам!. Но Вы более и не постареете. Неужели этого мало?  - Рэйд шутливо обратился уже ко всему залу. -  М-да, как тут не вспомнить Первый закон политической психологии, надеюсь, не забыли из вузовской программы:  чем больше человеку даёшь, тем больше человек требует. – И снова к ней. - В конце-концов, мадам, я абсолютно уверен, что в условиях бессмертия  косметологическая медицина просто обязана будет совершить рывок вперёд.

Вопросы, вопросы. То про кошечек, то про собачек, что, мол, с ними будет. Да то же самое, что ж ещё!
Поднялся смуглый молодой человек в белой чалме:
-  Чтобы пустить Землю в обратный ход, её  надо сначала остановить.  Сила инерции  в мировом океане вызовет цунами  высотою в несколько километров, которое  обойдёт весь земной шар и смоет всё на своём пути. Нам с вами это надо?
- Нет, нам с вами это не надо, - весело ответил  Рэйд. – Спасибо, наконец-то  я дождался  «своего» вопроса –  вопроса, который напрямую касается специфики именно моих научных изысканий и моего открытия. На встречах в среде учёных мне задавали его в числе первых. Ну что ж…

Рэйд с жаром бросился в объяснения. Инерционные энергии – это его конёк.
Все  катаклизмы случаются именно тогда, когда рядом с могучей силой, способной разрушать, нет другой силы, которая могла бы  принять её в себя и погасить.  В случае остановки вращения Земли планетарная  катастрофа несомненно произошла бы, если бы…  не открытие им, Рэйдом Адомсом, Закона энергетической любви. Да господа, речь идёт о любви. Миром правит любовь – не зря же эта мысль была высказана ещё в глубокой древности. Предки интуитивно чувствовали то, что ныне удалось вогнать в формулы.  Среди многочисленных излучений из космоса, опоясывающих нашу Землю, учёным, наконец, удалось выделить и завязать в один энергетический узел всего две энергии.  В просторах Вселенной они были  неприкаянными и одинокими, но люди помогли им встретиться и обрести друг друга. Одна из них поведёт вращение планеты в нужную сторону, а вторая поглотит все инерционные возмущения. Все ведь уже видели в кинофильме, что гигантский шар-глобус состоит из двух сфер. Видели? Так вот, эти сферы - не что иное, как сгустки этих двух энергий, которые отлично ладят между собой. Они, если хотите, любят друг друга и хотят быть вместе всегда. С космосом их связывает,  мощный, но невидимый лучевой канал с двусторонним движением, который можно сравнить с пуповиной, через него энергия  вращения будет приходить, а энергия инерции - уходить во Вселенную взамен. Так что никаких катаклизмов. Самое большее – ну, может быть,  в момент остановки Земли закачаются люстры в домах. И всё.
- Если хотите, - с жаром заявил Рэйд в заключение, - эти две силы можно сравнить с мужчиной и женщиной. Если их влечение друг к другу облагорожено любовью, возникает гармония и тогда…- Рэйд остановился, подбирая нужные слова, как назло, все повылетали из головы, но надо же закончить мысль. – И тогда самый обычный секс превращается в полёты в космос!

Зал взорвался довольным хохотом. Рэйд понял, что загнул уж чересчур, зарделся. Смущённый семилетний мальчик уткнулся носом в пиджак рыжебородого отца. Не менее смущённый седой профессор Келдешберг сказал в микрофон с места:
-  Вот видите, оказывается, в космос можно летать и без ракет.
И тоже затрясся в мелком смешке: хи-хи-хи… Из-за кулисы появился  служащий в униформе, подошёл к профессору, что-то шепнул ему на ухо. Профессор мгновенно посерьёзнел, посмотрел на часы, кивнул. Служащий удалился. А в зале снова тянулись руки для вопросов. Среди общего шума неожиданно  послышался весёлый выкрик:
- И часто  Вы бываете в космосе, мистер Адомс?
Рэйд не растерялся:
- Я только иногда спускаюсь на Землю.

Снова смех, шум, аплодисменты. Профессор Келдешберг с серьёзным видом поднялся с места, постучал  карандашом по микрофону:
-  Господа, прошу внимания. Только что меня проинформировали: с минуты на минуту ожидается важное правительственное сообщение.
В зале наступила тишина. Профессор обратился к кому-то за кулисами:
- Включите  радиодинамики.
Послышался щелчок, слабое шипение  громкоговорителей. Рэйд почувствовал мелкую дрожь в пальцах. Он уже понял, о чём будет сообщение.
- Говорит Вашингтон,  -  раздался хорошо поставленный женский голос. –  В столице мира двенадцать часов. Передаём важное правительственное сообщение.
Все в зале встали. Напряжённое молчание. Снова слабое шипение из динамиков. И  вот бархатный голос таинственного диктора-мужчины:
- От правительственного информбюро!  Правительственной комиссией рассмотрен вопрос о переходе планеты Земля в режим управляемого вращения с целью обеспечения бессмертия живущих на Земле людей. Принято решение: первый в истории человечества поворот планеты Земля на западный режим вращения осуществить в ночь с 31 декабря 1960 года на 1 января 1961 года!
Стены зала задрожали от восторженных криков. Рэйд почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Всё! Назад дороги нет!

Глава 7.  ГИМ ТРУМХАУЭР

Гим Трумхауэр нажал белую кнопку вызова водителя, встал из бежевого кожаного кресла, с хрустом потянулся. Через пару секунд тёмно-коричневая дубовая дверь кабинета за его спиной захлопнулась, блестящие черные туфли главного помощника Верховного правителя неспешно, с достоинством ступили на мягкую ковровую дорожку тёмно-вишнёвого цвета – длинный вестибюль вёл к выходу из правительственного дворца. Сегодня Гим Трумхауэр кое-куда поедет. Недалеко, всего полчаса езды от Вашингтона, местечко ничем не примечательное, но оно стоит того, чтобы иногда появляться там лично. И никому больше. Эту миссию Гим никому бы и не доверил. Даже родному брату и соратнику по правительству  Тому Трумхауэру.

Гим Трумхауэр тайно презирал своего брата Тома за его сюсюкания по любому поводу.  Родись Томми у других родителей, ему бы, как своих ушей, уж точно не видать не то что правительственного кресла, но даже мало-мальски уважаемой должности в самой затрапезной конторе самого заштатного городка.  Потому что Томми по природному складу – тряпка, а тряпка по определению не может превратиться в нечто стоящее. Но судьба распорядилась так, чтобы Томми, как и Гимми, шестьдесят с лишним лет назад был зачат их отцом  сэром  Генри Трумхауэором, ныне достигшим вершины земной власти. Конечно, Томми в принципе безвреден, и, как говорится, пусть себе живёт, сопит в обе дырочки и занимается бюджетной сферой, здравоохранением, просвещением, продуктовыми карточками и правительственными наградами.
Гим  иронично поморщился –  даже из одного только перечисления секторов, за которые ответствен братец, ясно, как дважды два, что эта мешанина придумана специально для тряпки Томми. Нет, он не представляет реальной и гипотетической опасности для Гимми. Но по большому счёту быть сыновьями Верховного Правителя Планеты – это вам не шуточки, здесь место именно таким, как он, Гим Трумхауэр – волевым, целеустремлённым, несгибаемым. А главное – не сюсюкающим. С людьми не сюсюкать надо, а подчинять их себе. Если требуется, гнуть через колено, как палку.  Упруго согнётся – пусть служит. С треском переломится – отбросить в сторону. Правда, вслух Гим Трумхауэр подобных мыслей не высказывал. Никогда и ни единым словом. Потому что даже он, волевой и не церемонящийся с другими людьми Гим, боялся своего отца – девяностолетнего старикана, страдающего кучей расстройств и сидящего на уколах. Но эта старая развалина в минуты просветления до сих пор сохраняет ясный, цепкий рассудок, а главное (Гим  никогда не видел, но чувствовал, был уверен) обладает скрытой кнопкой воздействия на сыновей, подчиняет их волю себе, заставляет беспрекословно выполнять его указания. Папаша – фрукт ещё тот, во времена лихой революционной молодости без церемоний шлёпал из маузера соратников в затылок,  иначе они шлёпнули бы его самого. Но потом, когда всё пространство до горизонта и далее вокруг земного шара было расчищено от строптивых и непокорных, папаша превратился в мудрого и доброго правителя. И ему так понравилась эта роль, что он захотел играть её вечно.
Конечно, если бы можно было придумать бессмертие только для себя и для сыновей, папаша именно такой приказ и отдал бы. Это как пить дать. Не случайно же несколько лет были потрачены на попытки создать так называемую «зону бессмертия» на ограниченном участке земной поверхности, где можно было бы обосноваться избранным. Идея оказалась тупиковой, а сумасшедшие финансовые и материальные ресурсы выброшенными  псу под хвост. Нет, планета - лодка одна на всех. Поэтому, хочешь не хочешь, но бессмертие, тайну которого в научно-исследовательских институтах упорно постигали ради правителей и только ради них, теперь  надо преподносить как великий подарок всему человечеству.
Гим опять самодовольно улыбнулся - что ж, это не так трудно. Гораздо труднее держать это самое человечество в узде, тем более, вечно. Но кто сказал, что задачка будет Гиму Трумхауэру не по силам?
 
Он подождал, пока подъехавший водитель, выскочит из автомобиля, распахнёт перед ним сверкающую чёрную дверцу.
- В научный центр, - коротко бросил Гим, усевшись на заднее сидение. Закурил кубинскую сигару – подарок островного губернатора. Молодец, Кастрель, никогда не забывает вовремя прислать новую партию. Так и должно быть. Гиму много чего присылают со всех концов света. А Томми пусть сюсюкает с бюджетниками, может быть, они как-нибудь догадаются преподнести ему хотя бы красивый настенный календарь. А то даже канцелярскую мелочёвку заказывает себе через хозяйственную службу при Дворце. Какой непритязательно аскетичный братец, чёрт бы его побрал!
Автомобиль плавно отъехал. Вскоре, за окном замелькали пасторальные пейзажи. Собственно, мировой научный центр как таковой сегодня Гима не интересовал. Там, в небольшом городке Дубнейленд, на обширной территории, формально закреплённой за научным центром, но разделённой на сектора узкими лесными пролётами, в укромном местечке располагается секретный гипнотический центр. С собственной строжайшей охраной, подчинённой только Гиму Трумхауэру. Для посторонних глаз и ушей здесь якобы станция мировой навигационной связи. На самом же деле с высоких мачт-антенн, торчащих  среди вековых зелёных елей, отправляются в гипноэфир кодированные сигналы воздействия на нейродеров-пропагандистов, на группу ведущих учёных планеты и… ещё кое на кого. На кого? – это была личная тайна Гима Трумхауэра. И сегодня он позволит себе… Гим блаженно улыбнулся – да, сегодня он позволит себе немного пошалить. Не торопясь, со смаком. Но лишь после того, как лично выдаст в гипноэфир обязательные служебные команды для нейродеров и учёных  в соответствии с  утверждённым графиком. Обязанности  прежде всего – это был личный и непреложный закон Гима Трумхауэра. А ещё непременный этикет. Именно поэтому он не поедет по окружной дороге, чтобы подкатить к гипностанции со стороны леса, хотя так было бы проще. Проще, но невежливо.
- К центральному въезду, - скомандовал Гим.
Водитель послушно кивнул.

Металлические ворота, украшенные тяжёлыми вензелями, с жужжанием отъехали в сторону, шлагбаум поднялся вверх, дежурный офицер в стеклянной будке, стоя, отдал честь. Гим Трумхауэр едва заметно кивнул в ответ. Ему козыряли уж бесчисленное количество раз, но всё равно приятно, чертовски приятно, и Гим был уверен, что даже в вечной жизни это ощущение огромной власти никогда ему не надоест. Власть, власть и только власть – вот истинный смысл бессмертия! Всё остальное – ах, птички, ах, солнышко, ах, какое сладкое пирожное! – всё это недостаточно серьёзно, чтобы дарить бессмертие всем подряд, но… Гим вздохнул: тут уж ничего не поделаешь, земной шар – лодка для всех.  Ладно, пусть живут.
Правительственный автомобиль остановился у парадного подъезда. На ступенях уже ждал профессор Келдешберг. Он поторопился сойти вниз, как только водитель услужливо открыл заднюю дверцу. Гим  Трумхауэр довольно ловко, не по- старчески, выпрыгнул из автомобиля. Да и какой он старик, чёрт побери, пусть только кто-нибудь посмеет ему сказать об этом в глаза!

- Рад Вас видеть, профессор! – он дружелюбно подал руку и даже приобнял профессора за плечи. – Как поживаете, как здоровьице?
- Благодарю Вас, всё в порядке, - профессор почтительно склонил седую голову. – Мы рады приветствовать Вас в нашем центре. Готовы показать любую из лабораторий, ввести в курс по поводу последних разработок.
- Обязательно, но в следующий раз, - Гим Трумхауэр как бы умоляюще  выставил ладони  перед собой. – У меня сегодня конкретная цель – проконтролировать работу станции навигационной связи. Личное поручение Верховного Правителя. Надеюсь, Вы не обидитесь на моё невнимание?
Профессор Келдешберг коротко взглянул на высокого правительственного собеседника и тут же отвёл взгляд в сторону. Станция навигационной связи – не его вотчина, профессор никогда и не бывал внутри того дальнего здания, даже не видного отсюда за зелёными насаждениями. Профессор понял: всё, что от него требуется сейчас, это лишь кивнуть в ответ.
- Но у меня есть несколько минут, - сказал высокий гость, - чтобы выслушать Ваш короткий отчёт о последних действиях для перехода на регулируемый режим вращения Земли. Давайте-ка прогуляемся по аллейке.

Они неспешно двинулись вперёд. Водитель ждал за рулём, внимательно наблюдая за жестами босса. Он знал: ему следует тотчас подъехать, как только предмет беседы будет исчерпан. Несколько минут босс заинтересованно слушал профессора, о чём-то спрашивал. Ага, вот он подаёт ему руку. Водитель включил зажигание.
- Чрезвычайно благодарен за Ваш труд, профессор, - сказал Гим Трумхауэр.- Передайте всему коллективу благодарность от Правительства. Может быть, Вы в чём-то лично нуждаетесь, не стесняйтесь?
- Да что Вы, - профессор даже слегка зарделся. – У меня всё есть. Спасибо за заботу. Главное – здоровье сохранить да ясную голову. Чтобы ещё послужить.
- О, я искренне, искренне желаю Вам этого. А сейчас разрешите откланяться. Дела, дела.

Гим Трумхауэр уселся на заднее сидение. Уже через дверцу поднял руку и пошевелил пальцами – бай-бай!  Профессор в ответ склонил седую голову – его фигура медленно поплыла назад и исчезла из поля зрения.
Гим прерывисто вздохнул. Ну, сейчас, совсем скоро. Как он любил эти моменты предвкушения! И как нечасто они бывают! Дела, дела. Вот и скажите теперь, что Правители – самые счастливые и свободные люди на Земле. Ничего подобного! Также крутятся, также барахтаются, только не внизу, конечно, не в навозной жиже.
Вот и здание гипноцентра. Огромный охранник в обтянутой чёрной форме (Гим лично утверждал фасон) с первых же секунд потрясал физической мощью и рельефной мускулатурой. Барри Тельфер. Покладистый малый, Гиму в прошлый раз даже не пришлось слишком уж поворачивать регулятор послушности – Гарри и сам с лёту понимал, что от него требуется. Гим махнул водителю – отъезжай подальше, на площадку для авто. И повернулся к охраннику.
- Привет, Гарри, всё нормально?
- О да, сэр! – Гарри вытянулся по стойке. – Всё отлично!
- Не обиделся на меня в прошлый раз?
- Что Вы, сэр! Если позволите, то я бы сказал…
- Ну, скажи, скажи.
- Я был бы не прочь повторить, сэр.
- Ну, посмотрим, посмотрим, - уклончиво ответил Гим и прошёл вперёд. Нет, дорогой Барри, не мылься, будешь нынче торчать в охране, у Гима сегодня на примете другая кандидатура. Но это потом, потом, а сначала служебные дела.

В зале, где располагался массивный, в несколько метров, пульт управления, Гим включил мягкое освещение,  поудобнее устроился в кресле и набрал цифровой код на панели с надписью «Нейродеры». Панель откинулась вниз, стали видны клавиши набора команд и регуляторы уровня сигналов.
Так, силу сигналов оставим на среднем уровне – действительно, ни к чему (тут Гим был солидарен с папашей-Верховным Правителем), ни к чему зря напрягать головы людей, которые и так отлично работают. Нужно только немного подтолкнуть их к новым  пропагандистским темам. Гим быстро набрал на клавиатуре текст гипнотической команды №1: «Поворот Земли для бессмертия – великий подарок Правителей всему человечеству. Безграничная вера в мудрость Правителей – гарантия всеобщего процветания в мире на многие тысячелетия вперёд». Так, с этим разобрались. Что там ещё говорил пахан? А, насчёт того, чтобы не переедали, но и не голодали. Ну, это будет уже команда №2. Гим набрал на клавишах: «Разумное, умеренное питание - залог крепкого здоровья. Лучше не доесть, чем переесть». Гим усмехнулся. Ну а что, всё правильно, ничего нового, только вот пузатые, чрезмерно упитанные  субъекты на улицах пока не перевелись. Значит, надо людям талдычить, талдычить и талдычить.
Гим ещё раз проверил тексты команд, добавил к ним общую установку по времени посыла в эфир - на 8 часов утра, ежедневно - и нажал кнопку. Тотчас на стене высветилась огромная карта мира. Множество синих огоньков замерцали по всем континентам. Это значит, завтра утром во всех часовых поясах, в любом уголке земного шара тысячи и тысячи нейродеров, чистя зубы в ванной, сидя на унитазе или попивая утренний кофе на кухне ощутят некий радостный прилив сил и обнаружат восторженную мысль в своей голове: «Как всё-таки нам повезло с правителями! Мудрые. Дальновидные. Преподнесли такой подарок всему человечеству! Надо будет сегодня в своём секторе обязательно провести беседу с людьми на эту тему. Заодно, пожалуй, будет к месту затронуть вопрос о рациональном питании – ведь в условиях бессмертия, бесконечно продолжительной жизни лучше иметь хорошее здоровье и крепкое тело, а не влачить тысячелетнее болезненное существование».

Гим захлопнул панель с написью «Нейродеры», любовно погладил рукой по серому металлическому корпусу. Хорошая,  всё-таки  штука  - этот гиногенератор. Нэйродеры от его сигналов, как послушные болванчики. Но болванчики огромной  государственной  важности – они позволяют держать в повиновении  многомиллионное стадо. Вернее, многоголовое быдло.  Да, голов много, просто жуть, но все вместе – одно большое, неразворотливое, лениво  мыслящее, копошащееся быдло. Правда, есть люди ,  чьи  пытливые  мозги устроены не как у большинства.  Нейродерам не  под силу одолеть их природную склонность к критике, сомнению, анализу. Этих людей можно было бы назвать цветом нации. Но на фоне убаюканного  большинства  таких умников  с независимым мышлением ничтожно мало. Они не представляют реальной опасности.
Гим усмехнулся.  Цвет нации! Да вас всех поодиночке можно было бы  запросто истребить в течение одной ночи, только зачем ? Сейчас не те времена, игра в демократию  намного приятнее возни с трупами.  Так уж и быть,  потявкивайте иногда. Но ваши одинокие взволнованные голоса,  братцы-кролики, как ни тужьтесь, как ни попискивайте,  многоголовое быдло  просто не услышит, не захочет услышать,  оно  пройдёт мимо и послушно попрёт туда, откуда слышен громкий и зазывный рожок пастуха.  Да, хорошая это штука – гипногенератор. Их всего два. А больше и не надо. Один – вот он, красавец, здесь, под рукой,  а другой - далеко отсюда, аж на Западном побережье, в научном центре по изучению свойств Времени. Тот генератор, конечно, поменьше, но большего там и не требуется -  главное, он настроен лишь на мозги  сотрудников центра . Захваченные азартом предстоящего бессмертия,  они сами, без пинков в спину, неустанно ищут нужные решения, обдумывают, решают, воплощают.  Их умы превращены в круглосуточно работающие пытливые и жадные  машины. Правда, не каждый  мозг долго выдержит , как не выдерживают перенапряжения обмотки в трансформаторах – они  начинают дымиться и перегорают. И этих учёных можно даже пожалеть. Впрочем, какая к чёрту жалость – так устроена жизнь, миллионы людей  в мире озабочены вечными проблемами,  у них своя головная боль, они  влачат жалкое существование, а этим дано всё – особняки,  автомобили, деньги, отдых в любой точке мира, им позволены любые причуды. Нет, за всё надо платить. А жалость… жалость  долой, она никогда ещё к добру не приводила.

Так, всё! Гим отряхнулся от своих мыслей и провёл рукой в низу живота. Ниже, ещё ниже. Ох, это томление плоти! Прочь  теперь с лица маску приличия, надетую для окружающих. Сегодня Гим хоть немного побудет самим собой – грязным, циничным, раскрепощённым. Дрожащими пальцами достал из кармана ключ, через мгновенье он уже оказался в замке металлического сейфа. Поворот, щелчок, скрип дверцы – рука Гима быстро вытащила с полки папку-скоросшиватель.
 
Так, первая страница из десятков личных дел охранников. С фотографии на Гима глянул Барри Тельфер. Нет, нет уже не будет сладостной новизны, пусть сегодня торчит на посту, полистаем дальше, где-то здесь, где-то здесь должен быть… Ага, вот он. Альбахраил Рагим. Очень смуглое лицо, толстые губы, курчавые волосы. А какой могучий торс! Схватив папку, Гим оттолкнулся ногами от пола вбок, колёсики кресла заскользили вправо, центральная часть пульта поехала влево, теперь она не нужна, скорей к торцевой части. Здесь, в торце,  маленькая неприметная панель, её можно и не заметить, она без всякой надписи. Гим быстро набрал шифр - семизначное число, которое хранилось только в его голове и ничьей больше. Есть! Маленькая панель откинулась вниз. Гим, шумно дыша через нос (сам не заметил, как от волнения плотно сжал губы) посмотрел числовой код под фотографией охранника Альбахраила. Быстро набрал его и нажал кнопку вызова. Крутанул кресло так, чтобы быть лицом ко входу, правую руку оставил на откинутой панели, пальцы передвинул на круглую ручку – регулятор послушности. Да, послушности. Если нейродеры могут принимать к действию только пропагандистские установки, учёные – только научные, то уж охранники – это вам не элита,  это обычная биомасса. С ней церемониться не обязательно. Биомасса должна быть послушной к выполнению команд. В первую очередь, конечно, по охране и защите. Но Гим втайне от всех, немножечко постарался, чтобы при изготовлении и монтаже пульта эта послушность не огранивалась только охраной и защитой. Чтобы она вообще ничем не была ограничена. Чтобы биомасса не думала, а выполняла команды. Любые. В этом и есть тайное предназначение этих мускулистых парней.  Предназначение лично для него,  Гима. И если Гим иногда заставляет их делать то, что ему хочется, ну так на то он и Правитель. Зато они здесь сытно едят, крепко спят и регулярно отсылают денежные переводы своей родне в далёкие места – Гим отобрал для себя этих могучих парней со всего мира.

Вошёл смуглый охранник, почтительно остановился у двери. Какая крепкая и стройная фигура!
- Подойди ближе, Альбахраил, - хрипло сказал Гим.
Охранник подошёл. Тёмные миндалевидные глаза. Шикарный парень!
- Повернись.
- Зачем, сэр? – охранник, кажется, пытался думать.
Гим слегка повернул ручку регулятора вправо – повысил уровень.
- Повернись, - хрипло приказал он.
Охранник послушно повернулся.
- Сними куртку.
Охранник повиновался. Взгляд Гимми Трумхауэра  блуждал по могучим плечам охранника, обтянутым чёрной нательной  футболкой. Какая мощь, какая силища!
- Повернись ко мне лицом.
Охранник повиновался.
-Сними футболку.
Охранник замешкался.
- Сними! – рука Гимми прибавила уровень на регуляторе.

Охранник дернулся, помешкал, неуверенными движениями выполнил команду. Теперь он предстал перед восхищённым взглядом Гима с обнажённым торсом. Гим встал, обошёл вокруг, провёл пальцами по молодой смуглой коже ,  приобнял  охранника за талию. О! Если уж молодость давно покинула самого Гима, то желание распоряжаться молодостью других в нём ещё неукротимо клокочет, клокочет!
- Ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь?
- Да, сэр, – не сразу последовал тихий ответ. Тихий, значит, уже послушный.
Гим вернулся в кресло, уселся, широко расставив ноги.
- Возьми вон там подстилку, стань передо мной на колени.

Охранник молча повиновался. Теперь его полные губы оказались на уровне живота Гима, курчавая голова послушно склонилась.  Он ждал следующей команды. Гим провёл по его волосам рукой. Какие жёсткие, но приятные!
- Расстегни мне брюки, Альбахраил! – Гим блаженно откинул голову назад и закрыл глаза. Сейчас, сейчас этот крепкий, могучий, мускулистый Альбахраил, который физически в тысячу раз сильнее Гима, станет послушной , тёплой, упругой биомассой для удовлетворения его, Гима, тайных желаний. Его похоти! Это ли не власть, это ли не высшее наслаждение! И так будет тысячи лет!
Гим услышал лёгкий, желанный звук разъезжающейся молнии на ширинке. Сейчас, сейчас!..
И вдруг, как неожиданный удар по голове, оглушающий звонок. Ах, сука! Массивный чёрный телефон, казалось, подпрыгивал на месте. Не взять трубку нельзя – правительственная связь. Она везде – в кабинетах, автомобилях, в спальнях. Не взять нельзя, придётся объясняться с Верховным Правителем. Да и этот послушный парень от резкого звонка словно очнулся, быстро поднялся,  торопливо натянул фулболку и переминается теперь с ноги на ногу, зыркает по сторонам. Нет, теперь может и не получиться.
- Хорошо, иди. И держи язык за зубами.
- Есть, сэр.

Парень, схватив куртку, быстро скрылся. Гим взял массивную трубку:
- У аппарата.
- Гимми, - раздался голос Томми, – ты не помнишь, куда задевался мой галстук в фиолетовую полоску? Не у тебя ли я его оставил на прошлом ланче?
Тьфу! Гим с размаху бросил трубку на рычаг. Вот же гадёныш! Удушил бы собственными руками. Гим разъярённо сопел, грудь вздымалась. Телефонный звонок раздался снова. Ну, сука! Гим схватил трубку, готовый заорать во всю глотку, но хорошо, что всё-таки замешкался - видимо, сработала интуиция. Раздался безапелляционный, приказывающий голос отца:
- Гим! Народ ликует! Я поддержал инициативу Тома о проведении массовой демонстрации у Правительственного Дворца. Будет прямая телетрансляция на весь мир. Мы обязательно должны быть на трибуне втроём. Сбор через час.
В трубке пошли короткие гудки.

Глава 8. НЕЙРОДЕР СТИВ РОБЕРТСОН

Нейродер Стив Робертсон проснулся в прекрасном настроении. Впрочем, как всегда. А почему должно быть иначе? Энергии через край, жена умница, люди прекрасные. Подушка рядом пуста, значит, Эмма уже старается для него на кухне. А могла бы и понежиться, он сам вполне в состоянии что-нибудь приготовить. Сейчас он поцелует её в щёчку, а потом уж в ванную.
Жену Стив не любил. Но надо вырвать тому язык, кто попытается упрекнуть его в этом. Стив не любил Эмму без какого-либо раздражения и внутренних стенаний по данному поводу. Многие женщины сочли бы такую нелюбовь за счастье, ощущая на себе ежедневную нежную заботу, ласку и предупредительность. И потом, что значит – не любил? А кого он любил, простите? Пошарьте в пространстве – не найдёте. Стив – человек долга, с этим ощущением он вырос и сформировался. Долга не тягостного, а искреннего, идущего от души. Если положено быть примерным мужем, значит, он будет. Если положено стать заботливым отцом, можете не сомневаться. Многие ли способны на такое? А Стив способен. Потому что внутри Стива словно сидит некий несгибаемый стержень. И Стив не страдалец, он счастлив. А Эмме повезло.

- Проснулся? – она ласково взглянула, привычно подставив щёку. Ласковые светлые глаза, короткие светлые волосы, руки испачканы мукой. – Сейчас, сейчас, пока поплещешься под душем, приглашу.
- Не торопись. – Он осторожно провёл ладонью по её округлому животу под лёгким сиреневым фартуком.
- Разбойничает, - сказала она. – На этой неделе, думаю.
- Давай, малыш, давай, будем рады познакомиться, - довольно сказал Стив, ещё раз погладил живот, повернулся было идти в душ, но почувствовал потребность сказать Эмме что-нибудь приятное.
- Ты у меня замечательная.
Снова повернулся идти.
- Стив!
- Что? – остановился.
- А слово «люблю» для тебя под запретом?
Спросила ласково, без малейшей тени упрёка.
Стив смутился.
- Я плохой муж?
- Что ты, замечательный!

Струи душа растекались по коже, сплошь облегали все изгибы крепкого тела, словно обнимали, ласкали его, но Стив воспринимал сейчас эти всегда приятные ему ощущения отстранённо. Он, Стив, никогда не лгал. Эмма замечательная жена. Ласковая, добрая, нежная, заботливая. Но сейчас, после её вопроса, они сядут за стол, вилки станут осторожно двигаться по тарелкам, чтобы не звякнуть, не нарушить их молчание. Он должен будет ей что-то сказать. И что же он скажет? Дорогая, я тебя очень люблю? Она не поверит. И он не поверит. И что же делать, если он так устроен – он любит всех людей вместе и не любит никого в отдельности? Он давным-давно заметил за собой эту особенность, его никогда не трогали все эти безумные страсти в кино или театрах, где рвут на себе волосы, травятся, стреляются из-за несчастной любви  -  всё это просто выдумки, призванные сделать шоу для обывателя поэффектней,  выдавить слезу у чувствительных барышень. Всё это, по большому счёту, глупости, так не бывает. Людям вообще лучше бы жить ровно, открыто, честно, не обманывать друг друга, не делать пакости, оберегать себя и окружающих от неприятностей или опасностей, если уж таковые ещё встречаются на Земле.

Стол уже был накрыт, а Эмма неожиданно обняла его за плечи.
- Садись, мой дорогой, дай-ка я тебя поцелую, ты самый лучший на свете.
- Правда?
- Иначе я никогда бы не вышла за тебя замуж.
Он благодарно сжал её руку, погладил по плечам, порывисто обнял.
Громко звякая вилками о тарелки, они с удовольствием уничтожили яичницу с беконом, присыпанную мелко порезанным зелёным луком, и перешли к чаю с оладьями и мёдом.
- Кажется, мы переедаем, - заметил Стив. – Мне тут вообще пришла в голову мысль, что… э-э-э, – он подбирал слова – что понятия «толстяк» не существовало бы, если бы ещё с детства у каждого ребёнка формировали культуру потребления пищи. Чтобы не запихивались за обе щёки. Все привычки из детства. Как думаешь?
- Но это же дети, организм требует, они же растут.
- Растут не для того, чтобы превращаться в боровов, разве не согласна?
- Надеюсь, Стив, мы не будем морить нашего малыша голодом?
- Неужели я похож на изверга?
- Нет, Стив. Ты очень добрый человек.
- Но я тут подумал, в моём секторе два детских сада и одна школа. Не могу сказать, что питание детей организовано в них плохо, нет, всё нормально, но калькуляции надо бы пересмотреть.
- Да с чего вдруг, Стив?
- Они составлялись шут знает когда. Булочки, пирожки. Сегодня, пожалуй, соберу директоров, организуем комиссию, обмозгуем. Пусть меньше, но полезней, сытней, больше зелени, фруктов, витаминов. Чтобы не запихивались тестом. Меньше, но самое лучшее. Самое лучшее – детям. Неплохой лозунг,  между прочим.
- Мы на нём и выросли, Стив. И ничего.

Но Стив уже не слушал, он был в прихожей, одевался. Эмма поняла, что муж уже загорелся новой идеей. Не в первый раз. Эмма поражалась иногда, насколько эти идеи могли быть разными, но с некоторой гордостью замечала – какие бы мысли Стиву не приходили в голову, они никогда не были злыми, всегда добрые, направлены к людям, их заботам и запросам. Поэтому в их жилом секторе все так уважают Стива. А она его любит. Это главное, да, самое главное для неё. Любящий человек уже счастлив своей любовью. С остальным она смирится. Лишь бы любимому мужчине было хорошо. Эмма пошла проводить мужа.
- Но детское питание – только часть дел на сегодня, - сказал Стив, орудуя длинной ложкой в задниках туфлей. – Сначала проверю, как украсили  концертный зал в филармонии, какие лозунги вывесили. Сегодня, дорогая, в нашем секторе грандиозный концерт для молодёжи.  Программа, как обычно - сборная солянка из номеров, но название, по-моему, очень удачное, призывное, интригующее - «За пять минут до бессмертия». Я бы тебя обязательно пригласил, но…
- Нет, громкая музыка сейчас не для меня.
- Я тоже так подумал.
- И что же происходит за пять минут до бессмертия?
- Да вот, понимаешь, в том-то и дело, чувствую, что одних лозунгов на стенах мало. И буквально сейчас – почему и тороплюсь – пришла в голову идея: на протяжении всего концерта между номерами нужен какой-то короткий стихотворный рефрен на тему бессмертия, чтобы юноши и девушки его с жаром скандировали под барабанную дробь. Даже уже крутятся строчки в голове, но, чувствую, очень несовершенные – о предстоящем бессмертии, о мудром правительстве, о безграничном восторге.
- Неужели  бессмертие в самом деле возможно? - Она прижалась к нему. – Мне как-то страшно становится, Стив. Не по себе.
- Глупенькая, мы с тобой ещё так мало говорили на эту тему. А она бесконечна. - Он ласково обнял жену, поцеловал в волосы. –  Ну, я побегу, думаю, ребята из ансамбля сочинят стишок в два счёта, у них мозги креативные, надо только подтолкнуть.
И Стив выскочил за дверь.

Улица встретила его приятным свежим ветерком. Из парка, что совсем неподалёку, доносилась бравурная мелодия. Всё идёт по плану, удовлетворённо отметил Стив, сейчас марш сменится вальсом – и так весь день, любимые мелодии для народа.
На дороге множество легковых автомобилей с округлыми, несколько неуклюжими формами. Из некоторых сигналят Стиву, машут руками – это знакомые, вот черти, надо же, заприметили всё-таки – Стив отвечал жизнерадостным взмахом руки. Над проезжей частью колышется транспарант-растяжка: «В бессмертие – с чистыми помыслами!». В витринах магазинов красочные плакаты: «Спасибо мудрому Правительству за бессмертие!», «Бессмертие – щедрый подарок от родного Правительства!», «Будь достоин бессмертия!», и ещё, и ещё!.. У Стива, что называется, дыханье спёрло – его работа! А тут и люди навстречу, смотрят на его синий значок на лацкане пиджака, улыбаются:
- Слава Правительству! – приветствуют.
- Слава Правительству! – Стив отвечает.
Две женщины с продуктовыми авоськами остановились:
- Мистер Робертсон, мистер Робертсон, если бы Вы знали, какие чувства переполняют, не передать, не передать. Вы ведь бываете в Вашингтоне, ведь бываете?
- Регулярно, на совещаниях.
- Вот передайте, непременно передайте, мы всей душой желаем крепкого здоровья нашим дорогим Правителям!
- Лично не смогу, это вряд ли, но вот выступить на совещании и поблагодарить с трибуны от имени горожан, конечно, конечно! Правительству передадут.
- Обязательно, обязательно, мистер Робертсон!

Путь Стива к концертному залу пролегал через небольшой сквер с высокими дубами и коротко стриженым кустарником из можжевельника. Здесь-то, на изогнутой гаревой дорожке красноватого цвета его неожиданно кто-то окликнул. Оказалось – мистер Адомс. Вот неожиданность! Стив испытывал уважение к этому высокому темноволосому мужчине – он не раз слышал о его научных разработках, читал в газетах, правда, там ничего не конкретизировалось, но из публикаций становилось ясно: Рэйд Адомс, несмотря на молодость, - светило науки, и Стив был горд, что этот человек живёт в его секторе. И жена у него очень, очень милая. Незаметно для себя Стив вздохнул, вспомнив о ней. Сейчас Рэйд Адомс стоял возле корявого толстого ствола, широко расставив ноги, на плече спортивная сумка. Видимо, с утренней тренировки в спортзале.

- О, мистер Адомс, - взволнованно сказал Стив, подходя к нему, - какая неожиданность! Уже вернулись из командировки? Рад Вас приветствовать.
Стив протянул руку для искреннего, крепкого пожатия, но Рэйд Адомс даже не вытащил свою из кармана черной куртки. Стива это несколько озадачило.
- Что-то не так, мистер Адомс?
- Вам не следовало сейчас изображать радость, мистер Робертсон. Вы ведь никогда не лжёте, так, по крайней мере, о Вас говорят, - протянул Рэйд весьма недружелюбно. – Значит, врут?
- Я действительно никогда не лгу, – сказал Стив, слегка нахмурившись. И добавил. – По крайней мере, если меня о чём-то спрашивают. В чём дело, мистер Адомс?
- Вы сами ещё не поняли?
- Нет.
- Что Вам нужно от моей жены?
Стив слегка покраснел.
- Отвечайте, правдолюбец.
- Мне Ваша жена симпатична, - несколько замедленно сказал Стив.
- Вот как! – возмущённо воскликнул Рэйд, глаза сверкнули. – И чего бы Вы от неё хотели?
- Было бы лучше, если бы Вы позволили не отвечать на этот вопрос. Я ни единым жестом, ни единым словом не сделал ничего недостойного по отношению к миссис.
- Тогда впредь обходите её десятой дорогой, - угрожающе посоветовал Рэйд. – Не то схлопочете по своей гладко выбритой идейной физиономии.
Стив насупился, угнул голову, как бык.
- Вы меня запугиваете, мистер, а зря. Ходить я буду там, где посчитаю нужным. О моей физиономии не беспокойтесь, поскольку в два счёта могу расквасить Вашу. Могу, но не хочу. Уверю Вас, что я и миссис…
- Ах ты, чудо синемозглое! – Рэйда окончательно разъярило это «могу, но не хочу». – А я могу и хочу!

Стремительное движение правой руки, от удара в скулу лицо Стива запрокинулось, он попятился назад, пытаясь круговыми взмахами рук сбалансировать, но всё-таки опрокинулся на спину. Падая, Стив успел подумать, что мировое светило науки  оказался отнюдь не хилым парнем, но он, очевидно, забыл, а может быть, не знал, что нейродеров периодически собирают не только на идеологические совещания, но и на спортивные сборы. Как-то очень быстро, упруго Стив сгруппировался, вскочил, глаза гневно завращались, Стив громко засопел, и вот уже Рэйд полетел на стриженый кустарник от сильнейшего удара в лицо. Кровь залила Рэйду глаза. Но  тоже на удивление быстро вскочил, и два достойных мистера, рыча, бросились друг на друга, и покатились, и покатились по траве.
Раздался свисток темнокожего дворника в оранжевой куртке, с метлой в руках он  магическим образом возник неподалёку. Но двум разъярённым мужчинам было не услышать. Дворник таращил глаза и надувал щёки всё круглее. Вскоре машина с мигалкой остановилась на дороге за деревьями, из неё выпрыгнули две фигуры в полицейской форме.

Глава 9. В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ

Ни Рэйд, ни Стив – оба никак не рассчитывали оказаться в это прекрасное утро за решёткой обезьянника. Стива ждали неотложные пропагандистские дела, а Рэйд накануне получил приглашение прибыть в Вашингтон – его включили в список почётных гостей, что должны стоять рядом с правительственной трибуной во время массовой демонстрации в поддержку бессмертия. И ровно в двенадцать он должен быть там – находиться среди академиков, военачальников, министров, народных артистов. Каждому прикрепят на грудь синюю ленточку, и все, в том числе и Рэйд, будут махать ладошками многочисленным, радостным демонстрантам, проходящим мимо с яркими транспарантами. Иногда Рэйд поворачивал бы голову вправо, чтобы почти рядом, вживую, увидеть лица Правителей, и сердце Рэйда наполнялось бы гордостью – от сопричастности к историческому моменту, от принадлежности к когорте избранных. Вполне возможно, что он был бы в ней самым молодым.

 В обезьяннике было безлюдно и чисто. Когда привезли этих двух молодцев с окровавленными физиономиями, начальник участка, пожилой брюхастый подполковник, беззлобно выругался:
- Ну, сучары, всю статистику нам испортили. Отведите их умыться, потом к медсестре.
Начальник ещё не знал, кто конкретно был перед ним, но уже понял: его подразделению не видать теперь первого места по итогам квартала, а лично ему – долгожданного повышения по службе, что сулило ещё одну звёздочку на погоны и прибавку к жалованию. Обидно. Даже не то слово, больше, чем обидно, но другого обозначения своим чувствам  начальник не знал. Почти три месяца участок не оглашался чьими-то криками, ругательствами или рыданиями. Никто не бился в истерике за решёткой, не пытался в порыве ярости расшатать её прутья руками. Не капала чья-то кровь на скамейку, ни один из углов не был испачкан чьим-то  циничным плевком – уборщица не могла нарадоваться. Да и все сотрудники радовались и гордились -  ни одного, даже мелкого, правонарушения в округе. Всё действительно идёт к полному искоренению правонарушений. А теперь придётся зарегистрировать драку в журнале. Испорченная ею сводка уйдёт в Вашингтон. Эх! Начальник тяжело и бессильно вздохнул.

- Что же вы так, ребята? – укоризненно сказала пожилая медсестра с добрым лицом. В своём кабинете она осторожно обрабатывала им раны.
«Ребята», насупившись, молчали. Она продолжала:
- Чего не поделили? Девушку? Вот из-за вашей юбки наш начальник не получит повышения, а уж он его, поверьте, заслужил. Разве это справедливо?
- Пусть не регистрирует в журнале, а нас отпустит, - буркнул Рэйд.
- Да вы что! – медсестра даже руками всплеснула. – Мистер Квасовски и не подумает так поступить, и вам не следовало бы так говорить.
- Подумаешь, - огрызнулся Рэйд. – Всем было бы только лучше. В том числе и вашему начальнику. – Рэйд искоса посмотрел на Стива: - Слышь, ты, синемозгий, ты сам ему предложи, в глаза хорошенько посмотри, он тебя не ослушается.
Взгляд Стива наполнился протестующим выражением, губы шевельнулись, но не разжались.

Их провели к начальнику, усадили напротив. Только теперь мистер Квасовски узрел, что один из молодых мужчин – Стив Робертсон, нейродер из их жилого сектора. Вот те раз!  Он пару раз бывал здесь, в полицейском участке – проводил беседы с личным составом на разные, там, актуальные темы. Уважаемый человек. Да-а, ситуация. Мистер Квасовски почувствовал неловкость. Покряхтел.
- Сожалею, мистер Робертсон, но придётся сообщить о случившемся Вашему начальству в Вашингтон. – Обратил взгляд на Рэйда. – Сами назовёте себя, мистер, или… будем устанавливать личность?
- Рэйд Адомс, учёный с мировым именем, да будет Вам известно, - отчеканил «гость», не пряча взгляда, как это обычно бывало с другими посетителями.
Гм, Рэйд Адомс, Рэйд Адомс… Мистер Квасовски, пожалуй, что-то слышал… Да, да, конечно, по радио говорили.
- Вы подтверждаете, что это действительно мистер Адомс? - обратился он к Стиву. Тот кивнул, не поднимая глаз.
- Сожалею, мистер Адомс, но придётся сообщить о случившемся и Вашему начальству.

Мистер Квасовски с обречённым вздохом придвинул к себе журнал регистрации, взял авторучку. И услышал:
- Давайте поступим по-другому.
Мистер Квасовски даже вздрогнул, недоумённо посмотрел на Рэйда.
- Как по-другому?
- Вы нас отпускаете без регистрации в журнале. Ничего не случилось. Мелкое недоразумение. С мистером Робертсоном мы разберёмся сами.
На лбу начальника участка появились мелкие капельки пота. А ему ведь не было жарко.
- Как Вы могли подумать, - пробормотал он, но всё же быстро взглянул на Стива. Не будь мистера Робертсона здесь, полицейский начальник даже не дрогнул бы, нисколечко не усомнился бы в неприемлемости подобного предложения. Не сделать запись в журнале – помилуйте, как это можно?! Но перед ним сидел нейродер их жилого сектора, к его мнению всегда прислушивались, его уважали, пусть он сейчас поднимет глаза, и начальник полицейского участка найдёт в них подтверждение, как следует поступить. Впрочем, он и так прекрасно знает, но всё же – почему мистер Робертсон молчит? Может быть, у него есть веские доводы, о которых начальник полицейского участка может и не знать? Тогда пусть скажет. А самому спросить – значит, показать свои колебания. Да и нету никаких колебаний. Так, на всякий случай. И потому он даже ничего не спросит. Подождёт пару секунд – и сделает запись в журнале.
- Ну, чего, молчишь? – Рэйд толкнул Стива в бок.
Стив поднял глаза на полицейского:
- Вы совершенно правы, мистер. Необходимо сделать, как положено.
Нет, ну не истукан? В натуре! Рэйд с досады чуть не плюнул на пол, но вовремя спохватился.

В регистрационном журнале появилась аккуратная запись о правонарушении. Однако с самими виновниками решили поступить весьма нестандартно – доставить каждого домой на автомобиле, и не на полицейском, а на обычном легковом, чтобы не вызывать излишнего любопытства соседей. Да поближе к подъезду, чтобы лишние глаза не запечатлели странных изменений на физиономиях.
- Я с ним в одной машине не поеду! – заявил Рэйд.
- А мне не домой,  мне в сквер. Я должен отыскать там свой синий значок, - высказал просьбу Стив. – Сейчас заметил, что его нет. Если можно, побыстрее, пожалуйста.
Пришлось организовать два автомобиля. Не каждый, не каждый день полицейский участок осчастливливают своим присутствием столь уважаемые лица.

…Увидев Рейда с побитым лицом, Леда испугалась.
- Какой ужас! Рэйди, что случилось, милый, тебя избили? Кто, Рэйдушка, почему ты молчишь?
Не отвечая и не разуваясь, он быстро прошёл в спальню и сел к её туалетному столику перед большим зеркалом в витиеватом обрамлении.
- Рэйд, тебе уже несколько раз звонили, - растерянно и виновато проговорила Леда.
- Пудру! – приказал он.
Она бросилась к ящичку, маленькая круглая коробочка тотчас оказалась перед ним. Он быстро, но неумело стал припудриваться кусочком ваты, оказавшимся в коробочке, пудра просыпалась на столик, на колени, на пол.
- Не так, давай помогу, - она пыталась поймать его руку, забрать ватку.
Он оттолкнул её.
- Ещё раз мне скажут, что видели тебя вместе с этим Синим Значком, убью!
Леда побледнела.
- Рэйд, это неправда, я… я…
- И грейпфрут неправда? Которым он тебя так настойчиво угощал и который ты так благосклонно приняла? Почему не кинула ему в морду?

Леда заплакала. Ох, вот этого он не ожидал. Ведь понимал же, понимал где-то внутри, что, скорее всего, она и не виновата. Ну да, старушки на скамеечке во дворе видели. Но почему же тогда так горько она заплакала? И как же беззащитно вздрагивают сейчас её плечи! Ледушка, милая, как же он тебя любит! Любит и ревнует, ревнует и любит. Он поднялся, порывисто обнял её.
- Ледушка, прости, прости!
- Зачем ты меня мучаешь, Рэйди?
Их долгий, страстный, чувственный поцелуй прервал резкий звонок. Рэйд сорвал с рычага массивную черную трубку:
- Да… Да через пять минут у подъезда.
Скорее переодеваться! Сбрасывал с себя всё, чтобы быстрее облачиться в выходной костюм. Чёрт, нога застряла в брючине! Чёрт, чёрт! Леда, торопясь, завязала ему галстук. Он крутанулся перед зеркалом: всё нормально, нигде ничего не висит? Нет, нет, Рэйд, всё хорошо, милый.

Через несколько минут Рэйд уже ехал в чёрном сверкающем автомобиле. На повороте неожиданно увидел Стива – тот шёл с группой молодёжи, рассматривали в руках какой-то плакат, о чём-то горячо спорили. Рэйд усмехнулся, вспомнив обезьянник. Ничего, правильно сделал, что дал ему по физии. Будет знать, как заглядываться на чужую жену!..  В голове возник голос  полицейского начальника: «Придётся сообщить и Вашему начальству, мистер Адомс». Ха! Очень страшно, прямо поджилки трясутся! Где в мире ещё найдётся второй Рэйд Адомс? Ах, нигде? То-то же! Рэйд, конечно, понимал, что историю эту не затереть, наверняка профессор Келдешберг будет вынужден вызвать его в свой кабинет для воспитательной беседы, но Рэйд всегда чувствовал  отеческое внимание старикана, и не похоже, совсем не похоже, чтобы какой-то пустяк испортил их отношения.

Вскоре автомобиль с предупредительным водителем мчал его по широкому загородному шоссе с мелькающей аккуратной разметкой из белых полос. В Вашингтон, в Вашингтон, в столицу мира! Рэйд взглянул на часы. Нормалёк, через полчаса будет на месте.
А ещё через час Леда, приложив жадные, требовательные губки маленького Дика к своей груди, сидела перед телевизором. На небольшом чёрно-белом экранчике с закруглёнными краями шла прямая трансляция с демонстрации у правительственного дворца в Вашингтоне: улыбающиеся Правители на трибуне, множество людей в рядах демонстрантов, масса плакатов. Комната наполнилась праздничным гулом, диктор за кадром рассказывал о мудрости правителей, ведущих человечество к бессмертию. Мелькали лица – разные, но все счастливые, радостные. О, не может быть – это же Рэйд, Рэйд, смотрите-ка, с каким достоинством он держится, как  уверенно помахивает ладошкой.
- Дикушка! – она прижала малыша к груди, часто заморгав ресницами. – Как же мы с тобой любим нашего папу! Какие же мы все счастливые!

Глава 10. В КАНУН НОВОГО ГОДА

За окном лёгкая позёмка заигрывала с редкими прохожими – то неожиданно швыряла в лица пригоршни свежего снега, то гнала в спины, заставляя поднимать воротники. Промелькнул мужчина с большой ёлкой на плече – запоздал, братец, у всех уж давно стоят,  наряженные игрушками и расцвеченные гирляндами. Впрочем, успеет – до Нового, 1961 года осталось ещё… ещё сколько?

Леда повернулась от высокого окна с витиеватой резной рамой, взгляд устремился на огромные напольные часы, с неспешно двигающимся золочёным маятником невероятной длины – Леда видела подобные только в кино, где показывалась красивая жизнь из прошлого века. Да полуночи ещё  десять часов . А ей уж не терпелось, вот и открытое вечернее платье снова примерила -  невероятной красоты, чёрное, длинное, обтягивающее, с редкими блёстками.
Леда закружилась перед огромным зеркалом. Какая она элегантная, какая дорогая мебель вокруг, какой просторный и вместе с тем уютный номер! Люкс, самый фешенебельный отель Вашингтона! Всё ещё не верилось, но Рэйд, как только приехали сюда утром, сказал ей с довольной усмешкой, что к роскоши придётся привыкать, и «это не самое плохое занятие на свете, не так ли, дорогая?» Лишь они прибыли,  Дика сразу же приняли ласковые руки гостиничной няни, она с ним тут же заворковала, и на удивление он не слишком долго капризничал. Но всё равно Леда, конечно, ещё не раз наведается к сынишке прежде, чем с Рэйдом отправится на новогодний бал в Правительственный Дворец. Невероятно! Рэйд говорил, что приглашены несколько сотен гостей со всего мира, он, кстати, надеялся тут кое-кого увидеть. Кажется, какого-то высокопоставленного военного, с которым познакомился тогда на демонстрации. Хочет пожать ему руку. И ещё своего старого друга по университету, тот теперь научная шишка в каком-то засекреченном исследовательском институте. В институте Времени, вот в каком, где-то на Западном побережье. Рэйд, когда увидел его фамилию в списках приглашённых, аж задрожал весь.
Конечно, Леда всё это очень даже понимает – старая дружба и научные интересы, но как же она? Неужели Рэйд снова поступит так же, как однажды удосужился – на вечеринке у Крейгеров что-то без конца объяснял сгрудившимся вокруг него мужчинам, чертил на салфетках, а она скучала рядом с какой-то толстухой, потом налетели кавалеры, без конца приглашали на танец, но она-то хотела покружиться с ним, с её Рэйдом, и чтобы все на них завистливо смотрели. И что она в таком случае будет делать здесь, среди огромной толпы незнакомых людей? Ох, Рэйд! Может, было бы лучше отказаться от приглашения, всё-таки Новый год – домашний, семейный праздник? Но Рэйд заявил, что по-семейному они отметят его ещё тысячу раз (так и сказал – тысячу раз, а то и больше, если за десять веков кирпич на голову не упадёт), но вот этот, исторический, поворотный, новый 1961 год необходимо отметить только здесь, в Правительственном дворце, вместе с мировой элитой! И Леда вздохнула с мелкой волнительной дрожью во всём теле – конечно же, Рэйд прав, им оказана такая невероятная честь, что пренебречь ею было бы на грани полного идиотизма. Хотя, скорее всего, здесь будет пахнуть не весельем, а парадом чопорных физиономий. Ну что ж, пусть так. Значит, на их фоне она будет всех милей и краше. И пусть все видят и знают, какая у знаменитого учёного Рэйда Адомса жена. Скорей бы уж!

Распахнулась массивная дубовая дверь, в номер влетел возбуждённый Рэйд.
- Дорогая, я кое-что узнал! Сейчас…
Бросился в сторону ванной, открыл белоснежную дверь, поднял белоснежную крышку с белоснежного унитаза, стоял к Леде спиной, дверь так и осталась открытой.
- Ух! Еле дотерпел.
Правая рука Рэйда слегка потряслась, затем он быстро взял белоснежную бумажную салфетку, поманипулировал ею в районе ширинки, склонив голову, бросил в никелированную урну. Открыл сверкающий кран в умывальнике, с удовольствием сполоснул руки, вытер о пушистое белоснежное полотенце.
- Вообще-то это как бы держится в секрете, но… - Рэйд вышел из ванной. – Но мне парни из правительственной обслуги кое-что рассказали. Хорошие, кстати, ребята, как увидели меня, окружили, стали расспрашивать про поворот Земли, ну, я им популярно объяснил, что если совместить…
- Короче, - ласково прервала Леда.
- Короче, когда в полночь Земля остановится и повернёт вспять, ничего страшного, конечно же, не произойдёт, так, люстры покачаются – и всё. Но для прикола в зале втайне от гостей устроены шарнирные полы с моторчиками – ох и начнёт же всех господ  бросать из стороны в сторону! Все, конечно, струхнут, дамы поднимут визг, а тут – бац! – включаются прожектора на сцену, гремят фанфары, занавес раздвигается, а там Правители с фужерами в руках, стоят твёрдо, уверено, ничего у них не качается, шампанское целёхонько, и тут все поймут, что это новогодний трюк. Думаю, будет клёво!
- Вот придурки, - вырвалось у Леды, она тут же осеклась, прикрыв рот рукой. Добавила полушёпотом: – Надо же такое придумать! Все ж поваляться на пол, а как же наряды, фужеры с шампанским?
- Да ладно, - благодушно махнул Рэйд  рукой. – Ради перехода к бессмертию и не такое можно перетерпеть. Подумаешь, на полу поваляются! Это же Новый год, когда ж ещё подурачиться?
- Большие юмористы наши Правители, - промолвила Леда, сама не зная, какого оттенка больше в её словах – осуждающего, негодующего, удивлённого, недоумённого? – Или с большим приветом.
- Нет, клёво, клёво придумано, я обхохочусь весь!  - Рэйд захихикал. - Я бы ещё сверху сыпанул несколько тонн какой-нибудь трухи.
- Ну уж нет, - возмутилась Леда. - Моё платье!
- Да не волнуйся, трухи не будет. И качка не более тридцати секунд. А потом распахнутся двери в соседний зал, все переместятся к столам, начнётся пьянка, вот уж там за ночь ты в натуре на не стоящих на ногах насмотришься. А на подмостках, представляешь, сплошные знаменитости – будут петь и танцевать до утра. И среди них… знаешь кто?
- Джон Томс? – с предвкушающим недоверием воскликнула Леда.
- И Джон Томс, - подтвердил Рэйд со знающим видом.
– О, Рэйди, ради его чудного голоса я готова вытерпеть десятибалльную качку. Лишь бы не упасть.
- А ты держись за меня, дорогая, со мной не пропадёшь. – Он нежно обнял её, губы тихо замурлыкали ей что-то на ушко, его рука уже расстёгивала молнию на её спине.
- Ох, Рэйд, мне здесь неудобно…
- Вот уж глупости. Это королевское ложе нынче для нас. Ты моя королева…
Платье соскользнуло с неё на блескующий паркетный орнамент. Рэйд подхватил Леду на руки и бережно понёс к широченной кровати под балдахином.

… Правительственный Дворец сказочно сиял в новогодней ночи. То и дело подъезжали длинные чёрные автомобили, водители услужливо открывали дверцы, из которых вылезали званые гости – большинство кряхтя, неуклюже, но некоторые ловко, пружинисто.

На парадной лестнице чинную публику встречали забавные молодые люди в блестящих обтягивающих одеяниях, на голове у каждого смешные шапочки с ветвистыми, как у оленей, рогами, на которых позвякивали маленькие стеклянные шарики. Предновогодний изыск придворного дизайнера тут же заставлял рты гостей растягиваться в улыбках, звенел смех, сыпались шутки - у мужчин часто скрабезные, уже на подступах ко дворцу все с удовольствием отдавались в плен бесшабашному новогоднему настроению.

Вскоре огромный зал с великолепным расписным потолком, огромнейшей хрустальной люстрой, светильниками на стенах, исполненными под старинные подсвечники, со сверкающим орнаментированным паркетом на полу заполнился гулом голосов. Официанты с подносами ловко сновали в разноцветной толпе, разнося фужеры с шампанским. Мужчины в смокингах с бабочками и расфуфыренные дамы  вели незначащие беседы, поглядывая на закрытый бархатный занавес. В воздухе царил волнующий, даже благоговейный трепет ожидания и адская смесь парфюмерных ароматов, способная вызвать обморок даже у заматерелого  парфюмера.

Некая растерянность и даже страх у Леды быстро сменились живым интересом. Отродясь она не видала вблизи себя столько высокопоставленных лиц, так называемой мировой элиты – губернаторов и чиновников высшего эшелона с их расфуфыренными спутницами – жёнами, дочерьми да кое-кто и с любовницами, наверное. Мужчины Леду не интересовали, хотя она не могла не отметить, что большинство из них весьма и весьма пожилые. Несмотря на обилие расовых отличий, внешне они из себя ничего не представляли -  низенькие, маленькие, брюхастенькие - видимо, задетое самой природой честолюбие, изначально, с самого детства толкало их наверх в качестве компенсации. Вот и вытолкнуло, взгляду не на ком зацепиться. Впрочем, один весьма насмешил – худой, губастый и с огромными ушами, он довольно забавно выглядел с бабочкой на шее. Этакий лопоухий губастик в смокинге. Но самоуверенность из него так и пёрла, это чувствовалось даже на расстоянии. Однако Леда цепко рассматривала женщин. В большинстве своём дряблая стареющая кожа, припудренные  трясущиеся щеки и изумительные бриллиантовые украшения. А вот эта, рядом со смуглым индусом, похоже, европейка, но ужас - почти карлица, до нормального роста еле вытягивает только за счёт высоченных каблуков и огромного шара из взбитых волос на голове, украшенных газовым бантом. А вот та, с припудренными чёрными волосами над губой, наверняка под шёлковым пёстрым балахоном до пят скрывает чёрные заросли волос по всему телу.
Леда однажды, правда, очень давно, ещё в юности видела чёрно-волосатую женщину  в общественной бане. Испытав острые неприязненные чувства, Леда, помнится, позже укорила себя за высокомерие и надменность – в конце-концов все мы люди, никто не виноват в доставшемся ему наборе генов. Вот и сейчас Леда вовремя одёрнула себя. Она будет относиться с почтением ко всем, но это не значит, что не станет демонстрировать себя. Вот уж фигушки! Выше подбородок, вот так, левую ножку слегка в сторону, вот так, правую руку изящно изогнём, положив ладонь на талию. На Леду уже бросали взгляды – и мужчины, и женщины. Знайте наших, господа!

Однако, где же опять Рэйд? Ага, вот он, несётся, молодец, на этот раз быстро.
- Генри Роудз есть в списках, однако его здесь нигде нет, ничего не понимаю, - быстро проговорил Рэйд.  – Мерзавец, он и в университете  появлялся в последнюю минуту перед занятиями! -  Взял за руку. - Дорогая, пойдём, я представлю тебя заместителю министра обороны и его супруге. Я устроил так, что будем сидеть с ними за одним столиком.
Он уже тащил её, а она спрашивала:
- Зачем, Рэйди, нам какой-то военный старикан? К тому же, ты недолюбливаешь солдафонов.
- Это не тот случай, - отвечал Рэйд. – У него в глазах светится интеллект, а я люблю и уважаю умных людей независимо от возраста. Но Пол Хукс и старше-то меня всего лет на пять.

Супружеская пара Хуксов ждала их с лёгкими улыбками на устах. В самом деле, приятные, чуть постарше. Она – очаровательная  кареглазая блондинка в облегающем  молочно-коричневом  платье, он – крепкий, стройный, коротко стриженый сероглазый мужчина с быстрым взглядом, пониже Рэйда, но пошире его в плечах. Как здорово,  будет с кем пообщаться и приятно провести новогоднюю ночь!

Короткое знакомство, дежурный обмен любезностями. Рэйд, взглянув на часы, заговорщически наклонил голову к супружеской чете:
- Я должен кое о чём по-приятельски вас предупредить.
Леда улыбнулась – понятно, о чём.  Рэйд заговорщицки зашептал. В глазах у супругов Хуксов появилось удивление, Нэнси растерянно улыбнулась, но Пол, усмехнувшись, спокойно обнял её за плечи. Леда на всякий случай оглянулась: если что – схватится руками вот за этот выступ.
- Не вертись, - услышала голос Рэйда. – Я же сказал, держись за меня.

Раздались звуки фанфар, освещение мягко приглушилось. Все затихли. Из динамиков раздался хорошо поставленный дикторский голос:
- Внимание! Леди и джентльмены! Мы переживаем волнующие минуты ожидания. Всё ближе и ближе мгновенье, которое навсегда разделит историю человечества на две эпохи и перенесёт нас в бесконечную эру бессмертия!
Последнее слово было произнесено диктором с повышающим надрывом, что вызвало в зале бурю восторга, крики, свист, аплодисменты. После короткой паузы, которая и была рассчитана на эмоциональный отклик зала, диктор продолжил:
- Итак, внимание! Начинается обратный отсчёт времени, приближающий нас к поворотному моменту в истории человечества!.. Пятнадцать… четырнадцать… тринадцать…

В огромном зале установилась взволнованная, ждущая тишина. Застывшие лица, приоткрытые рты, блуждающие взгляды, в которых,  кроме ожидания, затаённый страх.
- Двенадцать… одиннадцать… десять…
Пол Хукс о чём-то сказал на ухо Рэйду. Тот кивнул.
- Девять… восемь… семь…
Пол и Рэйд быстро переместили дам так, чтобы  Леда и Нэнси оказались рядом, а мужчины стали по краям.
- Шесть… пять… четыре…

Леда и Нэнси обняли друг друга за талии, а другими руками ухватились за талии своих мужей. Рэйд и Пол широко расставили ноги по диагонали, чтобы выдержать качку сразу в четырёх направлениях, а двумя руками крепко сцепились за спинами жён.
- Три… два… один…

Раздался  оглушительный удар литавр. Люстра под потолком слегка качнулась. Зал легонько испуганно охнул.  Но люстра, кажется, стала замирать. И вдруг неясное, нарастающее дрожание под ногами, вот уже пол уходит куда-то в сторону, вправо-влево, вперёд-назад, всё сильнее и сильнее. Из динамиков донёсся какой-то угрожающе-пугающий гул. В зале раздались испуганные крики.
Женщины завизжали, мужчины побледнели. Качка становилась сильнее. Неуклюжие взмахи рук, безумные взгляды, попытки ухватиться друг за друга. Некоторые из перепуганных гостей сами предусмотрительно рухнули на колени, чтобы не упасть. И вдруг со страшным грохотом тряхнуло так, что все стоявшие  стали падать, как подбитые кегли. Один за другим, то тут, то там. В считанные секунды надменная, знающая себе цену публика превратилась в барахтающееся высокопоставленное ничто на полу.  И только одна чётвёрка гостей – Рэйд, Леда, Нэнси и Пол – раскачиваясь, всё же удерживались на ногах. Рэйда разбирал жуткий хохот от вида валяющихся  внизу господ, Пол тоже нервно посмеивался, а Леда и Нэнси были оглушены жутким, как на скотном дворе, ором со всех сторон.
- Рэйд, - испуганно крикнула Леда, - это в самом деле только полы?
Побледневшая Нэнси тоже испуганно, ожидающе взглянула на него. Рэйд быстро закивал головой, но не мог ничего сказать от хохота, указывая пальцем в толпу мировой элиты, ползающую у их ног.
 И Леда с Нэнси не смогли удержаться от того, чтобы нервно не хохотнуть.

И вдруг, и вдруг – ярко вспыхнула огромная хрустальная люстра, торжествующе зазвучали фанфары, прожектора высветили раздвигающийся бархатный занавес. Барахтавшиеся на полу господа оцепенели, устремив взгляды на сцену. Правительственное трио  Трумхауэров – отец в центре, сидя в высоком кресле, двое сыновей, стоя по бокам - гордо возвышалось над всеми, улыбаясь и держа в поднятых правых руках бокалы с пузырящимся шампанским.
- Господа, - раздался усиленный микрофоном голос Главного Правителя, голос старчески дребезжащий, но уверенный и ироничный. – Что это вы все там так усердно ищете на полу, а? Неужто бриллиантовые подвески королевы Франции?  Уверяю, отныне у всех вас есть ценность поважнее. Поднимайтесь, господа, поднимайтесь, и отряхните с себя пыль прошлого!

Оцепенелое молчание в зале прервалось первыми робкими смешками, затем больше, больше. Так это была только шутка!? О боже! Мужчины помогали дамам подняться, всеобщий нервный смех нарастал. Так это была только шутка, шутка, о боже, всего лишь шутка, да чёрт с ними, с этими помятыми платьями и испорченным макияжем! Нервный хохот уже сотрясал величественные стены зала.
Главный Правитель выдержал паузу. И чеканно продолжил:
- Надеюсь, вы простите нам эти мелкие неприятности? Рассматривайте их как маленькое шутливое жертвоприношение в обмен на величайший подарок, который только что преподнесён всему человечеству. Поздравляю вас, господа, отныне вы не сезонные сявки, барахтающиеся в лужах на берегу, - уж простите за это сравнение - нет, отныне, господа, вы гордые сыны и дочери бессмертного человечества, плывущие по безбрежному морю времени!

Гром оваций, благодарные слёзы на глазах, всеобщее скандирование:
- Слава Правителям, слава Правителям, слава Правителям!
Сцена с махающими ручками  Трумхауэрами вдруг медленно поехала вправо, занавес стал закрываться, с правой же стороны в зале распахнулись несколько огромных дверей, за которыми слепил яркий свет, манили накрытые яствами столы, зазвучала призывная музыка.
Рэйд наклонил голову к уху Леды:
- Ты видела, как кувыркалась по полу вон та карлица с бантом? Я чуть не уписался! Нет, клёво, клёво! Лично я запомню надолго!
И, похохатывая, увлёк её за руку, следом двинулись супруги Хукс, и вся четвёрка весело влилась в гудящее скопление помятых и растрёпанных «гордых сынов и дочерей человечества» - разноликая толпа, как вода через узкое горлышко сосуда,  медленно перетекала сквозь широкие створы дверей в громадный банкетный зал.

Глава 11. ПЕВЕЦ ДЖОН ТОМС И ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ

Всё дальнейшее показалось Леде чудной сказкой, сладостным сном, слегка размытые картины которого  наблюдались ею  через пелену восторга. Рэйд был импозантен и предупредителен, она не раз кружилась с ним в танце, замечая на себе восторженные, приветливые и завистливые взгляды, что свидетельствовало только об одном – именно она, Леда, стала неофициальной королевой этой новогодней ночи в правительственном дворце. Ей приветливо махали ладошками даже Правители, сидевшие на возвышении, и Леда грациозно отвечала им лёгким кивком. Её несколько раз приглашал на танец и Пол Хукс, и она чувствовала на своей талии его крепкую ладонь. И чего уж, ей было приятно, хотя Пола она изначально определила как мужчину не её вкуса. Но приятный, сильный, вызывающий уважение.
 
После  она отдыхала, весело болтая с Нэнси – в руках у каждой дрожали искрами огоньков высокие фужеры с соломинками для коктейля. Потом Леда громко хохотала, когда на сцене появились специально выписанные из Сибири рослые парни – в шкурах медведей они исполняли танец маленьких лебедей. Всё было чудно, мило, забавно, всё мельтешило, переливалось, превращаясь в чудную симфонию незабываемой новогодней ночи. И Леда ждала, с нетерпением ждала, когда же, наконец, на сцене появится её мечта, её любимчик – несравненный, самый лучший голос всех времён и народов, курчавый, рыжеволосый  красавчик Джон Томс. Леда относилась к нему с трепетом и обожанием, но, разумеется, не как к мужчине, такое даже в голову не приходило, нет, как к певцу, который стал её кумиром ещё когда она представляла из себя неприметную девочку-подростка с едва намечавшимися грудками.

…Шёл четвёртый час. Но, видимо, в эту ночь Джон Томс был запланирован на «десерт». Ничего, Леда дождётся, хотя другие, как видно, этого делать не стали – зал уж заметно опустел, многие потянулись наверх по двум мраморным лестницам, расположенным в противоположных концах зала. Что располагалось там, наверху, Леда не знала, но резонно предположила, что там могли быть комнаты для отдыха или, скажем для игр в карты или бильярд. Правители, видимо, устав, тоже тихонько удалились. Но и оставалось здесь, в зале, народу ещё предостаточно – сидели, чокались, пили, ели, бродили меж столиков, пошатываясь, подходили к кому-то, обнимались, целовались. Фу, всё превращалось в самую обычную пьянку. Чтобы всё-таки не разочаровываться, Леда не стала глядеть по сторонам, устремила взгляд на сцену.
И вот, о, наконец-то, зазвучала мелодия, по первым звукам которой Леда мгновенно определила – сейчас на сцене появится Джон Томс. Леда ринулась вперёд,  продралась сквозь пританцовывающую публику и прижалась прямо к бортику сцены. 
 И вот он выпрыгнул, да, прямо выпрыгнул на сцену из-за кулис, и, жутко выделываясь,  кривляясь, ломаясь, подпрыгивая и даже жеманничая, стал петь про хорошего, но простого парня, мечтающего о прекрасной девушке-леди, которая никак не идёт из его головы, всё время в его мечтах, не даёт покоя ему ни днём, ни ночью. Божественно, божественно! Леда визжала и подпрыгивала, как маленькая девочка, радостно била в ладоши.
Но что это? Джон Томс, не переставая петь, спускается по ступенькам вниз и идёт прямо к ней, следом тянется длинный шнур микрофона. Прозвучал последний аккорд, грянули аплодисменты, а певец, бурно дыша, лоб в бисеринках пота, склонился и поцеловал её руку. О, невероятно!
- Вы моя девушка-леди, - проговорил он ей. – Хотите моё фото с автографом?
- О, конечно, я была бы Вам так благодарна! – восторженно прошептала она, глядя на него во все глаза.
- Тогда прошу Вас в мою гримёрную, вот сюда, слева от сцены.
Леда оглянулась, хотела крикнуть Рэйду, чтобы пойти вместе с ним, но Рэйда не было. И Пола с Нэнси тоже. Секунда сомнения.
- Ну хорошо, - сказала Леда.
Джон Томс, импозантно поддерживая её за локоток, помог подняться по ступенькам на сцену, где вместе с Ледой скрылся за кулисами.

Гримёрная оказалась уютной комнатой с мягким освещением, низким журнальным столиком с модерново расставленными вширь ножками, низким велюровым диваном, низкой тумбочкой, на которой стояла хрустальная ваза со свежими, живыми цветами, и это были любимые Ледой тюльпаны – розовые, сиреневые, белые. О, какие же нежные, особенно в эту снежную новогоднюю ночь, как изысканно склонили свои головки в разные стороны! Единственное, что было не низким – вращающееся кресло у зеркала, перед которым на полированной полочке разместилось множество баночек и флаконов. Леда ещё раз огляделась – очень, очень мило.

Джонс Том щёлкнул ручкой в двери и подошёл к Леде.
- Поиграемся? – спросил.
Леда не поняла:
- Что? А где же фото?
- Вначале поиграемся, детка. – Он толкнул её на диван, она не удержавшись, села.
- Что Вы делаете! – возмутилась, хотела встать, но он давил руками сверху на её плечи.
– Я ещё со сцены заметил твои влажные полураскрытые губки, - заговорил он как-то гнусаво, через нос, что даже отдаленно не напоминало ещё звучавший в ушах Леды чудный сценический тембр - так не закрывай же свои губки сейчас, давай, смелее, крошка, я разрешаю, сделай сладкую сосаточку своему любимчику!

Ошалевшая от неожиданной наглости кумира Леда стала вырываться, он не пускал, одной рукой сильно надавил ей на затылок, отчего она уткнулась носом в его брюки, источавшие запах дорогого парфюма, а другой стал торопливо расстёгивать ремень, ширинку, не успела Леда опомниться, как перед глазами уже мелькнули курчавые рыжие волосы в низу его живота. Леда сдавлено крикнула, зажмурилась, снова захлопала глазами, задыхаясь от недостатка воздуха. Собрав все силы – и откуда они только взялись! – с размаху двинула кулаком гнусавому наглецу в пах, а большим пальцем другой руки что есть силы ткнула ему в бок между рёбер. Джон Томс охнул, его цепкие пальцы непроизвольно ослабили хватку, чем Леда мгновенно воспользовалась – ещё раз, уже двумя кулаками, двинула ему в пах, вскочила и бросилась к двери.

Она бежала через полупустой зал с пьяными рожами за столами, надеясь сразу же увидеть Рэйда, но тщетно. Дежуривший у одной из мраморных лестниц служащий вопросительно склонил голову, едва Леда оказалась рядом.
- Что там? – спросила она, запыхавшись, её палец показывал наверх.
- Бильярдные столы, боулинг и комнаты для покера, мадам.
Нет, Рэйда всё это никогда не интересовало.
- А там? – она показала на мраморную лестницу в противоположном конце зала.
- А там всё остальное, мадам, - ответил служащий, слегка смутившись.
- Что значит «всё остальное»?
Он смутился ещё больше, но ответил:
- Зона отдыха, мадам. Для тех, кто желает.

Леда не совсем поняла причины этого смущения, но размышлять было некогда. Она ринулась через зал к противоположной лестнице.
Вбежав наверх, остановилась в растерянности. Большой длинный холл, тихо. Целая череда дверей в длинной стене справа. Леда тихонько, на цыпочках – почему на цыпочках, сама не знала -  подошла к первой из них и осторожно приоткрыла. Вначале услышала сладострастные стоны. Потом увидела волосатые мужские ягодицы, они ритмично двигались, а выше, на плечах у мужчины,  не снявшего пиджак, подрагивали, подпрыгивали женские ножки в сиреневых лакированных туфельках со шпильками.

Леда отскочила от двери, как ошпаренная. Там вот  какой здесь «отдых»! А вдруг и её Рэйд за одной из этих дверей вот так «накачивает отдыхом» какую-нибудь дамочку? Леда задохнулась от ревности и негодования, хотя не могла припомнить ни одного повода, чтобы подозревать Рейда. Да, но ведь и мистера  Хукса что-то не было видно в зале. Смылись на пару! Ох, эти мужчины! Она постояла в нерешительности, всё-таки решилась, тихонько подошла к другой двери и приоткрыла. Пышная блондинка томно закатывала глаза кверху. Огромные белые груди обнажены, призывно покачиваются. Маленький узкоглазый азиат из блюда на столе прямо пальцами черпал красную икру, размазывал по грудям блондинки, слизывал её языком и мычал.

Леда уже не стала отскакивать от двери, просто быстро прикрыла её и призадумалась. Дверей ещё много, может быть, дальше уже никого и нет, но может и наоборот. И Рэйд пыхтит сейчас за одной из них. Но Леда не станет унижаться, нет. Она сойдёт вниз, успокоится, а когда он появится, быстренько глянет ему в глаза, и всё сразу же станет ясно – Рэйд очень хороший учёный, но никудышний артист. Она быстренько всё поймёт. Да, так она и сделает.

 Леда оглядела себя, пальцы пробежались по складкам платья, поправляя их, и вот уже её каблучки стали осторожно клацать о мраморные ступени, ведущие вниз. Нет, лучше взяться рукой за перила, так надёжнее. Положив руку на прохладный полированный изгиб,  Леда оторвала глаза от ступеней, взгляд её тут же  пересёк пространство зала и упёрся в лестницу напротив – по ней спокойно сходили вниз Рэйд Адомс и Пол Хукс. Жестикулируя, они о чём-то говорили, приостанавливались на ступенях – видимо, на пиках разговора требовалось глядеть не вниз, а на собеседника, чтобы яснее изложить свой довод.  От вида спокойно-благодушного мужа Леда тут же пришла в негодование: надо же! - жену тут чуть не изнасиловали, а он, как всегда, распотякивает о гармонии космических энергий, которые, оказывается, испытывают любовь и влечение друг к другу. Во как! Бедные, летают в космосе поодиночке миллионами лет, потом вдруг сталкиваются, и одна на другую – представляете? -  не лезет, не набрасывается с агрессивными сексуальными намерениями. Ни-ни, только через гармонию. Мурлыкают.  Зашибись! Но здесь не космос, здесь мусорная человеческая свалка!

Леда решительно направилась через зал, в котором всё ещё танцевали, шлялись, сидели за столиками, пялились на сцену – там слаженно взмахивали ногами с десяток девиц из кордебалета. А где-то за сценой сидел этот наглец Джон Томс. Или, может, уже и не сидел, а обрабатывал очередную идиотку. Вот дура, ругала себя Леда, ведь не девочка уж, как она могла!  Нет, но какая же он всё-таки скотина! Первое, что она сделает по прибытии домой – переломит все его грампластинки  через колено и отправит в мусорное ведро.  Но при чём же здесь Рэйд, её Рэйд? И чем ближе Леда подходила, тем яснее осознавала, как же сильно она его любит, такого взбалмошного, неуравновешенного, не до конца внимательного, но ведь верного, любящего, надёжного. И сейчас ведь он вышел с Полом совсем из другой части дворца, где бильярды, боулинги, что там ещё?

 Леда нацепила на лицо приветливую улыбку и обратилась сразу как бы к двоим:
- Где же вы умудрились потерять очаровательную Нэнси?
- Она заядлый игрок в покер, - махнул назад рукой Пол Хукс. – У них там сейчас самый разгар. А мы, вот, с мистером Адомсом всё спорим. Вы тоже, как и он, действительно полагаете, что абсолютно все люди на Земле достойны бессмертия?
- Думаю, мистер Хукс, это не нам решать, - ответила Леда уклончиво-философски. – Мы не вселенские судьи.
Пол Хукс кивнул, его открытый взгляд означал, что он уважает её мнение.  Но почему в его глазах пляшут весёлые искорки? Рэйд  тоже внимательно посмотрел на Леду:
- Дорогая, всё в порядке? Что-нибудь случилось?
Ага, всё-таки что-то почуял.
- Нет, ничего, милый. С чего ты взял?
- По твоей причёске точно бульдозер проехал.
- Ах, это! – Леда спохватилась, покраснела, но не перед Рэйдом, конечно, а перед мистером  Хуксом.  Мгновенно в голове пронеслось, как рыжая образина Джон Томс  нагло давил  конопатой  пятернёй  на её затылок.  А  потом  уж, знаете ли,  ей было не до зеркал, она себя не помнила.  Леда быстро провела руками по волосам, поправляя их.
- Вы, верно, от души натанцевались? – сделал предположение Пол Хукс. – Под  мелодию Джона Томса,  угадал?
Ей оставалось лишь молча кивнуть.
- Да, кстати, дорогая, как  выступил твой любимчик ? – небрежно поинтересовался Рэйд. -  Мы ведь его так и не услышали.  Надеюсь,  это было выше твоих ожиданий?
-  Настолько выше, - ответила Леда, пожевав губами, - что от нехватки воздуха заплясали белые мушки в глазах. Поедем домой, я устала.
- Да ты что! – Рэйд жутко удивился. – Через час первый западный рассвет!
- Да, и Правители выйдут на балкон, - поддержал его Пол Хукс.
- А разве они не спят? – спросила Леда ради вежливости.
- Этого мы не знаем. Но к рассвету они точно появятся на балконе. А мы, как верные подданные, - Пол шутливо улыбнулся, - должны будем помахать им руками. И первому западному рассвету тоже.

… Примерно через час пьяная, до отвала наевшаяся, отрыгивающая мировая элита, набросив на плечи дорогие меха, дублёнки и шубы, высыпала на западную террасу правительственного дворца. Небо как небо, ничего особенного.  Леда  не очень хорошо ориентировалась в Вашингтоне, но всё же помнила, что солнышко днём светило бы вот отсюда, с левой руки, с южной стороны, значит, сейчас все действительно пялятся на запад. 
Леда прижималась к плечу Рэйда, и от этого ей становилось теплее. И не только теплее. Её милый, надёжный Рэйд рядом – от этого душа успокаивалась, яснела, как  небо ранним утром  на востоке.  И горизонт вдруг действительно стал медленно светлеть. На западе! Боже, на западе! По толпе прошёл шумок. На балконе появилось трио Трумхауэров – два сына вывезли отца в коляске, укутанного пледом. Трио помахало ручками, все поаплодировали – и снова взоры на запад. А небо там, у горизонта, становилось  ярче, уже оранжево высвечивались изорванные края облаков. И тут только сердце Леды застучало со страшной силой. Люстру под потолком можно качнуть, пол под ногами можно встряхнуть, но рассвет на западе – нет, это вам уже никакой не аттракцион. До Леды словно дошло только сейчас, что поворот Земли - всё это, оказывается,  не шутки, не разговоры, не красивая фантазия. Дыхание её, как, наверное, сейчас и у всех других, кто ошеломлённо стоял на террасе, буквально остановилось от неверия, от невозможности увиденного.
 
Вдруг первый луч вырвался из-за далёкого края Земли, ударил по глазам, где-то на улицах разом закричали люди, и толпа на террасе тоже всколыхнулась, закричала, засвистела, заулюлюкала, многоруко замахала,  приветствуя краешек показавшегося солнца. Тут же грянул фейерверк, рассыпаясь стремительными разноцветными струями на ещё не столь светлом небе над головой.
Рэйд крепко сжал Леду в объятиях, из его тёплых губ вырывался лёгкий розоватый пар, смешиваясь с её дыханием:
- Леда, Ледушка, отныне мы бессмертны, слышишь, бессмертны, тысячи лет я буду целовать тебя, изливать в тебя свою любовь, и, клянусь, мне это никогда не надоест, я буду хотеть тебя снова и снова, моя любовь, моё солнышко, моя жизнь!

Глава 12. ВСТРЕЧА В ГОРАХ

Самолёт накренился на левое крыло. Рэйд прильнул к иллюминатору – так и есть,  в равнинных картинах внизу, сопровождавших весь полёт,  появился новый,  пока не доминирующий  элемент  – цепочка заснеженных вершин на горизонте. Горы!  Рэйд непроизвольно вздохнул. Всё будет, как много лет назад. Весна, жёлтые  кусты мимоз  у подножий  и эта длиннющая лыжная трасса на одном из гигантских склонов. К её началу вёл  тогда скрипучий  подъёмник с плохо окрашенными железными сиденьями. Помнится, Рэйд и Генри Роудз вздумали  с гиканьем их даже раскачивать,  когда в первый раз медленно  и оттого нетерпеливо  ползли вверх. И на первой же промежуточной  остановке, едва успев спрыгнуть  с кресел, получили  строгое замечание от пожилого  смотрителя – он потом сердито  тряс  им вслед  заскорузлым указательным  пальцем. Подумаешь!  Рэйду с Генри было по девятнадцать, и обоим мёду не давай, только бы похохмить.

Стюардесса велела пристегнуть ремни. Рэйд машинально щёлкнул застёжкой, продолжая улыбаться.
Затравилой  в  их хохмах всегда  выступал Генри Роудз. Однажды  в общежитской комнате, погружённой в темноту – в оконный проём приникал лишь слабый свет уличного фонаря -  Генри устроил розыгрыш для парня-девственника с младшего курса. Подговорил  белокурую красотку Сьюзи с параллельного потока залезть под железную кровать. Она должна была подавать из-под  прогнувшейся  панцирной сетки  сладострастные  стоны, в то время как сверху,  на казённом студенческом матрасе  один из парней в девичьем платочке на голове изображал объект вожделения, а второй, навалившись на него, энергично двигал бёдрами,  мычал, мотал головой, громко плямкал губами и издавал  протяжное: «О-о-о!..». По сценарию,  девственник  Билл  должен был войти  в комнату, когда  действо уже  началось, сесть в уголочке и ждать своей очереди, состоявшей из нескольких  нетерпеливых «счастливчиков».  В предварительном разговоре  губастый  лопух Билл с готовностью тряс  курчавой головой, соглашаясь быть последним.  Когда на кровати со стонами дрыгался предпоследний,  Генри  шепнул Биллу, чтобы  тот снял брюки.  Билл  моментально повиновался.  Когда  «уставший»  предшественник свалил  в сторону, Генри локтем толкнул Билла в бок. Билл в трусах двинулся  по диагонали  в  противоположный угол.  Все участники процесса, едва сдерживаясь,  сцепили губы. Билл, нагнувшись,  закинул одну ногу на кровать,  рукой залез под простыню, и его пальцы нащупали костлявое волосатое колено. Билл замер.
- Билл,  смелее, есть местечко поинтересней!  -  громко подбодрил  Генри.

 Комната задрожала от хохота. Вспыхнул свет. С кровати, кокетливо сморщив губки в трубочку для поцелуя, на Билла смотрел  небритый  второкурсник Эндрю Кремер. Билл, криво усмехнувшись,  снял ногу назад, рука  выдернулась из-под простыни,  он поплёлся в свой угол. Из-под кровати вылезла пунцовая Сьюзи. С жутким воем - «у-у-у!» -  ей дружно зааплодировали.  Билл взял свои брюки и вышел вон. Рэйду стало его жаль.  Всё-таки жестоко, не надо было затевать. Он, между прочим,  сразу предупредил Генри, что  будет не участником, а только наблюдателем, не объясняя причины. Она тщательно им скрывалась от окружающих, но была проста – Рэйд сам был ещё девственником,  что давалось весьма непросто. Но в отличие от Билла он твёрдо решил, что сделает это только с любимой девушкой.
 
Салон  самолёта легко затрясся – колёса  коснулись бетонной полосы и вскоре остановились. Рэйд отстегнул ремень и почему-то подумал о красотке Сьюзи, до которой ему никогда не было дела.  Все эти годы он ни разу о ней не вспоминал. Где она теперь? Для чего, спрашивается, согласилась тогда залезть под кровать? Ведь точно же не шалавой была, не давалкой, и училась, кажется, неплохо. Так почему согласилась лежать на пыльном полу и изображать непотребное?  Да  дурёхой  была,  вот почему!  Общежитский ветер свистел промеж ушей в те времена почти у всех независимо от половой принадлежности. А Рэйд с Генри  так вообще слыли  истинными придурками.  Правда, только во внеурочное время. В лабораториях  же головы у них  работали ого как!  Не успели  парни сдать  госэкзамены, как к ним подкатили  серьёзные дяди в шляпах с серьёзными предложениями. Так друзья оказались в закрытых научно-исследовательских  институтах, правда, в разных концах континента. С тех пор и не виделись.

На площади  у аэровокзала  смуглый ,кучерявый,  жуликоватого вида таксист, поигрывая  связкой ключей на указательном пальце,  оценивающе оглядел Рэйда :  сине-белый спортивный костюм на молниях, сногсшибательные  белые кроссовки и черная походная сумка через плечо с яркой эмблемой . Упаковочка  - высший класс, никаких сомнений, этот чувак  приобретает шмотки  по спецталонам в сети «Берёзка». Простым смертным, хотя  сейчас уж и бессмертным,  туда доступ  заказан.
Таксист растянул губы в вежливой улыбке, сверкнув золотым зубом:
- Отель «Жемчужина», сэр?
Рэйд теперь знал  - стюадесса в салоне разносила рекламные буклеты,  - что эта суперсовременная пятнадцатиэтажная гостиница  выросла совсем недавно у западного склона.  Но Рэйд отрицательно качнул головой:
- Нет, турбаза «Альпинист».
В глазах таксиста мелькнуло разочарование, но его дело маленькое – он  вежливо открыл перед Рэйдом заднюю дверцу  - Рэйд захотел сесть сзади, - а затем следом захлопнул.

Автомобиль двигался по изогнутой асфальтовой ленте,  пока ещё полого ведущей вверх к  восточному склону.
- Не моё дело, мистер, - сказал таксист, крутя баранку, - но в «Альпинисте»  простые деревянные домики, сколоченные ещё при царе Горохе. Уверяю, восторга не вызовут.  Пока не поздно, можем повернуть к  «Жемчужине».  Исключительные номера, на любой  изысканный вкус. С той стороны и новую  канатку запустили.
Таксист  пытливо взглянул на Рэйда через зеркало. Тот молчал.
 Рэйду таксист не понравился с первого взгляда. Смутно напомнил из детства дебила-старшеклассника , которого  в детдоме-интернате боялись почти все.  Дебил-старшеклассник больно бил Рэйда по затылку ладонью,  утверждая своё дебилье превосходство.  До поры до времени. Однажды Рэйд и Генри,  тайно натренировавшись на боксёрской груше в спортзале,  молча подошли к  дебилу и разом  двинули ему в оба уха кулаками. После чего дебила как бабка отшептала.
- Между прочим, могу помочь в получении прекрасного номера  по сносной цене, - продолжил таксист. - С чудесным видом на заснеженные пики Свободы и Равенства.
- Понятно, - изрёк Рэйд. – В доле с метрдотелем?
- Приходится крутиться, -  хмыкнул таксист. – Вы бы не стали на моём месте? Номер, кстати, обойдётся  на четверть дешевле официальной  стоимости.

Рэйду захотелось слегка щёлкнуть таксиста по носу.
- Видите ли, на своём месте при желании я мог бы снять хоть весь этаж в этой вашей «Жемчужине». – Рэйд выждал, пока подбородок таксиста снова вернётся на место. – Но воспоминания молодости, знаете ли,  дороже. Поэтому только в  «Альпинист». Меня ждёт  там друг детства и юности. Мы не виделись  больше десяти лет, со студенческой скамьи.
Таксист конфузливо примолк. Потом добавил:
- Я тут вчера подвозил одного мрачного типа. Может, это он и был.
-  Генри  - мрачный тип? – Рэйд иронически улыбнулся. – Нет, Вы подвозили кого-то другого.
Таксист пожал плечами, больше за дорогу губы не разжимал, лишь изредка бросая  на Рейда  молчаливо-изумлённые взгляды через зеркало.

 Вскоре дорога пошла круто вверх, изгибаясь языками между скалами и обрывами.
Когда  на площадке перед турбазой этот важный пассажир расплатился крупной купюрой, таксист вежливо поблагодарил, но одарил Рэйда взглядом, начисто лишённым приветливости.
- Что, мало? – изумился Рэйд.
- Более чем достаточно,  сэр. – Таксист снова оценивающе посмотрел на прикид Рэйда. –  Но ведь такого, как я, с любыми деньгами не пустят в «Берёзку», верно?
- Сэр, - довольно холодно ответил Рэйд. – Это право приобретается особыми заслугами. Крутить баранку для этого маловато.
- Ага, - обиженно засопел таксист. – Бессмертие  они  нам  всем придумали, а приличных шмоток  и за тысячу лет не заслужу, да?
Рэйд стал молча приходить в бешенство. Эта серая масса смеет себя сравнивать с ним, с Рэйдом и ему подобными? Да у Рэйда голова трещала несколько лет, и вовсе  не ради этих несчастных спецталонов в закрытые магазины!  Он про них и не знал до поры до времени!

Рейд неприязненно посмотрел на золотую цепочку  таксиста, спускавшуюся с шеи на волосатую грудь.  Вот  уж действительно, на лопате им бессмертие преподнесли, а они всё равно недовольны!  Рэйд, конечно,  не социальный шовинист, нет, но его так и подмывало сейчас крикнуть:  «Не хочешь считать себя быдлом,  серое ничтожество? Тогда надо было почаще заглядывать в учебники, не сбегать с уроков, не отсиживаться в грязных туалетах, не плевать часами в потолок,  а потом часами не ловить свои плевки обратно! Да у вас, у серых, и сейчас масса возможностей, только не ныть надо, не клянчить, не ходить с протянутой рукой, а цель иметь достойную, двигать ногами и  шевелить мозгами!».
 
Рэйд  вовсе не относил себя к противникам социальной справедливости и равноправия, но внутренне не мог согласиться, когда в Верховном Совете видел  академиков, сидящих рядом с пастухами.  Рэйду казалось, что таким образом не пастухов  возводят до уровня академиков, а, наоборот,  академиков  низводят до уровня пастухов. Было в этом что-то неестественное, точно притянутое за уши.
Но в планы Рэйда никак не входило сейчас затевать  дискуссию, он уже нетерпеливо поглядывал  на  центральный корпус турбазы, где находилась регистратура.
- За тысячу лет, уверяю Вас, обязательно всё поменяется, - Рэйд вскинул ремень своей шикарной сумки на плечо.  – Но не советовал бы столько ждать, лучше попытаться самому  в чём-то измениться. Благодарю Вас.

Пошёл по асфальтированной дорожке и через минуту уже забыл о существовании таксиста. Где этот чертяка Генри?
В регистратуру Рэйд влетел чуть ли не бегом. Он сразу узнал пожилую регистраторшу, но она его, конечно, нет  - много тут всяких, с лыжами и без лыж,  перемелькало за эти годы.  Она открыла его паспорт, взглянула на фотографию, потом на Рэйда. Вполголоса  радостно заговорила:
- О , мистер Адомс, я Вас видела по телевизору! Вы знаете, мы все тут так боялись, что весной не зацветут  деревья,  что всё пойдёт не так… Но теперь распустились подснежники,  бушует мимоза, и все как-то разом успокоились.
- Волноваться, право же, не стоило, - покровительственно изрёк Рэйд.
- А наши женщины как довольны! – воскликнула регистраторша. – У всех стали исчезать морщинки, вот здесь, возле глаз. Прямо чудо какое-то! Мы так довольны, спасибо, спасибо, мистер Адомс!
- Да не за что!
-  Но мы ведь не станем уменьшаться?
Рэйд засмеялся:
- Меня этими вопросами просто преследуют, я думал, хоть здесь от них спрячусь.
- Ох, извините, мистер Адомс! Вот ключ.
- Спасибо. А  разве мистер Роудз не в номере?
Регистраторша слегка наморщила лоб, припоминая:
- Нет, он вышел  утром, около девяти. Сказал, что прогуляется по терренкуру. Я видела, он свернул  вот туда, направо, значит, пошёл к ущелью. Но выглядел он, я бы сказала, уставшим что ли… Может, Вас всё-таки поселить в отдельный номер, это мы мигом?
- Нет, миссис Карстен,  мы с мистером Роудзом давние друзья, разберёмся. Вместе будет веселей.
- Вы назвали меня по фамилии, - удивилась регистраторша.
Рэйд довольно улыбнулся:
- Потому что, ещё будучи студентами, имели удовольствие почувствовать Вашу доброту. Однажды  мы с Генри припозднились после полуночи,  входные двери  были уже закрыты. Вы не стали нас слишком ругать за то, что мы разбудили Вас своим стуком.
- Ах! – регистраторша  сложила ладони на груди. – Надо же! Но не помню, не помню, старая стала.
- Забудьте это слово, миссис Карстен. Старости больше нет!

В номере Рэйд сразу же увидел сумку Генри на одной из застеленных кроватей. Бросив свою сумку на другую кровать, Рэйд наскоро ополоснул лицо  после дороги и, даже не вытерев, как следует,  руки о простенькое полотенце,  ринулся искать друга.
Извилистая дорожка терренкура была ему хорошо знакома. Чистейший свежий воздух, казалось, звенел.  Заснеженные  вершины, вот они, совсем рядом перед глазами, синющее-пресинющее  небо и жёлтые сполохи  кустов мимозы , окаймляющих дорожку– всё это вызывало восторженное восхищение, а предстоящая встреча с другом – щемящее чувство радости в груди.
 
Рэйд увидел Генри на краю утёса – серый плащ, ссутулившаяся фигура. Наверное, он любовался  панорамой, раскинувшейся внизу.
- Генри! – крикнул Рэйд взволнованно.
Генри обернулся. Подбежавший Рэйд увидел тревожный взгляд серых глаз.
- Генри, дружище!
Рэйд с размаху обнял друга, крепко прижал к себе. И почувствовал, как  руки Генри осторожно коснулись его спины.
- Да ты что же, не рад, чертяка? – Рэйд вглядывался в глаза друга. – Чего молчишь? Онемел?
Генри слабо улыбнулся,  кулаком легко толкнул Рэйда в плечо.
- Рад, Рэйди! Но я очень изменился… Рэйд…
Генри  теперь сам порывисто обнял друга. Кажется, он спрятал повлажневшие глаза на его плече.

Вскоре друзья возвратились в номер. Рэйду всё не терпелось узнать, почему  же Генри так и не появился на новогоднем балу в Правительственном дворце.
- Понимаешь, - Генри говорил несколько замедленно, –  уже были заказаны билеты на авиарейс, за счёт института. Но в последний момент произошло что-то непонятное. Начальство вдруг забегало, не поднимая глаз. Сотрудникам ничего не объяснялось. Мы ничего не понимали. В нашем институте много отделов,  работа каждого автономна и засекречена.  Все ходят под подпиской о неразглашении. Данные исследований собираются воедино где-то в другом месте. Но мы не могли не почувствовать: что-то случилось. Потому что поездка  нашей группы в Вашингтон вдруг была отменена, а  после новогодних каникул нас всех в спешном порядке отправили в отпуск без содержания, пошли разговоры, что институт  могут расформировать. Вот уже третий месяц, мы все как бы зависли в воздухе.

- Так ты бедствуешь? – возмутился Рэйд. – Я помогу, обязательно, даже не сомневайся!
- Нет, Рэйди, денег выше крыши. Только крышу сносит. Я жутко устал… наши мозги эксплуатировали по-чёрному… Сначала я не знал… но не так давно… случайно, как это бывает… Одним словом, я находился в кабинете у шефа, когда его срочно куда-то вызвали. Он велел мне не уходить, пока не закончу рапорт  о результатах испытаний. Зазвонил телефон, потом замолчал, потом по новой стал трезвонить,  мне осточертело,  я сдуру взял трубку - сказать, что шефа нет. Но не успел я и рта раскрыть, как узнал голос  нашего с тобой профессора…
- Келдешберга? – удивился Рэйд.
- Да. Он поздоровался, я ответил, связь была неважной, с треском, он, очевидно, принял меня за  шефа. Сразу же стал кричать, что в нашем институте  будут резко усилены сигналы гипноцентра.
- Сигналы гипноцентра?
- Да, Рэйд. Где-то есть гипнотический центр, который  управляет нашими мозгами. Профессор кричал, что в нашем институте допустили промашку, идёт  какая-то нестыковка в расчётах…  Короче, Рэйд, они усилили гипнотические сигналы на наш институт, чтобы  докопаться до причины. Наши головы затрещали.  Я не мог думать ни о чём, кроме своих графиков и синусоид. Некоторые  ребята просто не выдержали… Помнишь, Билли?
Рэйд помотал головой: нет.
- Ну, курчавый такой, всё мечтал о потере девственности, мы его ещё разыгрывали?
- Ах, этот Билл! Конечно, помню. Он тоже в вашем институте?
- Был. Его похоронили, Рэйд. Кровоизлияние в мозг.
- Не может быть!
- Может.  Нам всем там крепко не повезло, Рэйд, мы словили участь подопытных  крыс  в закрытом вольере...  От нас, конечно, попытались скрыть результаты вскрытия Билла. Но  Сьюзи всё разузнала  через своих подруг в  поликлинике.
- Постой! Сьюзи,  которая…
- Да, Рэйд, Сьюзи вышла замуж за Билла, и они прекрасно ладили. Только детей не было. И у меня с Элен тоже нет. Думаю, это тоже  не случайно.
- Да брось, Генри. Совпадение. Может, ещё будут.
- Не уверен. А у тебя разве есть?
- Да, сынишка.
-Вот как?  Сколько же ему?
-Годик первого марта исполнился.
-Надо же! – с завистью произнёс Генри, но потом упрямо качнул головой. – Но всё равно, думаю, и ты у них под колпаком.

Рэйд попытался припомнить.  Конечно, голова и у него трещала и частенько. Особенно в те дни, когда был чрезвычайно увлечён испытаниями. Ну так и понятно:  ему самому было безумно интересно, никакого насилия он не ощущал. Его и за уши не оттащили  бы от приборов в эти минуты. Нет, всё-таки Генри  делает неверные умозаключения. Такое в учёной среде бывает сплошь и рядом.
- И нашли причину, из-за которой  поднялся сыр-бор?
Генри пожал плечами:
- Не знаю. Лично в моих расчётах ошибок не было. Перепроверил тысячу раз.  Меня уже выворачивало от одного взгляда на графики.

Рэйду  всё ещё не верилось. Но где-то внутри  поднималась какая-то нехорошая, противная, гадкая  волна. Рэйд  теперь припомнил, с какой неохотой  и не сразу профессор Келдешберг  согласился помочь  ему получить разрешение на телефонный звонок  в институт на Западном побережье, чтобы отыскать Генри. Старикан ссылался на режим секретности, которой  окутан Институт Времени на Западном побережье. А Рэйд  пытался взыграть на его профессорских и даже отцовских чувствах – в студенческие  времена Рэйд с Генри числились первыми среди лучших учеников профессора, составляли его гордость и даже слыли любимчиками.
- Вы поймите,   - убеждал Рэйд профессора, - мы с Генри сызмальства находились рядом - сначала детдом, следом университет. А потом  этот разрыв во времени, когда я около десяти лет ничего о своём лучшем друге не слышал.  Не слышал, но не забывал, думал о нём, вспоминал. И вдруг увидел его фамилию в списке приглашённых в Правительственный дворец. Но если мы с Генри  оказались достойны  столь высокой чести, неужели нельзя сделать исключение? Какой такой вред  и кому может нанести встреча старых друзей? 
Через какое-то время профессор Келдешберг неожиданно согласился. Но теперь Рэйд задавался вопросом: не оттого ли, что Институт Времени на грани расформирования и, следовательно, оковы секретности  ослабли?

Как бы там ни было, пожалуй, больше не стоит грузить Генри. Пусть его голова  хоть немного освободится от тяжести.
- Ладно, дружище, - произнёс Рэйд. - Пока мы здесь, давай забросим эту тему. Солнце, воздух, снег, лыжи и баня!  Возвратишься  домой, как огурчик, и забацаешь своей Элен малыша. Обещаешь?
Генри молчал. Рэйд толкнул друга :
- Так обещаешь?
Едва заметная улыбка тронула губы Генри:
- Не уверен. Но попробую.

Глава 13.   ЛЕДА РЕШИЛАСЬ

Леда находила очень удачным то обстоятельство, что она с Нэнси очень быстро сблизилась. Рэйд получил новую лабораторию, и теперь пропадал в своём НИИ. А мистер Хукс то и дело выезжал на инспекции воинских частей по всему свету – предстояло масштабное сокращение вооружённых сил, и Нэнси по секрету жаловалась Леде, что министр обороны, 84-летний пердун, увешанный  медалями, весь груз ответственных решений переложил на плечи Пола.
- Бедный Пол уже живёт в самолётах. А этому  старому  козлу хоть бы что – знай себе греет зад в комиссиях при Правительстве как свадебный генерал, - довольно жёстко резюмировала Нэнси.
 
Вдвоём с Ледой они сидели  тогда среди цветущих лимонных  кустов в зимнем садике с южной стороны  коттеджа Хуксов. И Леде подумалось, что у них с Рэйдом  тоже обязательно будет  свой большой и уютный дом. К этому всё идёт, Леда даже не сомневается. Вот хлопот-то прибавится – как отделать, как обставить – но уж в этом плане за Ледой дело не станет, не зря же закончила институт дизайна. И она с Рэйдом обязательно пригласит чету Хуксов на новоселье. Непременно. Но это потом, когда именно, Леда и не знала, просто размечталась.

Леда прекрасно понимала, что Нэнси очень тоскует по своему мужественному сероглазому Полу. Леда ведь и сама хотела бы видеть Рэйда рядом с собой  почаще. Но что поделаешь – Рэйда мёдом не корми, дай только  немеряно шарахать электрическими разрядами.  У Рэйда теперь это новая  идея-фикс  – создать в лабораторных условиях управляемую шаровую молнию.  Для чего – Леда толком и не понимала, он  как-то что-то там вскользь говорил,  что человечеству не нужно будет уродоваться с добычей угля и нефти, но Леда тогда и не слушала,  смотрела на его двигающиеся губы – чувственные и красивые. И думала совсем о другом. Он заметил, нахмурился,  вдруг улыбнулся,  поцеловал, а затем… Ох!.. А теперь Рэйд уехал в горы – на долгожданную встречу со своим другом Генри Роудзом. 
- Мы не виделись около  десяти лет, - сосредоточенно сказал тогда Рэйд,  мысленно отсчитывая годы назад . – Вернее, девять лет  и семь месяцев. С выпускных экзаменов в университете.
И как же тут не понять его стремление поехать туда одному, без неё? Нет, он ради вида всё-таки предложил  - Дикушку можно было бы на это время  определить в круглосуточные ясли, -  но зачем бы ей путаться под ногами у друзей?  Им в самом деле будет о чём вспомнить, тряхнуть стариной на лыжной трассе. Нет, Леда с Дикушкой  уж подождут. Но прошло всего лишь несколько дней, а Леда уже тоскует и даже расклеивается по утрам. Но ничего, вдвоём с Нэнси кукситься  немного веселее.  Нэнси хоть и старше неё на четыре года, но они быстро стали откровенничать друг с дружкой. Правда, не во всём.

У Нэнси и Пола прекрасный семилетний мальчуган  Фил, очень подвижный и в то же время смышлёный не по годам. Очень-очень умный мальчик, интеллект буквально светится в широко открытых детских глазах.  Заговорили  с Нэнси о  будущем детей. И Леда как бы нечаянно, понимая, что эта тема в обществе в открытую  не обсуждается,  упомянула, что слышала кое-что о синих кабинках. Нэнси замешкалась, даже отвела глаза в сторону.

- Ну хорошо, - сказала она чуть позже,  когда они поднялись на второй этаж, чтобы вдвоём рассмотреть недавно купленный  Нэнси гобелен в комнату для гостей, - я тебе признаюсь. Пол был, конечно, против – ты же знаешь, какими упрямыми бывают мужчины. Когда он в очередной раз «воевал»  на учениях,  я решилась. Потому что  к тому времени уже была достаточно наслышана  - дети  после синих кабинок развиваются иначе, они гарантировано становятся успешными в жизни. Договорилась по блату через жену одного управленца в центральном военном штабе. Родничок на головке  Фила к тому времени уже стал затягиваться, и надо было торопиться.
- И ты даже не сомневалась? Я бы так не смогла.
- Да где там не сомневалась! Ещё как! Уже несла младенца на руках и всё с опаской раздумывала,  а в последний момент чуть  не сбежала обратно. Но теперь я с улыбкой вспоминаю об этих своих страхах – за семь лет к Филу не прицепилась ни одна зараза, без всяких прививок он ни разу не заболел,  физически крепче сверстников, а по уму  уже обгоняет их примерно на четыре года. Это заключение педагогов.  Он  переведён в спецкласс . Нет, я не жалею. Когда-нибудь,  через много лет я обязательно признаюсь  в своём грехе Полу. Ну что ж, пусть он меня запоздало поколотит, я согласна потерпеть, - закончила Нэнси.
- Пол тебя бьёт? – с недоверием переспросила Леда.
- Да нет, что ты! – засмеялась Нэнси.
Она развернула перед Ледой новый гобелен с дивным тканым узором:
- Смотри. Думаю, вот на это стене  ему будет самое место.

Леда согласилась, да, гобелен – просто чудо, орнамент оригинальный,  и место для него Нэнси определила, пожалуй,  самое подходящее. Но  Леда уже приняла решение – пока Рэйд отсутствует дома, она должна  сделать этот шаг. Леда всей кожей почувствовала: таков её материнский долг перед будущим сына. Когда-нибудь,  через много лет она обязательно признается  в этом грехе своему любимому Рэйду.  И пусть он запоздало поколотит  её,  она согласна потерпеть. Только её Рэйди никогда этого не сделает.

Предстояло найти удобный повод  для как бы случайной встречи со Стивом. Можно было бы, конечно, позвонить ему и напрямую сказать. Но это выглядело бы уже как просьба с её стороны, что в известной мере могло послужить поводом  для неверных мужских выводов и надежд – вот уж чего-чего, а Леде не хотелось давать ему даже малейшего намёка. Нет, лучше, если Стив сам снова заговорит с ней об этом, и она как бы нехотя - «ну что ж, я, пожалуй, последую Вашим рекомендациям» - согласится. Но как с ним встретиться?

На ловца и зверь бежит. Леда увидела Стива на следующий день, когда прогуливалась в солнечном весеннем сквере. Дик на свежем воздухе сразу же уснул в своей коляске.  Ещё голые ветки деревьев делали сквер прозрачным, и это позволяло Леде  то тут, то там видеть множество радостно возбуждённых людей.  Пробуждающаяся природа – явление, безусловно, отрадное,  но на этот раз женщины и мужчины в лёгких  светлых плащах, распахнутых куртках, сдвинутых на затылки кепках  радостно восклицали, счастливо смеялись и с изумлением рассматривали набухшие почки  на кустах и деревьях - кое-где  они уже треснули, из них топорщились острые зелёные кончики. И Леда тут же поняла причину необычного оживления – многие, как и она сама,  с тайной опаской думали: теперь ведь всё наоборот, солнце восходит на западе, и мало ли что! Вот придёт весна, а почки не раскроются, цветы не распустятся – и что тогда, чего ждать и куда бежать? Рэйд высмеивал Леду по поводу беспричинных страхов и сумел-таки  её успокоить.  А люди только теперь, увидев собственными глазами, что извечные природные процессы идут своим чередом, смогли найти выход эмоциям.

Леда подошла поближе к самой многочисленной группе и тут заметила в её центре Стива  - высокий, крепкий, видный, идеально сложенный,  словно сошедший с фотографии в лощёном журнале, он говорил с жаром, красноречиво и убедительно:
- …потому что наши представления о бессмертии ещё находятся в плену инерции. Каждый день люди  рутинно выполняют привычные дела и задаются вопросами: «А что же изменилось? Я так и буду тысячу лет  ходить на работу, стоять у станка, крутить гайки, ремонтировать свою старую машину, мыть полы шваброй и бегать с сумкой по магазинам? И вся эта рутина тысячу лет? Нет, нет и нет! Мы всего лишь на пороге новой эры.  Научно-технический прогресс пойдёт семимильными шагами. Бессмертие перед каждым из нас ещё раскроет свои  удивительные тайны и позовёт в новый,  прекрасный мир, наполненный невероятными возможностями!
В какой-то момент его пламенной речи Леда и Стив встретились глазами.

Леда  прошла ряд скамеек, расположилась на самой дальней, в конце аллеи, и уже не сомневалась, что Стив обязательно подойдёт к ней. Леда раскрыла  потёртую книжку на розовой  картонной закладке и стала читать: «Ах, милый  Ричард, зачем Вы трогаете мою руку?  Вы играете мною. Минувшей ночью Вы преследовали меня во сне, а теперь не даёте покоя наяву…»
Потом  краешком глаза Леда увидела, как Стив опустился на скамейку рядом. Она подняла голову, улыбнулась ему.
-  Как замечательно, что Вы тоже оказались здесь, - сказал он. – Это потому что я думал о Вас с утра.
Она согнала улыбку с лица.
- Нет, Вы неправильно поняли, - продолжил он. –  Я всё-таки взял инициативу на себя и договорился  о синей кабинке для Вашего малыша с заведующим передвижной установкой. Потому что через пару дней установка уедет в другой город. 
Ясным добрым взглядом, в котором нельзя было усмотреть даже  малейших признаков затаённых мужских ожиданий, просто ясное любование ею, он  скользнул по её волосам, лицу и добавил:
- И мне пришлось бы разыскивать Вас. Вам надо принять решение.
- А  со своим сыночком Вы намерены поступить также? - слюбопытничала Леда.

Леда иногда видела  на противоположной стороне их двора идиллическую картинку: огромный, мощный Стив бережно нёсёт укутанного в голубое одеяльце  малыша,  а его супруга Эмма, очень приятная светловолосая женщина,  идёт рядом,  ухватившись за локоть Стива.  Супруги Роберсоны неторопливо прогуливались со своим сокровищем. Кажется, их сынок родился в середине осени, Леда сейчас не помнила точно. Теперь же она ждала ответа и всё отчётливее осознавала, что движет ею не только любопытство.
- Я понимаю Вашу тревогу, - ответил Стив. – Мы с Эммой этот вопрос обсудили сразу же, и наш малыш уже  прошёл процедуру в синей кабинке. Он чувствует себя прекрасно.
Вот даже как. Леда поразмыслила:
- Ну что ж… Я, пожалуй, последую Вашим рекомендациям.

Как удачно сложилось! Леда поднялась, Стив тоже.
- Тогда давайте завтра во второй половине дня. – Стив достал из нагрудного кармана куртки маленькую записную книжку, быстро просмотрел записи. – Да, во второй половине, в пятнадцать часов.  С утра я предупрежу заведующего , а с трёх буду находиться уже там,  я сам встречу Вас и проведу к нему.
- Хорошо. – Леда поводила пальчиком по краю детской коляски, заглянула в неё – Дикушка спит -  и не удержалась: - А что же Вы сказали заведующему обо мне?
 - В смысле? - Стив не понял.
- Почему Вы проявляете заботу именно обо мне. Придумали  маленькую милую легенду – что я Ваша родственница или жена лучшего друга?
- Я никогда не говорю неправды, - ответил Стив.
- Тогда что же Вы сказали? – Леда ожидала  уже с некоторым беспокойством.
- Я  сказал, что Вы нравитесь мне.
- Ах, что же Вы наделали! – гневно воскликнула Леда. – Я не пойду.
Тут уж сверкнули глаза Стива:
- Прекратите!  Вы действительно хотите своему сыну добра?
Леда перемолчала, не зная, как ей поступить. Спросила вдруг:
- А этот Ваш заведующий, он тоже с синим значком на груди?
- Конечно, - ответил Стив. – Мы давно знакомы. Он тоже всегда говорит только правду.

Леда испытала облегчение. Эти Синие Значки всё-таки не такие, как все. Они мыслят и чувствуют по-другому. Не как все люди. Вот и пусть по-другому, Леда лишь стремиться к своей цели и не более того. Да, но ведь и её сынок может стать таким же, как они. А вдруг он тоже не сможет никогда солгать? Хорошо ли это – всегда говорить правду? А чем плохо?  Чем это, например, повредило Стиву? Она мельком скользнула по его лицу и фигуре – ладный, видный,  здоровый,  уверенный, умный, успешный.
 - И что же – все Ваши коллеги поголовно во всех жизненных ситуациях говорят только правду и ничего кроме правды?
Стив призадумался:
- Думаю, что далеко не все, люди всё-таки разные. Но я вот решил для себя так. Это личный выбор.
«Ну так это ещё лучше», - подумала Леда.
- Спасибо,  - поблагодарила она. – Я приду… Но, пожалуйста, не говорите больше никому о своих симпатиях ко мне. Обещаете?
- Хорошо. Только я хочу, чтобы Вы поняли… Я не держу в мыслях ничего такого. Я не собираюсь изменять своей жене. Я Вами любуюсь с открытой душой. Вы напоминаете мне девочку из моего детства, она была похожа на стрекозу.  Если бы  в жизни случилось так, что Вы мне встретились раньше и ответили взаимностью,  я любовался бы Вами каждый день. Но Вы встретили Рэйда, а я встретил  Эмму.  И теперь это невозможно. Потому-то  в моих мыслях так часто возникает  Ваш образ, а когда вдруг вижу Вас наяву, несказанно радуюсь. Это плохо?
«Удивительный человек. Может, он из коммунистического будущего?»
Она улыбнулась:
-  Я не знаю… и говорю Вам сейчас правду. Спасибо за откровенность, мистер Робертсон.  Я обязательно приду.

На следующий день, прихорашиваясь у зеркала, Леда, конечно же, засомневалась: может, всё-таки не идти? Подкрашивала  тушью ресницы, сомневалась, но уже видела, как она подходит с коляской к зданию городской поликлиники.
Но Стив почему-то не встретил её у входа.  Странно, он обещал.
Она прошла в вестибюль, оставила коляску  в специальном отведённом месте у гардеробной, кивнула гардеробщице и  с сынишкой на руках вошла в лифт.
- Мне шестой, - сказала она вопросительно глянувшему на неё мужчине – его палец уже был на кнопках.

На шестом этаже она прошла в самый конец коридора и осторожно открыла дверь, на которой не было  никакой таблички.
- Я от мистера Робертсона, - робко сказала Леда.
Из-за стола поднялся пожилой мужчина с простым добрым лицом.
- Миссис Адомс ? Да, да, мистер Робертсон говорил о Вас. Я Виктор Котофф. Прошу сюда. А малыша пока можно посадить вот здесь.
Заведующий кабинетом  отодвинул белую занавеску, за ней оказалась большая  кабина из синего полупрозрачного пластика,  внутри которой, вверху, замысловатой цепочкой мигали и бегали друг за другом маленькие красные огоньки.
- Сеанс займёт не более минуты, процедура безболезненна и абсолютно безвредна.

Заведующий кабинетом говорил и смотрел весьма и весьма приветливо, но какой-то элемент – тревоги ли, беспокойства ли, а может быть, усталости -  Леда всё же уловила. И  спросила:
- А где же мистер Робертсон? Он обещал встретить меня.
Мистер Котофф часто заморгал:
- У него горе.
Леда похолодела:
- Какое горе?
Мистер Котофф заморгал ещё чаще:
-  У супругов Робертсонов  минувшей ночью умер их маленький сын.
Что?  Сынишка Стива умер? Леда на секунду онемела. Боже мой! Она подхватила на руки своего Дикушку и прижала к груди.
- Нет, нет, - протестующе попытался взмахнуть рукой мистер Котофф. -  Смерть  сына мистера Робертсона никак не связана с воздействием синей кабины. За три десятка лет ни одного осложнения, ни одного, слышите? Я отвечаю за свои слова.
Но Леда уже выскочила из кабинета.

 Глава 14. СТРАШНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ

Через пару-тройку дней Рэйду удалось-таки растормошить друга. Они гоняли  вдвоём по лыжному спуску, умудрялись выделывать виражи, из-под лыж вырывалась снежная пыль, молодые мужчины падали, кувыркались и хохотали.  Как и следовало ожидать, оба сломали лыжи.

Заведующий пунктом проката, принимая обломки,  недовольно ткнул пальцем в ценник: по тарифу полагалось заплатить тройную цену.
- Почему это? – возмутился Рэйд. – Разве изначально не вытекает, что на лыжной трассе поломка лыж – обычное явление?
- Для личных лыж – поломка, а для прокатных – порча имущества. Большая разница. Из-за вас другим туристам может не достаться.
- Так завозите побольше лыжных пар, - настаивал Рэйд, не из-за денег, конечно, а из принципа.
- Нам дают по квоте. А вот таким умникам я вообще имею право больше не выдавать, - надулся заведующий.

Милейшая миссис Карстен  - благо, что окошко выдачи инвентаря находилось в том же  холле, что и регистратура, - вступилась за своих постояльцев. Инцидент был утрясён. Но когда через день Рэйд и Генри с виноватым видом снова возникли перед зав.пунктом проката, возможности для консенсуса оказались исчерпанными.  Прокатчик, молча сопя, взял деньги, сложил поломанные лыжи в угол каптёрки, и окошко выдачи  перед виновниками тут же захлопнулось. Миссис  Карстен со своего места бессильно развела руками.

Через какое-то время, когда Рэйд спустился попросить у неё чайник, она сказала:
- Не сидеть же вам целыми днями в номере.
- Ничего, миссис Карстен. Сегодня у нас по плану баня, а там видно будет.
Тогда  она  заговорщицки  добавила:
- В соседнем корпусе заселились две девушки. Очень симпатичные.
Губы Рэйда расплылись в улыбке:
- Просто замечательно. Но мы с мистером Роудзом  женаты и, к тому же, очень любим своих жён.
Миссис Карстен восхитилась, она даже выскочила из-за стойки, чтобы обнять Рэйда.
- Дайте-ка я Вас расцелую за такой ответ.  А знаете что?
- Что? – смущённо спросил Рэйд.
- Завтра суббота, и если Вы с другом до обеда не поленитесь спуститься на полторы мили вниз по западной дороге, то в посёлке Дзамертвала Вас может ждать масса необычных впечатлений.
- Каких же? – заинтриговался Рэйд.
- Там живёт маленькая народность со своими обычаями. Все, кто оказываются  по субботам в посёлке, становятся почётными гостями на свадьбах. Если откажетесь, жутко обидятся.  Если  примете приглашение, будьте готовы сразу же осушить по большому рогу изумительнейшего виноградного вина. Но главное – это необычайно красивые свадебные обряды, особенно, когда жених станет, как гордый сокол, вытанцовывать на самых кончиках сапог перед невестой, а её подружки  - как бы преграждать ему путь,  отвлекая его взгляд взмахами лёгких шарфов. А мужчины, схватившись по кругу  за плечи друг друга,  станут раскачиваться и петь, и песня будет становиться всё громче. И тут вдруг они расступятся, чтобы  дать дорогу маленьким братьям и сёстрам жениха  с красивыми коробками в руках, украшенными лентами и цветами. Дети станут доставать из коробок старинные золотые и серебряные  вещицы,  усыпанные драгоценными камнями, поднимать вверх, показывать всем, и складывать к ногам невесты. Потом все замрут, повиснет тишина, потому что невеста должна будет наклониться и выбрать только одну из этих дивных штуковинок. Родня жениха будет зорко следить, что именно окажется в её руке. Если невеста угадает, возьмёт самую дорогую семейную реликвию, дорогую не по деньгам, а по памяти и традициям, то будет считаться, что она сердцем восприняла дух новой семьи, её полюбят, как родную. Правда, красиво?

Раскрасневшаяся миссис Карстен, наконец, остановилась.
- А если не угадает? – спросил Рэйд.
- Как же можно не угадать? - изумилась она, - Здесь, думаю, всё просто. Если жених любит невесту, то найдёт возможность шепнуть ей заранее. Да там ещё много чего, - махнула она рукой. - Вас не отпустят, пока не пройдёте через все этапы и не перепробуете всех угощений.
Миссис Карстен возвратилась на своё место.
-  Но если Вы не готовы  не принадлежать себе несколько часов, то…
«Не принадлежать себе несколько часов. Очень даже кстати, - подумал Рэйд. –  И громадный рог виноградного вина Генри совсем не помешает. Да и мне тоже».
- Отчего же? - воскликнул Рэйд. – Я прямо в картинках увидел Ваш рассказ! Честное слово. И уже с нетерпением жду завтрашнего дня.

Утром Рэйд и Генри не шибко торопились, нежились в постелях, сладко потягивались и поворачивались на другой бок.
Завтракали на застеклённой веранде внизу – миссис Карстен  вдруг взяла на себя инициативу в приготовлении яичницы с беконом, тостов и кофе со сливками – в огромных чашках.
- По-деревенски, - сказала она,  ставя эти бадьи  на стол,- не то, что ваши городские мензурки. А сливок побольше лейте. Настоящие, не казённые, мне тут одна местная женщина приносит, её коровка  кушает только альпийское сено.
Так это что же получается? Миссис Картен тратит на них личные деньги? Рэйд попытался тут же прояснить, но она замахала руками:
- Ещё раз спросите, кровно обижусь. Мне совсем не обременительно, зато как приятно! Я тут, скажу я Вам, на разных типов насмотрелась. Ага. И мне кажется, что  вот вы – люди из коммунистического будущего.

Рэйд с Генри разом поперхнулись и покраснели. Сидели с глупыми улыбками. А миссис Карстен, спохватившись, побежала за сладкими булочками.
- Особенно ты, -  ядовито сказал Рэйд. – Когда  по газовой трубе  тайком залазил в окно к девкам , залазил под кровать и выжидал, пока  они вернутся, -  в надежде  много чего подслушать, а ещё больше подсмотреть.
Генри прыснул так, что  Рэйду пришлось прикрыть свою довольную ухмылку вафельным полотенцем, служившим салфеткой.
- Ага, - спарировал Генри. – А кое-кто запирался в душевой  и, чтобы сберечь свою драгоценную девственность,  энергично двигал правой ручкой.

Рэйд вскочил и с размаху хлопнул Генри полотенцем. Генри  моментально ответил своим.  Кто-то из них зацепил ногой за ножку столика.
Возdратившаяся с булочками миссис Карстен с ужасом увидела  лужи  из кофе со сливками на столе и на полу, а мужчин – схватившихся  за вороты  рубашек,  раскрасневшихся  и хохочущих.
Потом они долго извинялись перед ней, целовали ей ручки, и она, смилостивившись, приготовила кофе  заново.  Мужчины с удовольствием отхлёбывали  из больших чашек и откусывали булочки большими кусками.

…С каждым поворотом дороги вниз, открывались новые  пейзажи, один живописней другого. К полыхающей желтизне зарослей мимозы добавлялись оттенки новых, чаще розовых цветов  – от почти белых до тёмно-розовых, чем ниже, тем чаще – это призывно заявляли о себе - и цветом, и терпким запахом -  какие-то новые пышные растения у дороги. Возле них жужжали  ещё редкие пчёлы.
- Какие нежные цветочки, - сказал Генри, принюхиваясь к облепленной розовым  облачком веточке. 
- Спорим, мы увидим их у девушек в венках.
- М-м-м…не уверен.  Слишком коротенькие цветоножки. А на что спорим?
- Если проиграешь, выдуешь ещё один рог вина.
- И наоборот. Идёт?
- Идёт!
Друзья ударили по рукам. Дальнейший путь они продолжили, обнявшись за плечи и горланя песенку студенческих лет про дурочку-студентку Мэри, полюбившую свинопаса. Свинопас оказался хорошим трахальщиком, а Мэри завалила сессию.

Небольшое горное селение представляло собой  скопление  разномастных каменных домов. Иные бедные сакли скромно прижимались к краям утёсов. Дома побогаче - в два этажа, с террасами, - как правило, гордо возвышались на холмах. Несмотря на разбросанность из-за горного рельефа,  прослеживалось некое подобие улиц, спускавшихся к центральной площади. Там-то, внизу, друзья и увидели толпу людей.
- Ну, держись, - подзадорил Рэйд друга.
Генри только фыркнул.

Подойдя поближе, друзья прикусили языки.
Хмурые лица мужчин. Головы женщин, повязанные чёрными платками. Маленький ослик, опустив  длинный нос, уныло тащил повозку, сплошь усыпанную розовыми цветами. В центре повозки стоял малюсенький гробик с девочкой-младенцем.  Процессия медленно поравнялась с Рэйдом и Генри.
Седой  смуглый мужчина,  кожа на лице точно перепахана морщинами,  взглянул на них, кивнул, они ответили тоже кивками.
- Идите к тому дому, - заскорузлый палец мужчины  указал назад, на большой  дом неподалёку.  - Там столы, вас встретят, ждите.
- Да нет, мы, наверное… нет, не надо, - проговорил Генри.
Мужчина осуждающе покачал головой:
- Не обижайте.
Процессия прошла дальше. Женщины утирали слёзы. Донеслось, как одна из них воскликнула, воздев руки к небу:
- Проклятье спустилось на нашу землю!
Рэйд и Генри, неловко потоптавшись, направились к дому.

Ворота были открыты. Во дворе под навесом, две женщины в чёрном – пожилая и помоложе  - расставляли  тарелки на сдвинутых в ряд столах. Рэйда и Генри они встретили молча, буднично, показав рукой, где можно пока присесть. Это было место у крыльца.
Из дома вышел молодой  усатый мужчина , зыркнул глазами на незнакомцев, наклонил голову. Друзья молча ответили кивками.
- Может, мы смогли бы чем-то помочь? – спросил Рэйд.
Горец посмотрел в сторону каменного сарая в конце двора, посомневался.
- Гостям не положено… Ладно, сами напросились. Бочку с вином . Вот сюда.

Двор  шёл к сараю под уклон. Все трое спустились к нему, горец осторожно выкатил наружу  тёмную деревянную  бочку,  стиснутую железными обручами.  Также молча принёс несколько досок.
 Горец укладывал доски на землю, Рэйд и Генри в четыре руки осторожно катили по ним бочку вверх, затем горец бежал назад,  чтобы перетащить доски  вперёд.
 Втроём, кряхтя,  водрузили бочку на помост у навеса, развернув  её вперёд  торцом, где торчал крепко забитый чоб.
- А эта девочка... младенец... что за причина? - осторожно спросил Рэйд, отдышавшись.
- Никто не знает, - качнул головой горец.
- Зарина знает, - не согласилась одна из женщин.
- Кто поверит этой ведьме? – взмахнул рукой горец. Повернулся к Рэйду: - Ещё один стол  надо из дома сюда.
Рэйд последовал за горцем в дом.

Генри  подошёл к женщинам поближе:
- Почему её считают ведьмой?
Женщины  оторвались от своего занятия.
- Зарина не ведьма,  она ясновидящая, - ответила пожилая.
Другая, помоложе, добавила:
- Медсестра говорит – простуда. А какая простуда, если даже температура у малышки не повышалась? Только Зарина увидела, одна увидела – виноваты цифры.
- Какие цифры? – не понял Генри.
- Одинаковые цифры. Девочка родилась  в конце октября, а умерла в начале марта.
- Всё-таки не понимаю.
- Вот слушайте. Если от первого января отсчитать  дни назад и вперёд, то до рождения и до смерти получится одинаковое число.
Генри пожал плечами.
- Совпадение. Так бывает.
- Нет, - печально покачала головой пожилая женщина. – Так уже второй младенец. В феврале  на другой улице мальчика хоронили. И тоже цифры совпали. Зарина первая увидела. Цифры виноваты.

Генри секунду стоял неподвижно, лицо стало бледнеть.
- Вам плохо? – робко спросила молодая женщина.
Генри остолбенело молчал,  в голове стала дико стучать кровь. В мозгу понеслись потоки цифр, графики, синусоиды.
Пожилая женщина приблизила лицо и заговорила  свистящим шёпотом:
- Теперь Зарина говорит, что следующим умрёт младенец Звага, вон, у соседа. Семнадцатого числа. Откуда такое проклятье?
- А-а-а-а-а-а!!!
Женщины испуганно отпрянули. Генри, сжимая голову руками, закрутился на месте, завыл и бросился вон со двора.

Тем временем внутри дома Рэйд с горцем застряли со столом в узком дверном  проёме из комнаты. Пришлось покрутить стол и так и эдак, прежде, чем он прошёл дальше, в коридор.  С широкой дверью  на выходе из дома было уже проще.
Рэйд увидел испуганных женщин.
- А Генри где? – спросил.
Они  торопливо показали на улицу:
- Убежал, убежал.
Горец засверкал глазами:
- С поминок? Зарежу шакала!

Рэйд выскочил за ворота. Никого.  Пустынная  изогнутая улица, идущая вверх.  Лишь там, у самого неба, где осталась турбаза, на сверкающем заснеженном склоне двигаются синие, красные, чёрные точки  - несколько десятков отдыхающих вовсю резвятся на лыжной трассе.  Рэйд, ничего не понимая, вернулся.
- Схватился вот так за голову и побежал, - сказала молодая женщина. – Закричал: а-а-а-а! Как услышал про числа.
- Про какие числа?
- Которые губят младенцев.
- Хватит вам! - гаркнул горец. – Заладили про ерунду. К столам идите.
Женщины  покорно повернулись. Но молодая всё-таки сказала Рэйду:
- Спросите у своего друга. Он всё понял. Числа виноваты.
Настаивать  на подробностях было излишним.  Мыслями Рэйда всецело владел Генри.
- Не сердись, брат, - сказал Рэйд молодому горцу. Откуда-то пришло на ум это обращение  - «брат». – Понимаешь, у моего друга  мог начаться приступ.
Приходилось врать, а что делать? Рэйд ничего не понимал. И самому лучше бы  отсюда убраться, но ведь в самом деле неудобно и непорядочно. Надо разделить горе.
- Вы не обидитесь, если я помяну, не дожидаясь остальных, и пойду? – спросил он с надеждой.
Горец вздохнул,  рукой пригласил за стол. Мужчины сели, женщины засуетились, поднося блюда. Горец налил в стаканы вина. Молча подняли их и выпили.

…Когда Рэйд, пошатываясь, добрался до турбазы, его встретила перепуганная миссис Карстен.
- Мистер Адомс,  что случилось, ничего не понимаю. Ваш друг вернулся сам не свой, глаза дико вращались, он нас будто не замечал.
Даже заведующий пунктом проката не удержался, вставил:
- Да, как чумной был.
- Я сейчас разберусь, не беспокойтесь.
Рэйд  надеялся хоть как-то разрядить  атмосферу, но миссис Карстен с огорчением добавила:
- Разобраться не получится. Мистер Роудз  в номере  не пробыл и пяти минут, выскочил назад со своей сумкой, бросился к такси и уехал.
Да что такое! Рэйд  устало поднялся в пустой номер. Ноги, одолевшие полторы мили вверх, гудели. В груди  тоскливо заныло - «Генри, дружище, мы же с тобой  так мало пробыли вместе!»  В  голове закружилось. Рэйд  повалился на кровать, сковырнул  кроссовки,  и заснул.

Утром, свесив с кровати ступни в чёрных носках, долго сидел на постели, поматывая опущенной головой.  И только когда встал, повернулся, чтобы застелить покрывало, в глаза бросился листок бумаги,  наколотый  на шляпку изогнутого вверх гвоздика  в стене над кроватью – когда-то гвоздик, очевидно,  служил крючком  для какого-то пейзажика в рамке.   Рэйд сорвал листок. Скачущие строчки:  «Рэйд, мы все вовремя не остановились.  Нам не давали, а мы и не пытались. Но теперь уже поздно. Я не смогу этого вынести.  Прости меня за сынишку, если когда-нибудь сможешь».

Потом, внизу, миссис Карстен молча поставила перед Рэйдом столовые приборы, положила тёплую ладонь на его руку, слегка  пожала и молча отошла. Рэйд хмуро завтракал, глядя сквозь стёкла веранды на заснеженный  склон  - беззаботные лыжники выделывали  виражи и ни о чём себе не горевали.
…На площадке для такси Рэйд увидел знакомого таксиста, с золотой цепью на шее.
- В посёлок Дзамертвала, - сказал Рэйд.
Жуликоватого вида таксист хмыкнул:
- Вниз по ухабам, потом вверх по ухабам?  Нет.
- Я хорошо заплачу.
- Не, машину бить не буду.
- Я  добавлю.
- Ты знаешь, сколько  потом возиться с ней?
- Заплачу, сколько скажешь.
Таксист осмотрел  Рэйда.
- Деньги плюс твоя курточка, - выжидающе прищурился.
Рэйд вскипел:
- Да пошёл ты!
И зашагал вниз. С каждым поворотом  прибавлял шагу.  Будто и не было вокруг жёлтых и розовых сполохов,  тягучих ароматов, щебетания птиц.  Только  голые серые кочки под ногами.  А завидев околицу, Рэйд сорвался и побежал вниз.

В первой сакле никто на стук не откликнулся. Во втором доме  женщина сначала появилаcь за стеклом  окна , потом вышла к воротам. Тёмные проницательные глаза, опушённые густыми ресницами, выжидающе  глянули из-под  надвинутого на лоб платка.
- Как найти Зарину? - спросил Рэйд.
- Зачем?
- Мне нужна Зарина, - упрямо повторил он. И услышал ответ:
- Я Зарина.

14. Глава 15. РАЗБОРКИ

Гим Трумхауэр недовольно нажал белую кнопку.
-  Профессора Келдешберга на связь!
Закурил  кубинскую сигару. Выпуская  кольцами дым в высокий потолок  кабинета, поочерёдно постукивал  по столу указательным, средним  и безымянным пальцами.  М-да, с такими новостями, пожалуй, ему придётся изменить свои планы на сегодня, а жаль. С утра он уже чувствовал томительное брожение крови в организме, ему рисовались картины тайных, извращённых  и оттого таких сладостных  плотских утех за стенами секретного гипноцентра.  А  толстые, звуконепроницаемые стены  там повидали уже многое.  Смуглый красавец Альбахраил Рагим всё-таки сдался и теперь при встрече  смущённо отводит взгляд. Про новозеландца Гарри Тельфера и говорить нечего – сам всегда хочет, как последняя сучка, с ним уже неинтересно. Кто там ещё -  Збигнев Красовски,  Мьетамьян Никугару,  Сандро Зигурели,  Родриго Кампанос – шикарные,  чувственные парни. Мощные, как тигры, и послушные, как котята. М-м-м!  Только ради этого стоит властвовать вечно. А на очереди, на очереди кто? Пожалуй, этот здоровенный сибиряк, его имя, его имя…

Зазвенел телефон правительственной связи.
- Слушаю, - строго сказал Гим Трумхауэр в массивную чёрную трубку.
- Добрый день, - послышался вежливый , чёткий  голос, - профессор Келдешберг  у телефона.
- Что же это Вы, уважаемый,  так оплошали?
В трубке молчание.
- Чего молчите?
- Простите, не понимаю, о чём идёт речь?
- Почему сами не соизволите докладывать о причинах? Почему на всех континентах фиксируется рост смертности  младенцев, а Вы чего-то ждете?  Почему делаете вид, что ничего не происходит? Куда смотрит департамент медицины? Отвечайте, председатель Верховного учёного Совета!

Профессора Келдешберга  мгновенно прошибло потом. Он прекрасно помнил, как поступали с "виновными"  ещё каких-нибудь тридцать лет назад.  Демократия демократией,  но у власти те же лица. Если что, мигом достанут маузеры и народу преподнесут как борьбу с выявленными вражескими элементами. С капельками на лбу, волнуясь,  профессор  машинально переложил трубку в другую руку.
- Прошу прощения, но ещё в декабре,  накануне поворота Земли, я передал Вам папку с последним докладом. Мы ждали Вашего решения. От медицины тут ничего не зависит.
Гим Трумхауэр недовольно поморщился: ах, чёрт, действительно, он тогда прикатил на очередное рандеву в гипноцентр. Как водится, вначале для вида встретился с профессором в его корпусе. Тот действительно что-то рассказывал о каких-то уточнениях и нестыковках в расчётах, поступивших из Института  Времени, передал ему скоросшиватель с документами. Но до папки ли Гиму тогда было?  Куда же он её засунул?

Однако Гим Трумхауэр сурово сдвинул брови.
- Я в напоминаниях не нуждаюсь, - его голос зазвучал тише и строже, отчего показался профессору Келдешбергу более угрожающим. – Извольте коротко и ясно доложить по сути.
-Годичные циклы поворота Земли смертельны для всех младенцев.
-То есть как? Почему?
-Младенцы не успевают накопить запас внутреннего индивидуального времени объёмом больше одного года, чтобы  в их организме выработался защитный временнОй иммунитет.
-Конкретнее, чёрт вас возьми!
-Например,  если в обычный , "восточный" год  ребёнок  родился за два месяца до поворота Земли  на "западный" год,  это значит, что ровно через два месяца после поворота Земли, он умрёт.  То есть проживёт четыре месяца.  Если родился за неделю до поворота Земли, то умрёт через неделю после поворота. То есть проживёт две недели.  Если за три месяца до поворота, то смерть наступит через три месяца после поворота.  То есть проживёт шесть месяцев. И так далее. Дольше всех продержаться младенцы, родившиеся сразу после нового года - они умрут в конце следующего.
-Просто так, даже не болея?
-Да, не болея. Жизнь просто останавливается,  как часы.
-И что, так будет повторяться  каждый год?
-Да... - голос профессора прервался, - да... каждый год. Новых поколений  людей просто не будет.
-Да как же вы проморгали такую жуткую симметрию! - рявкнул Гим Трумхауэр.
Профессор  ловил воздух пересохшим ртом:
-Но я... но мы... ведь  папка с докладом,  она у  Вас, мы ждали решения и не осмеливались напоминать нашим мудрым Правителям...
Чёрт,  надо было бы вначале почитать доклад  в папке. Однако Гим рявкнул в трубку еще более грозно:
-Прекратите искать для себя оправдания!  Немедленно отвечайте, что следует предпринять?
- Выход только один, - проговорил профессор и запнулся.
- Ну? – грозно рыкнул Гим Трумхауэр.
- Не мешкая, повернуть движение планеты на естественный ход и больше не возвращаться к «западным» рассветам.  Тогда  у всех младенцев, родившихся в прошлом году,  запасы внутреннего индивидуального времени  начнут восстанавливаться.  Все до одного будут спасены. Чем скорее повернём Землю обратно, тем большего количества смертей избежим. Другого пути нет.
- Что за демагогия! Повернуть Землю туда, повернуть Землю сюда! Какими идиотами Вы хотите выставить Правительство перед всем миром, которое уже приняло единственно правильное и мудрое решение?  И кого, как Вы считаете, за подобные просчёты надо публично повесить на главной площади Вашингтона и показать всему миру в прямом эфире?
Профессор Келдешберг задрожал, как осиновый лист, потеряв способность вымолвить хоть слово.
- Я.. я… я…
- Вот что, - медленно, раздельно произнёс  Гим Трумхауэр. - Вам позвонят и скажут, что делать. Сидите и ждите.

Гим положил трубку. Умник! Развернуть Землю назад! Отказаться от бессмертия, что ли? Для чего тогда заварили кашу?
Он нашёл скоросшиватель в одном из ящиков стола. Стал пролистывать страницы – в основном, всё содержимое  было знакомо ему и раньше. А вот эта пара листов с подчёркнутым красными чернилами заголовком перед его глазами впервые – «Особые свойства времени в организмах младенцев  в возрасте до одного года». Почему до одного года?  Так, так… Понятно, потому что планета поворачивает ход один раз в году. И что из этого? «Новорождённые дети в возрасте до одного года в отличие от всех, кто старше, не успеют накопить в организмах необходимого годичного запаса внутреннего индивидуального времени, который для других служит иммунитетом. При повороте Земли в обратную сторону, их внутренний запас индивидуального времени приблизится к нулю через  срок, пропорциональный прожитому сроку до поворота. Таким образом, младенцы младше одного года физиологически не будут иметь возможности «перепрыгнуть годичную яму во времени»...

Ясно! Гим отшвырнул папку, но тут же снова схватил её – мельком он успел заметить следующий заголовок. Снова раскрыл и прочитал: «Изменения во времени в случае постоянного режима вращения планеты в направлении, обратном естественному».
Ну, это не актуально, как-нибудь в другой раз. Гим зашвырнул папку в ящик стола и снял трубку внутренней связи в правительственном дворце.
- Да, Гимми, - раздался голос Верховного Правителя.
- Папа, мне срочно нужно к тебе на приём.
- Хорошо. Тогда приглашу и Томми.
- Нет, нет, - запротестовал Гим. – На этот раз, пожалуйста, без него. Ты  поймёшь, почему. Я иду.
Гим направился к Верховному Правителю.

Перед высокими двустворчатыми дверьми  с золотыми вензелями ему пришлось несколько подождать. Они открылись,  служащий в строгой форме склонил голову и показал рукой: проходите.
Верховный Правитель сидел в инвалидной коляске у окна - ноги  укрыты  клетчатым пледом – и любовался зацветающими деревьями в правительственном саду.
- Это какой вид? – отец показал на деревце в сиреневом цвету.
-  Кажется, декоративная айва. Нам сейчас не до цветочков, папа.
Верховный Правитель развернул коляску к Гиму, теперь контур  Правителя со слегка трясущейся  и склонённой набок головой чётко прорисовывался на фоне окна. Гим устроился в кресле напротив.
- Эти  научные ублюдки  всё-таки проморгали ошибки в расчётах. Смертность младенцев вовсе не из-за медицинских  напастей.
- А из-за чего?
- Сложно объяснять.
-А ты без сложностей, самую суть.
-Скажу так. Они вовремя не выявили, что младенцы  физиологически не смогут преодолевать годичные изменения во времени. Поэтому они и мрут, как мухи. Правда, статистику смертей я сразу же велел засекретить, пока  в общем-то всё спокойно, но количество смертей  у младенцев  будет нарастать. Но… м-м..м..
-Что «м-м-м»? Что сопли жуёшь?
-При дальнейших поворотах Земли,  все  младенцы будут вымирать. До единого.
- Что можно сделать? – Старик-Правитель тревожно вытянул шею.
- Только одно – повернуть Землю назад и больше не трогать.
- И что же, бессмертия не будет? – заволновался Верховный Правитель.
- Выходит, так, папа.
Глаза Правителя вытаращились. Голова затряслась, тело содрогнулось в конвульсиях.
- Нет, я хочу бессмертия, бессмертия, хочу  бессмертия! – закричал старик. Тело стало биться, изо рта пошла пузырящаяся пена.
Гим вскочил,  нажал кнопку на кресле отца. Через несколько секунд в дверь вбежали врач и медсестра в белых халатах, в руке медсестры  - мобильный  никелированный бокс с инструментами и препаратами.
Верховному Правителю тут же сделали укол в руку – для этого  в боксе имелись прокипячённые в анклаве металлические иглы. Медсестра достала  одну из них продизенфицированным пинцетом, аккуратно вставила в шприц, не касаясь  рабочей области иглы. 
Конвульсии  Верховного Правителя стали стихать. Гим жестом показал медикам: свободны.

Когда отец совсем пришёл в себя, Гим произнёс:
- Ты думаешь, я хочу отказываться от бессмертия? Как бы не так! Надо что-то придумать. Поэтому я  и хотел обсудить это без присутствия Томми. С его склонностью размазывать сопли, он только всё испортит. Его вообще не стоит посвящать.
Глаза Верховного Правителя ещё были закрыты, но он слабо кивал в знак согласия.
- И потом, папа, - продолжал  Гим. - Зачем нам нужны эти новые поколения, это всё возрастающее количество  людей,  которые  тысячелетиями будут просто болтаться под этим небом?  Земля не резиновая. Да и, сказать проще, зачем нам миллионы новых ртов?

Глаза Верховного Правителя, наконец, открылись. Он посмотрел на сына, и Гим  Трумхауэр,  видавший отца всяким, поразился  жёсткости  взгляда.
- Вот что, Гимми. Придумай легенду. Неизвестная науке инфекция или что-то в этом роде. Учёные напряжённо изучают и обязательно победят. Выступишь  лично по телевидению с правительственным заявлением…
- Нет, папа, давай на телеэкране появится Томми. Текст обращения подготовлю я, а его дело зачитать. Он у нас  мастер совмещать мелодраматические сюсюкания с официальными  установками.
- Хорошо. Только текст лучше не от тебя лично. Вот что… Сегодня же создай комиссию по Чрезвычайным Ситуациям – обязательно, чтобы министр обороны был, другие силовики,  члены общественных советов,  посмотри, кого там ещё включить… Да, и непременно введи в состав главного академика…ну и себя с Томми.  Организуй  съёмку  заседания для телевидения.  Единогласно поднимете руки. Пусть все видят и знают, что решения принимаются коллегиально, а  не как-то, там, волюнтаристски.  Ну, да тебе не надо объяснять.
-Хорошо, папа.
-И вот ещё что. Определённое количество новых людей нам всё-таки может понадобиться.  Для восполнения процента выбывших по несчастным случаям.  Или по иным причинам, если жизнь заставит нас вернуться к пересмотру уголовного кодекса в случае массовых неповиновений. Ты понимаешь, о чём я?
-Очень даже, папа! Более того, уверен, что рано или поздно нам  всё-таки придётся вернуться к смертной казни.
-Ну, посмотрим, посмотрим. Но  главное не в этом, - продолжал Верховный Правитель. - Главное в том, чтобы определённым, небольшим  процентом рождающихся и нормально развивающихся детей показать, что повороты Земли не имеют никакого отношения к  массовым смертям младенцев. А потому - кровь из носа или ушей, но должен быть найден способ - не знаю, какие-то, там, вакцины или, может, какие-то, там,  кабинки, где младенцы могут пересидеть, не знаю и знать не хочу, - но чтоб такой способ найден был! - На последних словах Верховный Правитель взвизгнул. -  Финансирование на исследования не ограничивать никакими рамками! Использовать любые средства!  Любые, ты понимаешь! Вознаграждения или принуждения - без разницы!
- Да, папа, - с готовностью выдохнул  Гим, воодушевлённый тем, что папаша-старикан, так жаждущий бессмертия, согласен  на любые действия. – Я буду вынужден усилить сигналы гипноцентра. У нас остались две ставки – пропагандисты-нейродеры  и учёные из Института Времени. Пока нейродеры будут туманить мозги населению, эти  провинившиеся головастики должны  найти  нужный нам выход из положения. Пусть думают днём и ночью,  даже если начнут плавиться их мозги. Но в любом случае… - Гим снова сделал паузу, уже  ни капли не сомневаясь, какова будет реакция отца, - в любом случае мы никому и никогда не позволим посягнуть на наше бессмертие!

Во второй половине дня состоялось  срочное заседание Чрезвычайной Комиссии – собрание  пары десятков знающих себе цену, самодовольных седоволосых стариков в кителях с наградами и знаками регалий. Выступил академик Келдешберг - с информацией о неидентифицированном учёными вирусе, вызывающем пандемию младенческих смертей. Членами комиссии  единогласно было принято решение из четырёх пунктов:
1.На период идентификации неизвестного вируса и разработки средств по его нейтрализации  всем медицинским учреждениям резко активизировать разъяснительную работу  среди гражданок  детородного возраста  с целью временного воздержания ими  от рождения детей до стабилизации  положения.
2.Во всех населённых пунктах срочно организовать дополнительные передвижные медицинские пункты по прерыванию беременности.
3.С гражданок, отказывающихся от медицинских операций, брать письменное подтверждение  того, что всю ответственность за возможные последствия они возлагают на себя.
4.Поручить Члену Правительства Т. Трумхауэру выступить в средствах массовой информации со специальным обращением Правительства к населению.

Глава 16. ПРОЗРЕНИЕ

Пылающий вечерний пейзаж напрасно красовался  за стеклянной стеной. В другой раз Рэйд обязательно, хоть на пару секунд, остановил бы свой взгляд  на этих багряных красках - величественные картины заката никогда не оставляли его равнодушным. Но сейчас они не трогали его – он их просто не замечал.  Рэйд сидел в аэровокзальном кафе-аквариуме, пальцы  машинально двигали ложечку в стакане чая с лимоном. Когда самолёт  приземлился в Вашингтоне, Рэйд  не поторопился на шумную привокзальную площадь,  где  туда-сюда сновали  озабоченные пассажиры с чемоданами и сумками, кто-то кого-то звал, кто-то  обнимался, где  то и дело хлопали дверцы подъезжающих-отъезжающих жёлтых такси. Взгляд  Рэйда был упёрт в серый кафельный пол,  недавно протёртый уборщицей, голова  низко опущена.

- Вы в порядке? – спросила официантка в белом кокошнике, убирающая с соседнего столика.
Этот  молодой мужчина, такой симпатичный и модно одетый,  уже  с полчаса угрюмо пялится вниз.  Беда, что ли, какая? Ложка звенит, а он точно и не замечает - чай ведь  на стол плещет. Бутерброд с ветчиной не тронут. Широкие плечи  опущены, фигура неподвижна, а впечатление - будто  дрожит весь.
- Вам здесь не дует случайно?
Шевелюра Рэйда еле заметно качнулась: нет, всё в порядке, мэм. Он посмотрел за витражное стекло. На востоке огромное кровавое солнце уходило за горизонт. Рэйд с неохотой поднялся.
Пучеглазому низенькому таксисту с брюшком  он приказал ехать в Дубнейленд, сразу назвал домашний адрес  и замолчал на всю дорогу.

Путь  недолог, какие-то полчаса, но когда подъехали к дому Рэйда, стало совсем темно, уже  горели уличные фонари. Таксист  остановил машину и включил в салоне свет. Рэйд  сзади молчал. Таксист немного подождал, но клиент будто и не собирался  на выход.
- Приехали, - подал голос таксист.
- Вот что, - как-то тяжело  отозвался клиент, – давайте  на кладбище.
- На кладбище? – вытаращился таксист в зеркальце заднего вида.
- Да, - Рэйд говорил медленно, через силу.
Таксист обернулся,  изучая пассажира взглядом. Видимо, сомневался.
 – Я заплачу,  сколько надо, не волнуйтесь, - добавил Рэйд. Взглянул через стекло на светящиеся окна дома – там, за занавеской, Леда и Дикушка,  смысл всей его жизни, они ждут и любят его, но нет, нет, он не сможет сейчас – и тяжело вздохнул.
Таксист пожал плечами и повиновался.

Автомобиль запетлял по освещённым улицам. Сияли рекламы, гулял беззаботный, праздный народ.
- И пожалуйста, - сдавленно добавил Рэйд, - где-нибудь по пути купите водки.
…Пока таксист бегал в магазин, Рэйд почти невидяще смотрел наружу, в открытую дверцу. Но всё-таки видел, не мог не видеть. В витрине гастронома - огромный портрет Правителей, по контуру которого бегут мигающие огни. Трио Трумхауэров уверенно смотрит куда-то вдаль, словно зовёт к неизведанным высотам. Над их головами крупная, гордая надпись: «Вместе с народом – в бессмертие!». На тротуаре мелькание фигур, шум, смех, обрывки музыки из транзисторных радиоприёмников в руках у стильных молодых людей.

К Рэйду подбежала весёлая молодая парочка – ёжиком подстриженный парень в цветастой рубахе навыпуск, в брюках-дудочках, и девушка с осиной талией –  ниже пояса платье колышется широким колоколом, на голове  - «бабетта».
- Может, нам по пути будет? – нагнулся парень.
- Если на кладбище, - угрюмо отозвался Рэйд.
Девушка перестала смеяться, будто поперхнулась.
-  Ну, дядя,  и шуточки, - недовольно сказал парень.
- Я не дядя-шутник. Такси едет на кладбище.
Парень с девушкой переглянулись и  молча, с какой-то опаской, отошли.
Возвратился  отчего-то возбуждённый таксист с бутылкой водки,  положил её  на сиденье рядом с Рэйдом.
- Пришлось без очереди лезть. Ещё немного – и поколотили бы, еле уладил.
- Вы очень добры, - отозвался  Рэйд. – Я оплачу все Ваши хлопоты.
Таксист завёл мотор. Поехали.

Вскоре фары высветили белую арку центрального кладбищенского въезда . Вокруг темень, только под застрехой  крыши небольшой кирпичной будки, что сразу же за воротами, слабо искрится жёлтым маленькая запылённая лампочка.
- У Вас есть фонарик? – слабо спросил Рэйд.
- Есть, - отозвался таксист.
- Если я попрошу Вас пойти со мной, Вы согласитесь?
- Я всё-таки таксист, а не личный слуга, - Рэйд уловил нотки возмущения и раздражения. – Мне уже домой пора.
- Понимаете, мне очень нужно…
Рэйд замолчал, не зная, как сказать дальше, а таксист уловил непонятную нервозность и дрожь в голосе клиента.
- Хотите на могилке  водочки выпить? – осторожно, даже с сочувствием  спросил таксист. – Похоронили кого?
- Нет, водка для сторожа… Понимаете, мне… это очень важно… Ах, да – деньги… Да заплачу я Вам сполна… - Рэйд полез в карман. – Вот, это возьмите сразу, потом будет ещё.

Перед глазами таксиста возникла крупная купюра. Он неуверенно взял её, повертел, разглядывая.
- Так что там делать-то  будем?
- Понимаете, мне надо поискать  детские могилки. Свежие.
- Матерь божия, - произнёс таксист.
- Да Вы не волнуйтесь, ничего такого…
- Какого такого? – насторожился таксист.
- Мне надо найти могилку племянника, - соврал Рэйд. – Похоронили в моё отсутствие.
Этот  приличного вида парень, похоже, врёт. Нервный какой-то. Но тревоги, опасения не вызывает, нет, не вызывает – таксист не один год крутил баранку и исходящую от клиентуры опасность чуять научился. Таксист ещё раз внутренне прислушался к своим ощущениям – всё спокойно. Что там у клиента стряслось, он не знает, но ведь и не его это дело.
-  Я возьму с собой монтировку, - предупредил таксист, пряча купюру в нагрудный карман. – Если что, ломану по голове, мало не покажется. Так что без шуточек.

…Узкий лучик фонарика  метался среди могил: ухоженных - с величественными надгробьями, мраморными плитами, и заброшенных - заросших жухлым, прошлогодним бурьяном. Останавливался на свежих холмиках, сплошь заваленных венками из бумажно-восковых  цветов, а то и совсем голых – глазу представали  лишь коричневатые комья глины. Но это всё были могилы взрослых людей.
Лучик  фонарика метался и на миг останавливался, снова метался, пока не застыл на свежем маленьком надгробии. 
Джонни Умберт.  11. 12.1960. – 20.01.1961.
Рэйд лихорадочно высчитал в уме. Застонал. Ринулся искать другую младенческую могилку. Бежал, спотыкаясь, путаясь в бурьяне, проваливаясь  ступнями в пустоты.  Таксист молчаливо поспевал за ним. Лучик фонарика, как сумасшедший, метался по могилам.
Сьюзи Кембесен.  15.11.1960. – 15.02.1961.
Рэйд стоял в ступоре.
- Вот, кажется, ещё одна детская, - раздался голос таксиста, отошедшего в сторону. – Посветите-ка.
Рэйд понуро подошёл, направил луч фонарика на надгробье.
Хью Кесенди. 30.12.1960. – 02.01.1961.
Рэйд затрясся.
- Может, не надо больше искать, - тихо сказал таксист.
Его участливый голос , эта капля жалости и сочувствия к  неведомой ему беде, к тому, что таксист не понимал и вряд ли сейчас мог понять, добили Рэйда. Он зарыдал. Стоял среди могил, кричал, мотал головой и выл, как пёс на Луну.
Таксист  робко тронул его за руку.
- На, проглоти. Таблетки пустырника.  Разгрызай и глотай. Сразу три.
В гнетущем молчании ехали назад. Когда такси свернуло в сторону улицы, где жил Рэйд,  он проговорил:
- Не надо домой.
Такси остановилось. Водитель вопросительно взглянул.
- В аэропорт, - сказал Рэйд.
Таксист тяжело вздохнул и молча повиновался.

…Ближайший авиарейс на Западное побережье ожидался лишь утром.
В зале ожидания, впадая в полудрёму, Рэйд вжимался  в пластмассовое кресло, гладкое и неудобное. Как хорошо и уютно было бы сейчас дома! Леда, Ледушка. Любимая, ласковая, нежная, она бы горячо обняла его! Но он не в силах посмотреть ей в глаза. И сможет ли теперь когда-нибудь? Он дрожит сейчас от страха при мысли о маленьком Дикушке, драгоценном своём сынишке, крохотном лопотушечке,  бесценном сокровище. Думает о нём, и сердце холодеет. Нет! Нет! Нет!!! Это наваждение! Надо немного подождать. Скоро он увидит  Генри, Генри Роудз –  специалист что надо, великолепный учёный, он лучший друг, он обязательно разберётся,  он успокоит! Да они вдвоём обязательно что-нибудь придумают, конечно, придумают. Не бывало такого, чтобы не придумывали.
 Рэйд Адомс хватался за последнюю соломинку.

В самолёте, пересекавшем континент, измученный Рэйд крепко уснул – и мерный  гул моторов несколько часов охранял его сон.

Потом он стоял на весеннем ветру и смотрел в свою записную книжку.

Такси привезло его на тихую улицу, состоящую из небольших уютных коттеджей, в маленьких палисадниках перед каждым  разноцветными ёжиками – розовыми, белыми, жёлтыми – замерли на ещё голой земле кустики нежной примулы.
Дверь открыла светловолосая женщина с усталым, настороженным взглядом.
- Здравствуйте, - сказал Рэйд. – Вы Элен? Я Рэйд Адомс.
Она молча  посторонилась, давая дорогу. Он вошёл в дверь.
- Мне нужно срочно увидеть Генри.
Она  смотрела куда-то мимо его плеча. Он ждал ответа. И она произнесла, почти прошептала:
- Генри  умер.
В грудь словно ткнули острым ножом, Рэйд покачнулся.
- Как – умер!? Когда?
- На второй день после приезда. С утра его неожиданно, в срочном порядке  вызвали на работу. Он возвратился лишь ночью, лёг на кровать и больше не поднялся.
- Кровоизлияние в мозг? – Рэйд сжал кулаки.
- Нет, - качнула она головой. -  Он умер от разрыва сердца.


Окружающее расплывалось. Рэйд стоял у могилы друга, губы его дёргались и кривились.
- Он что-нибудь успел рассказать? – голос сдавленный, не свой.
- Очень мало, - тихо отозвалась Элен. - После поездки в горы он вернулся сам не свой. У него дрожали руки, бегали глаза, он говорил жуткое -  о неминуемой смерти всех младенцев на планете в возрасте до одного года. Я  пришла в ужас и сразу ничего не могла понять. Он размахивал руками и кричал. Он не располагал точными  расчётами и доказательствами, но напрямую связывал гибель малышей с поворотом  Земли.
 
Она замолчала, но через секунду продолжила:
-  Он  принял кучу лекарств и хотел на несколько дней отключиться, я думаю, он хотел собраться с силами и, может быть, что-то предпринять, изменить, не знаю… Но утром за ним неожиданно приехала машина из института – всех сотрудников почему-то вдруг срочно отзывали  из отпусков. И там что-то началось, не знаю точно, Генри успел рассказать очень мало и очень отрывочно… Всех собрали и обвинили в бездарности, грозили уголовной расправой за какую-то ошибку в расчётах. Ну вот, Генри и вспылил, обвинил руководство в том, что отчёты всех отделов хранились в секрете, разрозненно,  куда-то отсылались вместо того, чтобы предоставить возможность ведущим специалистам института самим свести их к общему анализу. Это была системная ошибка руководителей института, и Генри обозвал их старыми  маразматиками – именно они должны нести ответственность за всё. А тут вдруг передают  по радио заявление правительственной комиссии об опаснейшем вирусе…
- О каком вирусе? – поднял голову Рэйд. – Я не слышал.
- Будто бы причиной смерти младенцев является неизвестный науке вирус. Генри сразу  понял, что это попытка спрятать концы в воду... А после обеда в институте началось нечто жуткое. Все выходы вдруг были перекрыты  полицейскими. Никто не имел права до девяти вечера выйти из здания – все должны были усиленно искать альтернативу, обеспечивающую  защиту младенцев в полях Времени. У всех вдруг затрещали головы, и Генри понял, что в здании  на полную катушку включили какую-то тайную штуку воздействия на мозги. Но Генри это  выдержал бы. Его добило другое… это, когда  он понял, что альтернатива невозможна, а власти не собираются делать самого главного – возвратить вращение Земли назад и больше не менять.

- Что же мы натворили!  - прошептал Рэйд.
Элен коротко, словно виновато взглянула на него:
- И ещё Генри сказал, что… первое ноября  станет самым чёрным днём в Вашей жизни.
Рэйд закрыл глаза,  кадык судорожно дёрнулся, на ресницах задрожали слёзы:
- Это день будущей смерти моего сына.

Из-под закрытых век покатились по лицу горячие капли. Не открывать бы теперь глаз никогда,  не уходить из обманчиво-спасительной темноты, чтобы  не увидеть снова  вокруг себя  жестокую, ощетинившуюся, неумолимую действительность.  Голова бессильно  поникла, туловище безвольно  покачивалось из стороны в сторону,  точно не в силах сопротивляться  холодному весеннему ветру.  Рэйду предстоял долгий путь назад, но, ещё находясь в этой обманчивой темноте,  он уже понимал,  что никогда, никогда не признается Леде в том, что их ждёт. Рэйд слабо застонал. Он теперь вообще не имеет права переступить порог своего дома, где его ждут самые родные, самые дорогие на свете существа.  Разве сможет он держать на руках гулькающего сынишку,  обнимать Ледушку, смотреть им обоим  в глаза и… ждать, с тайным страхом, с холодеющим сердцем ждать? Рэйд скринул зубами, пальцы  сжались и побелели , он непроизвольно спрятал руки в карманах чёрной куртки.  Вместе со сжатыми до боли кулаками Рэйд сжимал воедино всю свою волю. Ждать? Молча, смиренно, покорно ждать? Нет, никогда, ни за что!

Конец первой части.