Про детство, деревню и картофельную яму

Алекс Шуваевский
     Сильно хвастаться не буду, но и слов из песни так просто не выкинуть.
     Что было – то было.
     О том и расскажу.
     Ничего от себя не прибавляя.   
     Разве, что, малость самую.
     Да и то только потому, что немало лет  прошло с той поры.
     А все дело в том, что и мне в ранней молодости довелось в «звездах» походить.
     Не бизнеса еще, конечно.
     Про обмен у иностранцев октябрятских звездочек и полтинников серебряных на резинку жевательную и ручки шариковые у гостиницы «Турист» на Сельскохозяйственной улице промолчу пока. Это уже потом, в пятом классе случилось.
     Но шоу.
     Тут ошибки не будет.
     Случалось это, когда выезжал я пару раз к бабушке в деревню. На все лето.
     Несмотря на то, что деревня не так далеко от Москвы находилась – верст триста – триста пятьдесят, по культурному уровню и прогрессу техническому отставала она от столицы лет на сто. Ни телевизора тебе, ни кинотеатра, ни хлеба белого, ни конфет «Барбарис».
      Впрочем, какой телевизор, если и свет то в ней включали всего на три часа в сутки. Пошумит вечером дизель в конце улицы с девяти до двенадцати и спать ложись. Можно конечно было и при свечке потом посидеть. Но это безобразие бабушка сразу на корню пресекла.
     Рутина с посиделками ночными у костра, поздним утренним вставанием, купанием в речке, ловлей рыбы в торфяных ямах и загоранием до пузырей на спине надоедать скоро стала.
     Вот тут-то и пригодились сильно помойки деревенские. Выручили.
     Многие годы местные жители мусор свой далеко от дома не уносили, рядом складывали. Со временем у каждого приличная куча набралась. Летом место это бурьяном зарастало и выглядело вполне прилично.
     Там то и обнаружились сокровища несметные.
     Старые куклы, разбитые мыльницы и ломаные расчески из горючей пластмассы прекрасно для дымовушек подходили, из пузырьков от «Шипра» или «Москвы Красной» замечательный салют получался, а сковородки чугунные после несложной колки их молотком в классные снаряды для рогатки превращались.
     На вес золота ценились в те времена у московских ребят алюминиевые баночки из-под валидола. А здесь их залежи были несметные. Шли они на бомбочки. И на двигатели для ракет, которые мастерил я из проклеенных мучных клейстером газет.
     Ну, а бочка с карбидом, что в мастерской у трактористов обнаружена была, так та и вовсе стратегическим резервом стала. Тем более, что с толстостенными бутылками из-под шампанского советского или от сидра яблочного на селе даже в те времена проблем уже не было.
     При таком ассортименте заманчивом скучать - грех великий. Тут только поспешай успевать везде. Живи и радуйся. Опыт свой пацанам передавай.
     Вот я и не ленился.
     Отчего регулярно расцвечивали деревенское небо салюты, бомбочки и бутылки то там, то тут взрывались, ракеты в небо улетали, рогатки куски сковородок чугунных по округе разбрасывали, дымовухи в самых неожиданных местах дымили, вознося до небес и мой авторитет.
     Своими секретами, во дворе подсмотренными, ноу-хау по-современному, делиться сейчас не буду. Не то чтобы жалко, а замести запросто могут за кампанию вместе с террористами международными и другими поджигателями войны.   
     А вот секрет изготовления дымовух раскрыть придется.
     Две причины тут:
     - первая – без этого рассказ мой не получится,
     - вторая -  не найти сейчас днем с огнем пластмассы той дымящейся.
     А делались они так.
     В бумагу заворачивались куски расчески или от куклы крошево, поджигалось все это и ногой затаптывалось, чтобы пламя уничтожить. Пластмасса внутри без огня гореть начинала, едкий дым белый все вокруг застилал.
     Красота!
     Ну, и понятное дело, хочешь больше дыма – пластмассу не жалей.
     Только и это со временем приедаться стало.
     Новых зрелищ требовал народ.
     Вы хочете песен? – спрашивали в Одессе.
     И они были у меня.
     Напротив каждого подворья примечал я не раз прямоугольной формы ямы глубиной около двух метров. Этакие погреба под открытым небом со стенками прямыми, отвесными. В них, как выяснилось, деревенские картошку свою зимой хранили. По осени поверх нее отсыпалась солома, а сверху снег все консервировал.
     Летом ямы зарастали бурьяном, да лебедой с крапивой. Их крепкие стебли позволяли нам легко выбираться наверх, когда мы пару раз устраивали в таких ямах свои посиделки.
     Классное место было для нового эксперимента.
     Набрали мы для него по помойкам приличное количество рухляди пластмассовой и завернули все тщательно в старые газеты. Солидный сверток получился.
     Пятеро нас было - двенадцатилетний Мишка Степанов, Вовка еще - брат его младший, сосед их - Мишка Тимохин, ну и мы с братом. А куда им без нас?
     Задача была проста, как грабли – в яму спрыгнуть, сверток поджечь, быстро затоптать и по стеблям наружу вылезти.
     Спрыгнули.
     Подожгли.
     Затоптали.
     Стали ждать, что дальше будет.
     Но только, по всему видать, с зарядом крепко переборщили.
     Едкий белый дым в считанные секунды заполнил замкнутое пространство, ослепив и лишив ориентации. Сразу стало трудно дышать .
     Не сговариваясь кинулись все почему-то в один угол, отчаянно хватаясь за все, что попадалось под руку, забираясь друг на друга, вопя, разрывая в клочья рубахи, падая вместе с вырванными с корнем стеблями на дно ямы.
     Попытка спастись в других местах так же полным фиаско закончилась.
     Едкий дым продолжал заполнять пространство вокруг нас, вытесняя кислород.
     Я услышал, как закричал отчаянно мой пятилетний брат и осознал вдруг, что это конец. Что не выбраться нам из этой западни.
     Дым пропал неожиданно, словно кто то резко выключил рубильник.
     Светло стало в яме.
     Тихо.
     И в тишине этой слышно было только, как хрипят наши легкие, прокачивая вернувшийся в яму воздух.
     Лица у всех были черны от копоти и грязи, белели на них зубы и белки испуганных заплаканных глаз. Сквозь разорванные рубахи светились голые тела.
     Земляные стены вокруг были идеально чисты. Не было на них растительности. Никакой.
     Придя в себя и убедившись окончательно, что и в этот раз обошла нас стороной большая беда, стали мы вдруг хохотать безудержно, тыча пальцами в физиономии закопченные, в рубахи рваные, в толстый слой зелени под ногами.
     И отхохотавшись только, стали кричать уже и свистеть, пытаясь обратить на себя внимание местного населения.
     Я не помню, кто вытащил нас.
     Помню только, что братьев Степановых крепко выдрал ремнем строгий отец.
     Мишке Тимохину повезло – его отец в то время на заработках был.   
     А нас с братом бабушка только отругала крепко.
     И родителям написать грозилась.