Часть вторая. Река

Валерий Дадонов
   Валерий сидел в кафешке находящейся на какой то глухой улочке этого итальянского городка. Кафе было маленькое, уютное, на пять-шесть столиков. Стилизованное под старину, отделанное красным деревом, с картинами на стенах и с фигурками из керамики по углам.
   Называлось незамысловато, но с претензией - "Марко Паста". Людей здесь всегда было мало, поэтому можно было спокойно посидеть и попить кофе. В этом городке он был уже не первый раз и всегда приходил сюда. Если сесть у окна, то видно море или залив, чёрт его разберёт что здесь.
   А в сотне метров от этой улочки шумела разноязычными голосами площадь, полная туристами. Площадь называлась - Сан Марко, да и городок не простой - Венеция.
   Валерий сидел и вспоминал, как они ввалились первый раз в это кафе большой компанией друзей. Вроде бы недавно, но в таком далёком две тысячи восьмом году.
   Они тогда ездили на чемпионат Европы по футболу в Австрию, а между матчами куролесили весёлой, шумной компанией по Европе. Вместе с ним тогда были, в поездке, два его сына. Вот и приехала их компания в том числе и в Венецию.

   Хозяин кафе, он же бармен и официант, со своим помощником не верили своему счастью. Такой кассы у них наверно не было давно. Пятнадцать человек выпили, наверное, бочку пива, и съели мешок этой самой пасты. То-есть по русски - макарон.
   Валерий любил этот город. Венеция была не похожа на всё остальное, зачастую однотипное, старьё понастроенное по Европе. И дело не в каналах, а в какой-то ауре, которая здесь присутствовала.
   Здесь были дома и дворцы с красивой и разнообразной архитектурой, и у этих домов и дворцов конечно были хозяева, но в них почти не было жильцов. Поэтому создавалось впечатление, что они живут своей жизнью - без людей. И жизнь эта весьма активна. Валерий сразу это почувствовал, ещё в первое своё посещение Венеции.
   Город без людей. Туристы не в счёт. Когда понимаешь этот город, то туристов перестаёшь замечать.
   И в это кафе он заходил постоянно.
   Кафе находилось в одном из таких старых домов, и Валерию казалось, что это дом, а никто другой, как добродушный хозяин, принимает гостей. Поэтому приезжая в Венецию всегда приходил навестить старого знакомого.
   И главное, Валерий чувствовал, что хозяин доволен его приходу.
 
   Если смотреть на воду в голову начинают лезть банальности: всё течёт, всё меняется; в одну реку нельзя войти дважды; если смотреть на реку, то по ней, рано или поздно, проплывёт труп твоего врага.
   Врагов у него не было, а остальное всё вроде верно. И река, в которую он уже никогда наверное не войдёт, тоже существовала. В прямом смысле этого слова, хотя поговорка была совсем о другом.
   Валерий всю жизнь жил на Волге. За время своих путешествий и деловых поездок побывал на многих морях. Пальцев рук не хватит, чтобы их пересчитать. Отдыхал и по делам. Ходил пассажиром на кораблях по морям и рекам. И море ему нравилось.
   Вообще казалось, что самые красивые люди рождаются и живут около моря. Он видел разные экзотические страны с красивейшей природой. Человеческая фантазия, по его мнению, не могла соперничать с тем, что создаёт природа.

   Но сидя в этом кафе и смотря на морскую воду, Валерий вспомнил сейчас, почему-то, не о морях. А вспомнил далёкую, во всех смыслах, Амударью. Неширокую, с мутной водой и сильным течением, реку. И не очень живописные ландшафты по её берегам.
   Как будто это было в другой жизни и не с ним. Уж очень невероятно было для того Валерия с Амударьи оказаться здесь в Венеции.
   А нынешний думал о том, что та река была настоящей, дикой и своенравной, и он был для неё свой. Два с половиной года прожил - дневал и ночевал, на ней. Несмотря на все её сюрпризы, они всегда находили общий язык, во всех ситуациях.
   А то, что его окружает в поездках по странам, это всё ненастоящее. Такое ощущение, что всё это создано специально для туристов.

                ***

   После начала афганской военной кампании у мореманов началась служба, которой врагу не пожелаешь.
   От переправы уйти уже никто не пытался. Наконец-то все поняли, почему её могут попытаться взорвать с воды, или совершить на неё нападение, с той же целью, с берега.
   На афганском берегу то и дело начиналась стрельба, то вдали от переправы, то где то поблизости. Особенно ночью.
   В соседнем, с портом Хайратон, кишлаке Тузлак, который находится на берегу, одной из ночей шёл бой.
   Пара катеров Валерия стояла у своего берега и наблюдала, слушая по рации переговоры наших. Вмешиваться было нельзя. Они прикрывали границу на случай попытки прорыва душманов на нашу сторону. Просто стояли и смотрели.
   До кишлака было метров триста. Ночью стрельбу не только слышно, но и видно. Ночное небо то и дело перечёркивали трассеры, которые улетали рикошетом от земли и мазанок.
   Становилось понятно, что игры в пограничников закончились - начались опасные и напряжённые будни.

   На душе у Валерия было тоскливо: "Во влип. И на хрена мне эта война". Это только в кино, герой не сгибаясь идёт сквозь свист пуль и шелест пролетающих снарядов. В жизни пролетающие пули не свистят, а тихо так шуршат. И от этого шуршания все "герои" стараются зарыться куда-нибудь поглубже.
   По понтонной переправе постоянно шли войска. Из окрестных узбекских городков и кишлаков выгребли большинство мужиков призывного возраста. Всех кинули в Афган.
   Среди пограничников ходила шутка, что радиостанция "Голос Америки" передала: "Советский Союз ввёл на территорию Афганистана войска под кодовым названием "Партизан"."
   Просто так называли тех, кого призвали с гражданки на, якобы, военную переподготовку.
   Такое ощущение после виденного, что первые месяцы в Афгане воевали не наши доблестные десантники, а бедняги узбеки вынутые из тёплых постелей. Пока войска, в достаточно нужном количестве, из глубины страны перебрасывали, воевали местные, среднеазиатские дивизии доукомплектованные "партизанами".

   Погода испортилась. Непрерывно шёл мелкий дождь. Ветер. На Амударье постоянно штормило. Если это слово можно применить к реке.
   Хотя, что значит - погода испортилась, просто была среднеазиатская зима. Если "афганец" задует, то на неделю-две.
   Дороги все развезло. Машина с продуктами не может пробиться на заставу вторую неделю. Есть нечего совершенно. Съели даже неприкосновенный запас на случай боевых действий.
   Уже неделю на завтрак, обед и ужин единственно оставшееся из съедобного - квашенная капуста из бочек и хлопковое масло.
   Рыбачить не получается - штормит.
   Дикие животные от непогоды все попрятались. Охотники возвращаются без добычи.
   Удалось поймать дикобраза. Съели.
   Пограничному наряду повезло, подстрелили ашновскую лошадь, из тех которые пасутся на границе. Съели.
   Стало веселей.
   Старшина заставы выменял у понтонщиков, на что-то, пол кузова, в навал, тушёнки.
   Ничего выживем.

   Река стала какой-то недружелюбной. Когда штормовые волны накладываются на быстрое течение, такое ощущение, что черти на реке устроили свои дикие пляски.
   Для катеров и экипажей это почти предел. Постоянная болтанка, брызги от волн бьющих в борта, непрекращающийся дождь, ветер и температура воздуха около нуля - плюс-минус пять градусов.
   Одежда не успевает высыхать даже в сушилке. Как противно надевать влажную одежду. Кто бы знал.
   Из четырёх экипажей, восьми человек, половина простужена и с температурой.
   Но это никого не интересует. Два раза в сутки, под козырёк, получите приказ на охрану границы и извольте выдвигаться к понтонам.
   Для пограничников, попасть на службу с ними - каторга. А у мореманов она дважды в сутки по шесть часов.
   Хорошо ещё, что у Валерия оказался "иммунитет" к морской болезни. Значит не зря говорят, что волжские мужики крепкие.
   "Морские волки" наверное посмеялись бы над их проблемами, но всё относительно. Амударья конечно не море, но и катера у них были далеко не авианосцы. Бросало их по волнам, как щепки в весеннем ручье.

                ***

   В голову без очереди влезло воспоминание о другом шторме, уже в другой жизни.
   Валерий, про себя, усмехнулся: "Что-то сегодня на воспоминания потянуло. Обстановка располагает. Надо тогда пива брать".
   Кивком головы он сообщил бармену, что решение принял. Тот в ответ вопросительно поднял большой палец: одно? Кивнув ему утвердительно подумал: "Всё-таки здесь хорошо. Он согласился бы пожить в Венеции подольше".

                ***

   Тот, другой, шторм был как раз на море. Настоящий шторм без всяких натяжек. И был настоящий морской, хоть и старенький, корабль "Бата", на котором они с другом Серёгой везли груз, в несколько тонн, автозапчастей. Из турецкого Стамбула в Новороссийск.
   В середине девяностых с запчастями на "Жигули" в России были проблемы, их просто не было. Последствия переходного периода. Хотя в советское время изобилия по запчастям так же не наблюдалось. Вот турки и подсуетились с их производством. Надо отдать должное рынок довольно-таки быстро наполнился отечественными железками.
   Ну а после дефолта девяносто восьмого года ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов. Доллар стал дороже в пять раз. И поэтому они с Сергеем повезли запчасти купленные за рубли в России уже продавать за доллары в Турцию. Пути господни неисповедимы и в бизнесе тоже.

   Но это было в будущем, а тогда шторм принял их теплоход, после выхода из пролива Босфор, аккуратно и даже нежно. Качка усиливалась постепенно, как бы нехотя.
   Народ, который веселился вечером в баре, начал редеть. Очень неудобно танцевать, когда тебя начинает кидать от пиллерса к пиллерсу. Количество отдыхающих в баре становилось обратно пропорционально увеличению качки.
   Дошло до того, что осталось двое - Валерий и ещё один изрядно подвыпивший пассажир, который похоже просто ещё не осознал отчего его качает из стороны в сторону. Он был удивлён куда все разбежались, и поэтому пытался наладить беседу с единственным оставшимся.
   Но разговора не получилось. Уж больно на разном уровне сознания они сейчас находились. Валерий угостил, жаждущего поговорить, коньяком и пошёл спать.

   К утру шторм уже был нешуточный. Как в кино или морском романе. Судя по тому, как ходил матерился и плевался по теплоходу боцман Сергеич, можно было понять, что вляпались в шторм они неожиданно и очень даже напрасно. Получалось, что опять подвело их: или прогноз погоды, или надежда на русское - "авось пронесёт".
   Почти все, в том числе и Сергей, слегли на койки от морской болезни. По кораблю, из пассажиров, болталось всего несколько человек неприкаянных как и Валерий, кого эта болезнь не коснулась.
   Скукотища, не с кем было даже поговорить.

   В коридорах попадались люди больше похожие на приведения или зомби, которые с шальными глазами, держась за леера продвигались по, то взлетающему вверх, то падающему резко вниз, кораблю в сторону гальюна - корабельного туалета. На человеческие голоса они не реагировали, знакомых не узнавали.
   Завтрак, обед и ужин, в ресторане, посещали не более десятка из ста пятидесяти пассажиров. Столы стояли полностью накрытые, и никого.
   Официантки так-же страдали от качки, но от обязанностей их никто не освобождал. И они геройски выполняли их. А то ведь можно и работу потерять, на престижном зарубежном рейсе.
   Валерий, в первый день шторма, в обед, прочитав имя на бейджике, спросил официантку:
   - Ирин, а в обед же вроде наливают по сто грамм.
   Он шел морем на этом теплоходе не в первый раз и порядки знал.
   В ответ официантка глянув на него безумными глазами молча ушла. Вернулась через минуту, неся в двух руках между пальцев четыре бутылки водки. Со стуком поставив их на стол перед ним произнесла, похоже через силу:
   - На пей. Если можешь. Всё равно уже списано.
   - Ирина, извините! Зачем мне столько водки? Я просто думал: красивая девушка, начать разговор, далее познакомиться.
   Но сознание официантки похоже уже было где-то далеко, такое ощущение, что она его даже не услышала.

   По словам боцмана, процентов пятьдесят команды на вахту не поднять. Всё это оказалось байками, что моряки после двух-трёх штормов переставали страдать от качки. Страдают, и ещё как. Вестибулярный аппарат не тренируется. Хотя конечно смотря какая качка.
   У Валерия тоже было ощущение какого-то кома внутри, где-то в глубине, который создавал некоторый дискомфорт, но не настолько чтобы обращать на него внимание.
   Пошёл к стойке администратора, где выдают ключи от кают. Там вроде лежали какие-то газеты. Сидя на стуле, вахтенная девушка-администратор, всем телом налегла на стол.
   Валерий попытался потихоньку вытянуть, выглядывающие из под неё, газеты. Девушка подняла голову и тут же сжала виски руками. Корабль в это время рухнул с волны вниз.
   - Ничего, ничего. Лежи. Я только газету взять.
   А потом поглядев на девушку Валерий добавил:
   - Держись, родная. Ты же знаешь тебе сейчас никто не поможет. Если хочешь, я посижу на вахте, иди освежись.
   Она только махнула рукой.
   Подходя к своей каюте Валерий увидел в коридоре сидящего на полу около гальюна соседа - азербайджанца Мишу. По лицу у того текли слёзы. Он плакал беззвучно - по-мужски. После каждого провала судна в бездну между волн, он глухо стонал.
   - Что случилось, Мирога-Мирога оглы? Совсем плохо? - спросил Валерий.
   Миша глянул на него и выдавил из себя:
   - Всё, Валер. Я больше не могу. Я сейчас умру.
   Валерий присел рядом:
   - Хорош! Миш, ты чего? Крепись. Смотри, всем плохо. Терпят. Даже женщины.
   - Я гляжу тебе хуже всех. Ходишь с газеткой, - попытался пошутить сосед.
   - Тоже в этом есть свой недостаток - скучно. А вам скучать некогда. За очередью в туалет следить надо, - как можно ободряюще ответил Валерий. - Может водки? Кому-то говорят помогает.
    Валерий развернув газету показал бутылку водки, которую прихватил в ресторане, одну из тех четырёх что принесла официантка. Всё равно же списано уже.
    - Д-а-а-а уж, - протянул сосед, после чего вдруг резко вскочил на ноги и закрыв рот рукой бросился в гальюн.
    - Извини, Миш. Я не хотел тебя так расстраивать, - прокричал ему в след Валерий, разведя руками.


   В каюте лежал Сергей. Страдал и к разговорам конечно расположен не был.
   Валерий спросил чем он ему может помочь, но Серёга смог из себя выдавить только слова указывающие направление куда надо Валерию проследовать со своей помощью.
   Что ж, они были друзьями, обращались друг к другу по имени и на ты, поэтому чрезмерная вежливость в общении была не обязательна.
   Валерий молча примостился среди кучи вещей около иллюминатора и только развернул газету, как в каюту после стука, не дожидаясь ответа, ворвался боцман Сергеич:
   - Живые есть? Ваш груз на второй палубе по правому борту? - и не слушая ответа. - Плохо закрепили, весь развалило, по палубе катается. Идите собирайте и сеткой затягивайте как следует.
   - Что, так всё серьёзно? - спросил Валерий.
   - Конечно. Коробки размокнут, развалятся, на палубе каша будет из ваших запчастей. Потом проще выкинуть будет, чем собрать и после солёной воды товарный вид вернуть. Коррозия моментально.
   - ...! ...! - витиевато выразил Валерий своё и Серёгино мнение о шторме, а заодно и о всём остальном, включая международную обстановку.
   - Я всё понимаю, полностью согласен и могу повторить всё тобой сказанное слово в слово. Ну, думайте сами: идти или нет. Ваши коробки там никому не мешают. Я вам сообщил, а вы решайте, - сказал напоследок боцман и выскочил из каюты.
   Да эта проблема была Валерия с Сергеем. Экипажу их груз был "до лампочки". Они были коммерсантами и груз коммерческий, поэтому команда загибала нереальную цену за свою помощь.
   Удивительное желание нашего народа - разбогатеть сразу. И ни шагу назад от этой идеи. В результате вообще остаётся без денег.
   И дело даже не в том, что эта цена за работу дикая и денег жаль, их просто лишних не было, а дорога впереди длинная. Неизвестно ещё во что растаможка обойдётся. Вот уж где "чудеса на виражах".

   Серёга стал подниматься.
   - Ты чего, лежи, - пытался остановить его Валерий. - Я схожу посмотрю. Может один справлюсь.
   - Там коробки по шестьдесят килограмм. Что ты один? Да я всё нормально. Терпимо. Пошли.
   На свежем воздухе, на палубе, шторм конечно воспринимался по другому. Внутри хоть и качало, но было тепло и сухо, а на палубе, от удара волн о корпус корабля, то и дело обдавало ледяными брызгами. Ветер рвал одежду и мешал двигаться. Перехватывало дыхание. Это всё очень разнообразило сильную качку.
   И они начали растаскивать и складывать по новой в штабеля, наваленные кучами по палубе, свои тяжеленные коробки. Палуба то и дело уходила из под ног и меняла свой наклон - то в гору, то с горы. С какой-то своей периодичностью их постоянно окатывало морской водой. И это зимой. Понятно, что не Баренцево море, но всё же.
    Валерий с Сергеем сначала выровняли оставшиеся на своём месте коробки. Потом начали таскать вдвоём те, которые рухнули и расползлись по палубе. Таскать шестидесятикилограммовые коробки по скользкой, постоянно уходящей из под ног палубе, было - очень непросто.
   Постоянно кто-нибудь валился на коробки, теряя равновесие от качки, или поскальзываясь на мокрой металлической палубе.
   Всё это происходило в непосредственной близости от фальшборта, и иногда при наклоне судна на борт, казалось что они как бы зависают над волнами, и того и гляди кто-нибудь вывалится в эту бездну.

   Ушло уйма времени, но Валерий с Сергеем всё уложили, и закрепили, натянутую на груз, сетку. Вымотались напрочь. Как признался потом Сергей, во время работы он даже про морскую болезнь забыл.
   Без сил вернулись в каюту. После того, как отмылись от солёной воды в душе и переоделись в сухую одежду, Сергею опять поплохело и он слёг. Валерий развернул газету.
   Уже без стука вломился боцман:
   - Опять всё развалилось.
   - Ну и чёрт с ним, - ответили они, почти в один голос.
   Ничего не могло их сейчас заставить снова выйти на палубу. Руки-ноги практически не слушались. Да и мозг бунтовал. Они полчаса назад завершили перелопачивание нескольких тонн груза. Два часа дышали морским, свежим воздухом. И всё напрасно. И что, всё по новой?
   - Вам же он не мешает? Пусть валяется, - добавил Валерий на секунду оторвавшись от газеты.
   Сергей открыл глаза и подняв голову от подушки с удивлением посмотрел на Сергеича. В глазах у него был виден вопрос: кто этот изверг, и что ему от них надо?

   От Стамбула до Новороссийска ходу чуть меньше двух суток. В этот раз из-за шторма они шли почти четверо.
   Валерий не помнил уже причину: что произошло.
   То ли от скуки, и от того, что стало известно, что до Новороссийска ещё "пилить и пилить", а от шторма он тоже уже устал.
   То ли от того, что надоело смотреть на стонущих, и даже плачущих, попутчиков; со всеми последствиями, что сопровождают морскую болезнь у людей.
   Да уже и не важно из-за чего, но где-то на третий день шторма Валерий пошёл в корму теплохода и спустился в трюм. Там на самой нижней палубе находились каюты, которые никогда не заселяли, и о которых мало кто знал из пассажиров.
   Такое впечатление, что туда даже из команды давно уже никто не спускался. Да и что им там делать? Пассажиров было мало и нужды в этих каютах не было. Тем более они были самого низкого класса.

   Целая палуба нежилых кают, как бы в преисподней корабля, где уже давно не ступала нога человека, создавали мрачное впечатление. Какая-то другая реальность. Зазеркалье. Но это было и достоинством. Людей здесь точно не встретишь.
   Звуки цивилизации сюда не проникали. Не верилось, что стоит всего лишь подняться по двум-трём трапам и попадёшь в повседневную суету корабля.
   Валерий прошёл по тёмному коридору держась за леера, и подёргал ручки кают. Одна из кают оказалась незапертой. Она была восьмиместной. Четыре двухярусных койки. Именно койки. Полки это в поездах. А здесь были пружинные койки с бортиками, чтобы спящие не падали с них во время качки.
   Щёлкнул выключателем в каюте. Загорелся свет. Очень хорошо. Простыней конечно не было, но матрасы и подушки были на местах. Что ж, отлично. Это был максимум на что он рассчитывал.
   Посмотрел в иллюминатор. Вид был необычный. Валерий вместе с кораблём, то взлетал над волнами, то погружался глубоко под воду. Когда иллюминатор был под водой дыханье самопроизвольно задерживалось, а когда над водой, хотелось наоборот глубоко вздохнуть.
   Попробовал закрыть каюту изнутри. Ничего не получилось. Замок был сломан. Ясно почему каюта была незапертой. Да и чёрт с ним. Он лег на одну из нижних коек и подумал, что побег от людей удался. Здесь его едва-ли найдут. Да и кому он в принципе был нужен?

   От качки и постоянных ударов волн старенький теплоход скрипел, стонал и вообще, издавал звуки, природу которых сложно было понять.
   Казалось, что в коридоре кто-то ходит. Можно было даже расслышать людские голоса. Создавалось ощущение, что Валерий здесь далеко не один. По началу он даже выглянул из каюты: кого ещё сюда занесло? Но в коридоре ни кого не было. По крайней мере во плоти.
   Он вскоре привык к постоянному стуку, топоту и другому шуму за дверьми каюты. Это наверно духи  прошлых пассажиров остались и живут здесь. Что же, Валерий им здорово не помешает.
   Сильная качка очень интересно ощущается когда лежишь в койке. Сначала, когда теплоход взбирается на волну, тебя с силой и главное медленно вдавливает в койку. Пружины койки аж стонут вытягиваясь от такого давления. Потом перевалившись через волну судно всей массой падает вниз, и тебя начинает так-же медленно, как бы вынимать из койки, почти до состояния невесомости. Такие своеобразные качели. Кстати действовали они очень убаюкивающе. По крайней мере на Валерия.

   Он уже спал. И во сне услышал, как дверь в каюту открылась. Валерий почувствовал, что кто-то на него посмотрел, и потихоньку, аккуратно дверь закрыл.
   И это было не от качки. Защёлка у замка работала, сама бы дверь не открылась. Да и больно уж аккуратно, нежно, она защёлкнулась назад. Как будто не хотели будить. От качки двери обычно хлопают.
   Валерий быстро встал выглянул из каюты, но за дверью в темноте коридора никого не было. Хотя он явно различал легкие удаляющиеся шаги.
   Ну это уж слишком. Они так не договаривались. Оказывается духи тоже бывают любопытные. Наверняка это был дух женщины.
   С другого конца коридора слышалось какое-то подвывание, звон стеклянной посуды. Где-то хлопнула дверь.
   - Чёрт те знает что. Можно не беспокоить? Спать мешаете, - крикнул в темноту Валерий.
   Показалось, что на секунду все шумы удивлённо затихли, а потом с возмущением возобновились.
   Самая нижняя палуба старого морского скитальца корабля "Бата" продолжала жить какой-то своей жизнью; за переборкой в соседней каюте кто-то топтался и бубнил; в дверь скреблись и постукивали, но в каюту больше никто не заглядывал. И на том спасибо. Дали поспать.
   На четвёртый день шторм утих.

   Валерий, отоспавшись, выбрался из своего убежища на свет божий.
   Вокруг были повеселевшие люди. Такая особенность морской болезни - она единственная из болезней, наверное, которая прекращается сразу после исчезновения причины её вызвавшей.
   Серёга был посвежевший, и уже озабочен делами.
   - Слушай ты где пропадаешь? Я осмотрел груз. Ничего страшного. Ветерок всё просушил. Даже коробки все целы. Слушай, бутылку водки ты принёс? Под столиком за коробкой стояла? Мирога-Мирога оглы видел тебя с ней. Короче, нет её уже. Мишка сказал, что ты ему предлагал её выпить, и он твоё предложение принял. Чуть-чуть ты опоздал. Недавно все разошлись. Кстати, ты ещё не слышал, что Андрюха учудил? Сам тогда у него расспроси, а то он на нас уже кидается. Ну комедия!

   Комедия или трагедия, для кого как, случилась, наверное, с самым безобидным и добрейшим парнем на этом судне. Звали его Андрей. Был он земляком Валерия и Сергея, и среди прочих земляков не чурался в поездках их компаний.
   Правда в силу своей невероятной интеллигентности и воспитанности со всех посиделок, с участием спиртного, старался или раньше всех уйти, или по крайней мере первым отключиться, не дожидаясь логической развязки всех этих мероприятий. Парень он был совершенно неконфликтный и очень вежливый. Так сказать: от кого угодно, но от него никто не ожидал.

   Дело в том, что на всех морских и речных судах двери кают открываются внутрь. Этому есть объяснение. Это для того, чтобы при кораблекрушении открытые двери кают не мешали быстрой эвакуации пассажиров и команды. А вот двери подсобных помещений: гальюнов, душевых, и других бендежек и кладовок открываются наружу. Наверно это для того, чтобы более рационально использовать их и так небольшую площадь.

    Качка штука конечно неприятная, но физиологические потребности организма никто не отменял. Поэтому Андрей пошёл в туалет. Что поделаешь - надо.
   Он уже спустил штаны, и приготовился занять подобающее место. Но видно его тело не успело принять положение устойчивого равновесия и покоя, потому что после сильного крена судна на борт, он начал судорожно искать руками точку опоры, каким то образом нажал на ручку двери и влекомый силой инерции вылетел через открывшуюся дверь в коридор.
    Но на этом движение тела не закончилось. Несмотря на качку законы Ньютона  работали безупречно.
    По несчастью для него, напротив оказалась не совсем закрытая дверь каюты. И он пулей влетел в неё. Наверно лишнее говорить, что каюта оказалась женской.
   По словам женщин, они были в шоке от такого наглого вторжения, но сил не было даже кричать. Подумали: всё началось. У людей начало от качки "срывать башню". Интересно он один такой на корабле, или началась эпидемия? Что делать? Куда бежать?

   Но бедолаге было не до бабских мыслей. Андрей наконец-то достиг крайней точки своего передвижения. Оперевшись о козырёк стола под иллюминатором он не стал поминать Ньютона, а обведя всех шальным, и как сказали, жалким взглядом, произнёс:
   - Всем здрасти.
   Что ж воспитание сказывалось. В это время амплитуда качки увлекла его в обратную сторону. И он унёсся назад, мелкими шажочками. На ногах у него внизу, как у стреноженного коня были путы, в виде его штанов. Впрочем остальное тоже было всё в наличии. Дверь за ним закрылась.
   Всего пять-шесть секунд, но каков эффект. Фурор, успех, овации? Если бы.
   Женщин успокаивали всем кораблём. Кто-то пожертвовал на это дело дорогой французский коньяк.
   Особенно дамы не могли Андрею простить издевательское - всем здрасти. В этом приветствии они усмотрели особую циничность происшедшего. Поэтому виновнику пришлось искать ещё и лимон с шоколадкой.
   Больших трудов стоило всем, убедить женщин, что Андрюха не маньяк, а добропорядочный семьянин, и всё произошедшее всего лишь маленькое недоразумение.
   Боцман Сергеич осуждающе ворчал:
   - Что ж ты, Андрей? На тебя это не похоже. Поприветствовал - молодец, а попрощаться забыл. Невежливо как-то.
   На что Андрей тяжело вздыхал и молча умоляюще смотрел на Сергеича.
   Происшествие несколько оживило страдающих от качки пассажиров.

   - А тебя где носило? - допытывался Сергей. - Кто-то тебя вечером в баре видел, одного, танцующего вокруг пиллерса. Второй помощник сказал, что ты ночью на мостике объяснял капитану Теорию Автоматического Управления. Весь бортовой журнал формулами исписал. Ещё сказали, что ты утром на камбузе помогал коку: резал лук, рыдал и говорил, что это твоё любимое дело. Что, правда?
   - Злые наговоры, Серёг. Хотя, может быть. Как ты там говоришь? Дело не в том, что по жопе кнутом, а дело в том, что больно. На этом корабле, по моему, могут происходить странные вещи. Видал, что с Андрюхой приключилось? Корабль выбрал самого безобидного. Веселился.
   - Это точно. Мне вообще какая-то чертовщина снилась: как будто я стою на мачте и высматриваю землю. Если увижу, то мне награда - бутылка рома. Бред. Я же вино красное люблю. Терпеть не могу качку.
   Скоро подошли к Новороссийску.

                ***
 
   Впрочем, шторм как шторм был. Чего он его вспомнил? Да и был он не первый и не последний.
   Скорее всего один старик, в виде старого венецианского дома, напомнил ему другого старика, в виде старого корабля "Бата". Чем-то они были схожи.
   Валерий вышел из ресторанчика и задумчиво побрёл по узким улочкам и мостикам через каналы в сторону от шумной площади.
   Ему опять хотелось побыть одному в тишине, подальше от людей, но теплоход "Бата" давно стоит у своего последнего причала, а привидения с него, наверное, получили распределения на другие корабли. Им ведь без людей скучно.
   
                ***               
   
   Шли дни, недели, месяцы.
   Они быстро вошли в ритм жизни заставы, и вполне освоились.
   Для Валерия это было вообще всё впервые. Поскольку другой службы на границе он ещё не видел, то всё воспринимал как должное.
   Из-за его тяги к чтению книг во время несения службы и умении, из-за начитанности, поддержать разговор на любую тему, ему быстро придумали прозвище - Интеллигент.
   С начала оно звучало из уст старослужащих, как бы презрительно. Что поделаешь? На Руси всегда относились к "вшивым интеллигентам" презрительно.
   Но Валерий где-то прочитав, что с латинского слово интеллигент означает - понимающий - не обижался. Тем более скоро в произношении появились и уважительные нотки.
   Иногда споря, чуть-ли не до драки, о какой-нибудь ерунде, командиры катеров - старослужащие, исчерпав все аргументы, обращались к Валерию - младшему мотористу - первогодку, как к последней инстанции в разрешении спора.
   И после его озвученного мнения спор затихал.

     В довершении общей картины начала его службы на границе, надо добавить, что у мореманов совсем не было дедовщины. Вообще. Были чётко определённые взаимоотношения между служащими. Не уставом, а жизнью на границе.
   У  молодого бойца был один начальник и бог, это - командир катера. И никто, даже офицер, не мог ему грубого слова сказать или заставить что-нибудь сделать.
   И не один старший катера не позволял кому-либо, через его голову, распоряжаться его подчинённым.
   Офицеры знали, что все вопросы в плавсоставе решаются только через командиров катеров. Отношения были устоявшимися на протяжении многих лет. Во главу угла ставилось: ремонт вверенной экипажу техники и поддержании её в постоянной боевой готовности.
   А уж на желание, покомандовать им, какого-нибудь старослужащего, молодой просто не обращал внимание. Им мог командовать только один "дед" - командир его катера.

   А на погранзаставах к ним вообще отношение было как к инопланетянам, и задевать их ни кому и в голову не приходило.
   Был случай, когда Валерий выкинул за борт пограничника, после того, как тот на его распоряжения, по размещению в кокпите катера пограннаряда, ответил, что он молод ещё ему указывать и сел после этого на место Валерия за штурманским столиком, послав при этом самого Валерия куда-то в даль светлую.
   Флот штука жёсткая.
   Бедолага не хотел понимать, что на своём катере Валерий для всех пассажиров старослужащий. Независимо от того, сколько кто прослужил.
   Лисняк, выйдя на шум из каюты и глянув на плавающего за бортом пограничника, подал команду:
   - Человек за бортом!- добавив. - Достаньте его, а то ещё утонет.
   А старший второго катера, стоявшего рядом, Никола, который был на два года старше Валерия призывом, прокричал:
   - Интеллигент, на твой катер уже страшно заходить. Уж больно ты строг с пассажирами. Ты прекращай давай, а то погранцы с нами уже боятся на службу ходить. Они же не виноваты, что их в военкомате в морские пограничники забраковали. Будь ты к людям добрее и снисходительней. Все мы общее дело делаем - границу охраняем.
   Единственное утешение для пограничника было наверное то, что плавал он, в полной экипировке, около знаменитой понтонной переправы в афганский порт Хайратон.
 
   Месяца через четыре напряжение спало, да и окрестности у переправы видно основательно зачистили, поэтому стали ходить на службу один раз в сутки, но на девять часов. Днём у Хайратона катеров теперь не было. И, о чудо, понтоны никто не взрывал.
   Теперь, по очереди, одна пара катеров была у переправы с вечера до утра, другая ходила по флангу дозором - всю ночь. Служить стало гораздо легче. Появилось свободное время. Занимали его как могли.
   Одно из таких занятий гонки на катерах.
   Катера у всех были в идеальном состоянии. Ежедневный уход за техникой давал свои результаты. Но этого было мало. Дух соперничества, у кого лучше, и азарт - никто не отменял.

   Самому старшему из сослуживцев-товарищей Валерия было двадцать один год, остальным и того меньше. По законам многих стран пить-курить в эти годы запрещено. Но оружие и сложную технику доверить самый раз. И надо сказать и с тем и с другим, справлялись на отлично.
   Приходили днём, после сна, на стоянку для обслуживание катеров. После уборки начинали регулировать двигатели - обороты искали.
   Для этого в очередной раз, ещё более тщательно, хотя казалось что уже дальше некуда, регулировали клапана, карбюратор и прерыватель-распределитель.
   После этого, все четыре катера,  выходили на середину реки, выстраивались и, договорившись о точке финиша, давали старт.

   Смотрелось это потрясающе. "Формула 1" со своей ездой друг за другом по кругу, это гонки на трёхколёсных велосипедах в детском саду, по сравнению с гонками катеров по Амударье.
   После старта, округа наполнялась рёвом форсированных моторов. Катера срывались с места, и как-бы поднимались из воды "выходя на редан". Они начинали глиссировать. В воде оставался только поперечный редан в днище.
   И дальше уже всё зависело не только от мотора, но и от знания реки и умения управлять катером на ней.

   Особенность Амударьи была в том, что имея сильное течение, до двенадцати километров в час, и песчаное дно, она постоянно немного меняла свой фарватер. Иногда очень сильно.
   Произойти всё это могло в течении короткого времени.
   Если ты прошёл в этом месте, то не факт, что через час ты снова здесь сможешь пройти. Запросто может появиться, за это время намытая, мель.
   Всё это определялось по бурунам, течению, по оттенку воды и по другим признакам.
   И это нужно было проанализировать за секунды, чтобы не вылететь на меляк при сумасшедшей скорости. Опытный командир катера даже ночью, при свете луны, мог прочитать реку.
   Катера неслись с рёвом по реке используя все хитрости.
   Цель одна - прийти первым.
   Сесть на волну другого, чтобы потом, как с горки, рвануть вперёд него - это задача для первогодка. Более опытные выбирали позицию прижимаясь к мелководью и неслись по мелям. Там скорость гораздо больше, чем на глубине.
   Реактивная струя вырываясь из-под винта из туннеля в днище катера отталкивалась уже не от воды, а от близкого дна реки, давая сильный толчок катеру.
   Это было очень опасно. Чуть ошибёшься и катер вылетает на мель взревев мотором в холостую. И тут держись. Ремней безопасности не было, а удар как в столб. Были и сильные ушибы и сотрясения мозга. Самое обидное - смех соперников.

   Обычно это происходило так.
   На глиссировании, когда у катера осадка почти нулевая, начинались легкие рывки, как будто за хвост кто его притормаживает. Это означало, что катер цепляет реданом мель. Винту и перу руля не страшно, они в туннеле. В это время главное не сбросить резко обороты. Хотя это напрашивается в первую очередь.
   Катер уже идёт по мелководью, где глубина меньше, чем его осадка в спокойном состоянии. Сбросишь обороты, судно всем днищем ляжет на грунт.
   Поэтому надо мгновенно принять решение, или до последнего переть прямо, надеясь, что проскочишь, или на скорости увести плавсредство на безопасную глубину. А где она, нужно определить за доли секунды. Четкого определения вправо-влево нет. Нужно увидеть это по воде.
   Удалось - отлично. Опять жмёшься к меляку, чтобы набрать скорость.
   Не удалось? Значит тебе не повезло - получи проблему и лучше изучай судоходную обстановку.

   В одной из гонок всё так хорошо начиналось.
   Катер управляемый Лисняком так хорошо рванул с места и быстро "вышел на редан".
   Главные соперники Никола и Боцман шли на пол корпуса сзади. Четвёртый катер, Серёги Соколовского, не тянул. Пора на переборку двигателя.
   Лисняк умело шел по мелякам. Он агрессивно подрезал и затирал соперников, сбивая им ход. Но и Никола с Боцманом не с валяльно-обувной фабрики были. Постепенно то один, то другой начали вырываться вперёд.
   И вот тут вылезает наружу характер. А может дурь.
   Лисняк идёт на большой риск. Идёт по критическим глубинам. Скорость сильно возрастает. Уже было несколько рывков, касаний днищем о мель. Но проскакивали. Валерий, зная чем это всё грозит, упёрся руками и ногами в штурманский столик.
   Но в голове даже мыслей не было, чтобы крикнуть Лисняку; попросить прекратить так рисковать. Это же гонка. Адреналин. Азарт.

   Но в этот раз был не их день.
   Прошли уже где-то две трети дистанции. После трёх-четырёх рывков подряд Лисняк не смог увести катер с мели на глубину. И они так в неё вписались, что чуть по косточкам не рассыпались в кокпите.
   Так вот, проблема состояла не в том, что горе-гонщики ушибли себе разные части тела, а в том, что они с дури залезли в такое место, где глубина реки была сантиметров пятнадцать, при осадке стоячего катера в пятьдесят.
   И всё это было в радиусе метров сорок.
   На тихом ходу, при полной осадке, к ним никто не мог подойти, чтобы  хоть буксиром попробовать стянуть их с мели.

   И началась самая скучная часть гонок - долго и нудно винтом размывать себе проход на глубину.
   Хорошо дно песчаное. Реверсом вперёд-назад. Заползаешь на мель, потом врубаешь задний ход и вымываешь из под себя песок. И так далее. По сантиметрам. Часа три.
   И единственными зрителями всего этого, бывали афганцы, сидящие в нескольких метрах от катеров на своём берегу, глядя на это всё и размышляя - наверное: чего это шурави на мель залезли?
   Но такое было не всегда. Реку они всё-таки знали, и умели по ней ходить на любой скорости, и в любое время суток.
   А после гонок, выигравший экипаж "почивал на лаврах", а проигравшие надевали промасленные робы и лезли в двигатель - "искать обороты". Готовились к реваншу.