Кит

Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Осень была дождливой и полна тумана. Волнами грусть приходила в города каждое утро, настигая людей в кроватях или на кухнях их маленьких, но бесконечно грязных квартир за чашкой отвратительного кофе.
-  Уолтрес, вставай, проспишь! – жена, слегка ворча, ткнула меня кулаком в бок. Последний год она называла меня только по фамилии, старательно игнорируя мое имя. Майкл. Иногда мне казалось, что она никогда и не знала его, порой даже я сам верил, что меня зовут коротко и ясно – Уолтерс. Но я не виню ее за такое отношение ко мне, она устала и это можно понять, можно понять многое, но только не причину возникновения моей прогрессирующей с умопомрачительной скоростью болезни. Тихо ворча, я разглядывал свое лицо в зеркало, оно походило на портрет неаккуратного художника, который сложил холст с еще невысохшими красками пополам и убрал в карман. Результат такой выходки, думаю, прямо сейчас рисует тебе твой головной мозг с поразительной детализацией. Сплюнув в раковину гранатового цвета слюну, я мерзко выругался в сердцах.  Да уж, никакой ошибки в установлении диагноза и быть не могло.
- Видите вот это?! – проговорил спокойно врач, указывая на темном рентгеновском снимке на приличных размеров мутное пятно, так удачно затерявшееся среди множества других. – Это рак, рак легких, мистер Уолтерс.
Неужели он намеренно дважды повторил диагноз? И для чего? Чтобы уничтожить скудные остатки надежды полностью, срубить вялое деревце моих мечтаний под корень и бросить в полыхающий пожар, что развела на обрыве течения жизни седая смерть.
- Да, вижу…- печально отозвался я, хотя без указки мог бы удачно спутать это пятно с десятком почти не отличающихся от него таких же мутных пятен на этом снимке.
- Это все результат курения и халатного отношения к собственному здоровью. Когда вы почувствовали себя дурно?
- Странности начались несколько лет назад, сперва это было простое недомогание и мелкий, сухой кашель, состояние ухудшалось, а потом я начал отхаркивать кровь. Наверное, именно в этот момент я понял – творится что-то неладное.
-Эх, бедный вы человек, мистер Уолтерс, если бы обратились раньше, как только почувствовали себя дурно, можно было бы обойтись меньшими потерями.
- Что же теперь, доктор?
- Атипичные клетки – это вам не шутки, болезнь перешла чуть ли не в последнюю стадию, тут мало что сделаешь. Можно назначить курс химеотерапии, но результаты вряд ли будут радужными. Неужели вы не ощущали никакой боли? А ваша жена? Она тоже ничего не замечала?
- Была боль, такая сильная, что хоть вой, но таблетки облегчали жизнь, да и времени обратиться к врачу не находилось. – Я и сам осознавал, как жалко выглядят такие отговорки, доктор же в то время огорченно качал головой, напустив сочувствующий вид. Сколько раз в день ему приходится сидеть перед людьми с таким выражением лица, должно быть, оно уже отрепетировано до совершенства, как у самых лучших актеров из Голливуда. В меру спокойное, немного осуждающее, но в то же время понимающее, а глаза, какие глаза! За такие глаза ему бы вручили кучу наград, они бы стали достоянием общественности, да что там, всего мира! Я смотрю в них, а они мне будто бы говорят: « Ну что же вы, Майкл, до чего вы дошли бедняга, мне так жаль, так жаль, но я не могу ничего существенного сделать для вас, примите сердечные извинения!» 
- Мистер Уолтерс, послушайте, в этом деле главное – не терять надежды, в моей врачебной практике были случаи, когда и не такие тяжелобольные люди излечивались полностью, - в этот момент губы доктора дрогнули. А глаза, глядевшие до этой секунды прямо в мою душу, пустились на карусели вокруг комнаты, пытаясь задержаться на каких-то случайных элементах интерьера. Эх, доктор, дорогой вы мой! А вот с подачей лжи людям вам стоит еще репетировать, этот экзамен вы пока не сдали.
- Послушайте, я разве похож на типичного пациента клинки? Разве я рыдаю, обращаюсь к Богу в безумных мольбах и страданиях, спрашиваю ли, почему именно меня хлестанул по щеке бич господень?
- Н-нет, мистер Уолтерс. – Доктор заметно растерялся.
- Я увяз, я в дерьме, так скажите, когда умирать?
- Ну, уж, голубчик, давайте не будем смотреть на вещи в таком дурном свете, я поставлю вас в очередь на курс химеотерапии, несколько сеансов и вам должно заметно полегчать, а так посмотрим, еще до ста лет доживете, голубчик!
- Сложно дожить до ста лет, выплевывая, словно кухонная мясорубка, кусочки собственных легких вперемешку с кровью, - думал я, вспоминая такой, казалось бы, давний разговор с врачом,  находясь у зеркала в ванной комнате. Прошло всего несколько месяцев, боль стократно увеличилась, так же сильно возросло напряжение между мной и женой за это время. Первый сеанс был назначен на послезавтра - путевка в жизнь, окно, через которое можно посмотреть на надежду, что маячит где-то на горизонте, но я в это не верил. Ужасно крупная сумма скоплена за это время, чтобы оплатить малополезный курс лечения, а сейчас эти деньги лежали у меня в рабочем портфеле.
- Не забудь сегодня внести деньги, - сказала жена, когда я вошел в кухню. Ее неопределенные обращения, относящиеся ко мне, в последнее время стали ужасно влиять на нервы. Она  говорила со мной так, словно я был кухонным шкафом, стулом или просто случайным встречным, что нечаянно отдавил ей ногу на тротуаре.
Монотонно пережевывая пищу, я смотрел в одну точку. Раньше, когда мы только поженились, жена имела особенность поболтать обо всем на свете во время приема пищи, но в последний год все разговоры сократились до необходимого минимума, будто два квартиранта, снимающие одну на двоих квартиру, но не имеющие абсолютно ничего общего. Да, так мы и жили. И причиной тому стала даже не моя быстротечно развивающаяся болезнь, а какой-то тупик, в который зашли наши отношения. У нас не было ни детей, ни общих занятий. Я женился на этой женщине пять лет назад, только подумать! Пять лет. Как же это было давно, и все только потому, что я вдруг решил, будто пора бы и мне завести собственную семью. Это не назовешь сильной любовью, ни даже влюбленностью, словно какая-то тупая, абсолютно необоснованная привязанность сковала нас и в один прекрасный день мы просто поставили две глупые закорючки в документе, утверждающем, что теперь мы - муж и жена. А потом мы жили, как два каких-то переплетенных между собой дерева, ветви которых образовали прочные, но абсолютно ненужные связи друг с другом. Странно, ведь меня не злит тот факт, что жена равнодушна ко мне, а скорее мне ее даже жаль. Ведь, как очень часто говорят женщины, она действительно потратила на меня лучшие годы своей жизни, а взамен – ничего. Если теперь мы решим развестись, то она уже не сможет найти нового мужа так просто. Когда я встретил в первый раз эту женщину, кожа ее была абсолютно гладкой, оливкового цвета, а глаза – живые, энергичные. Теперь же на лбу залегли глубокие морщины от вечного хмурого выражения лица, которые к старости, словно реки наполнившиеся водой, впитают в себя полувековую пыль. Да и вообще, оттенок лица теперь был каким-то болезненным, и эта женщина уже не излучала ту здоровую, цветущую теплоту, что еще спрятана в 28 летнем теле. Интересно, она испытывает ко мне те же чувства, что и я к ней? Как жаль, ведь ей придется еще перенести мою смерть и похороны. А за что? За что ей все это?
Занимаемый подобного рода размышлениями я незаметно для себя добрался до офиса, где работал. Это был многоэтажный дом, полностью отведенный для разных контор. Муторные подсчеты, переводы и прием денег, квартальные отчеты, постоянные дедлайны и испорченные нервы, спрятанные в огромные картонные коробки.  Мой кабинет находился на 20 этаже, кроме  меня там располагались еще двое сотрудников, имеющие неприятную привычку – использовать мой личный компьютер в мое отсутствие.
- Кто опять трогал компьютер? – поинтересовался я.
- Джек, он что-то гуглил, а теперь куда-то ушел. – Ответил мне Пол.
- Паршиво. 
Включив историю в браузере, я заметил, что последние поисковые запросы были про дома и квартиры под съем.
- Он себе жилье что ли ищет?
- Да, он наконец-то решил съехать от родителей в свои-то 25. Давно пора, как считаешь?
- Каждый сам выбирает, где жить. – Отмахнулся я, приступив к работе. На протяжении нескольких часов, что я провел за компьютером, в углах экрана всплывали надоедливые рекламные объявления, знаешь? Те, что основываясь на твоих последних запросах, без остановки начинают заваливать тебя похожими предложениями.  Дома, дома, дома, квартиры. Мне это уже начинало надоедать, как вдруг выскочило довольно интересное предложение: «Сдается дом у океана на неопределенный срок, в дальнейшем возможна его покупка». Я весьма опрометчиво ткнул на светящуюся ссылку, не подумав, что на неизвестном сайте можно наткнуться на вирусы. Но такого не произошло. Это действительно было объявление о сдаче дома, к нему даже прилагались фотографии. Вид снаружи, изнутри, каждая комната с нескольких ракурсов. Как оказалось, дом стоял на возвышенности у скал, которые заканчивались бесконечной водной гладью. К нему вела небольшая, протоптанная дорожка, похожие я видел в горах. Два этажа, не очень большой, очевидно для двух человек. Сам не зная для чего, я записал номер владельца на бумажке и спрятал ее в карман. В обеденный перерыв меня накрыла очередная волна меланхолии и пульсирующей боли в груди. Осознание неизбежной кончины весьма отрицательно сказывается на сознании. В последнее время я заметил странные особенности своего поведения. Невольно я подсчитываю, сколько мне остается жить, если я умру, скажем, через год, а если через два? 12 месяцев…12 месяцев. Губы сами не понимая того шепчут обжигающие до боли слова. В задумчивости я набрал номер личного врача.
- Здравствуйте, доктор, - спокойно начал я.
- Добрый день, мистер Уолтерс, что Вы хотели?
- Скажите, при моих анализах если я не пройду химеотерапию, то сколько проживу?
- Ох, Майкл, сложный вопрос, но я полагаю, что к концу декабря вы уже умрете, хоть и не в моих правилах говорить подобное пациенту. Я всего лишь пытаюсь быть искренним с вами, как Вы и хотели.
- Спасибо, доктор, до завтра. – Я завершил разговор, уже зная, что никогда в жизни больше не увижусь с ним. Мои руки сами достали бумажку с номером телефона женщины, что сдает дом у океана. Не прошло и минуты, как в мобильнике зазвучал ее приятный тихий голос.
- Да, я Вас слушаю.
- Добрый день, мисс, это вы сдаете дом?
- Верно, Вы хотели бы прийти и посмотреть?
- Нет, я желаю сразу снять его.  На какой срок Вы можете его мне доверить?
- До начала января, потом, вероятно, вернется моя сестра и продолжит жить в нем, извините, но срок не очень большой.
- Больше и не надо. Где мы можем встретиться?
- Я сегодня уезжаю из города, если вы переведете деньги на мой счет, то можете приезжать и вселяться, ключи будут в почтовом ящике у дома. Вас это устроит?
- Вполне, - тихо сказал я. – Диктуйте адрес.
Так я в один миг решил распрощаться со всем, что было в моей жизни. Но я нашел это лучшим вариантом. Умирать на руках женщины, которая не испытывает к тебе чувств, омрачая ей тем самым жизнь – я считал не лучшей затеей. Исчезнув в один миг, ты оставляешь призрачную, но в то же время желанную надежду, что ты и не умер вовсе, а просто сбежал, уехал и никого не предупредил об этом. В сознании моей жены я буду всегда живым и странным образом, затерявшимся в тяжелых каменных коробках неизвестных доселе городов.
Разделив скопленную сумму на две равные части, одну я спрятал у себя в кармане, а другую вложил в конверт с заявлением о разводе. Запечатав конверт, я оставил его у себя в рабочем столе, предварительно подписав на нем имя своей жены. Когда  она получит деньги, я уже буду очень далеко. Не взяв абсолютно никаких вещей в поездку, я отправился на железнодорожную станцию за билетом на ближайший поезд. Идя по улицам, напоминающим русла рек, по которым безостановочно плыли потоки людей, я вспоминал самые яркие моменты своей жизни. И лишь когда прозвучал первый гудок тепловоза, я вернулся к реальности, после чего купил билет в двухместное купе. Кровать напротив меня занял пожилой мужчина со ссохшимся лицом, напоминающим курагу или старые башмаки и глазами цвета боли. На его шее виднелся рваный, похожий на проступившие из-под земли корни какого-то растения шрам. От него сильно несло сигаретным дымом и особым запахом, который появляется у всех стариков ближе к 70 годам. Подышав одним воздухом вместе с ним, я вдруг захотел курить, по привычке потянувшись к внутреннему карману пальто, лишь наткнулся на опустевшую полгода назад пачку. Именно в тот момент я бросил курить, сразу после того, как узнал о своей болезни. Старик, нехитро усмехнувшись, протянул мне раскрытую пачку дешевых сигарет.
- Не стесняйся, парень, нам с тобой еще ехать 12 часов. –Он первый завел беседу, говоря прокуренным, едким голосом.
- Спасибо, - растеряно ответил я, вытягивая ближнюю сигарету. Старик же сунул себе в беззубый рот другую и раскрыл замусоленный, ветхий коробок спичек, казалось, он хранился у него в кармане полвека – настолько потертым казалась картинка с дровосеком на нем. Спичек в нем не обнаружилось, и старик огорченно вздохнул.
- Вот, полгода не курю, а все равно ношу с собой. – Я протянул ему зажигалку. Озорной огонек вырвался из-под хрустнувшего кремния и тихим шуршанием пощекотал краешек сигареты, извлекая слабый дымок.
- Так давно бросил, а теперь решил снова отравлять себя? – старик удивленно взглянул на меня. – И где же твой багаж? Ты же без единой сумки едешь в такую даль!
- О, мне он уже не пригодится, - горько усмехнулся я. Люди имеют необычайно странную особенность – они невероятно сближаются во время непредвиденных долгих путешествий. Сначала я не горел желанием общаться с дряхлым стариком, но потом передумал. Почему нет? Вдруг это последний человек, с которым я поговорю откровенно? – Да, я уезжаю навсегда из этого города.
- Почему же? – у старичка напрочь отсутствовало чувство такта, я бы на его месте постеснялся задавать подобные вопросы незнакомцу, но он спрашивал так непринужденно, по-доброму что ли, что хочешь, не хочешь, а ответишь.
- Я заболел, и решил сбежать от всех.
- Ах, вот оно что, ну ничего, выздоровеешь, ты еще вон какой молодой!
- Не в моем случае, болезнь смертельная.
- Ох, прости меня, я воевал так давно, а до сих пор никак не привыкну, что человек может умереть не только от снаряда или штыка. – Старик замолчал.
- Ничего, все в порядке, я и сам не могу поверить в это, но от правды мне не убежать. – Старик сел на мою кровать и сочувственно посмотрел на меня. – Верите или нет, но мне страшно, по мне этого может и не видно, но когда я остаюсь наедине с самим собой, то меня охватывает такая сильная дрожь, что я не могу уснуть, лежу под одеялом и трясусь, словно в лихорадке.
- Я много знаю о смерти парень, ты не умирал ни разу, поэтому-то тебе и страшно, в этом нет ничего уж такого особенного, поверь. Тем более, когда ты видишь, как каждый день на твоих глазах умирают сотни человек.
- О чем вы говорите? Разве можно умереть больше одного раза?
- О да, когда я попал на передовые, там…в окопах при каждом разрыве снаряда, я умирал, с каждой смертью своего боевого товарища меня будто уносили вместе с ним. Я погибал сотни раз, и страшно только поначалу. А потом...потом ты лишь слегка удивляешься: «Сегодня опять пронесло». Вот и все, что ты думаешь о смерти, которая сидит в окопе, прижавшись к тебе, сжимая в испуге вместе с тобой твою же винтовку. – Он говорил медленно, не глядя на меня, откалывая от монолита ужасных воспоминаний самые значимые осколки. А за окном поезда на поля ложилась грязная ночь. – Ты, верно, испытываешь боли?
- Да, бывает временами, легкие разрываются на части, я разогнуться не могу – так мне больно.
- Это самое плохое, если сможешь вытерпеть это, то считай, сможешь жить в сознании. Люди очень часто сходят с ума от такого, а глотки спокойствия лишь еще больше убивают их. Ты бы слышал, как орали в госпиталях люди, развороченные снарядами, но все еще живые. Не заостряй внимания на боли, иначе плохо тебе будет. Просто дорожи каждым мгновением, хоть это и очень сложно, зная, что ты умираешь. При мне однажды пробили бедренную артерию солдату, и полевой медик сказал, что тот человек умрет в течение 20 минут, и мы ему не сможем ничем уже помочь. Так какие это были 20 минут его жизни! Нет, он не орал и не плакал, он нашел силы сесть и смотреть в небо, смотреть на леса, нетронутые артиллерийскими снарядами, каждый запах, любой звук – все вызывало в нем искренний, детский восторг. И так мне его было жалко, веришь? Я сел рядом с ним, скинул каску, обнял его одной рукой, как тебя сейчас и мы сидели и сидели.
- Я всегда восхищался людьми, которые так спокойно реагируют на свою смерть, никогда у меня так не получалось.
-«Ты видишь эти облака, Итан? А чуешь ли запах пороха в воздухе, и сладковатый, дурманящий аромат? Так пахнет моя кровь, Итан, так пахнет моя смерть» - так он говорил мне, веришь, парень?  - продолжал старик.
- Я боюсь, - признался я, не знаю почему, но этому человеку мне не хотелось лгать, хотелось выговориться, слезы навернулись на моих глазах. – Мне страшно, я очень боюсь боли, которая будет в конце.
Старик понимающе похлопывал меня по спине, а я безостановочно курил его сигареты.
- Может не стоит так много сигарет зараз? – мягко поинтересовался он.
- Ужасные сигареты у Вас, но я никогда не курил с таким наслаждением.
- Тогда ладно…тогда кури.
Прошло много часов, я устало опрокинул голову на плечо старика и тихо сопя, дремал. Весь рукав его ветхого свитера был пропитан тремя составляющими: сигаретным дымом, моими слезами и его добротой. Я сам не заметил, как поезд устало качнуло, словно закружившегося в танце человека, и тепловоз натужно застонал.
- Твоя остановка, - сообщил мне старик. 
- Я хотел бы сказать, что еще увидимся, но это не так, поэтому прощайте. – Тихо сказал я, вытирая оставшиеся слезы с холодных щек. После 12 часов проведенных со стариком мне стало необычайно легко, я почти забыл про все плохое и в приподнятом настроении вышел из вагона. Удивительно, как один человек может изменить твое настроение своими откровенными словами. А ведь он мог говорить, что все будет хорошо, что все обойдется, и я вылечусь, но он в отличие от моего врача или жены не стал обманывать меня – за это я был ему благодарен.
Я не помню, что именно в Солитьюде увидел первым, сойдя с поезда. Может, это был полуразрушенный маяк с обвалившейся крышей у самого моря или тот самый домик, в котором должен был провести ближайшие 2 с половиной месяца, а может  маленький, но опрятный вокзал. Не такой, какие бывают в никому неизвестных мертвых городах. Там вокзалы холодные и унылые, здесь же – какой-то добрый. Городок был не очень населенный и почти все знали друг друга по имени. Я направился к своему дому. Он действительно стоял на скалах, так близко к морю, как только можно, но все же на достаточной высоте, чтобы во время бури его не заливало волнами.  Даже воздух в этих местах был не такой. Вся тяжесть и вязкость урбана исчезла, меня не покидало ощущение, что после долгой и нудной поездки я наконец-то вернулся домой. Дом был действительно прекрасным. Очень светлый из-за окон в гостиной – они были во всю стену. Из них можно смотреть прямо в океан – бурлящий, шепчущий и всегда насыщенный котел жизни. Девушка, что жила тут раньше не забрала вещи и поэтому создавалось впечатление, что она всего лишь вышла в магазин за хлебом. Вот стоит ее чашка, на кресле теплый платок, оставленный в спешке, а подушка на кровати смята от долго лежания. Письма, фотоальбомы и просто ее личные вещи были повсюду. Первые дни мне было даже немного неловко находиться в ее личных владениях. Но, не смотря на беспорядок, который означал, что дом жилой, было очень чисто. Полы вымыты, пыль убрана, вещи аккуратно сложены ровными стопками в шкафу.
Погода была дождливой и очень промозглой, ветер с океана завывал так, что мне пришлось искать теплую одежду. В одном из шкафов я нашел мужские зимние вещи. Вытащив почти неношеный свитер с нарисованным на нем медвежонком, я натянул его на себя через голову. Не колется и пахнет женскими духами. Может его носила сама хозяйка? В кладовой я нашел расстроенную гитару, а в кухонных шкафах огромный запас вина в бутылках. Никогда раньше мне не доводилось пить алкоголь. Так и прошла первая неделя моего проживания в доме – я пил и играл на гитаре. В таком состоянии любой аккорд казался мне прекрасным, органично встраивающимся в поток мелодии. Очень хотелось быть мужественным героем какой-нибудь книги, которому просто все равно на его ближайшую кончину, но я всего лишь трус. Занимаясь самообманом, пытался избежать боли и страха, но не получалось. Очевидно, что болезнь прогрессировала с ужасающей скоростью, к концу первой недели я едва мог выдерживать ночную боль волнами распространяющуюся по телу.
Временами терпеть боль было просто невозможно, и я решил направиться в аптеку. За прилавком меня встретила полноватая женщина в белом халате, на вид ей было больше сорока, волнистые волосы, словно водяные потоки, стекали с головы прямо на плечи. Лицо было сытое, спокойное и приветливое. Она с материнской заботой посмотрела в мои ржавые глаза и покачала головой.
- Проездом у нас? – поинтересовалась женщина, когда я подошел ближе.
-Нет, я снимаю дом, что стоит на обрыве у самого океана.
- Да? Не знала, что Лили все-таки смогла его сдать. Что бы Вы хотели?
- Видите ли, я болен, скажем так, непоправимо. Иногда это просто невозможно терпеть и мне нужно какое-нибудь сильное болеутоляющее.
- Такие препараты продаются только по рецепту врача, - с сожалением ответила ж. Я выложил на прилавок приличную сумму. Она с удивлением, легким испугом и нескрываемым отвращением смотрела на новенькие банкноты.
- У меня нет желания и возможностей получить рецепт, я могу просто не дожить до этого момента. – Тихо проговорил я, еще одна волна боли подступила к груди. Не знаю, что именно повлияло на женщину: мое перекошенное болью лицо, или его бледнота, а может воспалившиеся глаза с выступившими красными капиллярами на белках. Она тяжело вздохнула и пошла на склад, через несколько минут вернувшись с двумя упаковками лекарства.
- Уберите эти деньги, они Вам еще пригодятся, надеюсь, что у Вас все будет хорошо. – Сказала она, пробивая лекарство.
- Не будет, но вы очень мне помогли.
Так я обзавелся некоторым запасом «Новрила», который спасал меня от сильных приступов боли. К началу второй недели заметно потеплело, и я решил играть на улице. Приняв одну маленькую капсулу в прозрачной оболочке, я покинул дом. Сидя на маленьком, заброшенном, деревянном причале я слабо бил по струнам обмякшей рукой и что-то бормотал себе под нос, глядя вдаль. Ах, если бы найти себе друга, нет, хотя бы собеседника. Такого же понимающего, как старичок из поезда. Из воды вдруг показалась огромная голова кита, после чего он целиком на несколько секунд выпрыгнул из воды, напоминая продолговатый снаряд крупнокалиберной пушки,  воздух будто обеспечивал ему невесомость, а он словно огромная, сильная птица скользил по небу. Кит в небесах – что может быть более нереальным для воображения? Еще секунда и без малейших брызг он снова скрылся в океане. Лишь тихий шлепок о воду говорил об этом. Прошло много часов, а я потерянно смотрел в никуда. Казалось, что с китом под воду ушла часть меня, очень хорошая часть, что отвечала за счастье. Уже стемнело и мне стало невообразимо тоскливо и не найдя ничего лучше, я принялся кричать во всю глотку.
- Кит! Возвращайся! – я почему-то был уверен, что если позвать, то он обязательно придет. Сам не знаю, для чего он мне нужен, но казалось, что если из-под воды опять покажется его огромная, гладкая голова, то станет легче. И она показалась. – Как хорошо, что ты вернулся, я буду петь для тебя!
И так я играл, играл без остановки, наверное, три часа к ряду, мне просто не хотелось, чтобы Кит уходил. А он все это время смотрел на меня, лишь иногда полностью погружаясь в воду на несколько секунд. С каждым таким погружением меня охватывала печаль несравнимая ни с чем в моей жизни.
- Спасибо, что был со мной все это время, приходи завтра вечером, я снова буду здесь, ты только позови, я живу вот в том доме. – Кричал я, указывая пальцем на домик стоящий на скалах. Я и не ждал, что животное меня поймет, но почему-то хотелось все-все объяснить ему, как хорошему другу, который приехал к тебе в гости из дальних стран.
Вернувшись домой, я нашел огрызок карандаша и чистые листы. Я никогда в жизни не любил рисовать, а теперь мне хотелось. Теперь мне хотелось делать те вещи, которые я никогда не делал: пить, говорить с пустотой, жить по-настоящему. Неизвестно сколько шагов мне осталось до смерти, я должен успеть многое.
Проснувшись утром, я решил убраться. Собирая пустые бутылки из-под вина в мешок, я нашел под диваном пачку старых открыток. На каждой было подписано: «Хелен». Я начал их читать.
«2001 год. С днем рождения, Хелен, всего самого наилучшего, мы живем хорошо, приезжай и ты к нам. Лили»
«2002 год. Поздравляю с днем рождения, Хелен, счастья и здоровья, я надеюсь, у тебя все хорошо и ты не забыла про нас. Как поживает твой муж?»
 «2004 год. Поздравляю с днем рождения, хоть и умерла наша мама, мы должны жить дальше не смотря ни на что, я приеду к тебе через месяц, Хелен»
«2007 год. Прости, что пишу так редко, поздравляю тебя с Рождеством, надеюсь, в этом году у тебя все будет хорошо. Лили»
«2009 год. С днем рождения, Хелен, будь всегда счастлива! Лили»
«2013 год. Хоть мы и поссорились с тобой летом, я жду тебя на праздники. С рождеством! P.S. Я до сих пор не могу поверить в смерть папы»
«2016 год. Прости, что не была рядом, когда ты развелась с мужем, ведь я нужна тебе, понимаю, как ты страдаешь, не теряй духа, с Рождеством!»
Закончив чтение, я почувствовал себя паршиво, и виной тому была не разыгравшаяся в груди боль. Мне казалось, что я вторгнулся во что-то слишком личное, поступил неправильно. Как поразительно – почти половина жизни одного человека отражена в этих десяти предложениях. Как мало нужно, чтобы составить полную историю чьего-то существования, а иногда достаточно всего лишь двух дат высеченных на мраморе. В тяжелом забытье я так и остался сидеть весь день, тупо глядя в пустоту. Смерть и жизнь простого человека – так много личных трагедий и переживаний, но о них почти никто даже не догадывается, нет, даже не хочет знать. Приняв еще одну капсулу «Новрила» я так и сидел, пока солнце цвета усталости опускалось в океан. А пораженные легкие направляли кислород в кровь, что обогащала мой воспаленный мозг, после чего я шумно выдыхал из широких ноздрей смерть, которая оседала в темном углу комнаты. В сумерках бельевые шкафы казались мне телами гигантов, а изящный книжный шкафчик очертаниями напоминал прекрасную девушку, возможно, он чем-то схож с хозяйкой дома, которую я никогда не видел, но постоянно представляю в своей голове. Как вдруг я услышал протяжный крик, доносящийся со стороны океана – это был Кит. Через несколько минут я спустился к причалу, но было так темно, только слабый лунный свет серебрил водную гладь. Из воды на несколько секунд вынырнул Кит и бесшумно погрузился обратно, после чего высунул свою огромную голову ближе к причалу.
-Здравствуй, Кит, я так рад, что ты снова здесь! – воскликнул я, опираясь спиной на деревянный столб причала, торчавший из воды на полметра. Опустившись на доски, я почувствовал их тихий стон.
- Здравствуй, ты вчера так хорошо играл, что я решил прийти снова. – Тихо ответил Кит. Он говорил медленно, вдумываясь и вкладывая в каждый звук глубокий смысл. Я должен был вскрикнуть от испуга, выпучить глаза от удивления – говорящий Кит, но в тот момент мне казалось это обыденностью. Удивился бы я, если Кит наоборот просто молчал бы.
- Ты когда-нибудь до этого разговаривал с людьми? – поинтересовался я.
- Нет, но я долго наблюдал за ними издалека, рассмотреть вблизи мне удалось лишь одного человека.
- Кем же он был?
- Хозяином огромной, блестящей, летающей птицы. Очень давно он рухнул вместе с ней прямо в океан. А потом он несколько дней лежал прямо на песчаном дне. Но он не говорил, как ты. Ведь он был мертв.
- Что стало с ним потом?
- Его нашли акулы, они разворотили металл и разорвали его тело, я не люблю их – это самые подлые животные на всей планете. Нет, они делали это не из-за чувства голода или острой нужды, они делали это просто, потому что подобное кажется им веселым.
- Ох, ты не сталкивался с людьми. Ты ведь знал, что они убивают китов?
- Человека можно оправдать, ведь убив такого, как я, они спасают сотни таких, как ты от голода. Это даже немного благородно.
- Некоторые убивают просто ради наживы. – Возразил я.
- Я это понимаю, в таких случаях вы все же преследуете какую-то цель, но когда человек убивает человека – этого я не понимаю.
- Никто этого не понимает, но есть люди, которые ведут себя, как акулы, вот и все.
- Ты не такой, - ответил Кит.
- Почему ты уверен в этом?
- Иначе ты бы не стал мне вчера петь, - такой до боли простой ответ сбил меня с толку.
-Что случится, когда люди узнают о нашем разговоре? – вдруг поинтересовался я.
- А ты не говори им – это будет наша общая тайна.
- Ты придешь завтра?
- Если ты опять будешь петь.
- Я – Майкл. – Почти в пустоту на прощание крикнул я.
- А я – просто Кит.
***
Кроваво красное солнце уходило за океан, догорающий день сменялся чистой ночью полной свежести и спокойствия. Изостренный тусклым, призрачным светом месяц повис над землей. Одинокие птицы собирались в маленькие клинья и плыли по матовым небесам к звездам. Смерть тихо заглядывала в окна бедных домов на востоке. Я думал о жизни, вспоминая прочитанные в подростковом возрасте книги о людях путешествующих автостопом. В моей голове никогда не укладывалось – как можно жить, не имея места, куда приходить вечерами. Постоянно в дороге. Эти люди обрели то, чего я сам не смог достичь за всю свою не столь продолжительную жизнь – свободу. Свобода. Именно то, чего нет почти ни у кого. Они могли проживать каждый новый день абсолютно по-разному. Сегодня едут под багряным солнцем рядом с фермером на маленьком фургончике с овощами, а завтра наслаждаются звездами, сидя на шершавом берегу моря. Исковерканные представления о жизни убили все хорошее, что когда-то имелось внутри меня.
Сегодня я не принимал лекарства, и Кит не пришел. Неужели он – всего лишь плод моего воображения, туман, что в один миг развеялся, не оставив следа, замок в облаках, превратившийся в простую тучу? Страшно. Вдруг он больше никогда не придет? С кем мне тогда говорить? Очень страшно полностью отдаться темноте и умирать в одиночестве, путая реальности. Но боль в груди постоянно напоминает мне о том, что это не сон. В комнатный воздух будто подмешали цементную пыль – каждый вдох давался с трудом. Я сидел на полу в старом свитере и рубахе, что обнаружил в шкафу хозяйки, и глядел в большое зеркало, висящее на стене. В ответ, поминутно мигая, на меня смотрело изуродованное болезнью, до ужаса затасканное лицо мертвеца. В нем я не узнавал свое собственное. А почему вообще это должно быть моим лицом? Может, сам Бог смотрел на меня оттуда, наверное, именно так должно выглядеть у него лицо, после такой тяжелой жизни на небесах, но этого я знать не мог. Если увеличить дозу лекарства, то можно уже не проснуться завтра, но слабая надежда неярким огоньком теплилась в моей душе. Зачем я живу? – этот вопрос я задаю на протяжении всей своей жизни и пока у меня есть на него ответ, я продолжаю барахтаться в кипящем котле, вцепившись  в глотку самой смерти. Календари с усмешкой обманывают меня, показывая далекие месяца и годы, которых никогда не будет для меня, ведь жить мне осталось не больше трех месяцев – это я знал точно. Поразительно, но в то же время необъяснимо. Ты просто знаешь, что очень скоро тебя не будет, вот  и все. А тем временем каждый глоток воздуха приносит тебе боль, жизнь и упоение. С улицы просачивается шепот забытых богов, а может быть, это всего лишь шум океана. Но кто сказал, что это не одно и то же? Одеревенелой рукой я рисовал хозяйку дома на обрывке белой бумаги. Хелен – красивое имя, так же и на фотографиях девушка была молодой и прекрасной внешне, но, к сожалению, я не мог сказать о ней большего. Какой запах она особенно любит, как именно улыбается, что выражает ее лицо, когда она внимательно слушает человека. Я всегда обращаю внимание на мельчайшие детали в характере и поведении человека, который мне интересен.
***
- Почему ты такой грустный? – как-то раз спросил меня Кит. Это была дождливая ночь, но я, не смотря на плохую погоду, сидел на деревянном причале, укутавшись в пальто.
- Я скоро умру.
- Я тоже.
- С чего ты взял? – удивился я.
- Но ты же ведь знаешь о своей приближающейся кончине, вот и я тоже.
- Это другое, я болен, а вылечиться уже не получится, но ты-то ведь не страдаешь никакими болезнями? Я вообще не уверен, болеют ли киты или нет?
- Болеют, но дело не в том.
- А что же тогда?
- Ты скоро узнаешь, - уклончиво ответил Кит, взмахнув показавшимся из воды хвостом, словно огромным веслом.
- Мне страшно, Кит. – Вдруг признался я.
- Умирать?
- Да
- Но ведь ты же и не жил никогда толком, ты сам говорил.
- Оттого и страшно. Я цепляюсь за жизнь из последних сил, как маленький огонек за остатки догорающей спички, в надежде на яркую вспышку в конце.
- Ты ее увидишь, это будет подобно праздничному салюту в кромешной ночи, но озарять темноту будет твоя радость. – Уверенно сообщил Кит.
- Но ты не можешь знать, что будет в будущем!
- Я не стал бы тебя обманывать, ведь ты мой лучший и единственный друг.
- Я боюсь, Кит, боюсь умирать в одиночестве, но и не хочу, чтобы кто-то видел мои мучения.
-Не волнуйся, я буду рядом, обещаю.
- А что если тебя не станет раньше?
- Что значит «не станет»? Ничто не исчезает бесследно. Ты ошибался, думая, что уехав от жены на другой конец материка не оставишь ей ничего.
- Я не вспоминал о ней, со дня отъезда, интересно, что она чувствует? – произнес я, даже не надеясь получить ответа, но Кит ответил.
- Она рада и благодарна.
- Но ты не можешь этого знать.
- Ты ошибаешься, Майкл. Я могу знать гораздо больше, чем тебе кажется. Я знаю, как ты не спишь целыми днями, как сидишь, и тупо уставившись в пустоту, перебираешь, словно старые письма, свои воспоминания. Знаю, как рисуешь девушку на бумаге, что жила раньше в этом доме. А еще знаю, что тебе нужно не думать о том, что с тобой случится, а просто жить до последнего. 
- Ты бы не знал этого, если бы не был частью меня. Такое знать невозможно, ты – действительно плод моего воображения, последствия приема сильного болеутоляющего.
- Да? Ну, смотри! – Кит взвился, словно птица в небо,  а потом камнем рухнул в воду, несколько минут его не было видно, а потом из-под воды показалась его мокрая голова, он разинул огромный, как кузов грузовика рот и, высунув длинный, шершавый язык фиолетового цвета, потянул его ко мне. На самом краешке лежала приличных размеров жемчужина. – Это подарок на день рождения, который у тебя был несколько дней назад. Пусть он напоминает тебе всегда обо мне.
Я осторожно взял жемчужину, она была размером с небольшой камешек, но явно крупнее других, а самое главное - реальнее. Волна радости подступила к груди, впервые за все время я коснулся головы Кита и, не побоявшись влаги, обнял его, как только мог.
- Спасибо, друг.
Я жил только общением с Китом, пока он внимательно смотрел на меня из воды, мне было спокойно, казалось, что я все-таки кому-то нужен. Кит знал ответы на многие вопросы и с радостью делился этим со мной. Как-то раз я говорил с ним об океане.
- Почему океан шумит, Кит?
- Он живой и так дышит, - спокойно отвечал мне мой друг.- Он часто говорит со мной, нужно только уметь слушать.
- Никогда не думал об этом.
- А почему люди так мечтают увидеть китов в небе? – спросил он в ответ.
- Это сложно объяснить, но кит в небе кажется чем-то нереальным, поистине сказочным и напоминают чью-то сбывшуюся мечту. Необычайная легкость и спокойствие. Если бы я увидел, как ты плывешь в небесной синеве, то понял бы, что в жизни возможно все.
- Если ты можешь это вообразить, то это не может не быть реальным. Только не для тебя, Майкл. Если ты представишь, что я вознесусь к звездам с необычайной легкостью, то это случится. Тогда я буду наблюдать за океаном, а не он за мной. Я засияю подобно луне и, размахивая своим хвостом, окроплю небесную ткань звездами.
Еще много дней он приходил ко мне, и мы с ним говорили, говорили…не о чем-то великом, так, о пустяках, но в те моменты мне это казалось самым важным в моей жизни. Но однажды ночью, в середине декабря все неожиданно кончилось. Кит пришел, но очень долго молчал, будто опечаленный чем-то.
- Я так устал жить, Майкл, ты не представляешь, как долго я существую. Иногда медленная жизнь стократ хуже быстрой смерти.  Последние недели стали для меня чем-то особенным в моей истории, но завтра все кончится, не грусти за меня, ведь это мой выбор, но знай, в последние секунды твоей жизни я буду рядом, только вспомни обо мне и тогда ты поймешь зачем я так поступаю. – А после Кит исчез в темноте, оставив после себя меланхолию, я всю ночь думал над его словами сидя в оцепенении. Утром люди пришли за ним с китобойным судном. Я видел это с нашего с ним причала. Он не сопротивлялся когда в его прекрасное, поражающе огромное тело вошел стройный гарпун, разрывая спину на части. Прошло совсем мало времени, я безостановочно орал, будто бы мой крик мог избавить его от дурмана, заставить бороться и спастись. Но Кит закричал, и Кита не стало. С трудом я услышал крик старого, хромого матроса.
- Дым из трубы! – кричал он, что означало смерть для моего единственного друга.
- Н-Е-Е-Е-Т! – кричал я в ответ, всеми силами отказываясь верить в это. А потом они исчезли так же быстро, как появились. И о недавно живом друге напоминали мне лишь кровавые следы на темной воде, на которые слетелись чайки. 
Крики постепенно слабели, и я уже не чувствовал той сильной боли в груди, боли от потери. Я давно предчувствовал это, и ожидание мучило меня больше, чем то, что произошло. Ночь в смоляного цвета плаще постепенно преображалась в утро. Я медленно ступал по мертвой от соли и песка земле, поднимаясь к дому. Последние одетые деревья вокруг плакали кровавыми слезами. Вы никогда не замечали как прекрасно небо ранним утром? В самом верху, прямо над тобой оно еще пурпурно-кровавого цвета, но вдали у самого горизонта небесное полотно кобальтовое. На земле в миллионный раз зарождалась жизнь, не смотря на смерть Кита и раковые очаги в моей груди. Жизнь, словно смеясь над всеми невзгодами, продолжала течь в этом обрушившемся мире. Так я и шел до самого дома, пока не увидел у самих стен старенький Мустанг 90-х годов. В тупом смятении я непонимающе смотрел на эту железную лошадь, под капотом которой недавно пульсировало стальное сердце. Хозяйка вернулась. Надо уходить? Но входная дверь не была закрыта и мои скудные вещи еще не выставлены на порог. Может она всего лишь хочет проверить состояние дома и опять уехать? Зайдя внутрь, я рассеяно оглянулся, но не заметил в гостиной признаков жизни, только с ванной комнаты доносился шум воды. Должно быть, она еще в душе. Подойдя к чайнику, я поставил его на плиту и уставился в пустоту, ожидая заветного свиста.
- Нальете и мне? – прозвучал голос из-за моей спины. Я спокойно повернул голову и наконец заметил ее. Она сидела все это время в кресле в нескольких метрах от меня. В маленьком махровом халате больше напоминая комочек шерсти. Ее лицо было спокойное и приветливое, волосы недавно вымыты и высушены, с кресла свисала тоненькая, оголенная нога. Я посмотрел в лицо девушке. В меру густые брови, тонкий остренький нос, миндалевидные глаза зеленого цвета и пухлые губы, длинные волосы спадали на ровный лоб. Ни малейшей тени усталости на лице, казалось, она пришла в гости из соседнего дома. Секунду я смотрел на нее, не осознавая, кто передо мной. Но потом странная волна теплоты пробежала по моей коже. Нет, это не была любовь с первого взгляда, но я чувствовал себя так, точно вернулся домой после долгого и нудного путешествия. Домой - туда, где тебя ждут и любят, где сытно кормят и всегда тепло, где близкий человек, подойдя к тебе без лишних слов, просто обнимет и все.
- Мне, наверное, лучше уйти. – Выжал из себя я, вместо того, чтобы ответить на вопрос.
- Сестра как обычно напутала со сроками. Я же ей говорила, что вернусь уже в декабре, но она обо всем всегда забывает.
- Я сейчас соберу свои вещи и весь мусор и уйду, извините, пожалуйста, за беспокойство и беспорядок.
- Глупости какие! Куда же вы пойдете? В этом городе нет достойных гостиниц, к тому же вы уплатили ей за весь декабрь. Если вы не маньяк, то оставайтесь, мы не помешаем друг другу, тем более в доме две кровати.
- Хорошо, - тихо ответил я, разливая кипяток в две кружки.
- Рада знакомству, Майкл. – Имя подействовало на меня как электрический ток. Сердце, сбившись с ритма, кольнуло, но через мгновение все прошло.
- И я, Хелен.
- Вы трогали мои вещи, - утвердительно сказала девушка.
- Сожалею, я думал, думал…да впрочем, не важно, скорее я не думал, когда читал личные открытки, простите.
- Ничего, ведь я трогала Ваши, - усмехнулась девушка, она делала это так неповторимо, словно небольшой сгусток воздуха с шумом вырывался из носа, но глаза…ее глаза в эти моменты вспыхивали маленькими искорками. – Вы наркоман, Майкл?
- Нет, но и мой диагноз не лучше, эти таблетки, они спасают меня от боли.
- И одиночества?
- Я не был один до сегодняшнего утра. – Ответил я, вспоминая Кита.
- Не может быть! Тут не было девушек, иначе дом выглядел бы иначе, я уверена.
- Я не имел в виду девушек.
- О чем же вы тогда говорите? – удивилась она.
- О Ките. Он был моим другом до сегодняшнего дня. – Произнеся эти слова, я ожидал вопросов вроде «Разве можно дружить с Китом?», но девушка лишь понимающе покачала головой. – Ах, вы думаете, что это последствия приема таблеток. Ведь галлюцинации возможны, когда принимаешь наркотик.
- Нет, такой вариант возможен, но я так не думаю, Майкл.
- Что же вы думаете в таком случае?
- Вы потеряли близкого друга – вот что. Это видно по засохшим на вашем лице слезам.
- Я скоро и себя потеряю. – Горько произнес я.
- Почему же?
- Я смертельно болен.
- О…и сколько же времени вам осталось? – сочувствующе спросила Хелен.
- Кто знает? Может одно мгновение, а может целая вечность.
- Я предпочитаю вечность, - принимая из моих рук стакан с чаем, произнесла девушка.
- Разве кто-то согласился бы жить так много? – удивился я.
- Поначалу очень сложно отказаться. Это так же, как и с конфетами, ты хочешь, чтобы они были бесконечными, но уже через несколько месяцев постоянного поедания обнаруживаешь у себя лишний вес и кариес. Понимаете? – о таких сложных вещах она говорила так просто, в этой девушке было что-то чарующее, что я еще не мог понять.
- Да, в этом есть смысл, - согласился я, глядя ей прямо в глаза.
- У вас ужасный вид. Ложитесь-ка спать.
- Я не усну, слишком бурная ночь и утро. – Ответил я. Девушка улыбнулась, напомнив мне маленькую, милую девочку, которой только что подарили мешок конфет или воздушный шар.
- Я расскажу Вам сказку, как делала моя мама, Вы сразу же уснете. Ну-ка, ложитесь. – Ее слова звучали так мягко, но обладали необычайно силой, я не мог ей сопротивляться, поражающая разум энергетика присутствовала в этом человеке. Уже через несколько минут, я, стянув одежду, улегся под одеяло. Девушка присела на край кровати. Локон длинных волос упал ей на лицо, одним механическим движением головы она вернула его на место. О, как она была прекрасна в лучах утреннего солнца, я смотрел на нее, и временами мне казалось, что кожа ее сделана из миллиардов мелких бриллиантов, серебрящихся на солнце. Ее нельзя было назвать безумно красивой, но было что-то в ее внешности непохожее на других, что заставляло глаза смотреть и смотреть на нее.
- В одном огромном ущелье жила маленькая девочка. В кромешной темноте и полном одиночестве. Бесконечно долго она находилась там, обдуваемая сменяющимися друг другом ветрами, в холоде и сырости. Девочка имела одну особенность – ей никогда не было холодно, и если она обращала взор своих голубых глаз в углы ущелья, то они тотчас озарялись таким светом, что в мельчайших подробностях можно было рассмотреть каждую неровность пологой стены, каждый изъян, все горбинки и впадины искрились от ее взгляда. – Она говорила уверенно, так тихонечко, что каждое слово баюкало мой разум, я вспомнил времена, когда мама точно так же рассказывала мне сказки, тогда я еще был совсем маленьким и теперь снова почувствовал себя ребенком. – Но девочка была обречена провести целую вечность в этом огромном ущелье, ведь как не освещай каменные стены и углы, но они были бесконечно высокими и неприступными. Подняться ввысь не было ни единой возможно, сколько бы девочка раз не пыталась лезть вверх цепляясь за холодный камень, ставший для нее могильным…
Девушка все говорила и говорила, а мысли мои начали путаться, подобно паутине в углах заброшенных комнат, что вбирали в себя пыль и трупики насекомых. Я вдруг вспомнил Кита, он точно так же был обречен на одиночество, как и маленькая девочка, но что теперь это значит? Нет ничего важного для меня – сломанного человечка. Или есть? Я проснулся только к вечеру, здоровый сон пошел на пользу, боль отступила, но все же была ощутимой, зато туман в голове рассеялся, и чувствовалась непривычная легкость мыслей.
- Что стало с той маленькой девочкой, - спросил я Хелен, она была у окна и смотрела в океан.
- А? Майкл, Вы проснулись! Как спалось? – поинтересовалась девушка.
- Хорошо, с самого приезда сюда так не спал. А чем вы занимались все это время?
- Сидела прямо на этом же месте и смотрела в окно.
- Целый день?
- Раньше я могла сидеть так неделями, забыв про еду, воду и сон. От этого я ужасно похудела и осунулась. – И, правда, только сейчас я заметил, что девушка было смертельно худа. Ключицы выпирали, словно огромные, натянутые тросы удерживающие мост в покое. Напряженные, тонкие мышцы шеи напоминали длинные иглы, засунутые под кожу, да и скулы на лице были так остры, что казалось, можно порезать палец, если коснуться их.
- Да, понимаю, в вашей жизни было много плохих вещей.
- Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас. Зачем вы приехали сюда жить? Без вещей и видимо, без определенных целей? Откуда вы?
-Из крупного города.
- А что там, в этом крупном городе?
- Жена, оплачиваемая работа, недвижимость и мрак.
- Вы сбежали сюда от жены? – удивленно спросила Хелен.
- Нет, я сбежал сюда от себя. Оставив деньги и заявление о разводе. Развод – дело решенное, но моей жене не позволяли нормы приличия сделать это.
- Почему?
- Между нами в последние несколько лет почти ничего не было, но сбеги она сейчас – это означало бы, что она бессовестно оставила меня при смерти в одиночестве. Но я не хотел, чтобы она видела, как я корчусь от боли и расстаюсь с жизнью. Зачем ломать ей психику? Она еще молода и сможет жить нормально, не просыпаясь в холодном поту от ужасных кошмаров.
- Это правильное решение.
- Так что же насчет девочки?
- Вы же и без меня знаете концовку. – Улыбнувшись, произнесла Хелен.
- Но…
- Просто подумайте хорошенько.
-Девочка была солнцем, - неожиданно для себя произнес я сам, - В один из таких дней она просто…просто поняла, что может вознестись над стенами ущелья и освещать весь мир.
- Верно, Майкл.
- Сказка с глубоким смыслом, ее можно применить к каждому человеку.
- Я видела ваши рисунки.
- О, пустяки, я просто нашел фотографии в альбоме, мне очень понравилась ваша внешность, вот и решил побаловаться. Я никогда не умел рисовать, да и в этот раз не очень получилось.
- А мне все равно нравится, - приблизившись к моему лицу, тихо произнесла девушка. Ее мягкие губы коснулись моей восковой кожи на щеке.
- А еще я немного убралась, да, - через несколько минут молчания проговорила Хелен. – Такого беспорядка этот дом никогда не видел.
- Извините меня за свинство, я не думал, не думал что…
- Что доживете до того дня, когда встретитесь с хозяйкой.
- Верно.
- Но я Вас не виню, это даже хорошо, правда.
-Иногда полезно сотворить кавардак.
- Верно, а еще я заметила, что Вы нашли гитару в кладовке, играете?
- Немного, в детстве я учился в музыкальной школе, но тогда музыка была для меня чем-то далеким и малозначащим, а теперь она – наверное, единственное, что у меня есть.
- Вы мне сыграете что-нибудь, Майкл?
- Обращайтесь ко мне на «ты», а то мне очень неловко. Конечно, я сыграю. – Моя усохшая рука, с туго натянутой кожей осторожно сжала гитарный гриф. Дрожащими пальцами я провел по струнам и услышал, как гитара тихо вздохнула, пробуждаясь ото сна.
Все вдруг перестало иметь смысл, не было ни меня, ни девушки, казалось, что на происходящее в доме темной ночью я смотрю через массивный телескоп, каждое сотрясание воздуха струнами эхом отдавалось в моей голове, а звучало прямо в груди. Охрипшим, уставшим голосом я тихо пел.
- Осень была дождливой, полна тумана. Кит приходил ночами из океана. Мы познакомились, каждую ночь болтали. Все это долго и тщетно держали в тайне. Кит стал мне лучшим другом, однажды утром люди пришли за ним с китобойным судном. Я это видел с нашего с ним причала. Кит закричал…и Кита не стало. – С помощью вибрато каждая струна стонала подобно Киту, погибающему в океане. Временами эти два таких разных по природе звука – один извлекаемый при помощи музыкального инструмента, а другой – знак отчаянной безысходности и грусти звучали так похоже, что мне начало казаться, будто Кит на самом деле кричит, но это была всего лишь гитара. Музыка кончилась, а мы так и сидели, обнявшись в темноте и тихо плача каждый о своем. Каждый о своем. Синергия наших душ в тот вечер была невероятной. Я знал, что роднее человека еще не встречал в своей жизни. Как мало иногда нужно, чтобы это понять.
 ***
- Пойдем, ты же не видел города, Майкл. Я покажу его тебе! – заявила на следующий день девушка. Было около 2 часов после полудня, стояла промозглая погода, над нами висело небо идеально шлифованной стали, а с океана дули холодные ветра.
- Ты долго тут живешь?
- Почти всю свою жизнь, только во время учебы в колледже я переезжала в другой город, но что-то, сама не знаю что, заставляло возвращаться меня сюда снова и снова. Этот дом построил мой отец, знаешь, я очень часто вспоминаю его. Он не был идеальным, и даже после его потери мне вспоминаются темные отрезки времени, когда он злился или делал вид, что ненавидит меня. Но я его любила, ведь в нем была какая-то загадочная теплота, доброта что ли. Не знаю, Майкл, но мне очень часто не хватает его серьезного взгляда, грубых рук и хрипловатого дыхания.
- Это неудивительно, все скучают по своим родителям.
- Не все, Майкл, далеко не все, поэтому-то он для меня так дорог, ведь я скучаю и вспоминаю его. Вот в этот магазин мы бегали с сестрой после уроков, чтобы поесть горячих пирожков с повидлом, как сейчас помню, хотя сестра больше любила с капустой. Как давно это было, но проходя мимо этого места, я вспоминаю все, будто это было вчера. А вон тот дом, видишь? – девушка указала пальцем на покосившийся особняк с провалившейся крышей. – Он был заброшен, даже когда я еще была маленькой. Не помню, чтобы кто-нибудь жил в нем при мне.
- Ты знаешь что внутри?
- Конечно, это был наш притон. Мы собирались с друзьями в нем, пели песни, играли в карты, когда стали постарше, то пробирались тайком, чтобы целоваться с парнями. Зайдем внутрь?
- Почему нет? Пошли.
Пахнуло сыростью, нас встретили унылые стены с отставшими от них обоями в клеточку. Скрипящие полы с облупившейся краской, с трудом удерживая нас, тихо стонали. Ветер свистал, проникая через разбитое окно.  Все комнаты были усеяны обломками разбитой мебели, бычками, пакетиками из-под травки и использованными презервативами. На стенах красовались оскорбительные и любовные надписи, сложившиеся в несколько десятков слоев так плотно, что с трудом можно было составлять вменяемые предложения.
- А в детстве казалось, что нет ничего уютней, чем эти седые стены. Сколько лет, эх…сколько лет. – Хелен повернулась ко мне, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего. Я слышал ее шумное дыхание, я видел ее расширившиеся зрачки и покрасневшие от стеснения щеки. Я чувствовал ее губы на своих, а руки на моей шее.
- Я раньше об этом не думала, но теперь понимаю, что все эти места, этот город – это и есть все мои воспоминания, не будь их, не станет и меня. Наверное, поэтому я постоянно сюда возвращаюсь, - призналась мне Хелен, когда мы шли домой. – Даже этот полуразрушенный дом, он  - что человек, дышит, шумит, живет своей жизнью, сколько еще поколений найдет в нем свое пристанище и после нас? Наверное, пока эти стены способны стоять, укрывая нас от дождя, дом будет жить.
- Ты права, ведь в моей памяти есть похожие места, только в других городах. – Согласился я. Мы медленно шли по дороге, держась за руки. – Знаешь, в подростковом возрасте, думалось, что даже добейся я всемирной славы, богатства и необычайного успеха, то все равно не был бы полностью счастлив, но теперь понимаю, что счастье есть в каждой мелочи – в проблеске солнца из-за туч, в дуновении ветра, в теплоте твоей руки, что я ощущаю. И то, что мне осталось жить совсем немного, уже не имеет значения. Когда Кит, а потом и ты появились в моей жизни, то я думал, что это ее насмешка надо мной, но теперь понимаю – это величайший дар, шанс ощутить нечто большее, не то, чем я жил все время до этого.
- Очень хорошо, то, что ты стараешься быть со мной откровенным. – Ответила Хелен, грустно улыбнувшись.
- Я жил в стенах, сотканных из тысяч паутинок, которые вспыхнули в один миг из-за одной маленькой искры, называемой «рак». Но знаешь, даже на пепелище, после тысяч лет страданий однажды зазеленеют поля. И я их вижу, чувствую их свежесть, манящее дыхание и тихий, успокаивающий шепот.
- Я ведь знаешь, умереть хотела, думала, вот приеду домой, проведу пару дней в одиночестве и конец всему. Все в моей жизни в последние годы шло дерьмово. – Начала девушка, когда мы вошли в дом.
-О чем ты говоришь? – удивленно спросил я, но она будто не слыша меня, продолжала.
 А когда приехала, то сначала очень разозлилась, наткнувшись на твои вещи. Подумала, что сестра опять напутала со сроками. А потом… потом я нашла твои рисунки. И влюбилась в тебя, еще ни разу не увидев. Вот за этот кривой завиточек в букве "к" полюбила тебя, за неровный наклон моих волос изображенных на клочочке бумажки. За твою дрожащую руку, которая нарисовала вот эти глаза. Полюбила тебя вот за этот беспорядок на столе, и разбросанные по дому бутылки, ведь мой муж был жутким педантом, чихнуть не мог, не закрыв рта и без ножа с вилкой ни за что за стол бы не сел. Он заставлял меня бесконечно долго убираться, любая найденная пылинка приводила его в бешенство. А твоя простота меня разбудила, вернула к реальности. И я вдруг начала гадать, как же ты выглядишь, хотя это было совершенно неважно, потому что знала, что ты самый настоящий в моей жизни, а остальное пустяки. И вдруг, я выглянула в окно и увидела тебя. Ты был тогда такой растерянный... - закрыв глаза и слегка покачав головой, будто не веря своим же слова, усмехнулась Хелен. - Да-да, стоял такой растерянный у моей машины. Ты же ведь хотел убежать, только бы не тревожить неожиданно вернувшегося хозяина. Но ноги сами тебя понесли. И в ту минуту я полюбила тебя еще сильней. А потом ты вошел… ты вошел, и я как сейчас помню, так нервно оглянулся вокруг, что даже не заметил меня в кресле, подойдя к чайнику, ты начал наливать в него воду, и в тот момент я поняла, что если промолчу еще хоть минуту, то погублю нас обоих. Но я боялась, что вдруг напугаю тебя своим голосом. Но пересилив себя, я начала говорить. А ты, услышав меня, слегка повернул голову все еще стоя ко мне спиной, вот тогда я и поняла, что знала тебя всегда и всегда любила. Получается какой-то бред, прости Майкл, я не могу хорошо говорить. Но я тебе обязана тем, что до сих пор живу.
- Я…я не знаю, что сказать, не знаю, Хелен… - слова застряли в горле, мысли путались, такие откровения просто уничтожили меня, я чувствовал себя так, словно нахожусь в многочисленной толпе совершенно голый. Таким потерянным я был в тот момент. А глаза будто присыпали пеплом.
- Обними меня. – Тихо сказала Хелен.
Тысячи минут тишины.
***
Время, проведенное со случайно встреченной девушкой, изменило многое, казалось, все проблемы отступили, очень хотелось в это верить, но болезнь развивалась. Пока мы находились вдвоем, я старался не подавать виду, но наедине с самим собой, корчился от адских болей, никакие таблетки не могли помочь, Хелен тоже начала замечать это.
- Совсем плохо, да? – заботливо спросила она одним зимним вечером.
- Пустяки, но ты должна понять, что когда-нибудь я просто уйду и все, так будет лучше.
- Надеюсь, до этого не дойдет.
- Пойми, Хелен, это не дешевый роман, не глупая мелодрама, снятая беспечным режиссером, это суровая жизнь, чудес не бывает.
- А что если бы про нас писали книгу, какой бы она была, как думаешь? – Я знал, что девушка старательно избегает разговоров о моей болезни.
- Ужасная получилась бы книга, - усмехнувшись, ответил я.
- Почему?
- Какой же я герой? Постоянно убегал от себя, боялся боли, смерти и одиночества, разве я достоин оказаться на страницах и в умах сотен тысяч людей?
- Ты поступаешь как реальный, самый живой человек. Нет этого пафоса, вычурности, отрицания, неприятия и глупой, ничем не обоснованной храбрости перед смертью. Ведь так не бывает в жизни, что тебе не страшно умирать. Каждому человеку есть что терять.
- Ты права. – Согласился я.
Так мы и жили около месяца, а одним январским утром я понял, что мой конец близок. Весь вечер я не мог уснуть от раздираемой грудь боли, а ближе к утру стал задыхаться.
- Вот и все, Майкл, вот и сказочке конец, - тихо прошептал я, накидывая на плечи свое пальто. Надо было куда-то идти, оставить Хелен, и исчезнуть пока она не проснется, иначе глядя ей в глаза, не смогу уже уйти. Я это знал. Последний раз, зайдя к ней в комнату, я посмотрел на тихо сопящий комочек под ватным одеялом, тихо поцеловал ее в щеку и вышел на улицу. Даже погода была против меня, поднялась ужасная метель, каждый шаг давался с трудом из-за воющего мне в лицо ветра и пульсирующей грудной боли. Каждый чертов шаг заставлял все нервы в теле вспыхивать огнем, ослепляя меня. Это действительно был конец. И вдруг меня охватила такая злость на смерть, которая, казалось, усмехается стоя в сторонке. Ужасная несправедливость настигла именно меня, но почему? Почему я должен умирать, а не сотни, а то и тысячи тех, кто действительно заслуживает смерти. Почему именно я должен брести сейчас по глубокому снегу утопая в боли, а кто-то - мирно посапывать в это время в кровати. А смерть хохотала, о да, я даже начал слышать ее вздохи, издаваемые в приступе лихорадочного смеха – так ей было смешно. Но я тоже умею смеяться. Все это время я шел вдоль обрыва, а всего в нескольких метрах левее меня был океан. Я подошел к краю скалы и посмотрел вниз. Вот она – моя усмешка, глядя в лицо смерти. Ведь только я владею своей жизнью. Было ли страшно мне в тот момент? Да, я весь, съедаемый дрожью стоял всего в нескольких сантиметрах от края моей жизни, вспоминая все хорошее, что со мной произошло. Я думал о Хелен, которую так безумно полюбил за какие-то несчастные несколько недель, а теперь теряю безвозвратно. Я думал о Ките. Кит – мой единственный друг, надеюсь, рай существует, и мы там встретимся. И даже атеисты, лежа на смертном одре, находят своего Бога, все, как и должно быть в этой жизни. Я тяжело вздохнул, готовясь сделать последний шаг, а напоследок решил посмотреть в небо. То, что я увидел, казалось, навсегда запечатлелось в моих зрачках. Кит, размеренно взмахивая хвостом, плыл по небесам, глядя на меня. И ветер утих, а тучи разошлись, оголяя перламутровое небо. Все внутри заговорило его голосом: «…но знай, в последние секунды твоей жизни я буду рядом, только вспомни обо мне…». Что-то оттягивало внутренний карман пальто. Жемчужина – та самая, что была поднята Китом с водных глубин океана. Я рассеянно вынул и повертел ее в руках. И вдруг мне стало так легко, боль и дурные мысли отступили, я глубоко вздохнул, а потом что-то со слабым шумом ударилось о воду. Неужели я так истощал за время болезни? Весь мир в тот миг умер, и я, конечно, тоже.
***
- Так все и было, - тихо ответил я.
- Но я ничего не понимаю.
- Я тоже не всегда это могу понять, хоть и много над этим думал. Но только через много дней после всего я вспомнил слова своего единственного друга, которые он когда-то сказал мне: «Чтобы спасти одну жизнь, Майкл, кто-то должен отдать другую». Так мы и живем, сынок, спасая других ценой своих жизней.
- Но что же тогда ударилось о воду? – удивился парень 14 лет.
- Жемчужина, мне вдруг захотелось вернуть ее на законное место.
- Но ведь она тебе напоминала о нем…
- Дейв, иди домой, на столе тебя ждет обед. – Хелен тихо спустилась к деревянному причалу застав нас врасплох.
- Хорошо, Мам.
- Все-таки решил ему рассказать? – поинтересовалась она, после того, как мальчик скрылся из поля зрения.
- Я буду рассказывать это каждому, кто готов слушать.
- Но зачем?
- Чтобы никогда не забывали, как дорого стоит каждый миг их жизни.
- После того дня…ты его видел еще?
- О, Хелен, каждый раз поднимая глаза в небо, я вижу его, и он улыбается мне, маша своим огромным хвостом. А я машу ему в ответ, ведь обязан своей жизнью только ему.
Прошло так много лет, а болезнь отступила, все было хорошо. Все действительно было хорошо.
По мотивам песни группы «Сплин» - «Кит».