Гл.21
Снова незаметно прошли все зимние праздники, как всегда бывает: ждёшь их, ждёшь, готовишься, глядь, а уже вновь наступили серые будни. Но в этом году чуток повеселее всё случилось, селяне немного отвлеклись от проблем насущных да и решили - гулять, так гулять, а помирать, так с музыкой.
Иван Андреевич тоже невольно принимал в них участие, ну а чем отказ мотивировать? Надо быть поближе к народу и всё, чтоб заодно с народом, а иначе не поймут. Рядиться в костюм на колядки, он, правда, отказался, а вот тяжёлые мешки с подношениями таскал на своих плечах, сопровождая общую компанию, в которую входили многие мужчины и женщины, что вместе с ним трудились и в поле, и в лесу. Также, в сопровождение входили и старожилы села, это Михаил Фёдорович, дед Василий и батька кузнеца, Лёньки Горохова, Фёдор Андриянович Горохов, а последний захватил с собой ещё и балалайку, чтобы придать настроение всем, кто только мог их услышал.
Прошлись с песнями по улице, выпили возле забора у Угольниковых, а потом и прыть появилась, всех потянуло на горку. Там подурачились, бабы плясать удумали, а мужики улыбались и подшучивали над ними, нарываясь на обратную реакцию.
- Ну вот, нынче хучь праздник на праздник похож, ни то, что в прошлой године, да, Федяй? - заговорил с "музыкантом" дед Василий. - Скажи, как у тебя пальцы не мёрзнуть всё время брынчать на своём струменте?
- А я водочкой их смачиваю, дабы совсем не закоченели. - засмеялся Горохов-старший.
Дед Василий махнул пару чашек горячительного и душа требовала общения.
- Счастливый ты, Федька, я тебе скажу. У тебя стока навыков и всё тебе одному. Ты и в шишкобое дюжее других разбираешься, и лапти, бывало, у тебя самые добротные, с высоким задником. Потому что ты лыко к ним самое правильное выбираешь. Так ещё и на струменте играть могёшь.
- А, Васятка, тут секрет один имеется, его ещё батюшка мой мне сказывал. Ты, бает, Федька, научись любить саму жизнь и людей пуще себя полюби, и будет, Федька, тебе счастие.
- И всего-то? Оказывается, счастие совсем рядом, тока протяни руку и возьми?
- Э нет, Васятка. Не всё так просто. Взять-то кажный смогёть, а вот полюбить ближнего своего - далече не кажный. Но ты не журись, Васятка, у тебя получится. Ты добрая натура и людей напрасно не забижаешь.
Все весенние и летние работы тоже организовывались коллективно и уже после пахоты Иван Андреевич поинтересовался у Якова:
- Понравилась тебе наша работа сообща?
- Кому ж такое придётся не по нраву? - парировал помощник.
- От! А это и есть колхоз! - хлопнул в ладоши комиссар, довольный, что подловил Якова.
- Неправда твоя, товарищ революционер. Со своей делянки я заберу урожай себе, а в колхозе надоть всё свалить в общую кучу.
- Стремление к приумножению частной собственности и умышленное отдаление от коллектива - это есть кулацкие замашки. - в голосе большевика послышалась сталь.
- Плохо, товарищ большевик, плохо. Когда всё выращено своими руками, в тяжком и честном труде, то за это хвалить надоть, а не журить. Я простой деревенский мужик и таких мульоны по стране, а вы нас в помещики записали. Как же вы власть захватывали, коли совсем худо в людях разбираетесь. Сначала бы вам крестьян получшее изучить и их вечно сгорбленную жизнь, а вы поскорее к власти дорваться.
Иван Андреевич промолчал, а что тут скажешь?
"Угольников, как всегда, по-своему прав. Может и действительно я, из рук вон, плохо в людях разбираюсь? У меня не помощник, а человек-загадка. До сих пор не пойму, чьей стороны он придерживается. А это огромный минус всей моей работе."
Школу снова строили между основными сельскохозяйственными работами, иногда шли к участку, отведённому под строительство, ночью. Подсвечивали факелами и свечами, везде стояли маслянки и чад от всего этого першил в горле. Самсонов поражался выносливости простых русских людей, мужики просто падали, но никто не жаловался. Всем хотелось видеть своих детей и внуков образованными, умеющими читать и писать.
Не стали особо размахиваться, сделали всего четыре класса, но если надо, то всегда можно долепить, так рассуждал большевик. Потом соорудили кабинет для учителя, но много обязанностей выпало и на долю деда Василия, которому предстояло мастерить множество парт, столы в каждую классную комнату, туда же, доску, стулья и много чего ещё. Куприянычу тоже помогали деревенские, кто хоть что-то петрил в плотницком ремесле.
Самсонов вскоре срочно отбыл в город за стеклом для окон и школьными принадлежностями. Он заказывал стекло и для школы, когда возводили контору, но почему-то сразу не выполнили его заказ. Теперь он привёз его, тщательно закутанное в тряпки и обложенное соломой. Кроме этого, в другой телеге, накрытой отрезами чистой домотканой материи, горками возвышалась Азбука и тетрадки в косую линию.
- А вот чернила и перья не выдали. - жаловался он Якову, горестно вздыхая. - Сказали попозже. А куда ещё позже, и так уже ноябрь на носу.
- Так, может мы дядьку Григория попросим, Никишин его фамилия. Он эти чернила сам делает из золы и вишнёвого клея. Покуда такими попользуются, а потом увидим. - предложил Яков.
- Для чернил древка нужны с перьями, а вот это он уже не сделает, тут ювелирная сноровка нужна.
- Ну почему? Наш барин раньше гусиным пером писал, но вы же всю эту птицу. кон... конф...
- Конфисковали ты хочешь сказать? Яков, сколько раз можно твердить, что я выполнял приказ?! Ты до смерти меня собрался этим попрекать?
- Ладно, не кипятись, а то сидишь нахмуренный, как мытая репа. Я как лучше хотел.
Иван, признаю, как ты гутарил, учебное заведение у нас готово, а ребятню кто учить станет?
- Если не найду, то сам начну обучать. А что остаётся, детишки радуются, ждут, хоть завтра согласны приступить к занятиям. Есть у меня на примете учительница, но не знаю, как оно сложится.
- Кто это, не из местных же?
- Как раз наоборот. Ольга Александровна Подвойская.
- Эта дворянка недобитая будет учить наших детей? В уме ли ты, Иван? Во-первых, навряд она согласится, она же брезгует простолюдинами. А во-вторых, кому доверять собрался, она же такому учеников научит, что они забастовку тут в деревне учинят.
- Всё высказал? Я согласен с тобой, что она из дворянского рода, но те времена давно закончились и теперь ей надо подстраиваться под наши законы, а чтобы выжить. Попал в волчью стаю - вой по-волчьи. - знакомо тебе такое? Куда она денется? Осталась в деревне, вот пусть и пользу сюда приносит, дармоеды нам не нужны.
- А чего она дармоедка? Она же ничего ни у кого не берёт, ей родня из города помогает. - невольно вступился за неё Яков.
- Ну и что? Она дышит этим воздухом, а потому пусть не отделяется ото всех.
Яков пожал плечами.
- Не знаю, что получится из этой затеи, но договариваться сам пойдёшь.
Но Ольга Александровна слыла умной и дальновидной женщиной, она не стала конфликтовать с Советами, и когда комиссар обратился к ней с подобной просьбой, она, как-то нервно вздохнув, удивительно быстро согласилась. С Иваном Андреевичем дворянка уже знакома и он у неё вызывал смешанные чувства. С одной стороны - мужчина приятной наружности, хоть и ростом ниже среднего, но это не отражалось на его богатырской внешности. Широкоплечий, подтянутый, всегда ходит в военной форме. Волосы коротко острижены, наверно, комиссарам не положено иметь длинные лохмы. Вызывало уважение то, что Иван Андреевич не носил усы и бороду, Ольга терпеть не могла всей этой растительности и таких мужчин она считала грязными. А с другой стороны... И далась ему эта революция!
Да, вот такую бы внешность Анисиму. - смотрела она вслед большевику. - Боже, это ж наверняка среди крестьянских детей найдутся и вшивые... - её передёрнуло. Ольга глянула на свою двухлетнюю дочь. - И Дарине потом придётся учиться с ними в одном классе. Ну нет, этому не бывать! Сегодня же отправлю в город управляющего и пусть он вызывает сюда маменьку. Дарина должна воспитываться у бабушки с дедушкой, ну что путного девочка почерпнёт от этих босяков.
Конечно, она будет скучать за дочерью, но в том, что ребёнка отдалят от матери, женщина не видела в этом ничего дурного. Она тоже росла большей частью у родителей своего отца и ничего, претензий к маменьке и батюшке у неё не имеется, за исключением того, что они пустили по ветру накопленные капиталы и только поэтому ей пришлось выходить замуж за нелюбимого помещика Анисима Подвойского.
При всём её недружелюбном отношении к крестьянству целиком, Ольга не отличалась кровожадностью и ей противно было всякое физическое насилие и тем более, убийство. Только по этой причине она рассказала коммунарам о тайнах своего мужа, с душегубом Ольга жить не собиралась.
Иван Андреевич посетовал ей, что пока не хватает чернил и перьевых ручек, и Ольга пообещала, что эту проблему она решит самостоятельно.
На следующий день, к вечеру, к дому помещика подкатила старенькая карета, это родные Ольги явились за внучкой, а ещё через пару дней, управляющий Подвойских привёз в школу те принадлежности, что Ольга посулила достать через свои связи.
Всё, теперь к занятиям уже смело можно приступать и после выходных, как раз в школе ожидались первые уроки. Волновались все: и ученики, и родители, и сама учительница, но для села такое событие считалось чрезвычайно важным. Иван Андреевич тоже ликовал, не скрывая этого, но как всегда обязательно произойдёт то, что надолго испортит поднявшееся было настроение.
С соседней деревни прибыл верховой и доложил, что его комиссар ездил в город, и там того просили передать весточку для Самсонова. Из заключения сбежали местные кулаки - Емеля Горюн и Гришка Дробот.
Яков оповестил об этом весь посёлок. Сначала хотели промолчать и не пугать народ раньше времени, но потом подумали, что всё-таки сообщить надобно. Люди ведь ничего не подозревают, мало ли что может произойти тёмной ночью. Жёны кулаков, Любава и Валюшка, тряслись как осиновые листы, и Самсонов посоветовал им пока временно пожить вне дома, например, у родни далёкой или подруг. Не станут же муженьки шарить по всем хатам, они сами на данный момент всего боятся. Потому что прекрасно осознают последствия, когда их поймают. Вряд ли кто-то вновь повезёт кулаков обратно, расстреляют или вздёрнут на деревине, без суда и следствия.
Ольга тоже никого не примет, ей это не выгодно.
Дед Василий не находил себе покоя:
- От же гады ползучие, куда ж они теперь направятся, можа домой?
- Сюда опасно. - отозвался комиссар. - Они же в курсе, что тут уже Советы.
- Ну можно думать, что вас тут сто человек. Ты один.
- А им это откуда известно?
- Я думаю, всё равно на разведку появятся, тут родные края. Ты бы не ложился у окошка, а, Вань! Можа я выйду и ставенки закрою?
- Чудной ты, дед.
- Отчего так, я же переживаю за тебя.
- Ставенки твои с улицы затворяются?
- Ну да, а что?
- А то, что их и открыть можно в любую минуту. Толку, что ты их прикроешь.
Дед шумно вздохнул.
- Ну хоть свечу загаси, чего сидишь на видном месте?
- Дед, я никогда не склонял голову перед всякой контрой и тем более, никогда перед ними не трусил. Ещё я не прятался!
- Никто не говорит, чтобы ты прятался, но подставляться раньше срока - тожеть не подвиг. Ладно я, ужо покоптил белый свет, а ты же молодой ишшо.
- Уговорил, батя! Туши свои свечи, а то всё равно не отвяжешься, да спать давай укладываться. Завтра радость у нас - ребятня порог школы перешагнёт первый раз.