Никите - старшему внуку нашему двенадцать было, когда мы о перспективах Степкиного появления узнали.
Дочь очень девочку хотела, расстроилась на УЗИ, о мальчике узнав. Плакала даже два дня.
И мужа упрекала, который на подвиг ее уговорил:
- Ну, что, доволен? Девочку давай, девочку!
Это потом уже, когда в роддоме ей его в руки дали, не отпускала от себя больше.
А когда мы к ней в палату на следующий день зашли даже сказала с гордостью, на сына показывая:
- За этого стоило помучиться.
Рос Степка, радовал нас шустростью своей, проказами бесчисленными, слезами, соплями и прочим, что детям в его возрасте свойственно.
К пяти годам заметили мы, что не все слова он хорошо выговаривает, в шесть – волноваться начали, логопеда пригласили.
Буквы к тому времени знал уже Степка, но читать не хотел. Не интересно ему было.
К первому классу читал все же по слогам. Безобразно коверкая слова и искренне удивляясь прочитанному.
Переживали мы крепко, что он бестолковый такой.
Но когда жена раскопала, что Леонардо да Винчи, Томас Эдисон, Майкл Фарадей, Генри Форд и Агата Кристи с таким же багажом карьеру свою начинали, успокоились малость.
Ну, а Альберт Эйнштейн со Стивом Джобсом и вовсе надежду в нас вдохнули.
В первый класс шел Степа, как на праздник.
А чего волноваться, если в классе все свои. Их же в школу, что по соседству находилась, целой группой детсадовской перевели.
К тому же костюм ему купили нарядный, рубашку с галстуком, ранец красивый, ручки, карандаши, тетрадки.
С ручками, карандашами, ножницами, линейкой и ластиками сразу беда приключилась – в первый же день домой не вернулись. На второй день, правда, объявились, но не узнали их Степкины родители, своими не признали.
- Степа – строго говорила мама – ну, нельзя же быть таким рассеянным. Прежде, чем домой идти, проверь все внимательно.
Но новые ручки с карандашами докупались регулярно, в пенал докладывались и домой возвращаться не спешили, продолжая исчезать безвозвратно.
К нравоучениям Степка быстро привык. Выслушивал покорно, головой для приличия кивал. В знак согласия и примирения.
Для полноты картины следует добавить, что отец мой левшой был, да и дочь родная с внуком старшим тоже с правой рукой не сильно дружат.
Вот и Степка в них пошел.
Наследственное это. Привыкли уже.
Но вот к чему привыкнуть никак нельзя, так это к тому, как левша пишет.
Во-первых, не видит он, что пишет в момент написания, во-вторых, все время пасту от ручки по бумаге размазать норовит.
Отсюда почерк безобразный. И страница грязная.
Дочь с ним регулярно занималась, замечания делала, за порядком на странице следила.
Процесс пошел. К лучшему.
А тут звонит нам, смеется:
- Опять Степаха с пустым пеналом домой вернулся. Вот, стоит рядом, глаза долу опустив.
- А стала тетрадь проверять, и вовсе в ужас пришла. Такого давно не припомню. Грязь на листе и ни слова не разобрать. Опять же весь текст с середины почему то начинается. Без пробелов. Караул! Регресс полнейший!
- Степа – говорю – такого у нас с тобой не было еще никогда. О чем ты думал, когда каракули эти выводил?
- И почему, черт возьми, тетрадь не подписал?
Информация о неподписанной тетради сильно Степана заинтриговала.
Оживился сразу, подошел, стал обложку рассматривать.
Потом тетрадь раскрыл, долго в каракули всматривался.
Проснулся окончательно.
А после и вовсе заявил удивленно:
- Мама, это же не я писал!
И добавил радостно:
- Это не моя тетрадь!
- Как, не твоя? – спрашиваю – а твоя где?
Стоит, вот, счастливый, глазами хлопает, плечами пожимает:
- В школе, наверно.
Посмеялись дружно. И решили дальше терпеть.
Скорей бы, уж, он Стивом Джобсом становился.
На фото - та самая тетрадь.