СПАСИБО ЗА ЛЮБОВЬ
1
Неторопливые северные сумерки спускались на густой лес и трассу, прорезавшую его. Пришлось уже включать габаритные огни и ближний свет фар. Он внимательнее стал глядеть на дорогу: начиналось самое опасное время суток, предметы тонули в неверном свете догорающего дня. Кажется, какой-то предмет лежит на обочине. Осторожно объехать… Нет! Это не предмет, это человек! Кого-то сбили и скрылись с места преступления. Он остановился, вышел из машины, наклонился к лежащему. Мужчина не подавал признаков жизни. Он наклонился к нему, попытался приподнять. Тело было еще теплым, и какой-то слабый вздох, казалось, слетел с губ пострадавшего. Шофер побежал к машине, быстро застелил заднее сиденье стареньким покрывалом и вернулся назад. Дотащил мужчину до машины и уложил на заднее сиденье. Теперь – как можно быстрее до ближайшей больницы!
Но в больнице встретившегося по пути поселка шофера не отпустили. Дежурный врач, едва уложив пострадавшего на кушетку и распахнув ему куртку для осмотра, переглянулся с медсестрой, и та вышла куда-то.
- Я могу идти?- спросил шофер.
- Подождите минутку. Тут небольшая формальность: кто доставил, при каких обстоятельствах.
- Давайте, только побыстрее. Уже темнеет, а мне еще место для ночлега искать.
- Хорошо, хорошо, - примиряюще сказал доктор, - подождите пока в соседней комнате.
- Это недолго?
- Минут пять, не больше.
Доктор не солгал. Формально не солгал. Шофер следил по часам – прошло 8 минут, и дверь открылась. Но вошли в нее – милиционеры.
- Ваши документы?
Шофер подал.
- Чер- ка- вин, - по слогам прочитал милиционер, - фамилия редкая. Так, и откуда Вы?
- Я не местный. Из Башкирии. Приехал в отпуск. Списались с одним по Интернету. Он меня в гости пригласил. Вместе отдохнуть, порыбачить. Я турист.
- Так… - протянул милиционер, - а этот «один» – Ваш знакомый?
- Нет у меня здесь знакомых.
- А тот, что по Интернету?
- Я его еще в глаза не видел. Только еду к нему. Смотрю – маячит что-то у дороги, хотел сначала просто объехать… Пригляделся – человек лежит. Остановился, осмотрел: живой. Ну, естественно, решил в больницу доставить. Я могу идти?
- Турист, говорите? – протянул задумчиво его собеседник,- А вообще – чем занимаетесь?
- Вот мои документы. Паспорт и членский билет.
Милиционер осторожно взял книжицу в дополнительной полиэтиленовой обложке и уважительно развернул:
- Вы – член Союза писателей? Спасибо за помощь. А теперь – всё, что рассказали нам, еще раз повторите для протокола. Официально мер пресечения мы к Вам применять не можем, но настоятельно просим пока не уезжать к себе на родину.
- Да я только приехал.
- И надолго?
- На месяц.
- Это Ваш отпуск?
- Я свободный художник. Нигде не служу.
- Хорошо. И адрес своего знакомого напишите, где остановитесь.
Черкавина пока отпустили, и он медленно пошел к своей машине.
2
Едва распахнув на пострадавшем куртку, доктор определил, что мужчина не сбит, а зарезан.
К счастью, не насмерть. Но состояние тяжелое: дыхание – хриплое, со свистом, пульс – нитевидный.
- Готовьте к операции!
Но и после операции пострадавший не пришел в сознание. Он был в коме. Сколько продлится это состояние – врачи ничего сказать не могли, и даже не обещали, выживет ли…
Дело передали в районную прокуратуру.
Первое - установить личность пострадавшего. В ближайшие поселки были посланы ориентировки. Откликнулись из поселка Чупа. Там уже второй день не выходил на службу сотрудник местного отделения ФСБ. По всем данным – это был он. Мужчина 30 лет, рост – выше среднего, волосы – светлые, особые приметы – шрам после операции по удалению аппендицита.
Дело поручили следователю Канделайнен: она женщина серьёзная, дотошная, вдумчивая, не молодая – неопытная, но и не старая, ко всему равнодушная.
Старший следователь районной прокуратуры Любовь Ивановна Канделайнен отправилась на квартиру пострадавшего.
Поселок Чупа небольшой, 12 тысяч жителей, до Петрозаводска - 500 км на юг. Вокруг – леса, болота, озёра. Свернешь чуть в сторону от главной трассы Мурманск – Петербург – и заблудиться недолго.
Но поселок свой Любовь Ивановна знала как пять пальцев. Улица Челюскинцев – это и не центр, но и не окраина. Дом нашла быстро. Квартира 5. Значит, второй этаж. Посмотрела на окна – все закрыты, и от земли довольно высоко. Поднялась по лестнице. Обычная обитая дермантином дверь, черная кнопка звонка. Никаких следов взлома. Позвонила, хотя и не надеялась, что откроют. Подергала – заперто. Открылась соседняя дверь.
- Вы к Володе?
- Да.
- Так у него закрыто. Сам-то в больницу попал, а больше никого нет.
Любовь Ивановна представилась:
- Я из прокуратуры. Веду это дело.
Соседка засуетилась, пригласила к себе.
- Говорят, задавили? Как он там?
- Пока без сознания. Я вот что хочу у Вас спросить: Вы ничего подозрительного не слышали? Никто не выходил от него? И вообще – как и с кем он жил?
- Жил тихо, не пил. Он ведь не наш, не местный, прислали по работе. А жил – один.
- Холостой?
- Да, неженатый. А чтоб подозрительное что-то - ничего не слыхала. Никто к нему не приходил, не грозил. Не было, такого не было.
- А ключей запасных он Вам не оставлял?
- Нет. А спросите-ка у соседа из квартиры напротив, № 8. Он с ним якшался.
Позвонила в квартиру 8. Вышел сонный хмурый мужичок, неприветливо буркнул:
- Я с ночной смены, только засыпать начал…
- Извините за беспокойство. Вы, говорят, дружили с Владимиром Боцким? У Вас нет ключа от его квартиры? Я из прокуратуры, вот моё удостоверение.
Но он и смотреть не стал:
- Кто это Вам сказал? Эта, что ли? Она Вам наговорит, только слушай! Он здесь человек новый, чего мне с ним дружить? Так, заходил иногда… Ключей никаких у меня от чужих квартир нету!
Пришлось извиниться. Он с каким-то даже негодованием захлопнул свою дверь. Соседка посмотрела на Любовь Ивановну, вздохнула и тоже попросилась уйти.
На утреннем совещании Любовь Ивановна докладывала результаты.
- Значит, дома всё спокойно? А вот с его работы – вести другого свойства! Он крепко тут кое-кому насолил. Непримирим был к браконьерам. Поработайте в этом направлении. Уверен, много интересного накопаете! Но квартиру тоже проверить следует! Вызывайте участкового, приглашайте понятых. Ну, всё как обычно, как положено…
3
Мария Егоровна позвонила в квартиру дочери, но только для проформы или из деликатности: ключ у нее был, хотя жили они отдельно.
Никто ей не открыл, и она сунула ключ в замочную скважину. Замок подался сразу, с пол-оборота.
Значит, Танюша дома? Если дверь просто захлопнута автоматически – получается один оборот. А уходя, Таня всегда запирает на два.
Мария Егоровна позвала в полумраке прихожей:
- Таня! Дочка!
Никто не вышел на зов.
Тогда она прошла на кухню, чтобы разгрузить тяжелые сумки: принесла дочери овощей с огорода, ведь живут в своем доме, и Таня для них с отцом – первая помощница: весной и вскопает, и посадит, а за лето несколько раз прополет.
Выставила всё на стол. Хотела руки после овощей помыть – раковина обрызгана чем-то красным. Нехорошо стало на душе. Открыла дверь в комнату – а там…
На кровати лежит Таня, вся в крови. Глаза вытаращены, рот раскрыт, как будто что-то крикнуть перед смертью хотела.
Мария Егоровна испугалась, что потеряет сознание, не успев никому сообщить о дочери.
Всё мутилось в голове, черный туман застилал глаза. Она прошла несколько шагов до соседней квартиры, цепляясь за стену, но тут силы оставили её, ноги подкосились, она не смогла дотянуться до звонка и только ударилась головой о железную дверь. Соседка услышала стук и открыла:
- Ой, это Вы, Мария Егоровна! Вам плохо? Сейчас скорую…
Крикнула сыну, чтобы звонил « 03», а мужу – чтоб помог внести больную и уложить на диван.
Побежала в кухню за нашатырным спиртом.
- Мил…Мил…- силилась сказать чуть приоткрывшая глаза Мария Егоровна.
- Да тут я, тут,- успокаивала её соседка Людмила.- Сейчас «скорая» приедет.
- Милицию,- договорила наконец Мария Егоровна.- Там - Таня…
Людмила побежала в соседкину квартиру. Оттуда раздался её крик:
- Таню зарезали!
Сын набирал теперь « 02», от ужаса не попадая на нужные кнопки.
Приехала милиция. Сфотографировали квартиру, мертвую Таню. Тело её отправили в морг на вскрытие. Мать Тани говорить не могла, и допрашивать стали соседку Людмилу, но она сказала, что ничего не слышала. Сын в дальней комнате учил уроки, а муж в зале смотрел телевизор и тоже ничего не видел и не слышал.
- Но Вы можете рассказать хоть что-то про соседку? Имя? С кем жила?
- Татьяна Хеттунен. Жила одна. Работала в газете местной.
- И это всё?
- А что еще – то? У меня семья, мне больно – то некогда по соседкам ходить. А Марию Егоровну хорошо знаю, потому что она часто к дочери приходила, да и разговорчивая она очень.
- Про дочь?
- Нет, больше про урожай, про погоду, про свои болезни. Ну, обычные стариковские разговоры…
- Никто к Татьяне не приходил? Она ведь молодая.
- Молодая, да ранняя. Она уже замужем побывала, только разошлась год назад и к нам сюда переехала. Квартиру разменяла.
- Дети?
- Детей не было.
- Значит, с мужем делить нечего?
- Говорю же: разделили уже, разменяли.
- Да. Ну, спасибо.
Дело передали в прокуратуру, и оказалось, что Татьяна работала в местном корпункте крупной республиканской газеты « Голос Приполярья». Последнее её журналистское расследование, еще незавершенное, было о незаконных вырубках леса.
- Любовь Ивановна! Эти два дела придется объединять и Вам их расследовать. Оба потерпевшие занимались борьбой с браконьерскими вырубками леса. Обоих устраняли с помощью ножа. Нож, правда, пока не найден, но почерк преступника – один. Таня Хеттунен – местная, знаю её хорошо. Принципиальная в работе, честная. О Боцком, хоть он здесь недавно, тоже отзываются с уважением. Тоже принципиальный, неподкупный. Ну, что скажете?
- Я осмотрела обе квартиры. К Боцкому как будто вообще не входили. В квартире всё в порядке, всё аккуратно. Ничего не пропало.
- Но ведь сам хозяин квартиры до сих пор не пришел в сознание?
- Да, это так. Я говорю в данном случае о результатах обыска. Документы и деньги – правда, не очень большая сумма, видимо, просто на ближайший период, до зарплаты – всё на месте. В банке у него открыт счет, но никто не приходил интересоваться им. Да и размер вклада сопоставим с его зарплатой. Взяток он не брал, это все подчеркивают.
- Про взятки?
- Про его принципиальность.
- А что о Тане Хеттунен?
- Тот, кто это сделал, вошел к ней, не взламывая дверь, а вышел, просто её захлопнув.
Мать не была у нее два дня. Телефона у нее в частном доме, где они с мужем живут, нет.
Дом их на окраине поселка, на улице Дачной. Отпечатки взяты, где возможно. Тоже ничего не похищено. Это уже точно Танина мать определила. Но на замке есть следы…
- Отмычки?
- Возможно.
- Профессионал, значит?
- Да, и Боцкого доставил в больницу какой-то приезжий. Никого здесь не знает, якобы приехал по Интернет-переписке.
- Цель?
- Рыбачить.
-?!
- Милиция не взяла у него подписку о невыезде. «Без мер пресечения.» Но настойчиво попросила его наши места не покидать.
- Как фамилия?
- Черкавин.
- Кто он?
- Свободный художник, как себя отрекомендовал. Член Союза журналистов, кажется.
- Держите его в поле зрения. До улучшения состояния Боцкого. Кстати, надежда есть? Что врачи говорят?
- Ничего определенного. Состояние тяжелое, но стабильное.
- Стабильно тяжелое?
- Это значит, что без ухудшения.
- Да уж понял!
4
Корреспондент Черкавина по Интернет-переписке оказался мужчиной 45 лет, бывшим военным летчиком, а ныне просто пенсионером и спортсменом-любителем. Был он холост, бездетен, хотя какой-то давний и недолгий семейный опыт у него был. Черкавин тоже был одинок. Расставание его с женой было недавнее, всего 2 года тому, и побаливало еще иногда, хотя всё реже и реже. Так « два одиночества» и сошлись, сначала по переписке, а теперь и лично. И много еще общего открывалось и открывалось им друг в друге, приятно удивляя.
Доставленный в больницу мужчина не казался поначалу плохим предвестием. Нехорошо, конечно, что сбили человека и оставили на дороге.
- Но ведь ты говоришь, Виктор, что были уже сумерки? Может, тот, кто сбил, и сам этого не заметил?
- Саша! Что ты говоришь? Своих, местных оправдать хочешь? Как можно сбить человека – и не заметить!
- Да я никогда и машину-то не водил,- оправдывался военный пенсионер.
Но потом Черкавина стали беспрестанно вызывать в милицию, отдых портился, они стали догадываться, что как бы Виктор не перешел из разряда свидетелей в подозреваемые.
- Надо что-то делать, а то так тебя запутают…
- Меня-то?!- храбро кричал Черкавин.- Я в преступлениях,- правда, придуманных,- и сам большой дока.
- Это и плохо, потому что подозрительным это кажется тем, кто тебя не знает.
Пришлось согласиться с другом.
- А если самим попытаться разобраться?
- Только не самим, это будет слишком вызывающе.
- У меня друзья - рыбаки, спортсмены… Их можно попросить.
- Попроси, но ничего не объясняй. Я для них чужой.
- Раз мой друг – значит, не чужой.
5
У Саши нашелся молодой – на 10 лет его моложе – приятель Валера, сосед Хеттуненов. Старики совсем почернели от горя, и Валера по-соседски заходил им помочь с хозяйством, с огородом.
Мария Егоровна плача, рассказывала ему о Танечке, которую Валера мало знал из-за разницы в возрасте: Тане было 23 года.
- Танюша только школу окончила, нет! Даже еще не окончила, а этот начал ее преследовать.
- Кто?
- Да Генка Ивкин, который потом ее мужем стал. Как мы ее отговаривали: не пара он тебе! Из тюрьмы вернулся, 10 лет за убийство отсидел.
- Что так мало?
- Да сел-то больно молодым, посчитали, что еще образумится.
- Ивкин? Это который в автомастерских работает?
- Он самый. Как увидел ее – так и проходу не давал, спал под ее окнами. Сидит-сидит, да и заснет.
А утром на работу. А уж после её школьного выпускного - не отставал. Всё-мол, школу кончила, давай поженимся. Всё чин чином. Зарабатывал он там неплохо, машину собирался покупать.
А Тане всё говорил, что эта его « ходка» - ошибка юности. А теперь он повзрослел, поумнел, и никогда не повторит. А нас уж как умолял! Говорил, что жить не сможет без Танечки. А она глупая, 17 лет. Плачет: у него такая любовь! Никто меня так не любил! За всю жизнь!
А жизнь-то – с гулькин нос!
И ведь улестил-таки! Поженились. Поперву-то ничего жили, зарабатывал он, меблю купили, квартиру им дали.
А потом началось: ни на кого не взгляни! Да она и не глядела ни на кого. А он ее дома запирал, чтоб ни с кем не говорила. На работу не пускал. Девки – дуры еще завидовали: нам бы так! Чтоб не работать и дома сидеть, и всё бы тебе приносили.
А каково ей было сидеть под замком – это только мы знаем. А потом – больше. Придирался ко всему. Бить начал. Взглянет – она и присядет со страху, а ему это нравилось, он – еще больше страху нагоняет. 5 лет она с ним промучилась. Никуда – ни на учебу ( а она у нас отличница была, об пединституте мечтала), ни на работу, ни просто к подружке или соседке не отпускал.
Подала она на развод. Что тут началось! Но довел он ее так, что она всё решила выдержать, лишь бы уйти от него. Развели их. Стала она жить в комнате в коммунальной, а потом переехала в квартиру, где её и нашли.
Мария Егоровна опять заплакала.
Валера передал этот разговор, и друзья решили все втроем напроситься в гости: очень заинтересовал Черкавина этот бывший супруг.
6
В домике стариков Хеттуненов было небогато, но чисто и уютно. Три маленькие комнатки переходили одна в другую.
На стенах – коврики, в парадной комнате – фотографии. По-старинному, по-стариковски.
- У нас ведь Танюша последняя. А так – пятеро их у меня,- поясняла Мария Егоровна, указывая на разные фото под стеклом в рамочке.- Старшей дочери уже 42, а мне – 65.
- Никогда не дашь! – уверил её Черкавин.
- Да ну уж,- протянула старуха, но впервые за всё время знакомства чуть улыбнулась.
- А Таня где?
- Да и фото отдельной нету. Вон, с извергом своим, когда еще жили вместе. Так и осталась висеть, из-под стекла не вытащишь теперь.
Черкавин и сам обратил внимание на мужчину с неприятным пронзительным взглядом.
Но не думал, что это и есть Танин муж, хоть и бывший. Мужчина был лыс, и это придавало ему старообразный вид.
Черкавину передали слова Таниной матери: « Она аж приседала под его взглядом, а ему это нравилось, еще больше раззадоривало», и он почему-то вспомнил аполлинеровское:
« В небе высоко ястребы кружат.
И на русалок, никогда не любивших,
Глупеньких, зеленооких
Устремлён их пронзительный взгляд».
Да, именно ястребиный хищный взгляд. Даже ему, взрослому мужчине, становится неуютно под этим взглядом. Можно только представить себе, ЧТО чувствовала бедная маленькая девушка, почти девочка, когда оставалась наедине с ним.
- Мария Егоровна, а расскажите-ка подробнее, что он за человек, этот Ивкин,- попросил Черкавин.
- Да я его сроду и не знала, что есть тут такой, пока он не стал за Таней бегать. Он же 10 лет отсидел, не было его в поселке. А сел совсем молодым. Убил товарища в драке. Так нам говорил.
- А после развода с кем жил?
- Так они квартиру разменяли, ему - комната и Тане - комната. Наверно, в ней и жил.
- А родители есть у него?
- Сваха на Аэродромной живет. Дом 82.
- У вас и аэродром имеется?
- Да это просто поле, где кукурузники садились в прежнее время. Окраина поселка, от нас далеко, на другом конце.
Мария Егоровна не хотела отпускать их без угощения, но они выпили только ягодного морса её приготовления и попрощались.
- Это ей далеко, а нам на машине близко. Давайте прямо сейчас и съездим! А по пути – к нему в мастерские на работу заглянем. Как он там трудится?
7
Но в мастерских сказали, что Ивкин уже уволился и даже расчет получил.
- Давно?
- Вчера.
Черкавин аж присвистнул, садясь в машину:
- Интересное совпадение, не так ли?
Попутчики согласились.
- А теперь – срочно к его мамаше.
Аэродромная была последней улицей поселка, за ней начиналось поле. Дома чинно шли друг за другом, одинаковые деревянные пятистенки. 74, 76, 78, 80. А вот и их дом. За воротами забрехал пес. Вышла хозяйка – еще вполне бодрая старуха с колючим неприветливым взглядом.
- А Генка где? – спросил по-приятельски Черкавин.
Но её не так просто было разговорить.
- Чтой-то я вас не знаю,- процедила она и хотела запереть за собой калитку. Второй раз она бы уже не вышла, стучи - не стучи, и военный пенсионер Саша сунул ей под самый нос своё удостоверение, правильно рассчитав, что прочитать она в нем все равно ничего не сумеет, но уважения к властям преисполнится. Старуха и впрямь глянула на них с каким-то другим выражением, то ли почтительности, то ли испуга, но быстро оправилась и сухо спросила:
- Что вам надо?
- Где ваш сын?
- А что вам до него?
- Убита его бывшая жена. Он срочно уволился с работы. Позвольте войти в дом. Вы нам ответите на вопросы.
И тут они услышали ответ – удивительный ответ, которого не ожидали услышать от деревенской старухи:
- Статья 51 Конституции! – уверенно произнесла она.- На вопросы могу не отвечать!
И не успел Саша глазом моргнуть, как она закрыла за собой калитку. Саша возмутился было и хотел забарабанить ей в ворота, но Черкавин остановил его:
- Ты же «милицейский чин» с удостоверением. Вот и веди себя соответственно. Статья 51 действительно на её стороне, она дает право не свидетельствовать против себя и своих близких.
Предъявить мы ей пока ничего не можем. Санкции прокурора на обыск у нас нет.
Саша и Валера хмуро посмотрели на Черкавина, и он предложил:
- А вот соседей опросить нам не запрещено. Только аккуратно. Сейчас лучше отъехать, а потом вернемся пешком.
Так и сделали. Отъехали за угол, оставив Валерия копаться в якобы забарахлившем моторе, а сами прошли к соседнему дому. Постучали в окно. Выглянул старик и пошел отпирать калитку.
- Водички не дадите?
- Пить?
- И пить, и в бачок стеклоочистителя налить.
- Дам, чего не дать. Заходите.
Во дворе было чисто, дорожка вела к дому с верандой. Туда старик и пригласил.
На веранде стояла старая железная кровать, два стула, на полу – деревенский половичок.
Черкавин и Саша сняли на пороге обувь и прошли в носках.
- Посидите. Воды принесу.
Они огляделись. Никого вроде больше в доме не было.
- Один живете? – спросили вернувшегося с ковшом старика.
- Старуха моя к дочке в Лоухи поехала.
- Это рядом,- важно, как знаток, произнес Саша.
- Ты местный, - сразу определил старик,- А товарищ твой?
- В гости ко мне приехал. Наша Карелия далеко славится! А тут такое дело, понимаешь, неприятное вышло. Два человека в поселке порезаны, одна – жена Генки Ивкина – насмерть, а Генка – ваш сосед.
- Был.
- Так вот – какой он был?
- Какой? Да в детстве-то – тихий был совсем. Всё в ручье бумажные лодочки пускал. Сидит так-то и забавляется.
- Один?
- Да всё больше один.
- А друзья у него были?
- Были товарищи, то один, то другой. Маленько поиграют, и опять один сидит. Закадычного друга, кажись, и не было. Чтой-то не припомню такого.
- А в школе?
- Так он с моей старшой в одном классе учились. На собранию придешь – так про него ничего плохого не говорили.
Он помолчал и добавил:
- Да и хорошего тоже.
- А в тюрьму за что же, такого тихого?
- Подрался.
- Да не подрался, а за убийство он сидел!
Старик покивал – знаю, мол. Но говорить ему на эту тему не хотелось: ведь все они соседи. Молчание становилось тягостным.
- Таню я помню, славная девчушка. Кто её так? И за что?
Что-то изменилось в его лице, посуровело. Он поднял тяжелую голову, посмотрел искоса:
- Неужели он?
- А Вы как думаете? Мог?
Старик опять замолчал в раздумье. Друзья не спешили прощаться. Казалось, еще немного – и он скажет что-то важное. Но он пошамкал губами и произнес наконец:
- Через три дома за углом живет мать того… Ну кого Генка…
- Мы поняли. Спасибо.
- Её Алевтина Ивановна зовут.
- Спасибо. Мы пойдем.
8
Дом Алевтины Ивановны был самый бедный на улице. Забор покосился, ставни некрашеные, облупленные.
Они постучали. Кто-то долго возился, гремел ведрами. Наконец калитку приоткрыли, опасливо глядя в щелку:
- Кто?
- Алевтина Ивановна, мы Вас проведать.
- Из райсобеса, что ли,- прошамкали за калиткой женским голосом .
- Да. Вот, принесли кое-что…
Саша шепнул:
- Я в машину сбегаю, принесу чем угостить.
Пока Черкавин вел переговоры по поводу допуска гостей на территорию двора, Саша вернулся с угощением. Пакеты в его руках и рассказы о гуманитарной помощи помогли им наконец внедриться за ворота.
- Ой, а мне вас и угостить нечем.
- Ничего не надо, спасибо.
- Разве что чайку, - ввернул Черкавин.
- Чаёк - это пожалуйста!
И она пригласила в дом.
В доме, против ожидания, было уютно, чисто, пахло сушеными травами. Она усадила гостей за круглый стол со скатертью и пошла за чайником. Саша разворачивал бумагу, доставая колбасу, сыр, консервы.
Беседа за чаем пошла своим чередом: о погоде, о саде, об огороде. Завели разговор и о соседях. Спросили про одиноких пенсионерок и как бы заодно и про Ивкину.
- Она ведь тоже вдова?
- У ней – сын есть, а у меня нету.
- Помощник, значит?
- Суворина ( обл.- рубец от бывшей раны, болячки ).На всю жизню оставшую суворина!
- Это Вы про что?
- Про сына Ивкина. Убивец он.
- Мы слышали, дело было громкое в поселке, а вот подробности уж позабылись за 10 лет…
- А мне – как вчера! – с громким шипом из-за недостающего переднего зуба воскликнула Алевтина Ивановна.- Он ведь моего Петеньку два раза убивал.
- ?
- Первый раз они поругалися из-за меня. Мы с отцом развелись, так Генка меня за это позорил на улице. А Петя мой за меня заступился, до драки дошло. Мой крепче был, так Генка кирпич схватил. Ему бы Генку разбоярить, а он не ожидал такого: завсегда обычно Генку колачивали. Домой пришел, дышит тяжело. Спрашиваю: что, мол? А Петя мне всегда всё рассказывал. Страх, говорит, нашел на меня. Дома уж стыдно стало: Генку испугался!
А Генка на другой день еще наглее лезть стал. Петя мой от него отвернулся, а он его кирпичом…
Всё обдумал, всё приготовил. А посчитали как непреднамеренное, в драке.
Алевтина Ивановна заплакала. Мужчинам стало неловко.
- Может, в огороде помочь?
- Да что утруждать-то вас буду.
Но попросила всё же перенести в сарай тяжелую лестницу да лампочку перегоревшую заменить. Они выполнили ее просьбы и попрощались.
9
Черкавин ехал молча, что-то обдумывая. Саша и Валера не мешали ему.
- Ведь обычно как, - словно продолжая недавний разговор, начал Черкавин,- от жертвы преступления идут к мотиву преступления, от мотива – к подозреваемому, а от него – к уликам, вещественным доказательствам. Если находится подозреваемый – уточняют его алиби.
- А надо как? – недоуменно спросил Валера.
- Да всё правильно, - пробормотал Черкавин и опять задумался, - если не считать одного пропущенного пункта в этой схеме...
- Какого?
Но Черкавин не стал отвечать. Вид у него был сумрачный. Казалось, какая-то мысль неотступно преследовала его. Тогда в разговор вступил Саша:
- Но мотив-то как раз ясен! И девчонка – журналистка, и этот парень, что к нам приехал по линии ФСБ – оба занимались расследованием незаконной рубки и вывоза леса, и оба рьяные были в работе, принципиальные. Тут я в курсе. Меня ведь, знаешь, вызывали, - доверительно сообщил он, - дескать, мой гость, - то есть, ты, Виктор, - приехал к нам тоже из лесоэкспортирующей республики.
- Ну, меня-то ты оставь в покое,- сухо сказал Черкавин.
- Да что я, я просто информирую, – оправдывался Саша.
- А я тебя информирую, что киллеры так не убивают,- сердито проговорил Черкавин и опять замолчал.
- Куда едем? – примиряющим тоном спросил Валера.
- А давай-ка еще раз в мастерские, - приказал Черкавин.
В мастерских все еще был тот же мужичок в кепочке.
- Долго же Вы работаете! – с уважением поприветствовал его Черкавин, - мы уже обратно едем.
- А как же! – хвастливо отозвался тот, - Если плохо сделаешь – к тебе больше не придут да еще славу худую распустят по поселку, вот и приходится стараться. Отремонтируем, сами проверим, потом еще хозяин проверит, поэтому только и держимся на плаву!
- А у нас вот тосол стал подтекать. Не посмотрите? – попросил Черкавин и, поймав недоуменный взгляд Валеры, незаметно ему подмигнул.
- Можно, чего ж нельзя!
Они заехали во двор.
- А где у вас можно руки помыть и попить заодно? – спросил Черкавин.
- В здание зайдите, там увидите.
Черкавин прошел внутрь, огляделся. Руки но помыл, конечно. Но главное, сосчитал, сколько машин стоит в ремонте.
- Спасибо за водичку. Работы, смотрю, у вас много?
- Да как сказать... – уклончиво ответил мужичок, - работа у нас сезонная: летом больше, зимой меньше. Но на жизнь хватает...
- Сейчас лето, а Ивкин вас, значит, подвёл: уволился в самый сезон?
- А Вы, стало, ему знакомые?
- Не ему, его матери помогать ездили. У нас благотворительность. Всем одиноким пенсионерам.
- Хо! – выдохнул мужичок. - В наше время еще такое есть?
- В наше время только и завелось, раньше могли и на пенсию прожить.
- Да, это правда. - согласился мужичок, - А Ивкин-то... Подвёл, конечно, что и говорить.
Мужичок копался в моторе.
- Особых неполадок я не нашел, подвернул там хомуты... Сейчас проедемся чуток, посмотрим, будет ли подтекать.
- И Вы с нами?
- А как же, кто чинил, тот и проверяет, и обязательно проедется... Тут ремонт небольшой, можно просто при работающем моторе, но для гарантии лучше проехаться.
Сделали круг. Вышли из машины. На улице темнело.
- Баста! – сказал мужичок, - На сегодня хватит.
Он пересчитал протянутые ему деньги и вернул часть:
- Вы лишнего-то не давайте! Самим пригодится.
- С такими мастерами надо дружить, - весело подытожил Черкавин и достал из машины бутылку.
Мужичок весело крякнул, потом смутился и стал отнекиваться, но уговорить его не составило труда. За бутылкой и беседа пошла оживленнее. Опять незаметно свернули на разговор о работе.
- Таких, как Ивкин, и брать не надо было.
- Плохо работал?
- Надёжи на таких нету! Взял подвёл! И куда ему так срочно приспичило! Тёмный мужик.
Больше он ничего не знал. Попрощались.
- Ну и чё ты хитрил с этим тосолом? – беззлобно поддразнил его Саша, - Ничего не узнали.
- Я узнал, – не согласился с ним Черкавин, но пояснять не стал.
10
Утром он быстро собрался и поехал в корпункт газеты « Голос Приполярья». Рабочий день только начался, и весь небольшой коллектив был в сборе.
- Я родственник Тани, приехал на ее похороны. Вы дадите некролог в газете или статью о ней? Она ведь с Боцким, что до сих пор в реанимации, вместе пострадали на работе…
Он успел заметить саркастический взгляд, который метнула при последних словах одна из присутствующих, молодая девушка с задорной короткой стрижкой. Пожилой мужчина сказал:
- Некролог мы уже набрали. А статья тоже будет. Обязательно! Да Вы садитесь.
- Спасибо. Ехать пора, - и он покрутил два ключа на брелке.
Девушка со стрижкой среагировала моментально:
- А меня не подбросите?
- Пожалуйста!
- Вы вправду её родственник? – спросила она, идя с ним рядом к машине.
- Проницательная Вы девушка! – открывая перед нею дверцу и не отвечая на вопрос, похвалил её Черкавин.
- Журналистка всё-таки! А мне к одному ветерану ( она объяснила как ехать).
- А Таня ЧТО расследовала с этим… Боцким?
- Начали с браконьеров, а кончили…
- Уж не любовью ли?
- С одним развелась, за другого взялась, - горячо выпалила она, но спохватилась, - Простите.
- Ничего! Я и сам догадался.
- А как? – удивилась она и добавила кокетливо, - И Вы проницательный! Спасибо, подвезли.
Черкавин помахал ей вслед и задумался. Всё сходилось.
Теперь бы в прокуратуру, пока преступник далеко не ушел. Поверят, не поверят – их дело.
Он вышел из машины, желая сориентироваться и спросить дорогу. И вдруг в глаза ему бросилась женщина в форме, деловито шагающая по тротуару. Вроде она.
- Любовь Ивановна! – окликнул Черкавин.
Женщина оглянулась.
- Доброе утро! Вас подвести? Вы торопитесь?
- Нет, не тороплюсь, я всегда так хожу – это привычка.
- Это профессия,- похвалил её Черкавин,- прошу!
И он галантно распахнул перед ней переднюю дверь. Любовь Ивановна стояла на краю тротуара, не решаясь принять приглашение: во-первых, немолодая и некрасивая, она не привыкла к мужскому вниманию, а во-вторых, она дорожила своей репутацией и не желала никаких сплетен в поселке. Черкавин понял её:
- Сядемте, чтобы не маячить. Я рад, что Вас встретил и хочу Вам кое-что сказать.
Она села, заинтригованная.
- Это не показания, а неофициальный разговор, и я буду счастлив, если он поможет в этом деле.
- Вы провели свое расследование? Мне Ваш друг Александр Иванович сказал, что Вы – известный детектив.
- Детективщик! Но с Александром мы кое-где побывали: у матери Тани, у матери Ивкина, у его соседей, на его работе. А сейчас я подвозил коллегу его жены.
Любовь Ивановна посмотрела на Черкавина с интересом. А глаза у нее – умные, чуть печальные, неопределенного серо-голубого цвета, как северное небо её края.
- С последних мы и начнем. Эта журналистка заметила то же, что и я начал подозревать. Знакомство Татьяны и Боцкого было деловое, но оно переросло в дружбу, в любовь, в близкие отношения. Боцкому - 30, ей – 23, она год как разведена, но и после развода Ивкин не давал ей покоя своей ревностью.
- Про ревность я знаю.
- Но у него было еще одно качество. Пострашнее чем ревность. В детстве он был – сама серость. Не блистал ни умом, ни силой. Тихо ненавидел тех, кто умнее или сильнее, но не мог с ними побороться: не с кем было объединиться, друзей закадычных не было. Задирал он соседа Петьку его безотцовщиной. А тот, хоть и увалень, разозлился, дошло до драки. Петька был сильнее, но Ивкин камень на него поднял. И тут Петька испугался. Дома сам матери со смехом рассказывал: кого, мол.
А Ивкин этот момент запомнил и на другой день – опять с кирпичом. И убил. То, что для нормального человека – преступление, для Ивкина было его триумфом. Впервые в жизни – триумфом! Вы меня поняли?
Любовь Ивановна печально кивала головой.
- Вряд ли его исправила тюрьма. Разве что внешне: он устроился на работу, женился. Но червоточина, которую он, наоборот, считал теперь своей силой – осталась. Танина мать говорит: Таня аж приседала под его взглядом, а ему это нравилось, раззадоривало. Но – перестарался! А ведь любил её по-своему. Она ушла от него. Да еще с другим познакомилась.
Это уж он не мог перенести. Наверно, подкарауливал их, хотя бы тайно. А когда убедился, что они вдвоем – зарезал на месте, не сдержался. Машину он мог взять в мастерской, у них практикуется контрольный прогон после ремонта, и отвезти соперника подальше, чтобы два трупа не объединяли в одно дело.
- Должна Вам сказать, что и я в своем расследовании пришла к такому же выводу. Вы подтвердили, что я была на правильном пути. Едем! Его нужно объявить в розыск! Он не мог еще далеко уйти.
Но объявлять Ивкина в розыск не пришлось – он прятался в доме матери в подвале.
Таню хоронил весь поселок. Статью о ней написали, хорошую прочувствованную статью, хотя погибла она не на боевом посту, но в борьбе с браконьерами она и впрямь была непримиримой.
Боцкий после долгих месяцев, проведенных в больнице, выжил. Он подтвердил правильность версии следователя и её случайного « коллеги». Каждый выходной он ходит на могилу Тани. Сначала думали, что у него это пройдет, забудется. Но он оказался однолюбом.
Валера всё пытался узнать у напустившего на себя таинственность Саши, что это за пункт в схеме расследования, который они пропустили. Саша долго отмалчивался, а потом сказал как отрезал: « Всё заново прокрути в голове – сам найдешь!»
Саша снова пишет Черкавину письма по электронной почте, спрашивает, понравилось ли ему путешествие, на что тот ответил однажды словами песни « Долго будет Карелия сниться»…