Глава 14. Он.
Теперь я летел сквозь ночь. Отсутствие освещения совершенно мне не мешало, но летел я медленно, обдумывая все услышанное и увиденное, вслушиваясь в звуки ночи… Где то негромко ухала сова. Странный народец по-прежнему ощущался шелестом в траве, в опавших листьях. Возле небольшой речки я остановился, спустился под широкий мост, ставший частью трассы; еще ниже, к ее невысокому, заросшему травой и камышом берегу. Рыбы спали; вяло ползали улитки и прочая мелочь. В самой темной воде что-то тихонько плюхало, вздыхало, словно дышала сама река...
- Эй, есть тут кто? – вслух произнес я, паря над самой серединой русла.
Реакция была мгновенной. Из воды вытянулись две объемистые темно-зеленые руки, звонко захлопавшие в неловкой попытке поймать говорящего... меня. Затем раздался басовитый, приглушенный водой голос:
- Что за черт? Голос живого, а тела нет?!
Из воды высунулась удивленная, всклокоченная, зеленая морда... лицо, вернее, все-таки. Нечеловеческое, с выпученными, как у лягушки, глазами, но все же лицо, отдаленно похожее на обычного запойного пьяницу.
- Водяной? Здравствуйте, - произнес я доброжелательно.
- Он самый... Вениамин. А ты-то кто будешь? – уставился он на меня жабьими глазами. – Привидение, что ли? Чего надоть-то?
- Пожалуй, что привидение... А недавно я среди вас, знакомлюсь вот с новой жизнью... Арсеном кличут.
- Жизнью, говоришь... Здрав будь, Арсен... Только жизнью это трудно назвать. Не-смерть. Существование.
- И как оно... существуется? Долго ли? Какой смысл в таком – нашем- существовании?
- Да откуда ты взялся вдруг? Вопросы задаешь... направил кто?
- Нет, сам. Летел мимо... Хотя, – "сделал" меня, если можно так выразиться, Астарий; а сейчас беседу вел с Феофаном. Но сюда заглянул по своей воле.
- А... протеже Астария, значит. Тогда меня не спрашивай,– какой смысл. Тот ничего без смысла делать не станет; есть, значит, умысел... Мы-то сами по себе. С Астарием дружбы не водим; не трогает нас – и хорошо.
- Кого,- нас?
- Мелочь всякую, ему неинтересную. Русалочки, девчачьи души. Мелкие лешаки. На глубине – омутинник есть.
- Русалки – это жены ваши?
- Счас, жены... Сказки это. Они сами по себе, я сам. Ну, слушаются меня, нельзя же совсем без старшего. Но все это вряд ли для тебя имеет значение.
- Давно так живете? Кем раньше были,– человеком?
- Человеком, вестимо... Сколько так... существую, - не вспомнить уже. А русалки просто утопших души. Хотя и другие есть. Но те у нас редко. Русалки по призванию, так сказать.
- Это как?
- Родились такими,- Вениамин пожал злеными плечами. – Изначально были. Я не знаю даже, откуда они… Сам видел пару раз, когда заплывал подальше. Навроде дельфинов. А голова женская. Разное это совсем. Называются русалками, и те, и наши утопленницы... Древяницы есть, или мавки – те в деревах живут. Ты меня не терзай, я с ними дружбы не вожу, кто они, зачем, - того не ведаю. Весной, да в русальи ночи, бывает, устроят гулянье, тогда и увидишь их. А так... Теперь не то, что прежде. Знаю, что есть, но не видно их, не слышно. Тебе на кой все это знать-то?
- Да так. Раз уж ни заново человеком родиться, ни рая ни ада, ни прошлое узнать... Хоть узнать всего побольше.
- Не всегда оно что больше, то - лучше, - проворчал Водяной.
- А про гномов скажешь что? Ну, эти, мелкие, непонятные...
- А ничего. Они чужие. Мы их не трогаем, они нас. Даже не видят будто. Мы на земле, в воде, в лесу. Они – по земле, да под землей. Язык у них непонятный вообще. Никто с ними не водится...
- Вениамин... А зачем ты водяным стал?
Круглые глаза наполовину прикрылись зеленоватыми веками. Водяной молчал с минуту, затем начал медленно и тихо подбирать слова:
- Я знахарем был сельским... Не так, чтоб великие дела вершить, но кое-какую силу имел... Потом начались гонения на меня:«нехристь», чары колдовские, давай-крестись, или же мы тебя... Креститься мне меньше всего хотелось – стар уже был, а жил долго за счет силы своей. Да и вообще, что за бредни – как жил всю жизнь нехристем, так и живу. Вдруг – нако-ся – нехорош стал им. Ну и порешили... утопить. То есть, ежели выплыву, значит – дьявол мне помог, а потону – так потону... Ну, я и изобразил второе. Чтоб успокоились. Зато после долго они в эту речку сунуться боялись. Небось сами не рады были. Ни тебе воды набрать, ни искупаться. Много я им крови попортил, много... Заслужили.
- Так послушаешь, – и впрямь, – заслужили, - задумался я. - А потом?
- А потом... Что потом? Повымерли все, на кого обиду держал; редко кого стал под воду затаскивать да хвори насылать. Все забылось ими, речкой вновь пользоваться стали. Да и мне многого не надо. Иной раз почудить в охотку. Так… раз в четверть века… Люди стали все сказками считать, осмелели. Пущай их. Я уж тут привык…
- А радость какая от такой жизни?
- Радость? - Водяной задумался. Видно, слово это давно не приходило в его голову. – Радость… Что такое радость, скажи? Я существую, я не умер, вижу, слышу; могу утянуть кого к себе; могу поговорить с кем-то…
- С кем?
- С лешаками, омутинником… Если захочу.
- Эх, вам бы каждому – страничку в Фейсбуке, -рассмеялся внезапно я, представив такое…
- Чего?
- Да не, ничего, это шутка такая, Веня. Современная. Типа анекдота.
- А… ясно… Да, слов сейчас много непонятных народ болтает… Вроде и по-русски говорят, а половины не разберешь.
- Ничего. – Я невольно превратился в утешителя. – Главное, что ты жив, и развлечения какие-то есть. И русалки…
- Да разве жизнь это? Вот так, как сейчас с тобой, - думаешь, часто с кем поговоришь? – жалобно тянул Вениамин.
- А кому сейчас легко? Людям тоже несладко. И тем порой не с кем словом перекинуться… Ладно… Бывай, Вениамин. Все нормально. Людей не топи, лучше русалок развлекай - все путем будет… Не забывай…
- Не забуду уж теперь. Спасибо тебе за беседу долгую… Про меня Астарию не напоминай, ладно? А ежели что – заступишься?
- Постараюсь… Бывай, Вениамин.
- Бывай…
...
Астарий поджидал меня на крылечке нашей церквушки не один. Рядом с ним притулилась невысокая, забавная фигурка – росточком с первоклашку; в кожухе и штанах, словно бы из древесной коры; в мохнатой шапке, из которой торчали вроде бы сучья да мох… Лицо… Или морда? Скорее, все-таки лицо, хотя и совсем нечеловеческое: будто бы вытесанное из деревяшки; нос – длинный и какой-то сучковатый, глаза круглые и зеленые, как у кошки; взгляд пронзительный, ушлый и наивный одновременно; рот – просто щель в деревяшке; и этот рот радостно мне улыбался. На ногах у существа были болотного цвета сапоги. Любопытно, если снять с него шапку и сапоги эти, что бы под всем этим обнаружилось? Я не удивился бы, увидев копытца и рожки; а уж хвост имелся почти наверняка,– я просто чувствовал, что это так.
- Приветствую, мой юный друг, - произнес Астарий, сдержанно улыбаясь. – Познакомься вот… Это Савелий. Незаменимый помощник наш, душа леса…
- Леший? – уточнил я.
- Леший! – сверкнул зелеными глазищами Савелий, осклабясь… - Мявк! – и изогнулся немыслимой дугой. Что то смутно знакомое почудилось мне в этом мяукании…
- Савелий – сердце этого леса, страж его, - серьезно и торжественно сказал Астарий. – Весьма полезное знакомство для тебя. Худого никому не делает, помочь, упредить о многом может. Так что, прошу любить и жаловать.
- Есть, товарищ командир! – бодро проговорил я, разглядывая лешего. – Будем знакомы, Савелий! Рад встрече. Были б у меня руки, – пожал бы твою. Кажется, ты-то меня уже знаешь…
- Я всех знаю, - прошелестел Савелий вкрадчиво. Голос его удивительно сливался со звуками ветра и листьев, в то же время был на удивление чистым и разборчивым. – Работа такая.
- Астарий, что-то я не пойму. Раньше ты мне другое говорил… Феофан вон мне уже тут глаза раскрыл… Что вы там дружно чаи распиваете… Впрочем, он мне и объяснил частично. Но почему - не ты?
Астарий глухо рассмеялся:
- Какая разница, - кто? Понял, – это главное. Вначале ты ведь совсем дурачок был, да не обижайся… Ну что с новорожденного взять, к примеру? Зачем тебе нужны были эти тонкости? Теперь знаешь – и хорошо. Хотя знаешь ты, конечно, не всех… обитателей (даже я знаю всех лишь в своих округах). Кто-то друг, а кого-то и поостеречься стоит. Для того и знакомлю. Вот этот, - кивнул он на Савелия, - да Феофан, - самые надежные товарищи… Вот и все, собственно…. Теперь, Савелий, можешь идти, благодарю за появление, отвлек я тебя...
- Не за что, Астарий. Счастливо оставаться, - улыбнулся деревянным ртом Савелий, изогнулся, метнулся вбок, в траву… и исчез.
- А я тут пока для тебя большое дело провернул. Костюмчик справил, - хихикнул Астарий. – То есть раздобыл временное тело, документы, и немного деньжат. Все – как ты хотел. Для отпуска твоего.
- Что за временное тело? – поморщился я.– Покойник, что ли?
- Нет, что ты… Временное,– оно и есть временное. Фантомное. Ненастоящее. Недельки этак через три придет в негодность, развеется на атомы.- Астарий вздохнул. – Но все при всем: ноги, руки, все остальное; все работает. Придется есть, пить, дышать; а вот летать, к сожалению, не сможешь… Пошли, покажу, - и он стал подниматься по скрипучим ступенькам лестницы. Я взлетел вслед за ним.
На деревянной скамье сидел человек в модной, камуфляжной расцветки, куртке, и синих джинсах; среднего роста, крепко сложенный, блондинистый и румяный; лет тридцати. Он глупо улыбался.
- Вот, - гордо указал на человека Астарий.
- Это что? Это буду я? Да ну… У него же такой вид дурацкий!
- Ну ты и придира, - обиженно протянул старик. – Нет бы сначала спасибо сказать: я старался… Да нормальный он будет; выражение -то от тебя зависит! Сейчас это просто тело. Такое, как нам нужно . Внешне простого, уверенного в себе человека, сильного, но не внушающего страх. Все продумано, друг мой... Ну, а это вот, - гляди, – "корочки". Береги. Показывай лишь при необходимости, - он протянул мне темно-бордовый документ, раскрыл. Я увидел там фотографию этого типа, что сидел передо мной. – младший лейтенант... определенной организации. А это - твой, так сказать, пропуск к делу, то есть фальшивый официальный запрос о том, что там произошло, - он развернул сложенную вчетверо бумагу с запросом и печатью, вложил внутрь "корочек". Это – просто паспорт; Голубев Семен Владимирович, 34 года, не женат, прописка, – все, как положено. Водительское удостоверение, на всякий случай, мало ли… - Астарий бережно положил все документы на лавку рядом с телом. – Кредитная карта, - продолжал он перечислять. – Немного наличных. Мобильник с интернетом. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, как чем пользоваться?
- Разберусь… - Я мысленно похвалил себя за то, что старался запоминать детали за время пребывания в разных людях, ситуациях. Разве что с мобильным интернетом еще не было возможности ознакомиться. Да и в качестве оперуполномоченного мне тоже предстояло выступать впервые…
- Ну что же? Давай, - улыбнулся старик, - примеряй "одежку".
- Как? – тупо смотрел я на неподвижного улыбающегося человека.
- Сообрази… Ты дух, а он тело. Войди в него.
Я сконцентрировался на лице человека, глядя в его пустые глаза. Мысленно сжался зачем-то. И… постарался впустить его в себя, хотя, на самом деле, это я входил в него…
Наконец я ощутил себя сидящим на твердой скамье, ощутил руки, ноги, затекшую от неподвижной позы спину. Его глаза стали моими – я увидел противоположную сторону церкви, и Астария, - не слева, а справа от себя. Зажмурился, и снова открыл глаза.
- Вроде, переход состоялся, - ухмыльнулся старик. – Нормально себя чувствуешь?
- Да. Но Костей было быть приятнее.
- Мало ли. Костя это Костя, у него своя жизнь, живая. Ты бы в конце концов его с ума свел своим присутствием... Значит, вот – сложи во внутренние карманы документы, деньги и телефон… Да , вот портмоне еще возьми. Кожаное, солидное, - он протянул мне коричневый бумажник.
Я взял его своими новыми руками, открыл, бережно разложил по отделениям деньги, карту, документы. Телефон положил в карман куртки.
- Вот тебе еще дорожная сумка, - Астарий протянул мне нечто вроде рюкзака, - там зарядное устройство, смена белья, расческа, зубная щетка, дезодорант… Отвык небось? Привыкай. Люди пачкаются, потеют, пахнут; им нужно умываться и расчесываться.
- А я… Есть хочу…. – удивился я.
- Еще бы. Тебе положено. На бублики к Феофану не пойдешь, думаю? Тебе посерьезнее обед нужен… Вот, сигареты еще возьми, и зажигалку.
- Оу… Даже так…
- Ну, надо же тебе пока продержаться до ближайшего ресторана… Теперь – идем на автобусную остановку.
- В Лисовск?
- Туда. Пешком пойдем. Гляди, ступай аккуратно по лестнице, да потом под ноги смотри, места тут болотистые… Можешь курить, мне без разницы…
Путь до той же самой остановки показался мне куда длиннее, чем когда я мог лететь. Даже утомился малость с непривычки.
- Здесь я покину тебя, - произнес Астарий, завидев приближающийся автобус. Помни, фантомное тело будет функционировать около тридцати дней; но, я думаю, ты справишься раньше. Прощай.
Пока я смотрел на автобус, нашаривая в кармане мелкие купюры, Астарий успел исчезнуть; к автобусу подошел я уже один… Поднялся в салон, спросил у водителя, сколько стоит доехать до Лисовска, купил билет, и уселся на свободное место. Никто не обратил на меня лишнего внимания, - видимо, я выглядел действительно вполне нормально.
Все таки мне было радостно – ехать куда-то одному, при свете дня; ощущать свое живое тело (только свое, а не болтаться дополнительной душой в чьих-то чужих мозгах). Голод напоминал мне о том, что в данный момент я – нормальный живой человек. Не забыть бы только, как меня зовут… Ага, Семен Владимирович Голубев, тридцати четырех лет от роду, еду по важному государственному заданию…
Я вышел на привокзальную площадь городка, оформленную в ностальгическом стиле (вернее, здесь просто давно ничего не менялось, лишь подкрашивали новой краской облупившуюся, но выглядело это довольно уютно). Деревянный шпиль темно-зеленого вокзала; лестницы – переходы над железнодорожными путями (с жуткими щербинами на этакой высоте); каменное одноэтажное здание автовокзала; киоски со "Спрайтом", "Кока-Колой", шоколадками-орешками (нет, это явно не то, я хочу нормальной еды); посередине – четырехугольный скверик со скамейками и фонтаном в центре (уже отключенным по осени). Наглые толстые голуби, хватающие семечки прямо с рук скучающих, ожидающих автобусы людей.
А дальше, – синий деревянный дом, с неброской надписью «столовая» и стрелкой вправо. Мне – туда.
Подкрепившись порцией солянки и двумя бифштексами с жареной картошкой, я отправился на поиски гостиницы. В маленьком и приятном, несмотря на осенние лужи и грязь, и довольно-таки захолустный общий вид, городке, это оказалось быстро и просто. Гостиница, вернее, гостевой дом, тоже оказалась деревянной, двухэтажной; по степени современности оборудования напоминала, скорее, те годы, в которых я оказался знаком с Анжелой… Только, конечно, это была не "Столица"…
Казалось, время почти не оставило своего отпечатка на Лисовске; разве что исчезли телефонные будки, а народ общался по мобильникам. Мне же пока было некому позвонить… Я снял одноместный номер с кроватью, тумбочкой и телевизором. Душ был установлен прямо рядом с умывальником и унитазом, вода сливалась прямо на пол. Но все же это было большим удовольствием – помыться, имея свое личное тело, вымыть свои собственные запыленные волосы.
На общей кухне имелась плитка, электрочайник, кастрюльки и сковородки. В ближайшем магазинчике я затарился кофе, чаем, консервами, яйцами и хлебом. Близился вечер. Я включил канал новостей, прилег на кровать, и принялся за тщательное изучение документов, телефона, мобильных приложений интернета. На завтра планировался ответственный день…
…
Итак, позавтракав яичницей с кофе, побрившись и побрызгавшись дезодорантом "Олд Спайс", я направился к серому каменному зданию городского отдела МВД. Я очень старался придать лицу обыкновенное выражение, а походке – твердость, решительность и уверенность. Мысленно перекрестясь (и сплюнув три раза), я вошел внутрь.
- День добрый. Ваши документы, пожалуйста, - без намека на приветливость произнес молодой, высокий, тощий и хмурый постовой.
- Здравствуйте. – Я протянул "корочки" и развернул направительный лист.
При взгляде на них у постового слегка округлились глаза, вытянулось и без того длинное лицо.
- Младший сержант Коробков, - отрапортавался он.
- Младший лейтенант Голубев, - в тон ответил я. – Так куда мне пройти?
- Информационно-аналитический отдел на втором этаже, кабинет номер 24. Поднимитесь по лестнице, - повел он плечом в сторону проема в стене, - и там направо.
- Благодарю.
Лестница, как и весь коридор, была узкая; ступеньки истертые, деревянные, несмотря на то, что само здание каменное. Особенности строительства Лисовска…
У двери с номером 24 я кашлянул, постучался, и сразу зашел. За компьютером сидела полноватая, черноволосая девушка в форме, и явно скучала – при моем появлении на экране компьютера сразу погас "пасьянс" (конечно, экран был благоразумно отвернут от двери, но я, своим обостренным зрением, прекрасно видел его отражение в стеклянной дверце унылого темного шкафа с папками. Пол возле окна и подоконник были заставлены горшками с зелеными растениями; над головой девушки также свисала какая-то лиана… традесканция?
- День добрый… Младший лейтенант Голубев, - приставил я руку к виску и улыбнулся.
- К непокрытой голове ладонь не приставляют, - засмеялась она, озорно поглядев на меня небольшими, похожими на маслины, глазами. («Кажется, и здесь женихов мало… Хотя вот сержант Коробков, чем не жених»,- промелькнула в голове беглая, никчемушная мысль).
- Чем могу быть полезна? – все еще кокетливо улыбалась она.
- Да вот дело у меня к вам… По поводу прошлогоднего пожара в интернате, - я подошел к столу, выложил на стол перед ней документы. Лицо ее слегка вытянулось, как у Коробкова; но надежды не потеряло…
- Ааа… пожар… Нашли, что расследовать. Да ничего такого там не было, чтоб вам (с ударением на "вам") интересоваться… Дело-то в архиве давно.
- Тем не менее. Приказ есть приказ, - (откуда я набрался этих штампов?), - подозрения кое-какие имеются. Найдите материалы.
- Найду, конечно, - вздохнула она. – Только ума не приложу, чего там разбирать, там все ясно предельно, мальчишки во всем сами признались, никаких диверсий или еще чего…
- Не знаю,- протянул я. – Вам ясно, нам нет. Заведение детское, дети разные, в том числе и сироты, полностью на гособеспечении. У нас свой взгляд, и хотелось бы все уточнить…
- Сейчас… - она сделала, наконец, серьезное лицо, уставилась в экран, пухлые пальчики забегали по клавиатуре. – Присядьте пока, - кивнула она на кожаное кресло, - это может оказаться не так быстро…
- Да я и сама могу рассказать все, что там написано… Мальчишки из старших классов, те, которым разрешалось самостоятельно гулять за пределами территории, завели знакомство с шантрапой разной, местной… Те как раз, что просто сироты, без диагнозов практически. Они сами все рассказали…
- А погибший?
- Погибший… Он ничего рассказать не мог, конечно... Он-то как раз был из "домашних". Мать его тогда слегла, потому всю организацию похорон взял на себя интернат… Да и, конечно, интернату сильно влетело, поувольняли многих, еще бы, такое ЧП… Халатность. Но ничего другого за этим нет…
- А что рассказали мальчишки?
- Что хотели якобы одному охраннику отомстить… Ибрагиму… как там его… За что-то. Вроде, со слов, он их унижал, называл дебилами, чуть ли не приставал. Но это вряд ли. Сейчас модно всем грехи приписывать… Скорее, наоборот, самый строгий был, запрещал гулять по ночам, курить, с местными водиться… Инициативу, они, как водится, на погибшего спихнули, типа, тот больше всех Ибрагима ненавидел и прямо убить хотел… Классика жанра, так легче всего…. Так вот. Достали где-то бензин втихаря, облили коридор, дверь в служебное помещение охраны. Надеялись Ибрагима «проучить»… А тот-то, как раз, дым почуяв, через окно вылез, благо этаж первый. А по коридору поползло и наверх… Вроде как удалось быстро всех эвакуировать (Ибрагим-то первый и среагировал, поднял тревогу, открыл запасной выход). А чего этот туда потом полез, обратно в здание, и когда успел – не увидели в темноте. Точно неизвестно, конечно, но кто-то из парней говорил, что он вроде недосчитался кого-то (и совесть, верно, замучила), сказал: "Побегу искать"... Ну и сам… задохнулся…
- Почему ж не искали его сразу, как он сказал это…
- Да не знали они наверняка, что он полезет туда, - всплеснула она руками. – Жалко, конечно... Но ведь ночь была, суматоха. Он просто говорил им, что не видит кого-то из ребят. Предположения все… Ну вот, нашла уже. Сейчас закажу материалы, принесут с архива… Чайку хотите?
- Не откажусь…
Действительно, в досье я не нашел ничего нового в сравнении с ее рассказом. Переписал себе имена-фамилии, адреса, телефоны; загнал в мобильник. Одно обстоятельство смутило меня – учительницей 10-го класса «А», в том числе и Арсения Леонидовича Бертынского, числилась на тот момент Анна Николаевна Тегипко. Куда же делась, спрашивается, "Виктория первая", с неизвестной мне фамилией (а тем более - вторая). Но не здесь же спрашивать…
http://www.proza.ru/2017/01/24/233