Лера читала всегда и везде. На уроках, на улице, в любом мало-мальски подходящем месте. Полный, неуклюжий подросток. Большие очки, рано наметившаяся грудь.
Мы учились вместе в музыкальной школе. Ее успехи были скромными, но не от отсутствия способностей, а от того, что ей было некогда – повторюсь, она читала.
Анастасия Цветаева об увлекшей книге: «изъяла, нацело, из дня». Леру книги нацело изъяли из многих дней.
Так и вижу, как она выходит из Дома офицеров и идет по главной улице города, держа книгу у подслеповатых глаз. Удивительно, как ей удавалось так передвигаться!..
Занятия по хору. У Леры альт, но поскольку она всегда отсутствовала при полном присутствии, ее перевели во вторые сопрано. Без этого голоса в детском хоре вполне можно обойтись. Кроме того, вторые сопрано сидели на репетициях за первыми, и книжка на коленях не так бросалась в глаза.
Наша милейшая Елена Михайловна была, кажется, единственной из взрослых, кто сочувствовал Лериной страсти. Когда она проводила опрос и следовало встать и пропеть партию, моей задачей было «разбудить» Леру, вовремя ткнув ее в бок. Иногда Елена Михайловна брала Лерину книгу, переворачивала обложку и восхищенно протягивала: «Ух ты! Моя любимая!»
Жанры книг были разными – приключения, фантастика, книги про войну, детские, взрослые, зарубежные, русские, советские… Лера была всеядна и просто «убирала» книгу за книгой, полку за полкой.
Я наблюдала исподтишка, как ее глаза жадно носились по строчкам. Когда сюжет закручивался, темп перелистывания страниц увеличивался, кровь приливала к лицу, палец нервно тыкался в дужку очков.
У Леры не было друзей (когда ей было их заводить?). Имелась сестра – совершенно нормальная бойкая девчонка. Над Лерой посмеивались, но не зло, т.к. были благодарны за регулярные развлечения на уроках. К примеру, посредине диктанта по сольфеджио, потянувшись всего лишь за одним абзацем, она забывалась, глохла и на выходе оказывалась с одним скрипичным ключом в начале нотной строки. Она никогда не обижалась на шутки и радостно смеялась над своими проколами вместе со всеми. Но в ее глазах жили взрослость и снисходительность – так веселятся с малыми ребятами.
Меня она внутренне возмущала.
Ее жадность к книгам представлялась мне сродни обжорству.
Прилюдное чтение оскорбляло мои чувства. Я мнила себя заправским книгочеем, но полагала это исключительно интимным занятием и была приучена читать в отведенное время, в тишине, на диване. Мамой был установлен незыблемый закон – не начинать новую книгу в день, когда окончена предыдущая. Следовало отдохнуть, переварить прочитанное, записать название и автора в специальную тетрадь, а в другую тетрадь – свои впечатления. Тут же – полная свобода и никаких запретов!
Теперь я понимаю, что банально завидовала. Да, вот этой нелепой толстой девчонке.
Завидовала ее независимости, свободе, ее решимости «забить» на все кроме любимого занятия.
Но однажды терпение ее родителей лопнуло, видимо, вслед за терпением преподавателей. Ей запретили читать, закрыли книжные шкафы дома, отобрали читательский билет в библиотеку.
Лера потухла. И даже похудела, как будто книги и были ее пищей. Теперь она сидела на занятиях, не сводя глаз с учителей, что слегка их пугало – все привыкли видеть ее глаза опущенными. Учителя перестали предъявлять претензии за невнимательность, хотя невнимательность никуда не делась. Лера продолжала жить в своих книгах.
Отлучение от чтения доставляло ей физическую боль. Это была ломка наркомана. Она слонялась по коридору музыкальной школы, располагавшейся в помпезно-казенном Доме офицеров, вглядываясь в скучные надписи на стенах, по сотому разу изучала содержание «уголка юного музыканта». Шевелила губами, перебирая лозунги классиков марксизма-ленинизма. Но ослушаться родителей не могла – похоже, угрозы были наисерьезнейшими.
Теперь, когда она не читала по дороге, мы с ней иногда возвращались домой вместе. Она была умна, по-стариковски рассудительна и удивительно чиста – романтический дух определенно победил реализм.
Впоследствии я часто вспоминала Леру, гадала, как сложилась ее жизнь, пыталась рассмотреть будущее, которое давно стало прошлым.
Осталась ли она такой же независимой яркоокрашенной птицей или превратилась в скучную домохозяйку. Куда привели ее тома чужой фантазии? Сноп мысли, так мощно озаривший начало ее пути, продолжал светить или погас. Прочитанные книги выработали ли иммунитет к пошлости, стали утешением в этом безутешном мире? Ответа у меня не было.
А недавно я узнала, что Леры давно нет. Она погибла в автокатастрофе накануне своего двадцатилетия.
И вот теперь думаю – хорошо, что она успела побывать во всех уголках Земли, любить и быть любимой, крепко дружить и люто ненавидеть. Прожить так многое из того, чего в ее единственной жизни не случилось.