Петр – человек с умелыми руками и золотым сердцем. Нет человека, кому он отказал в помощи: сварить забор, покрыть крышей дом или сарай, исправить печь или утюг... Он все может. Мог…
Как водится, за сделанную работу ему подносили. Он не отказывался. И так втянулся в это дело, что стал вперед требовать угощение. Работу же выполнял кое-как. С нетерпением ждал праздников, дружеских посиделок, сам постоянно организовывал застолья. Но его начали сторониться, заметив, что теперь он хорошо только пьет. В конце концов, остался один. Родные пытались его лечить, возили всюду: и к экстрасенсам, и к бабкам... Даже закодировали, напугав, что если выпьет даже одну стопку, то сразу умрет.
Петя продержался месяца три - у родственников случилась свадьба, племянник, тезка, женился. Петя, наплясавшись вволю, подбежал к столу, и, заметив полную кружку, и , чуть запнувшись, опрокинул в себя. Туда Женя, сестра, и Рая, её подруга, сидящая рядом, незаметно сливали водку. Замерев сначала, он допил кружку до конца, плюнув на всё.
Убедившись, что ничего страшного с ним не произошло, не стал останавливаться. И покатилось: выпил - заснул; проснулся, чтобы только опохмелиться. Находился на ногах исключительно до тех пор, пока был в поисках.
Как-то раз его сосед, рыжий Федор, рыл траншею, чтобы продолжить забор. Петя сидел тут же, свесив безвольную голову. Через некоторое время поднял её с усилием и, показывая в сторону сарая, произнес:
- Рыжий, посмотри-ка, что петух вытворяет на крыше!..
Федя с интересом поглядел в ту сторону. Никакого петуха!
«О-о-о! Тебя не белка ли настигла?..», - встревожился, и внимательно присмотрелся к соседу. Тот, как ни в чем ни бывало, достал сигарету и прикурил её трясущимися руками. Затянувшись глубоко и выпустив тонкий дымок, опять спросил:
- А почему ты установил эту антенну на крышу сарая?
Федя - осторожно:
- Где, Петя? Где антенна?
- Вот, рядом с петухом, - захихикал тот пьяным, дребезжащим голоском. - Во-о-т те раз!.. Рыжий, глянь-ка! Петух на антенну сел. - И - надрывно закашлял.
Федя, вглядываясь в соседа, медленно, с опаской, двинулся к нему:
- Брось, Петька, смотреть на всё это... Давай я тебе ворота открою. Во-ро-о-та открою. И тебе будет прохладно – будет сквознячок. Ага... сквозняк... Так. А здесь ты сядешь... Сядешь вот здесь…
Пересадив безропотного Петю, продолжал копать. Копает, а сам думает: «Допился, ёшкин кот! Что теперь делать, он, точно, белку поймал... Поймал белку… Конечно, так пить…»
Тут раздался голос Пети:
- Рыжий, давай я тебе помогу вытащить этот корень - у тебя, я смотрю, сил не хватает!
Федя смотрел на него во все глаза – совсем трезвый голос, и - как у нормального! Как - так?!
- На-а! – протянул лопату, с недоверием глядя на качающегося из стороны в сторону Петьку. - «Попробуй откажи тебе... Откажи попробуй... Неизвестно, что выкинешь!»
Петя взял лопату, наклонился… Вдруг раздался грохот от падающей из его рук лопаты, а сам он, изогнувшись под неестественным углом, рухнул, как подкошенный. И, о Боже! тут же стал неистово биться головой об землю.
- Лю-ба! Люба-а-а! Неси ложку, мать её так! Ло-о-о-ж-ку неси!
Нагнувшись над бьющимся в припадке Петей, Федя пытался удержать уже окровавленную голову обеими руками, а сам беспрерывно кричал:
- Лю-ю-ю-ба! Неси ложку. Ложку,говорю, неси!
Она прибежала, запыхавшись, и протянула ему деревянную, охая и причитая. Разодрав стиснутые губы Пети, Федя пытался просунуть тупую ложку ему в рот. Люба суетилась рядом. Ничего у них не получалось: Петина голова беспрерывно билась из стороны в сторону, а сил не хватало её удержать.
Заорал опять на жену:
– Неси железную... мать твою! Железную неси...
Выхватив ложку из руки Любы, сел на Петину щуплую грудь и, прижав изо всех сил его голову коленом, впихнул несчастному в рот ложку, и, схватив глубоко запавший язык, вытянул набок. Раздался мученический стон - он задышал. Синее лицо стало заливаться бледно-розовой краской, перемешанной с алой кровью. Она медленно сочилась бороздками на искаженном от боли лице.
Их окружили набежавшие на крики супругов соседи и помогли переложить неузнаваемого Петю на носилки подоспевшей «скорой", которая его увезла.
Зоя, его жена, ничего еще не знала - находилась на работе.
Вернувшаяся через два часа Люба принесла новость - Зоя плачет: у Пети открылась эпилепсия, на почве пьянства.
- Никогда у них в роду не было эпилептиков... А теперь он добровольно себя приговорил, - угрюмая Люба старалась на него не смотреть.
- Но у него сначала была белка, - решил поделиться с женой Федя. - Белка была… Знаешь, что он мне говорил перед приступом? Он «увидел» на крыше сарая то антенну, то петуха, а то и все вместе... Спрашивал, почему я её туда поставил... Поставил антенну... туда…
- Такая жадность к водке не могла остаться без наказания! – Люба посмотрела на него с непонятным выражением.
Федя вспылил:
- Я меру знаю! Знаю меру... И никогда больше нормы не принимаю!
- Он тоже, поначалу, знал меру... А теперь смотри, что произошло... Бедная Зоя… Сколько раз он её позорил - на всех праздниках, стараясь побыстрее набраться... "Добрать свою «норму»... А норму-то уже не понимал!.. Даже лечение ему не помогло. Несчастная Зоя зря потратила уйму денег.
- Да он, после лечения, наоборот, потерял контроль... Контроль потерял. Кх-м-м... В себя проклятую лил, как в бездонную бочку. Как в бочку - бездонную… Стал агрессивным.
- Агрессивным? – взорвалась Люба. – Зверем он стал! Ты забыл, сколько раз Зоя с детьми спасалась от него здесь, у нас!
- Петька считал их виноватыми во всем... Во всем виноватыми. И что друзья отвернулись от него; и что его больше не берут на работу; и что дети его не любят. Не любят... дети... Знаешь, сколько раз он плакался передо мной, жалея себя, а не их, кого замучил... Замучил кого… Знаешь, сколько у него оказалось затаенных обид на жену?
- Пусть на себя обижается, а не на Зою! Она в их семье - и мужик, и баба! А у него одна только забота – найти и нажраться! - Люба уже кричала. - Ты видел, чтобы он когда-нибудь закусывал?.. - Потом сразу замолчала. И нерешительно добавила - не знала - стоит ли такое говорить. - Когда еще Зоя признавалась мне, что они давно не спят вместе… Идиот! Такую жену обижать!
Федя ожесточенно сплюнул:
- Какая ему баба нужна, если он в запое? В запое он! Ты в своем уме? – покрутил у виска измазанным в земле указательным пальцем.
- А кто ему не давал выйти из него?.. – возмутилась Люба. - Эх! Какая была семья, какой он сам был золотой человек. И где все это?.. - Боязливо проронила: - Федя, как бы он не попал в психбольницу...
- Вот там он, как раз, и найдет тех, с кем начинал... Начинал с кем. И которые закончили денатуратом, одеколоном и лосьонами. - Помолчал, задумчиво глядя на свои натруженные руки. - Не думаю, что Петька выйдет из больницы без этого дрожания рук и ног. Без тремора этого... Любка, может, для того, чтобы их скрыть, он и принимал очередные дозы!.. Дозы очередные?
Люба с подозрением смотрела на мужа. «Жалеет он, что ли, Петьку? А мне жалко Зою. Она и так все на своих плечах тащит, с тех пор, как тот начал пить. А теперь ко всему добавилась и больница… а потом и - психдиспансер... Будто некуда ей деньги девать!.. На Митьку и Дашку уходит столько, а еще этот ЕГЭ - учителям-«репетиторам»!.. Узаконили взятки, глаза бы мои на них не глядели! «Педагоги», ё-моё… Где Зоя, на свою мизерную, библиотечную, зарплату, возьмет такую прорву денег на всех?.. Боже... Как безумны эти мужики!», - и она, кинув уничтожающий взгляд на ни в чем не повинного сейчас мужа, направилась в сторону дома соседки.