Память на зло

Аристар
Рейтинг: G
Жанр: экшн, драма, юмор

От автора: Рассказ логично проистекает из мотивов «Одни убытки» и «Между своими». В первой повести Шон Дэлмор и Рамирес Вентура практически открыто, словами обозначили свою дружбу в рамках Магистральной линии, во втором рассказе об этой аномальной близости лидеров узнал Пабло Агирре, наблюдавший их неофициальное взаимодействие. Он завидует и хочет чего-то похожего. Стать своим.
«Память на зло» примерно соотносится с теми моментами слэшных линий, когда у главных героев начиналась неприкрытая романтика. Однако это Магистрал, так что они просто близкие, но признать это не проще, чем признаться в любви.

Содержание. События развиваются: Рамирес показывает свою необдуманную жестокость, у которой давние болезненные причины, Агирре использует право на просьбу о помощи, Шон по обыкновению ввязывается в хитросплетения и выруливает, попутно мстя Рамону Диасу.
А также: фатальная слабость Вентуры, о которой известно лишь избранным, попытка убийства лидера Хоста, авария в арсенале и революционные изменения в церковной школе падре Джино.









Пабло Агирре накачался дешевым скотчем слишком сильно, чтобы устойчиво сохранять собственное вертикальное положение. Уже давно и прочно он отдыхал в тихом, удаленном от суеты пустынном месте, приняв расслабленное положение безмятежно загорающего человека.
Идиллия была немного подпорчена незначительными на первый взгляд подробностями: во-первых, за бутылку он отдал последние пять долларов, даже на закусь не хватило, а сивуха оказалась мерзостная на редкость; во-вторых, так вольготно он растянулся не на песке пляжа, например, и не в чьей-либо удобной постели, а на неровной и грязной крыше гнилого школьного автобуса, под кромешным октябрьским небом в ветреную и уже, кажется, даже дождливую погоду. До кучи, поздневечерний релакс парень себе устроил в самом центре Джанк-Ярд.
Холод забирался под тонкую куртку, чёртов так называемый алкоголь вонял исправно, но не грел. Пабло всё чаще шмыгал носом и надеялся, что это от начинающейся простуды, а не от пакостного настроения. При малейшей попытке собраться, перестать быть размазней и обдумать свою аховую ситуёвину как-то достойно, по-мужски, трезво, ему моментально становилось погано до тошноты, обидно и очень плохо, потому понятие трезвости из своего состояния Пабло постарался исключить.
Судя по результатам, последнее получилось отменно.
Очередной раз втянув сопли, парень аккуратно уложил бутылку в глубокую вмятину на покатой крыше, чтоб не сгинула ненароком в темной бездне узких проходов по обеим сторонам его чудного острова посреди железного океана автомобильного кладбища, слегка повозился в лежачем положении, чуть не укатился сам, но всё-таки провернул сложную операцию и торжествующе воззрился на выпутанный из кармана мобильник. Стало гораздо светлее от маленького экранчика, закат ведь давно потух.
Но веселее не стало.
Как-то не задумываясь над обоснованием своих действий, Пабло полез в самый конец списка вызовов, и там, посередине между телефоном городской пиццерии, откуда по приколу хотели заказать чего-то в центр гетто, и телефоном, по слухам, принадлежавшим Эмбер Анхель, который ему когда-то скинули, но он так и не нашёл смелости набрать, нашёлся искомый длинный нетипичный номер.
У Агирре было чувство, что вместо мозгов у него сейчас что-то онемевшее и очень просто организованное, не сказать тупое в край. Этого эффекта он ждал за свои кровные пять баксов, и он его имел во всей красе. Так что он без особых колебаний нажал на набор, без особых мыслей прождал довольно долгие семнадцать гудков странного тембра, без особого удивления отнёсся к шумовому фону на том конце эфира, который был похож на тревожную суету, сдобренную командными криками, и, наконец, без лишних приветствий внятно ответил на короткое «...Какого хрена?..»:
– А давай ты сюда приедешь. Прям вот щас. Мне, кажется, надо. Да, точно надо. А ты говорил, что можно. Так что жду. Всё.
 Агирре не ожидал ответа в неизвестно откуда взявшейся уверенности, что он сделал нечто логичное и правильное, и жизнь его теперь станет проще. Он нажал на отбой, перекатился набок, отхлебнул скотча и снова уставился в непроглядную затянутую тучами темень.

Сколько времени прошло, неизвестно, но в бутылке осталось на донышке, причём какого-то жуткого на вкус осадка, какого в нормальном спиртном явно быть не должно. Так что Пабло не расстроился, когда упустил ёмкость из рук, и она с готовностью нырнула вниз, чтоб там разлететься на куски. А поводом к этой оплошности явилось то, что на другом конце длинной неровной крыши возник тот, кого звали.
Дэлмор не влез по задней лесенке, он как-то вдруг, без предупреждения соткался из ночной сырости, только металл со скрежетом промялся под его подошвами. Пабло вздрогнул, опрометчиво резко сел и согнулся в приступе тошноты, пока Шон цепко осматривал его, взъерошенного, мокрого и бледного, в тусклом свете лежавшего в луже экраном вверх сдыхающего мобильника. Аппарат до последнего давал сигнал для пеленга, ибо адрес свой при вызове никто легкомысленно сообщить не додумался.
Канальский, наконец, разогнулся. Не узрев на нем ничего потенциально опасного, Шон сквозь зубы подтолкнул:
– Агирре?..
Тот вежливо поздоровался:
– Привет. Я вот тут сижу.
Лидер Хоста, который когда-то действительно дал этому Канальскому разрешение в экстренной ситуации воспользоваться своим номером и теперь стоял в полночь на крыше школьного автобуса на окраине Underworld, медленно стиснул кулаки. Но попробовал ещё раз:
– Что не так и с кем? Быстро!
– Со мной, – понуро признал Пабло. Из носа опять текло, потому что сидел теперь, а не лежал. – Мы это… поругались. С Чоли.
На выстраданное признание Дэлмор отреагировал, на взгляд Агирре, очень адекватно, участливо даже, таким коротким сдавленным:
– Чё?..
Реально ведь ужасное дело. Он, кажется, понимает. Он в курсе, что Чоли Вентура давно уже девушка Пабло, и посочувствовать может, разве нет?
– Ну да... Взбеленилась на меня не пойми с чего, нифига не объяснила, типа, я сам должен знать свой косяк, и наорала, и выгнала, и «не приходи теперь совсем», и «ноги чтоб твоей не было», и год relaciones, считай, насмарку...
– Агирре...
– ...А я в толк не возьму, где так уж слажал...
– Агирре!
Тот вздрогнул, очнулся, заморгал при виде того, как опасно напряженный Дэлмор делает шаг вперёд и, явно с трудом оставаясь на расстоянии, хищно цедит:
– Я правильно понимаю? Тебе не с кем потрепаться про личную жизнь, и ты вызвал – меня? Р-ради этого?! У нас катастрофа в арсенале, прорыв трубы, вода хлещет на оружие, аврал, на сортировке пришлось оставить Райвери, а спасать ценные стволы – Смита, а я стою тут, и ты паришь мне мозг – этим?!
Эффект эмоциональной анестезии резко пошёл на убыль. Пабло похолодел настолько, что зубы начали выбивать дробь. Может, идея была не такая уж удачная? Проще жить почему-то не стало, и пять баксов, кажется, потрачены зря...
– Ещё раз наберешь этот номер – и я приеду, да, – пообещал Дэлмор таким жутким голосом, что Пабло подумал, а не померещился ли ему тот давний нормальный человеческий разговор с Первым из Хоста, когда Канальский пришел благодарить за помощь, а в ответ услышал нечто лаконичное, но определенно дружественное. Теперь вот того настроя в помине не было. – Я тебя где угодно достану, имбецил, и это будет твой последний в жизни звонок, ясно? Всё.
Оставшийся в одиночестве на крыше Пабло вспомнил про необходимость дышать секунд через двадцать, когда перед глазами заплясали белые точки.
Набрал воздуха, криво усмехнулся, фыркнул и достал пистолет.
Без особого сожаления приставил ствол к нижней челюсти с расчетом иметь выходное отверстие в районе темени, пожалел, что скотч разбился, и нажал на спуск.
 
Старое, прошедшее через множество неаккуратных рук оружие подло отозвалось ехидным щелчком, и вся решимость страшного момента выродилась в полный пшик.
Агирре сквозь едкую муть перед глазами уставился на ровный провальчик ствола чернее черноты, зачем-то снова поставил на боевой взвод, словно проверяя, работает ли, выматерился срывающимся от сумасшедшей обиды голосом. Ну по всем фронтам повальная херь, это как понимать?
И с таким простым делом не справился. А выброс адреналина уже сожрал весь прежний скотчевый расслабон, как не бывало, и на повтор нет запала, да ещё как пить дать эта гребаная волына опять подведет, будет просто смешно до усрачки... На порыве жалкой истерики Пабло размахнулся и зашвырнул пистолет куда подальше, да провались оно всё!
В качестве очередной издевки из тесноты невидимого прохода между грудами искореженного железа грохнул полноценный выстрел.
Пабло подавился матом, развел руки в жесте «нет, вы это видели?», хотя зрители отсутствовали как факт. Поморгав в недоумении, парень покривился безнадёжно, сгорбился и уткнулся себе в колени.
Отлично. Без бухла, без денег, без оружия, без девушки, и послал он всех ненужных, а нужные его самого послали... И нихера не получается, ни хорошего, ни плохого, чертов лузер высшей пробы!
В процессе подведения нерадостных итогов Пабло не обращал внимания ни на что, поэтому из ступора пришлось выйти резко и насильственно. Зрители у его позора всё же были, вернее, зритель, и всё тот же.
Дэлмор стоял над сжавшимся сидящим Канальским, молча, со сложным выражением разглядывал его в упор и, кажется, выглядел даже более заинтересованным, чем две минуты назад. Пабло поднял уцелевшую, но больную голову, не постигая причины для возвращения, и тут Шон ситуацию прояснил, переведя масштаб непрухи Агирре из тотальной в фантастическую.
Лидер Хоста отодвинул полу куртки, под которой на белой футболке справа на рёбрах расползалось на глазах совершенно однозначное тёмное пятно. Выстрел, похоже, встревожил местных, в километре отсюда джанки запалили прожектор, и стало светло как раз настолько, чтобы Агирре различил тяжелые капли на ботинке Дэлмора, рваные края дыры в светлой ткани и такую же дыру в отведенной в сторону куртке.
– Смело, – кашлянув, удивленно признал Шон. – Оригинально.
Злости в хриплом голосе пока не прозвучало, но Пабло, которого накрывало осознанием, как летящий локомотив накрывает самоубийцу на рельсах, себя на этот счёт не обманывал. Его сперва даже откинуло назад, словно от реального лобового удара, он отполз, отталкиваясь пятками, выставил ладони в надежде, видимо, отгородиться от локомотива.
– ...Н-нет! Бля, это не то!
– Не ты стрелял? – осведомился Дэлмор, вытирая руку об джинсы.
– Не я! – И ведь Пабло не врал. – То есть пуля моя... и всё моё... – падающим тоном признался он. – Но я не хотел!
– Постоянно слышу эту тупую отмазку, – сообщил Шон нейтрально.  – Многие почему-то уверены, что она имеет смысл.
Несмотря на это леденящее душу спокойствие, Агирре в свою очередь был  уверен, что доживает последние мгновения.
Результативная атака на этого человека отсутствовала в списке безумств самого отпетого местного отморозка. Сам намёк на неё на уровне инстинктов блокировался намертво. Он отличался, он не вписывался в уравнения обычных разборок, дело было даже не в его ненормальной репутации, не в тысячах верных, стоявших за его спиной, дело в том, что стрелять в него это как стрелять в огонь или в туманную тень духа воды, висящую над утренним каналом, это не имеет смысла и влечет за собой последствия не только предсказуемые, но, как будто мало, еще и такие, от которых мороз по коже…
Агирре не верил собственным глазам. Но запах крови дошел до его ноздрей, и вдруг неожиданно вспомнилось, что вот так же солёно, тошнотворно пахла собственная, пущенная отцом, когда потерялись в городе братья, и, глотая ее, Пабло стоял тогда перед парнем из Хоста, обещая ему себя всего в обмен на несбыточное – на его помощь. Нечасто бывает, что человек латинской крови открывается так, до дна, честно, и если подобное доверие оказывается не обманутым, то забыть это невозможно.
А тут? Вызвать человека, кому обязан жизнью младших, на Джанк-Ярд, выманить и застрелить нахер абсолютно на пустом месте – ну кто здесь чемпион?!
Потрясение и ужас зашкаливали, сводя с остатков ума. Истерика опять подступала к перехваченному горлу. Борясь с идиотским неуместным весельем, Пабло простонал:
– Ну это уже вообще кра-ай...
– Согласен, – искренне вставил Шон.
– Я без понятия, как так вышло... Ты погоди, ты перед ответкой хоть послушай, приколись... Это долбаное дешевое дерьмо, видать, перекосило патрон, и я его выкинул! Тупо прям вот так! – Агирре показал замах в приблизительно ту же сторону. – А он на место встал от удара об землю, что ли. И грохнуло. Я ж вообще нихера не видел. Ну темно же было. – Дурацкий смех сходил на нет. – Послушай, я в душе не чую, как это всё… Нет, со стороны зашибись как смотрится, вроде я в тебя со злости... да не стал бы я! Ты ж знаешь! Я ж не настолько!.. Думай что хочешь, но... Бред, ага. Настолько бредовый, что нарочно не сочинить. Понимаешь, это просто так получилось. Я не...
Голос тоже изменил. Агирре снова было обидно аж до скрежета зубов. Дэлмор не поверит, конечно, ну кто в такое поверит? И как хреново, что о нем на всю Зону останется слава упоротого мстительного дебила! Проклянут, поминать будут вечно «а, ну это тот самый... хватило ж мозгов…»
Достойно, бля, нет слов.
Смотреть в глаза Хостовскому не было никаких сил, Пабло упустил момент и увидел того уже сидящим напротив во вполне мирной позе. Впрочем, лёгкого общения не предвиделось, задержавший дыхание виноватый парень ощущал себя, как под рентгеном.
– Не нарочно, говоришь, – многозначительно повторил Шон. – Переклин, говоришь. Не, бывает, не спорю. Только вот одно мне проясни, Агирре: ты зачем вообще ствол достал? У тебя ведь в руках не было. В меня палить со злости – ну почему бы нет, собственно, но реально темно, ты не мог знать, в какую сторону я ушел… и действительно, хрен бы ты попал. Так удачно может выйти исключительно по беспримерной дури. Некоторым сказочно везет.
Пабло горячо закивал. Шон продолжил мысль:
– Так если не в меня, то в кого же ты тут хотел попасть до того, как отказал патрон?
– Неважно, – отвел глаза Пабло.
– Не тебе решать. Ты мне кое-что должен, Агирре, как минимум брюшную стенку и пару ребер, а то и дыру в печени, так что я жду ответа.
– Чёрт, – запоздало спохватился тот, раз пуля в лоб почему-то откладывается. – Тебя ж зацепило конкретно, бля! Давай, что ли, хоть...
Он в растерянности подался вперед, сам не зная, как помочь и чем, но Шон поморщился и предсказуемо толкнул его обратно.
– Не увиливай. Колись. В силу очевидности того, что ты тут хотел провернуть, сразу второй вопрос: причины, Агирре.
– А арсенал? – уже безнадёжно попытался тот. – Там тебе срочно надо, разве нет?
– На место протечки хомут я уже поставил, в случае чего кто-то не безрукий должен найтись. Разгребают пусть сами, в конце концов. Агирре, неужели из-за девки?
Поняв, что отделаться не выйдет, тот глубоко вздохнул.
– Нет, не только...

Долгая пауза повисла в сыром воздухе. Шон не подгонял, ждал, а Агирре молчал, стискивая правый кулак до треска суставов.
Глядя на это, Дэлмор тихо спросил:
– ...Клятва верности, так?
Терзавший душу шрам был вполне однозначным свидетельством.
– Ну да, – так же едва слышно, через силу признал Пабло. Ладонь саднила, хотелось сорвать ногтями грубую кожу. – То есть уже нет.
– В смысле?
Этот обычай бытовал лишь на Канале, Дэлмор мог не знать подробности.
– А вот так. К херам это. – Губы парня скривились в горькой усмешке.
– Насколько я в курсе, у тебя нет права отказаться от своих слов и решений.
– Ага. Нет. Кто клятву даёт, тот с ней живет. А вот тот, кому... – Голос изменил Пабло, он закашлялся, снова потёр изуродованную шрамом руку. – Тому с этим проще. Он хозяин. И принять может, и... наоборот.
– Стоп, – с неподдельным удивлением прищурился Хостовский. – Ты хочешь сказать...
– Он взял назад! – перебил его Агирре. – Он был по Закону в полном праве меня послать, если захочет, и он так и сделал! Я пришёл с Чоли поговорить, ну хоть выяснить, в чем gazapo /промашка/, а он заместо неё вышел и всё мне в рожу вылепил. Что ни нахера я ему не сдался со своей тупой фигней, что за сестру он таких, как я, ушлепков пачками в преисподнюю скидывает, что я могу катиться куда подальше и засунуть свою блажь подальше в задницу... Как-то так.
– Вентура сломал клятву верности, – проговорил Шон задумчиво.
– Типа да, ты верно понял, – нервно пожал плечами Пабло. – И вот я тут и сижу. Девушки больше нет, обидел её чем-то, и вообще... не подошёл, не сгодился. Зря к ним полез вообще. Просто давно я на них смотрел, на соседей. Хорошая семья, всё у них крепко так, по-нормальному, они друг за друга горой, мне всегда нравилось... Завидовал, болван. У нас не так нихера. Мы как чужие.
– Но ты, я помню, за братьев…   
– Да это-то понятно, se da por supuesto /само собой/, но с предками у нас как-то не очень. Кто детство пережил, тот везучий реально, нас то ли семь мать родила, то ли восемь, она не помнит. И отцу тоже… не сильно надо. Так, чтоб люди чего не сказали, для вида кормят и в доме держат, а вот чтоб как донья Росита – лечить, если что, волноваться, ночью ждать, вкусное подсунуть, по башке погладить… – Парня вдруг снова одолел насморк. – Carajo, о чем я…
– Понимаю, – почему-то негромко произнёс Шон. – Говори.
– Я за год там насмотрелся. Уходить не хотелось. И ночевал бы, да места нет. И Чоли такая же, в мать, пусть вредная иногда, но заботливая, тёплая… – Пабло выкладывал скомканно, то и дело касаясь лица, пряча взгляд. – Чёрт, да сам Рамирес, уж на что особняком держится, ни с кем плотно не хочет, но всё равно, беда случилась – и он встрял, мимо не прошел, ну, ты помнишь, тебя-то тоже пристегнули… Он и пристегнул! Засветить не постеснялся.
– Молодец такой, – вставил Дэлмор.
– Он не злой, осторожный просто. Но он очень стоящий, и я подумал… может, он просто не видит, что рядом тоже есть кто-то, кому можно доверять. Я ему и словами сказал, и этим. – Зажившая ладонь снова казалась свежей раной из-за впивавшихся в плоть ногтей. – Так мало кто сейчас уже делает. Я больше, например, не знаю. Это не братство на крови, нет, там обоюдно, наравне, а тут я иду вперед и говорю, что… что на меня можно рассчитывать. Но ему, видимо, не очень надо, – мрачно хмыкнул парень. – У него есть получше.
– Ты о чем? – поднял голову Дэлмор.
– Не мое дело. Его дело, – отрезал Агирре. – Короче, вот. Ни к чему было во всё это ввязываться. Тупо вышло. Ни девушки, ни друга. А больше у меня как-то... не особо с кем есть. И неохота больше начинать. Вот тебе и причина. Пойдёт?
Шон поколебался.
– Ну, назвать ерундой не могу. Но...
– Но что пулю в итоге отхватил ты – это дичь какая-то.
– Да брось.
– Ну как это брось! Я вообще не понимаю, как ты сидишь... Навылет, что ли? Даже если так, всё равно...
– Отцепись. Не предъявляю.
– Но...
– Расслабься. Вот что, – решительно заявил Дэлмор, поднимаясь. – А поехали спросим, за что же на тебя так соседи взъелись.
– Ч-чего?.. – Агирре чуть не съехал по крыше. – Типа, ты поедешь?
– А что такого? У тебя смелости выяснить не нашлось, а меня он так просто не выставит.
– Но...
– У меня проснулся культурологический интерес к чужим обычаям. Вставай.
В масштабном офигении Агирре очнулся уже внизу, чуть не полетев носом в какие-то дебри. Дэлмор поймал за шиворот, протащил пару метров и вытолкнул на более широкую улочку меж рядами автомобильных трупов.
– Двигай. Я ещё надеюсь спасти к утру остатки арсенала.
– Нет, я всё-таки не очень понял... – промямлил Пабло. – Про твой интерес.
– Ты мне позвонил. Сперва показалось, что по ерунде, но ты умеешь убеждать, – Шон продемонстрировал след от сверхъестественного выстрела, подсохшее небольшое пятно.
Пабло снова застонал, но Хостовский отмахнулся.
– Отстань. Мой интерес не в том, чтобы решать твои проблемы, Канальский, хотя нечто подобное я тебе сдуру обещал. Я просто хочу задать Вентуре пару вопросов. Чисто из любопытства. Всё, стартуем.
Мало во что въехавший Пабло уставился на Шона, уже стоявшего на условно широкой улочке Джанк-Ярд, у его скромного «плимута», невзирая на наличие собственной машины метрах в двадцати. Тот стоически пояснил:
– Ты меня прокатишь, да. А мою пока джанки разберут тут по винтику. Но это разумнее, чем соваться на ней на Канал. Как мне надоело расшифровывать элементарные вещи.
– А, – только и сказал Пабло в качестве реакции.
Bueno, пусть так. Соображалка ещё, между прочим, после скотча и всего остального здешнего экстрима в себя не пришла. Покатаемся по Каналу с Дэлмором на заднем сиденье, угу. Дивно. Комедия такая, из разряда хоррор.
А тот договорил:
– Удачно, что с твоим стволом так повернулось. К тебе там, наверху, кто-то присмотрелся. Запомни, сходи куда надо, скажи спасибо. Прикол в том, что пулю эту я на самом деле заработал больше, чем ты, потому что слишком поспешно психанул и свалил, не выслушав. А ты звал не зря. Самоубийц я не ценю, но тебе реально больно, и это до меня дошло. Так что не стой столбом, вперед.
Пабло ничего не смог выговорить в ответ, только улыбнулся как-то смущенно, виновато.
Странный чужак, идея набрать которого была жестом пьяного отчаяния, учуял в происходящем то, что человек дошёл до края. Случайный знакомый, с которым практически ничего не связывает, кроме давней вылазки, проходного эпизода в насыщенной жизни Первого из Хоста, ну, и еще, может быть, какого-то мутно сравнимого отношения к рамиресовским родственницам – Агирре не верил на самом деле, что его услышат.
Он позвонил скорее для очистки совести, чтобы подсознательно убедиться: никому нет дела, ни единой душе, и этому тоже, вот уж ему точно параллельно. На семью свою неудачную подавно надежды никакой, а все связи сегодня пошли прахом, самый удобный момент послать всё к чёрту... И так, уже в качестве вишенки на торте, финальным аккордом он внутренне готов был принять последний в жизни облом, срыв призрачного обещания от далекого недоступного парня, который ничем ему обязан не был. Агирре по-настоящему и не надеялся.
А тот, кто слишком часто волей судьбы оказывался чьим-то последним шансом, просто давно научился приходить на зов и возвращаться, слушать, слышать и не отмахиваться.

Как Агирре вырулил с Джанк-Ярд, он не помнил от слова абсолютно.
Забрался в эти дебри вечером под хорошим градусом, маршрут в памяти не сохранился, а теперь ещё и психологический прессинг в виде нетипичного пассажира. Тот, напротив, невозмутимо развалился на заднем сиденье, молчал, внутреннее убранство обычной непритязательной тачки не комментировал, за что ее хозяин испытывал признательность.
Ещё он – Пабло – испытывал много чего, инстинктивный мандраж, например, от подобного соседства, и нервную трясучку при мысли о том, что будет, когда они поедут по густонаселенным землям.
Между прочим, это чужому пристало бы на этот счёт волноваться, если не больше, чем местному, так хоть сравнимо, но Агирре понимал, что если их кто спалит, то ещё вопрос, кто об этом пожалеет.
Идеальным вариантом он бы счел такой: машина с ненормальным компаньоном призрачно перемещается через весь Канал, не привлекая ничьего внимания, достигает цели – дома Вентуры, а там... Хрен там предскажешь, что дальше. Аж мозги кипят. Об этом этапе дурной ночи Агирре решил подумать попозже, в порядке поступления проблем, а пока предпочел молиться, чтобы никто из своих не прилепился в самый неподходящий момент. Объясниться, пожалуй, было бы невозможно. Сам Агирре бы не сумел, Дэлмор бы не захотел, и лучше вообще о подобном кошмаре не задумываться.
Но метод уклончивого игнорирования мало кому помогает. Преодолев две трети пути по бесфонарным окраинам, Пабло свернул в самый пустынный проулок и совершенно не успел среагировать, когда буквально на ходу – на тёмных улицах Канала скорость минимальная – на переднее пассажирское шлепнулся бесцеремонный попутчик.
– Hola! Как классно, я еле ноги волочу, а ты тут!
У Пабло со зрением от ужаса было неважно, не говоря про остальное, и он даже не сразу опознал потенциального смертника, вместо головы у хлопнувшего дверцей довольного приятеля ему померещился веселый череп.
– Не думал, что так подфартит, такси мне до дома. Жми, сосед, спать охота.
Жуткий образ развеялся, и Пабло обнаружил рядом с собой пьяного Рамона.
Не выдавив ни звука перехваченным горлом, хозяин тачки отразил, видимо, настолько очумелые эмоции, что Рамон нахмурился:
– Ты бухой в край, что ли? Или под эффектом? Где достал, кстати, недорого если, колись. Бля, ты руль-то!..
Он вынужден был вцепиться в руку Агирре, чтобы сманеврировать, а то они на сантиметр разминулись с уличной баррикадой из мусора.
– Imbecil! Угробишь же!
Агирре мог бы сказать, что смерть в невинной аварии не самый плохой вариант в их ближайшей перспективе, но вместо этого улыбнулся стопроцентно безумно и заложил вираж.
– Ты вперёд смотри, Диас, внимательно смотри... – порекомендовал он, борясь с ощущением взгляда на затылке. – Может, я ещё во что впорюсь... А ты следи.
Рамон зыркнул на тупого водителя, выругался и послушно стал играть роль лоцмана.
Улицы полторы они так худо-бедно преодолели, но неизбежное свершилось: Пабло в нервах крутнул руль не туда, и бампер душераздирающе  скрежетнул по какой-то слабо различимой в полутьме преграде.
Рамон разразился матом, Агирре разбил нос при торможении и уперся лбом в клаксон. Пока водитель давился нездоровым хохотом, зажимал нос и запрокидывал голову, чтобы унять кровотечение, Рамон рассказал ему всё, что он думает про таких недоумков, тяжко вздохнул, покосился на невменяемого соседа и быстрым жестом очистил приборную панель от явно лишнего там, валявшегося без дела, гораздо более нужного ему самому предмета – непочатой пачки неплохих сигарет.
Об отсутствии ее в кармане Агирре сильно жалел на крыше автобуса, но назад тогда не потащился, а теперь за всеми треволнениями про острое желание покурить вообще забыл. Да и обойдется он, решил Рамон, с довольной улыбкой маскируя удачную находку за пазухой. Подумает, что посеял. Нечего разбрасываться полезными веща…
И тут внезапно начался реальный хоррор.
У Рамона резко кончился кислород, и не сам по себе, а от стального неумолимого захвата сзади. Запаниковавший парень громко лязгнул зубами, прикусил язык и вцепился в возникший на горле чей-то локоть, но не сдвинул ни на миллиметр. Над ухом кошмарно знакомый голос произнёс:
– Ты и у своих крысишь, гнида.
Удушье заставляло молотить пятками по полу, глаза выпучились, но всё же сфокусировались на зеркале заднего вида, и очень зря. Тот, кто в нем отразился, не имел ни малейшего права находиться там, где находился. У и так хрипевшего Рамона дополнительно перешибло дух, он застыл в немилосердном шоке. Дикий призрак с заднего сиденья оскалился:
– К рукам липнет всякое, да? Какая неприятная болезнь. Лечится кардинально, ампутацией по локоть, например. Помочь?
Рядом с ухом тускло блеснуло лезвие.
Скребущие по чужой кожаной куртке грязные пальцы расслабились, Рамон обмяк и сполз, закатив глаза до одних белков. Шон подался назад, не продолжая, как ни в чем не бывало кинул окаменевшему Агирре:
– Он увел у тебя сигареты, не забудь забрать. Поехали, чего стоим.
Пабло хватал ртом воздух, словно душили его самого.
– Ты... Carajo, ты его убил?!
– Не-а. Хотел бы, порешил бы ещё тогда, у меня он стырил в пересчете на сигареты примерно пару вагонов. Да похер, ладно. Вентура за соседа предъявил бы.
– Да?
Пабло был занят устраиванием тела Диаса в такой позе, чтоб не падал вбок на руль, и непрошеными горькими соображениями. А, ну да, вообще-то на Вентуру похоже, в том чудном совместном рейде в город Дэлмор дважды целился в Рамона и один раз реально чуть не снес тому полчерепа, в ответку на выстрел в Пабло... А Рамирес отвел. Н-да, чужак за Пабло хотел отомстить, а свой лидер сгуманничал. Сосед же. Здорово.
Агирре сильно пихнул безвольное тело, и оно, наконец, успокоилось в удобном положении башкой между стеклом и подголовником. Несчастную пачку он выпутал из куртки Диаса, злобно надорвал, сунул одну в рот, но трясущимися пальцами никак не мог совладать с колесиком дешёвой зажигалки.
Между сидений выдвинулась рука с огоньком.
– Агирре, Вентура просто не дал мне убить своего. Это нормально для лидера. Он был прав. А Диас урод, и об этом знают все. Рамирес никогда не позволил бы ему встречаться со своей сестрой и ничего бы от него не принял.
– Ну да. Рамон не дурак, он ничего бы и не предлагал. – Едкий дым еле лез в лёгкие. Пабло спохватился: – Будешь?
– Нет. Заводи.
Тот повиновался.

Заглушив мотор на родной улочке, Пабло скривился от нерадостной перспективы:
– Это мне его ещё и тащить теперь.
– Давай, – отозвался Дэлмор. – И найди чем вытереть лицо, а то тебя обвинят в том, что ты его не доел.
Пабло фыркнул и лихорадочно убрал рукавом остатки крови из поврежденного носа.
– Ты это... Жди тут, ага? В машине. А то глаз любопытных много.
– И как я раньше обходился без мудрых советов.
Агирре чуть не покраснел. Угу, вздумал вещать элементарные вещи, и кому? Кто тут далеко не первый раз, скажем прямо. Судя по обрывочным рассказам Рамиреса, Хостовский уважает суверенитет Канала лишь на словах и в глобальном плане, а в личных визитах себя не ограничивает.
– Иди-иди. Аккуратно там с этим сокровищем.
– Не издевайся, – вспылил Агирре. – А то, может, поможешь? Развлекался ты, а таскать мне. Ладно, ладно... – окоротил он сам себя, не дожидаясь реакции. – Я сейчас.
Рамон слишком часто налегал на пиво и слишком много потреблял калорийного мексиканского жорева, потому был довольно упитанным. Это обстоятельство не радовало Агирре, который хоть и остановился почти напротив ворот дома Диасов, но выдохся ещё на подходах к калитке. Тащить расслабленное тело тяжко, хорошо ещё погода сырая, и уличная грязь облегчает скольжение.
Агирре сильно вздрогнул, услышав за спиной звонкое:
– Ого, опять сосед набрался hasta las narices /до ноздрей/. Сочувствую, Пабло. Ты прям добрый самаритянин.
Исабель вовсе не издевалась, но ситуацией явно владела не полностью, а потому удивилась, когда её лестное сравнение спровоцировало парня зарычать от злости и намеренно уронить верхнюю часть Рамона в лужу.
– Ой, – подтянула она рукава курточки, – давай помогу.
Не дожидаясь реакции, она с некоторой брезгливостью приподняла ноги Рамона за штанины, и Агирре не оставалось ничего иного, как впрячься снова. У несчастного Диаса сзади за ремнём скопилось изрядное количество грязи, но он пока не возражал.
Уже за калиткой, на узкой дорожке к темному в поздний час дому, Исабель, отдуваясь, заинтересованно спросила:
– О, слушай, а ты реально забыл про cumpleanos /день рождения/ Чоли?
Затылок многострадального Рамона с ощутимым стуком врезался в землю, а Агирре, который до того не планировал разговоры с настырной младшей из той самой семьи, ошарашенно подался вперёд.
– Что?! Чего-чего я забыл?
– Придурок. Она плакала. Все вы такие. Ну год же почти вместе, ну надо знать и помнить! Она ждала, что ты...
– Исабель! – Парень чуть не схватил её за руки, но разлегшийся между ними Рамон мешал. – Joder, ты говоришь, я забыл... У неё было? Когда?
– Вчера, болван.
– Y eso?! Поэтому?! Поэтому она на меня?
– Ну а как ты думаешь, necio? Весь день она ждала, а от тебя ни звука, ни цветочка, явился на следующий день, как ни в чем не бывало, и типа всё должно быть нормально! Варвар!
– Чёрт подери, Исабель... – взволнованный Агирре порывался ещё уточнить, но девушка прикрикнула:
– А ну берись-ка за этого! Мне одной его до крыльца переть? Быстро, я вся измазалась уже, ещё и дождь, кажется...
До цели оставалось недалеко, а на адреналине от новости Агирре дотянул Рамона с ускорением. Он громыхнул кулаком в соседскую дверь, намереваясь сдать груз и уж тогда выколотить из Исабель все подробности, но она уцепила его за рукав и потащила за угол.
– Ой, давай спрячемся... Не хочу общаться ни с Мигелем, ни с ихней мамашей.
Из их убежища в зарослях было слышно, как Рамону традиционно смачно попало по башке открывшейся дверью, потом возгласы, причитания, проклятья и подобное. Агирре было гораздо интереснее получить ответы.
– Исабель!
– Да не ори!
– Я тихо. Чоли точно обиделась на что ты говоришь?
– А чего ты хотел?!
– Сама не ори, я просто... А она меня... Ну, если я того, извинюсь и всё такое...
– Пабло Агирре, рана в женском сердце из-за мужской невнимательности от «всего такого» не зарастает.
– А... э... от чего?
– Ты наивный или прикидываешься?
– Бля... – Он сосредоточился, собрал весь небогатый опыт и попытался: – Если я ей скажу, что дурак последний, что не повторится, что мне очень-очень жаль и всё такое... Что подарок за мной, что в кино хоть щас, на это я у кого угодно займу... – Денег-то не было совсем, но об этом сейчас не время.
– Dios, – устало вздохнула Исабель. – Всему надо учить. Скажешь ты это всё и ещё плюс самое главное и основное, и не раз, и внятно, а это твоё дурацкое «и всё такое» должно быть толстым и красивым букетом! Обязательно! Без него даже не являйся и не начинай, толку не будет.
– Понятно... – фиксировал парень в памяти рецепт счастья. – Не, а вообще она... Ну, не очень? Сердится?
– Она тебя убить готова.
– Да я понял. Но она... я... мне... шансы есть?
Исабель закатила глаза от непонимания, как таких болванов земля носит.
– Ну а зачем я тебе ещё это все рассказываю, спрашивается?! Всё, надоел...
Она выпихнула его на давно пустую дорожку и направилась к воротам. Пабло тащился следом в смятении, которое в целом можно было назвать позитивным. Он как-то не уследил, что девушка направляется к его «плимуту», одиноко торчавшему посреди улицы, лихо прыгает на водительское место и торжествующе захлопывает за собой дверцу.
– Паблито, cielo, ты же не против, если я прокачусь до центра? Я хорошо вожу, не думай! А ты всё равно тут будешь, отношения налаживать, всё такое, да? А утром верну, ни царапины, обещаю!
Пока Исабель убеждала хозяина тачки, он, как сомнамбула, медленно обошел машину, добрался до ещё открытой после эвакуации соседа передней  пассажирской дверцы и с совершенно потусторонним выражением лица заглянул на заднее сиденье.
Исабель проследила за ним, осеклась, реально испугавшись перевоплощения Пабло в бледного безумца, и тоже медленно обернулась, ожидая чего угодно, кроме...
Совершенной пустоты, не считая обычного мусора.
Секунд десять они оба пялились назад, потом столько же друг на друга. Далее парень слабо застонал, кажется, всхлипнул или шмыгнул носом и махнул рукой с таким смыслом, что Исабель вольна ехать не только в центр, или куда она там намеревалась, но даже в Мексику вплоть до Канады, ему невыразимо пофиг.
Девушка поморгала, но выяснять причины странного поведения соседа остереглась, пока он такой сговорчивый.
С жутким усилием отвлекшись от переживаний, Агирре вернулся в реальность и хлопнул по капоту уже стартовавшего «плимута».
– Исабель!
Она нехотя притормозила.
– А?
– Стой, ты там говорила... Что я должен Чоли сказать что-то основное, что ли, не только извиниться... Это что? Я не понял.
Девушка с лёгкостью выразила без слов, как она относится к умственно неполноценным, и как ей жаль сестру, которая с одним из таких связалась.
– Ты. Скажешь ей. Что любишь её.
– А.
– Гос-споди...
Агирре остался один на дороге перед домом Вентуры в очень сложном и противоречивом внутреннем состоянии. С нервами, проще говоря, в махры. Что и как делать, он представлял смутно, посоветоваться не с кем, одна свалила, другой исчез, и не поймешь толком, то ли и слава богу, то ли куда, бля, постирались в важный момент...
В идущей кругом голове было чуть больше ясности в том направлении, которое вело к Чоли, потому что он только что получил внятные и подробные инструкции, а посему на её поиски Агирре и отправился, по пути к дому зарулив в тот угол сада Вентур, где росли цветы доньи Роситы.

А у Рамиреса, наоборот, улетучились из головы все примитивные, но приятные планы на тихий беззаботный отдых в своей постели, поскольку она, как обнаружилось, была уже занята.
Лидер Канала оказался не слишком готов лицезреть довольно сумрачного официального конкурента, сидящего на единственном горизонтальном предмете в сарае. Да ещё в наглой позе ботинком на простыню.
– Hostia... – выдавил Рамирес перехваченным горлом, роняя припасенную на ночь бутылку себе на ногу. После чего гораздо громче и эмоциональнее добавил: – La madre que te pario!
Необычный гость промолчал, не отводя тяжёлого взгляда.
– Дэлмор! Что, разрази тебя нахер, случилось?!
– У меня ничего. Хотя да, но тебя не касается.
– Да что ты мнешься! – Визит такого уровня наглости означал многое, вот только уяснить бы, что именно... – Касается, наверное, раз ты тут!
Исчерпав терпение, Шон медленно поднялся. Рамирес сделал шаг назад.
– Да, Вентура, пожалуй, у меня есть проблема из сферы внешней безопасности. Раньше я при необходимости работал с одним человеком, и меня всё, в основном, устраивало. Но кое-что изменилось.
Рамирес не смог даже сглотнуть, так пересохло в горле.
– Что за...
– Я уже ни в чем не уверен, – в голосе Хостовского с каждым словом было всё больше недоброго нажима, – так как мне не улыбается иметь серьёзные дела с парнем, который способен на подлости.
– Я? – еле выговорил искренне нихера не понимающий Рамирес. – Чего?
– Ты. Оказался ничем не лучше Корды.
На минуту Вентура просто ошалел. Глотая воздух, привалился к стене, не в силах реагировать, а Шон ждал, не вынимая рук из карманов. Постепенно пуэрториканец начал проявлять некие признаки осмысления предъявленного. Прозвучавшее имя, по-видимому, навело на определённые ассоциации, и Рамирес сдавленно проговорил:
– Погоди-ка... Это ты... ты... про Агирре, что ли?!
Молчание было засчитано за согласие, и Вентура, зримо фигея до крайности, продолжил догадки:
– Ты передо мной – за него? Вот бля. Нет, hasta no lo creo /даже не верится/. Пабло, mierda, как он сумел? Тебя?.. Я чего-то в мире вообще не догоняю.
– Я примерно о том же. От тебя не ожидал. Плохо разбираюсь в людях.
– Да что ты несешь... – буквально простонал Рамирес. – Заткнись! Зачем так?! Demasiado fuerte /это ты загнул/, не смей так про меня!
– Заслужил потому что. Если Андрес Корда ссучился и порвал двусторонний договор, то ты гордо швырнул нормальному парню в лицо кусок его же души. На мой взгляд, низко. У Корды была уважительная по его меркам причина, а ты вспылил на ровном месте, ответил излишне громкими словами на ерундовый повод и даже не подумал, к чему может привести.
– Что значит ерундовый? – оскалился Вентура, защищаясь. – Сестра в слезах, в истерике, говорит, что он виноват, что урод и pendejo desgraciado! Я это слушать должен и не реагировать?! Ерунда, по-твоему? Ну а я считаю, нет!
– А, ну так Агирре её избил, наверное? Раз такой плохой. Изнасиловал? Опозорил? Оскорбил? Что он сделал?
– Да какая разница, Дэлмор! Она проревела из-за него неизвестно сколько, я спросил, да толку ноль, только лишние рыдания, она про это аж говорить не может! Значит, сильно обидел, да?! Его убить надо было, а не...
– Вентура, а ты знаешь дни рождения всех своих сестёр?
В очередной раз тот подавился от удивления. Крышесносные повороты дискуссии вышибали из колеи.
– Я?.. Чего?
– Что слышал. Отвечай!
Вздрогнув от окрика, Рамирес попытался отмахнуться.
– Да при чем тут? Ну, знаю. Вроде.
– А у четвёртой когда?
– У кого?
– Ты не знаешь очередность их рождения?
– Ты меня с толку сбиваешь... у Чоли – знаю, конечно, в этом месяце! Вот на днях. Будет. Или был.
– Шикарно. Между прочим, в этом, и только в этом, и есть его непростительная, жуткая вина. Пабло её пальцем не тронул, лично не обидел ничем, кроме неважной памяти на даты. Охереть какой проступок. Особенно на фоне того, что он встречается с девчонкой меньше года, а её родной брат за семнадцать лет не удосужился запомнить. И дома, походу, в тот день даже не появился, иначе был бы в курсе. Зато карать на полную, даже не въехав, это нормально.
– Бля... – Рамирес в полной растерянности уставился на Шона, как на экстрасенса, демонстрирующего запредельную проницательность. – Да ты откуда знаешь? Да ты тут каким боком?
– Не о том думаешь. Порвать клятву верности из-за такой мелочи, не разобравшись. Я бы со стыда сгорел. Оттолкнуть легко, Рамирес, и задеть за живое не труднее, если тебя судьба щадит, то не стоит забывать, как это бывает.
– Меня? – взметнулся тот. – Щадит? Ха! Что несешь! Когда моё... разорвали, то по вине Корды я чуть не помер вообще, у тебя тоже с памятью швах? А я Агирре пальцем не того, на словах только!
Размеренно и негромко Шон произнёс:
– Сегодня твой сосед был к смерти ближе, чем ты тогда на Джанк-Ярд. Причём географически там же, какая ирония. Тебя спас я где-то за час до твоей смерти, его спас перекос патрона в стволе, что есть чистое чудо за мгновение до. Он у тебя выиграл.
– Dios... – Рамирес бессильно съехал вниз по стене, оперся локтями на колени, диким взглядом сверля темноту. – Это он... сам? Из-за этого? Из-за ...меня?
Шон снова не ответил.
– Дьявол, какой дурак, а? Да я ж... Да разве стоило, по такой фигне...
– Думай, что говоришь.
– Чёрт, да. – Рамиреса словно кольнуло реальной болью. – По фигне-то, выходит, это я. А он... Нет, он, значит, серьёзно? Насчёт меня и всего этого… с верностью? Правда?
Рамирес на самом деле ждал ответа от Шона, не задумываясь о его праве иметь мнение.
– Вентура, я общался с ним сегодня час. Единственное, что я могу сказать: он любит твою сестру и хочет быть тебе братом больше, чем жить без этого. Надо быть откровенным идиотом, чтобы подобным разбрасываться.
– Я, кажется, типа такой и есть.
– Этот парень не хуже Несто. Твоей четвёртой должно повезти больше, чем Пилар. А ради тебя при необходимости он способен пойти под пулю. Ради вашей матери, уверен, тоже. Он к ней теплее, чем к собственной.
– Господи! За час ты из него вытащил и такое?
– Я ничего ни из кого не тащил! Я спокойно решал свою катастрофу, которая волнует только меня, а в итоге катаюсь чёрт-те где чёрт-те с кем и сижу здесь!
На последнем восклицании Шон развёл руки в стороны, и тут Рамирес, предсказуемо проигнорив информацию о катастрофе, в очередном приступе охерения поинтересовался, дрожащим пальцем указывая Дэлмору в район живота:
– Так. Стоп. А это что?
Дэлмор едва удержался от того, чтобы застонать.
– Захлопнись сразу, ясно? Ni te toca nada de nada! /абсолютно не твоя забота/
Но даже обращение на родном наречии, потенциально более убедительное, не возымело действия. Вентура вскочил, панически заорал:
– Это кровь, decerebrado! /безмозглый/ Ты тут стоишь… разоряешься… свихнулся?!
– Мое дело. Кончай беситься!
– Как бы не так! Я Исабель позову!
– Попробуй только, – прошипел Шон максимально устрашающе, но даже после этого Рамирес не унялся:
– Дэлмор! Можешь не кутаться, я прекрасно рассмотрел! Ты нахер с огнестрелом, свежим, и что?! Не мое дело, говоришь?! Да если ты истечешь здесь совсем и помрешь в моей постели, меня не должно колыхать, так?!
– Проклятье, если в этом основная загвоздка, давай я выйду и по-быстрому истеку снаружи, а помру за забором, пойдет?
Встрепанный Рамирес прошипел:
– Щ-щас я т-тебе помру… – и двинул вперед с таким напором, что Шон был инстинктивно вынужден сделать шаг назад, а там на крохотном пространстве сарая уже начиналась та самая квазикровать. Удар ребром ящика под колени – и Хостовский снова на горизонтали, а Канальский ловко воспользовался ситуацией и бесцеремонно задрал на нем продырявленную кровавую майку.
Секунды тишины и тяжелого дыхания.
Молниеносный захват запястья удерживает смуглую руку в неподвижности, но истинной боли не причиняет. Черные взволнованные глаза медленно поднимаются, чтобы встретить нечитаемый взгляд светлых.
Тихий, нарочито невыразительный голос:
– Видишь? – Кожа на мускулистом животе грязная, но целая. – Убедился, мать твою? Вентура, надо мной есть кому кудахтать, поверь. Давай это будешь не ты. Atras. /назад/
Контакт разорван, в тот же миг Рамирес отступает, сдерживая какие-то бешеные эмоции, выглядит так, словно сам не понимает, что творится, но постепенно гаснет, в растерянности отводит взгляд, упирается ладонями в полки у входа. Неразборчиво бормочет какие-то дикие ругательства.
Дэлмор не был бы собой, если бы суетливо вскочил, или что-то вроде того. Он наоборот, подтянул ногу в излюбленную позу подошвой на постель, усмехнулся, понимая, что Рамирес не видит.
– Я не ранен.
Никакой формальной лжи, но пуэрториканец, чуя подвох, даром что доказательств нет, скривился:
– Угу. Врать-то. И куртка дырявая тоже.
– Не к месту ты наблюдательный. Это старые шмотки.
– Разорился, Первый из Хоста. Рванье таскаешь. Нестиранное, бля.
– Тяжелые времена.
– Чёрт… – опять напрягся Рамирес. – Ты же сказал, у тебя какая-то хрень? Это поэтому? Что ты решал, когда гребаный Агирре тебе позвонил?
Тут уже Шон встал и твердо отрезал:
– Прикинь, бывают вещи, которые только мои. Несмотря на все наши с вами разнообразные контакты. Так что хватит, ты меня утомил, вали ищи Пабло и исправь себе карму, не позорься.
– Исправь-исправь… – смущенно пробормотал Рамирес. – Знать бы еще, как.
– Сообразишь. Уйди с дороги, выпусти меня из своего логова.
Рамирес не шевельнулся. Еле слышно произнес:
– Ты не понял. Я не потому… ну, что вроде боюсь, если ты тут, того, засветишься, или еще что. Мне похер на последствия, если ты собрался умирать именно здесь… – Игнорируя красноречиво поднятую бровь Шона, Рамирес закончил: – Мне совершенно не похер, что ты вообще не в порядке.
– Ошибаешься. Я в порядке.
– Ну ладно. Но ты тоже ошибаешься. Нет таких вещей, которые только твои, потому что… me tienes aqui. /здесь у тебя есть я (обещание гостеприимства или помощи)/
Он посторонился, уже от порога услышал ответ:
– Я знаю. Я помню.
Рамирес еще долго стоял в опустевшем сарае, пустыми глазами глядя на смятую постель и растирая на пальцах правой руки вязкие темные остатки того, что не успело засохнуть на влажной футболке Дэлмора. Затем пуэрториканец резко сжал кулак.
Это не подходило ни под один закон, не относилось ни к какому обычаю, было односторонним до предела, второй-то стороны в принципе на месте не имелось, но, несмотря ни на что, показалось очень правильным, уместным, долгожданным и нужным.

Утерянная в начале ненормальной ночи бутылка отыскалась в укромном углу, не избегла логичной участи и успешно ополовинилась, а Рамирес тем временем пытался начать о чем-то продуктивно думать. На кровать он так и не пошел, устроился на полу, согнув ноги, и, пока не закоченел, строил догадки на тему: что же такое аварийное стряслось у Хоста, что Дэлмор в процессе поймал пулю, но одновременно с этим послал активный процесс нафиг ради чёртова соседа. Причем не своего вообще, а сугубо местного, с которым и контачил-то раз-два и обчелся. Это, правда, в присутствии Рамиреса так мало, а за его спиной они могли… бля. Вентура мучительно подавился спиртным и раскашлялся. Офигеть на месте, это когда ж Агирре успел разболтать свои секреты, он вроде, скорее, молчун, это когда ж Хостовский этим всем успел заинтересоваться, проникнуться настолько, чтоб явиться его защищать… и нахрена, главное? Ну не совмещается.
Ну, сосед. Ну, дает.
Едва мысли сворачивали к содержанию короткой неприятной отрезвляющей беседы, к перехлёсту, за который Рамирес себя не хвалил – становилось плохо до тошноты. Вспоминалось: «перекос патрона… за мгновение до». И никакой ошибки, тут захочешь, но иначе не поймешь. Dios, Пабло, кретин… неужели так всерьёз? Настолько больно? Рамирес стиснул горлышко бутылки до скрипа потных пальцев по стеклу, а зубы – до скрежета, и приоткрыл в памяти тот гнилой погреб, где хранилось собственное. Ненадолго, на миг.
Хватило. Проклятье, если развернуть… Хреново получается. Упрек-то, пожалуй, по адресу. Занесло. Давняя жгучая обида полоснула по сердцу привычным свистящим ударом, но ракурс был иной, не «сука, как можно было со мной так!», а «carajo, я мщу до сих пор, получается, да не так, да не тому…» Зуб за зуб, да? Как со мной, так и я. Нормально, если вернуть, откуда прилетело, это святое дело. А вот так в никуда, на первого подвернувшегося – подло, да?
Так и есть.
Пить расхотелось. И на месте не сиделось, ноги затекли, сам замерз. Пришлось вставать. И потянуло наружу, сердце колотилось, как бешеное, а в башке сумбур.
Чёрт, легко ему говорить: иди и исправь. Сам бы вот так взял и поисправлял, а!
Кх-м, а чем он тут еще занимается? Как раз налаживает, да не за собой. Дьявол, толком непонятно, но, скорее всего, похороны на их улочке отменились как раз не без его участия. Агирре, походу, после того сверхъестественно наглого звонка в том году Дэлмору в его день рождения чужой номер всё-таки не удалил. Зараза.
Ну да, куда только не свернут мозги, на что только не отвлекутся вместо того чтобы соображать, как всё разрулить. Где искать Агирре, в какую дыру он мог забиться после такой встряски, да в каком состоянии? Пальнуть в себя – просто так не задвинешь, не выкинешь из головы. Рамирес на его месте напился бы в хлам. Рамирес и на своем месте был уже почти hasta las narices от нервов, а еще надо родить что-то умное. И даже не для Пабло в первую очередь, а чтобы не скреблось изнутри, снизу, в крышку того мерзкого погреба, не лезло оттуда, не воняло через щели. Пабло не виноват. Да и Рамирес… нет, нельзя было в запальный момент слушать гадостный шипящий совет, как ударить побольнее.
Вот, получилось. Доволен? Да нихера. Лучше стало? Если бы.
Дергающее противное нытье в глубине грудной клетки отдавалось пульсацией в правой руке, хоть Рамирес ее не резал. Дотерпев до предела невыносимости, он резко встал, не свалившись исключительно благодаря близости стен и полок, и решительно вышел, пообещав себе, что на порог не вернется, пока не увидится с соседом.

Собственно, можно было теоретически возвращаться спустя секунд пятнадцать.
Как раз столько понадобилось Рамиресу, чтобы дойти через сад до дома, спалить целующуюся парочку у насосного короба на задах и опознать в ней Пабло и Чоли.
Вентура издал какой-то не очень естественный звук, от чего двое вздрогнули, расцепились и уставились в темноту под яблонями. Девушка судорожно приводила в порядок верхние пуговицы, разгоряченный парень, подслеповато щурясь, инстинктивно зашарил сзади за ремнем. Рамирес не знал, что там было пусто после сегодняшних оружейных приключений, но сам жест его не то чтобы разозлил… ну-ну, давайте поглядим, как ты наставишь на меня ствол в моем собственном саду. На собственного лидера. На фоне мегазалета с его сестрой.
Рамирес демонстративно вышел на свет.
Агирре медленно убрал руку, но не отшатнулся, не допустил ни малейшего знака паники, хотя расставались, помнится, на ноте «поблизости увижу – башку раскрою топором». Он сделал шаг вперед, сдвинулся в сторону, но не прочь от тяжело дышавшей девчонки, а, наоборот, к ней, заслоняя. Вряд ли, конечно, от какой-то реальной опасности, исходящей от ее брата… но защищать именно свою к ней близость Пабло, видимо, был вполне готов.
Чоли вцепилась ему в рукав.
Рамирес криво усмехнулся.
– Так.
Всё понятно. Сосед обнаглел и зашел с тузов. Непостоянная женская натура не выдержала испытания веником каких-то смутно знакомых цветов, вон на коробе валяется у нее за спиной, и сдалась. Замутила чёрт-те что, а теперь типа всё как было. Mujeres-s-s-s… /женщины/ И теперь у Агирре почти нет проблем и есть заступница. Вон она собирается зареветь.
– Чоли! Иди-ка погуляй.
– Нет! – вскочила она с высокой железной коробки, возвращая на место юбку. – Мире, не смей!
– Son cosas de hombres, atrevida, pierdete ya! /мужской разговор, сгинь, нахалка/
– Еще чего!
Агирре успокаивающе положил руку ей на плечо, мягко подтолкнул к дому.
– Слушай брата, querida.
– Паблито…
– Иди, ну. Попозже заберу тебя, и поедем в кино.
– Да? На Марвел?
– Угу. Обещал же. Давай.
То и дело оглядываясь, Чоли зашла за угол, потом хлопнула дверь.
Пока Рамирес, уязвленный тем, что его практически проигнорировали, а какого-то проходимца с той стороны улицы послушались сходу, восстанавливал дар речи, Агирре устало присел на тот же короб.
На парне, как говорится, лица не было. Бледный, косой и заторможенный, после всплеска напряжения при появлении Вентуры у него, казалось, вся энергия разом ушла. Его не пугал обещанный мужской разговор, эмоций он потратил сегодня годовой запас, так что Пабло просто потёр лицо руками и глухо попросил:
– Ты это, пока не начал, чего ты там хотел, покурить хочу.
Неожиданно для себя Рамирес полез в карман.
– Дать?
– Свои.
Понаблюдав, как Пабло дрожащими пальцами прикуривает сигарету, как последнюю, Рамирес спохватился:
– Проклятье, только не под окнами. Мать орет, когда воняет в комнате мелких.
– А, ясное дело…
Пабло сразу загасил, помахал ладонью, разгоняя маленькое облачко дыма. Повисло неловкое молчание.
– Пошли туда, где можно.

Знакомая обоим дорога вела по размытой дождями узкой тропке, между острыми ветками кустов в ночной темноте, вниз к каналу. В какой-то момент утомленный Агирре оступился, потерял равновесие и плечом с разворота влепился в спину идущему впереди Вентуре. Чертыхнулся, замер, перестал дышать, но тот будто не заметил вообще, как шел, так и продолжал, и парень, помедлив пару секунд, двинулся следом.
За год старый лодочный причал основательно прогнил, доски опасно прогибались под ногами. Ночь была холодная и сырая, от дерева шел особый неуютный, тревожный дух, а черная вода под настилом стояла, как зеркало, помогая светить проснувшейся луне.
– Вот теперь кури, – бросил Рамирес, устраиваясь на краю и запахивая куртку плотнее. – И поделись, у тебя круче. Если не жалко.
Севший рядом Агирре в руки не дал, положил на доску между.
Минуты текли одна за одной, пока парни уничтожали отбитые у Рамона сигареты. У Рамиреса засвербело в горле, не то от никотина, не то от простуды, он снова закашлялся, ломая тишину, и толком даже не сразу въехал, когда Агирре пробормотал:
– Слушай, тут такое дело... Спросить реально больше некого. Ты не подскажешь, Дэлмор сильно злопамятный?
Рамирес удивлённо развернулся:
– Ничего себе. Что это тебя его характер вдруг взволновал? Дошло, что не стоило его приплетать в ...ну, наши местные, кх-м, разборки?
– Да не... – Пабло внезапно как прорвало: – Да я его не просто приплел! Я шмальнул ему в живот! Натурально! И как бы да, это волнует!
Вентура чуть не улетел вниз с мостков.
– Так это был ты?! Твою мать, как?!
– Очень просто, – нервно хмыкнул Агирре. – Не нарочно. По дури, как он сказал.
– Так он знает?
– Ясное дело... И даже обещал не предъявлять. Он как, серьёзно, или мне готовиться?
– Агирре, убогий, нахера ты стрелял в Дэлмора?
– Я не в него, – очень тихо сказал тот. – Так вышло. – И по его тону Рамирес понял, что подробностей ждать не стоит. – Я тебя спрашиваю, если он типа на словах не злится, то это на него похоже? На такую хрень глаза закрыть?
– Ну... скорее да, чем нет. Похоже. Но ты...
– Теперь насчёт Чоли, – перебил Пабло. – Ну, ты видел, что она... что мы... В общем, в кино она хочет. Я обещал.
– Прекращай меня про это спрашивать, – поморщился Рамирес. – Ну да, я не слепой. Ясно с вами всё. Я сестре не враг.
– Ага. Да я не спрашивал. Отлично.
Пару минут помолчали. Агирре, казалось, исчерпал интересующие его темы, кинул очередной окурок в воду и поднялся.
– Пойду я, найду у кого перехватить. Подыстратился, а надо бы. Да ещё без тачки... Твоя младшая одолжила.
– Чего, бля?
– Чтоб ты знал, она в центре. Я не при делах, меня практически ограбили, но вежливо.
Рамирес оглушенно кивнул. На Исабель такое поведение было тоже скорее похоже, чем нет.
– Короче, бывай, сосед. Курево оставь себе.
Пабло уже шагнул с мостков на землю, когда Рамирес вскочил и резко дернул его за плечо.
– А ну стой. Агирре, неудачник чертов, ну нафига ты выдумал махать стволом?
– Но ты сам сказал, что Дэлмор...
– Да я не о нем. Ты зря вообще. Не надо было. Плохая идея. Дурь невероятная, Пабло. Не стоило.
– Я тебя, Вентура, опять же не спрашивал. Моё дело.
– Неправда! – выкрикнул тот с болью в голосе. – Моё тоже. Потому что самый дурной тут я... И мне не стоило нести всякое лишнее, и это я зря на тебя погнал. Представить только, прикуси я вовремя язык, вообще ничего плохого бы не случилось, ни с ним, ни с тобой. Проклятье, это я виноват.
– Ну... – Отстраненность Пабло сменилась мрачной, усталой растерянностью. Нечасто лидер Канала так открыто и прямо каялся. – Не знаю, там понятно вроде всё было. Ты Чоли защищал.
– Господи, Агирре, ты ещё пытаешься понимать... Я повёл себя, как мудак. Стопроцентно. Бля, меня сейчас просто вывернет. – Он согнулся, бессильно вцепился в заплетенную сухими ветками решетку чужого глухого забора. Выдавил: – Не надо было мне это ...отдавать. – Он кивнул себе за спину, на пустые мостки, где оба призрачно видели не недавнюю сцену разделенного курева, а ту самую клятву на крови. – И не потому что глупо, это нихера, бля, не глупо, это наоборот круто, слишком круто! Я не заслужил, Пабло. Просто не заслужил.
– Рамирес...
– У меня с такими делами не складывается, Пабло, прости. Это я урод злопамятный. А ты ни при чем, ты хороший парень, ты надёжный, я тебе сестру доверяю...
– Ты просто после Андреса не веришь в кровь?
– Может, и так. И я не в курсе, что с этим делать. Со мной лучше нормальным людям не связываться. Будь парнем моей сестры, я не то что не против, я дико рад, что ты не сливаешься. Но насчёт меня... не знаю, кем надо быть, чтоб выносить мои загоны.
– Ну, – усмехнулся Агирре, – я одного такого терпеливого, кажется, знаю.
– Угу, этому, про кого ты, и пуля в живот не проблема. Там особый случай.
– Не спорю. А про всё такое... Рамирес, я тебя услышал. Я тебе говорил, что ты можешь со мной честно, и я вижу, что насчет этого ты меня услышал тоже. А взрослые современные люди могут и обойтись без лишних штучек, да? – Чуть тише Агирре договорил: – И просто держаться рядом. Когда надо. Может, давай дальше так?
– Чёрт... – Рамирес поборолся с эмоциями, закусил губу, пару раз глубоко вздохнул. – Давай. Me haces el honor, hombre. /ты делаешь мне честь/
И вместе с тёплым, искренним рукопожатием, для которого он протянул ладонь первым, Рамирес закончил:
– Ya sabes donde me tienes. /ты знаешь, что у тебя есть я, и где меня найти/

А чуть позже, уже наверху, в саду, Агирре с несмелой улыбкой кивнул на дом:
– Ну ладно… я тут на полчаса отскочу? Сделай одолжение, скажи Чоли, что я не совсем пропал, просто надо там кое-что.
– Ну да, ну да, – понимающе покивал Рамирес, – поступи продуманно, скинь на меня объяснялки с рассерженной furia. Щас. Вот, лови.
Агирре в шоке принял звенящий предмет, врезавшийся в полете ему в грудь.
Ключи.
От машины.
От той самой? От какой же еще…
Вентура никогда, никому, ни под каким видом не давал сесть за руль своего «мустанга». Поэтому Пабло тупо моргал.
Рамирес, словно не замечая, еще добил:
– А денег возьми там в бардачке, должно хватить. Я ей же копил на подарок, но день того… попутал немного. Так что только справедливо будет, прям реально. И не смей ерепениться.
Хотя онемевшего Агирре еще никто не разморозил.
– Короче, давай, родня, устрой девчонке нормальную днюху. Только верни живой и здоровой! И не позже полудня! И чтоб если в каком мотеле застрянете…
– …Тачку я тебе возвращу! В целости и сохранности.
– Главное, сестру, идиот. Не беременную. А если ты, malparido, автомобиль мне покоцаешь, тебя никакой Дэлмор не выкупит, слышишь?!

Всю следующую неделю лидер Канала исправно таскался на Triple Cross коротать вечера «У Дэна».
На оставшейся не сказать в идеальном, но в прежнем состоянии машине, да. Новых повреждений не добавилось.
Там, «У Дэна», Рамирес наслушался и про беду в арсенале – болтунов даже в Хосте много, и про героизм почти захлебнувшегося Смита, который весь в плохом настроении, самочувствии и в соплях отравлял жизнь вокруг себя на три метра, и про то, что в Хосте есть потери оружия, а их неликвид, не прошедший контроль качества, вскорости явно объявится на местных рынках, где не такая высокая планка. Рамирес взял на заметку, что стволов хреновых прибудет, и надо всем своим сказать, чтоб либо не покупались на дешевизну, либо не ленились приводить в порядок обновки. А то перекосов всяких даром не надо, в основном-то они не к добру.
Но его интересовали не всякие новости, вернее, не столько они, сколько их источник, который наконец-то подрулил к порогу центрального заведения Underworld одним прекрасным вечером.
Сразу видно, что обожаемого лидера Хостовские не имели счастья лицезреть ужасно долго, скривился Рамирес. Налетели, загалдели, чуть не разорвать на части попробовали, но Картер живо всех разогнал, пока Дэлмор был занят кем-то из Монстров. Рамирес вылез из машины, обдумывая, будет ли прилично привлечь к себе внимание свистом, ибо пробиться поближе и похлопать по плечу шансов ноль. А ещё немного, и Шон зайдет внутрь, а там Смит, и всё тогда. Разговора точно не получится.
Ситуацию спас зоркий Рой. Он придержал Шона, шепнул что-то, и в результате оба лидера сцепились взглядами, кивнули друг другу и сошлись в центре забитой парковки.
Рамирес, которого немного потряхивало, с наступательным облегчением выпалил:
– Да бля, где ж тебя так долго носило?
Дэлмор тоже воздержался от приветствия.
– О, а я-то думаю, что ж я забыл важное. Тебе отчитаться. В письменном виде, в электронном? Если в устном разрешишь, то дай хоть горло промочить для начала. – Добавив в голос металла, он прищурился: – Вентура, ты ничего не напутал?
Рамирес нервно сплюнул под ноги.
– Вот вечно так... Разговаривать нормально не умеешь.
– Я?
– Главное, чтоб ты ничего не перепутал... – пробормотал пуэрториканец и зримо взял себя в руки. – Так, ладно. Окей,  давай официально.
– Ну?
Пряча нервное напряжение, Рамирес стиснул кулаки в карманах и гордо задрал подбородок.
– Короче, была информация, что... ну, один из моих наворотил не пойми чего. В общем, на тебя была агрессия.
– Да ну?
– Ну да. И не ври.
– Этот проболтался, да?
– Я и сам не слепой и не тупой! И дважды два сложить могу.
– Дважды два перемножают.
– Прекрати! Я всё видел и в курсе. Так что... я тебе прямо говорю, а ты слушай. Если ты по этому поводу собираешься что-то, ну, предпринимать... вдруг... то тогда не вздумай напрямую. Ничего у меня за спиной, ясно? Только через меня, чтоб я знал, чтоб поговорить можно было, решить, разрулить. Уяснил?
– Хм, – задумчиво отреагировал Шон, – надо так понимать, что прежде чем оторвать что-нибудь Агирре за кривые руки, длинный язык и наплевательское отношение к оружию, я обязан согласовать свою святую месть с тобой?
– Обязан, – очень серьёзно подтвердил тот. – Закон свидетель. Не трогай его, не хватало мне ещё одной вдовы. Если ты зол, отвечу я, потому что он мой человек, и к тому же сосед, и вообще... – тихо Рамирес договорил: – С меня все стартовало. Не сидел бы он в том проклятом месте, если б не я. И спрос с меня. Договорились?
Шон долго держал мучительную для Рамиреса паузу.
– Чёрт, мы с тобой как вчера познакомились, Вентура, ей-богу. Ты реально считаешь, что я запланировал вендетту против этого придурка? Похоже на правду? А?
– Ну...  не очень, – признал тот. – Но я хочу наверняка знать, а не ждать ещё каких-нибудь гребаных сюрпризов. Неприятно, когда живешь-живешь, а тут раз – и херня внезапно, да чуть не до непоправимого. Не люблю. Хватит. Если я где-то в этой истории налажал, то теперь лучше перестрахуюсь.
– Здраво, лидер Канала. Я услышал. Твоя душа спокойна?
– Ты точно не в обиде за агрессию?
– Да я забыл сто лет назад, – взмолился Шон, – и царапин на мне бывало несчитано, и майку новую купил, и делать мне больше нечего каждую ерунду помнить... Отпусти меня пожрать, а? Я клянусь в сторону твоего драгоценного соседа не смотреть никогда.
– Точно? – подозрительно переспросил Рамирес. – А то у вас двоих личный канал связи, походу. Между своими.
– Вентура!
– Ну а что.
– Проклятье. Да нет у меня ни цели, ни особого желания следить за судьбой Пабло Агирре. Я сунулся в это не ради него. Сперва пришлось отработать обещание, когда он позвонил, а потом, когда я понял суть... как тебе сказать. Вот смотри, если у машины ломаются тормоза, например, ты чинишь их зачем? Из любви к деталям и узлам тормозной системы? Я не настолько извращенец.
– Получается...
– Это не сильно сложная метафора, Рамирес. В ней ключевое место отведено водителю. Его жизни и безопасности. Ради этого устраняются потенциально опасные факторы. Но не только – окружение тоже важно. Когда что-то идёт вразнос, могут пострадать многие непричастные, вплоть до очень заметных масштабов. И вместо того, чтобы дожидаться срыва, можно просто своевременно наладить на начальном этапе.
– Joder... – еле слышно Рамирес выговорил в смятении: – Думаешь, если бы он... если б вышло у него, что задумано, я бы понял, что натворил, и в итоге с катушек слетел?
Шон промолчал. Рамирес сам вспомнил, как едва не развязал войну из-за ошибочного поединка, как чуть не лишился Исабель, не подумав вовремя о возможных последствиях, как неосмотрительно попал в заваруху в городе. Если бы в этот раз реальность снова заволокло для него туманом пусть не злости, не беспомощности, не растерянности, но кое-чего похуже – вины... Могло быть плохо многим, не ему одному.
А вот именно сейчас ему лично стремительно становилось на душе всё хреновее. Непонятное противное чувство ворочалось внутри, давило, мешало дышать. Почему-то заболела голова, в висках опасно стучала кровь.
– Ага, – протянул Рамирес, стиснув зубы, – это выходит, Пабло для тебя и не человек вовсе. Типа, тормозная колодка какая-то. Классная, как это… сравнил ты здорово, да. Отличненько. А я тогда вроде как обезьяна за рулём, точно? Без башни вообще. Только хрень творить и способная. Весело, Дэлмор, ничего не скажешь.
– Подожди... – удивленно нахмурился Шон, но Рамирес перебил:
– А ты такой весь умней всех и рулишь придурками. Ну да, давно ж было сказано, что тебя устраивает всё как есть, как у нас на Канале при мне заведено, и ты проблемки вовремя убираешь? Следишь, чтоб рабочая схема не похерилась ненароком?
– Ты очень догадлив, лидер Канала, – ответил Шон голосом, похожим на тусклый холодный металл. – Так и есть. Внешняя безопасность Хоста и политическая стабильность Underworld – мои приоритеты, даже не так, мои единственные истинные цели. Так было с самого начала, и ничего не изменилось. Мы всё прояснили? Уйди с дороги.
Резко развернувшись, он двинулся к своим, ждавшим у ступеней. Рамирес зачем-то сделал пару шагов вслед, но остановился, увидев, как сумрачно-внимательный Райвери невзначай положил ладонь на ствол за ремнем. Встревоженный Рой засыпал Шона вопросами, но тот не стремился отвечать, просто скрылся в здании, не оглянувшись ни разу.

А Вентура остался у машины, и ему пришлось присесть на бампер, иначе ноги опасно подгибались, как у смертельно пьяного. Он всерьёз подумал, что его сейчас реально вывернет прямо тут, на асфальт. Коварная тошнота, гнездившаяся за солнечным сплетением, отработала своё, выплеснулась какой-то неожиданной гнилью и оставила после себя мучительную боль в груди. Похоже, цепкая шипастая вина плотно наметила парня жертвой, а повод годился любой, не один, так следующий, ведь от судьбы так просто не сбежишь.
– Чёрт, чёрт, чёрт... – Хотелось что-нибудь сломать или кого-нибудь ударить.
Нет, разговор получился отменный. На высший балл. Цель была успокоиться, убедиться, что всё точно в порядке, а вышло что? Если продолжать мыслить картинками, то вместо проверки, закрыты ли замки в готовом доме – внезапно взрыв, и нахер до фундамента. Зашибись...
Но он сам виноват! Нафига было вот так сравнивать. Обидно же.
Ага, с вечной готовностью видеть в чем угодно подвох было несложно зацепиться за слова. Маячок такой внутри мигает и тоненько пищит: не расслабляйся, бди. А вдруг кто чего задумал нехорошее. Так чтоб вовремя отловить и – блок, а то и пробить на упреждение.
Полезная штука, если честно. Спасает даже. Но…
Маячок молчит только дома, с родными, слава святым, иначе можно сойти с ума. Еще, как выяснилось, зараза отключается иногда при особых обстоятельствах, в компании избранных и при наличии хорошей такой дозы спирта в крови. Опасный прокол в обороне.
Рамирес постарался разогнуться и уставился в черное небо слепыми глазами.
Ну, давай, что. Держи свою оборону дальше, бля. Да покрепче, чтоб никто не пролез. Пусть нахер все идут, и свои, и чужие, господи, как больно...
А ему, похоже, тоже, и не меньше. Он, небось, проклял момент, когда ввязался. Получил от Канальских по полной, на любой вкус, теперь заречется на будущее лезть не в своё дело. И при этой мысли никакого удовлетворения, только чувство облома и пустоты. Одиночества. Ну что за... Да еще лезут непрошенные кадры той жуткой ночи, когда маячок, сука, молчал. А Рамирес говорил, говорил обо всем, о глубоко спрятанном, о таком, что никому не доверишь, только другу, да и то не всякому. Даже лучшим другом для этого быть мало – только единственным. И тот, кажется, всё понял…
И действовал с тех пор именно так. Да и до, если честно.
В какой момент политика стала не главной?
А ведь о ней давно уже забыто, ведь не об этой херне думал один, когда в поганый момент ловил себя на мысли, что в крайнем случае можно дать знать, и другой не отвернется, для такого результата не надо угрожать типа «откажешься – и я тебе устрою революцию под боком в латинском гетто».
Точно так же вряд ли о политике думал другой, купив ключевому конкуренту, пьяному в клочья, воду вместо нагло ожидаемого пива из опасения, что того просто вынесет от неправильного сочетания жидкостей… да, чёрт возьми, он такой продуманный, он напомнил, чтоб не забыли включить печку в машине, где поедет новорожденная, исключительно чтобы не пострадали внешние интересы Хоста…
Dios, это невыносимо.
Зачем. Зачем надо было кинуть ему в лицо старые договоры. Мало ли с чего всё начиналось? Не слепой же, видишь, к чему пришло? Не-е-ет, в хорошей памяти намертво засело давнее, пережитые страх, обида и горечь, и вот всплывает, когда совсем не надо. Хватит! Это уже серьёзно портит жизнь. Ведь есть чем перекрыть! Есть! Да хоть…
Но Рамирес осознал, что если сейчас будет и дальше вспоминать, то закончит где-нибудь в пустынном месте с безотказным стволом в руках. Именно туда он и уедет отсюда, с площади Triple Cross, если ничего не решит и не исправит. Ему тупо не выдержать, его и так уже ведет от нервов, как контуженного.
Нет никаких душевных сил идти за ним внутрь, пробиваться к их столу, стоять там на глазах сотен людей, начинать разговор, боже, даже вызвать его – да он и не пойдет еще. И послать некого. Исабель? Агирре? Картер? Им же тоже надо объяснять тогда… о, нет. Но повернуться и уехать значит быть сожранным живьем своей же совестью. Не вариант. Это не вытерпеть. Тогда что? Сидеть на бампере до скончания веков?
Рамирес поступил очень, очень оригинально. Как-то по наитию, ибо сознательно выдумать такой вариант было запредельно даже для его недюжинного врожденного нахальства. Лидер Канала просто сперва подпрыгнул повыше, чтоб сориентироваться на обширной парковке, потом смело двинул к обнаруженной неподалеку машине Дэлмора и, особо не задумываясь, дернул дверь с пассажирской стороны. Ну, хоть за руль не полез, было бы вообще.
В центре подвластных земель хозяин тачки, как и подозревал Рамирес, паранойей не страдал, и не было ни запоров, ни сигнализации, ничего подобного. Он нормально забрался, захлопнул за собой, устроился и стал ждать.

В зале бара Шон глянул на вякнувший коммер, отвлекшись от воодушевленного Смитова нытья, заметно удивился, но остался сидеть, задумчиво постукивая по столу пальцами. Дэрек традиционно оскорбился, что его не слушают, на что Шон привычно механически повторил пять последних реплик. Или же внимают без должной эмоциональной вовлеченности, въедливо исправился Дэрек. Во избежание дальнейшего роста претензий Шон предложил поужинать, на что Смит неизменно велся, как «на слабо», и ближайшие полчаса за столом Джойнта царили мир и благость.
Потом подгреб Рой, едва отделавшийся от многочисленных друзей и подружек, тоже заказал себе пожрать, но одним своим появлением спровоцировал рецидив ворчливости простуженного старшего координатора. Шон обозначил свое желание свалить из-за стола. Рой взвыл, но не помогло. У Шона обычно бывало два типа настроя: когда на него можно было теоретически как-то повлиять и когда нельзя, так вот как раз во втором состоянии он отодвинул стул и вышел, безжалостно оставив позади мольбы, стоны и заклинания.
Шагая по парковке, Шон еще раз посмотрел на экран коммера, где шла трансляция со стационарной миникамеры из машины.
Не проявляя эмоций, он открыл с водительской стороны, осмотрел картину напрямую, молча сел за руль и довольно громко хлопнул дверцей. Не изменилось ровным счетом ничего. Вентура продолжал сидеть, скорчившись и подтянув ноги под себя, чуть ли не по диагонали устроившись в массивном кресле. В расслабленной руке едва держалась фляжка, вообще-то личная и недешевая, когда-то подаренная Бэсс, ранее полная и лежавшая на приборной панели, а теперь, судя по весу, беспардонно вылаканная. Без разрешения.
Утомленный Канальский тупо спал.
Ему вечно не хватало сна, суматошный статус дополнялся не менее дерганной домашней жизнью, и, оказавшись в тишине и тепле, да еще загасив нервы прыгнувшим в руку бухлом, Рамирес забылся.
Шон скрежетнул зубами, занес ладонь над клаксоном, который по мощности немногим отличался от центральной тревожной сирены на крыше бара, с минуту колебался, мстительно представляя последствия побудки, на какую наглец сегодня определенно наскрёб, но… вздохнул и руку отвел.
Видимо именно этот тихий, но живой звук – не стук замка, не сотрясение машины – вытолкнул парня на поверхность. Он сильно вздрогнул, моментально напрягся, еще ничего не соображая, просто инстинктивно мобилизуясь на полную: ноги вниз, тело вперед, поза почти прыжка, фляжка предсказуемо летит куда-то далеко, ладонь за стволом… И взгляд: сперва беспокойный, острый, на пике тревоги, потом, после узнавания – откат, облегчение даже, которое внезапно сменяется беспокойством, по мере разворачивания памяти – досадой, отчуждением, даже какой-то злостью, но злостью на себя, что рано расслабился, что не собрался, что слишком много показал… Тут Рамирес просто опустил голову, закрылся, наконец, волосами, выбившимися из небрежно замотанного резинкой хвоста. Сел ровнее, глядя вперед и вниз, неосознанно поднимая плечи. Закусил губу, восстанавливая сбившееся дыхание, пробормотал:
– Да что ж меня сроду вырубает при тебе… во всякие такие моменты…
Шон промолчал.
Рамиресу, казалось, было ощутимо трудно двигаться, он застыл, сведенный напряжением, так же не осмеливаясь повернуться. Очень тихо спросил:
– Мне… выйти?
Он явно был готов вылететь из чужой машины сам, осознав, насколько это было неуместно и ненормально, но держало на месте соображение, как бы не сделать хуже и так дерьмовую ситуацию. Он уже отказался от мысли навязать разговор и ждал подтверждения, чтоб не получилось, что в довершение всего он эдак хамски хлопнет дверью, изобразив неизвестно что и похерив уже вообще всё на свете.
После паузы Шон ровно ответил:
– Пожалуй, немного позже.
Рамирес всё-таки сумел сконцентрироваться на панораме за лобовым стеклом: там в прямой видимости торчала смешанная компания Хостовских и Заводских человек в двадцать.
– Чёрт. Ладно.
И невыносимо долгая, муторная минута тишины. Звуков в хорошо изолированном салоне никаких, лишь дыхание, которое Рамиресу всё тяжелее сдерживать. Он почему-то сперва старался вести себя тихо, будто это чему-то помогло бы, ведь ни логика, ни доводы разума не умещались в наполненной парами спиртного голове. Но чем дальше, тем хуже: болело сведенное напряжением тело, мелко дрожали пальцы, в груди что-то тяжело проворачивалось, подбираясь к горлу, но Вентура давно уже, с ранней молодости не боялся, что его стошнит от бухла. Страшно было другое – его выворачивало правдой.
– Вот что я за человек такой, можешь мне сказать? – агрессивно выдал он с горькой усмешкой, по-прежнему глядя в никуда. – Вот смотри, моя Чоли, – принялся Рамирес объяснять, не задумываясь, слушают ли его. – Она на парня обиделась, но остыла. Опять у них всё зашибись, во всех углах на них только и натыкаешься. Дальше живут. Кстати, тот же Агирре: после наших с ним... после моего... он косо не смотрит. Я такое чую. Он зла не держит, хотя мог бы, будь я проклят. Он нормальный. А я? Что со мной-то не так? Чего я это чёртово зло не просто держу, я в него вцепился, как в последнее сокровище, и жизнь себе гроблю почем зря!
– Ты уверен, что я должен это все выслушивать? – Шон всё так же смотрел перед собой.
– Не уверен, – сразу же ответил Рамирес. – Не должен. Не слушай. Я так. Просто бренди у тебя отменный, и фляжка размером с бутылку. Я сейчас уйду, не парься, только вот эта pandilla рассосется отсюда нафиг, и уйду.
Народу на парковке только прибыло. А Рамирес, у которого нервы превратились из затянутого узлом комка в нечто вибрирующее и искрящее, развернулся к Шону.
– Но если память у меня работает, то это значит, что и добро я тоже помню. Слышишь?! – внезапно выкрикнул он на грани того, чтобы вцепиться в Хостовского и хорошенько его тряхануть. – Я помню! Там полно всего накопилось, ты уже сто лет свой, и благословен будь тот день, когда тебе показалось, что так можно... И я к тебе тоже – как к своему, неужели не понимаешь?!
– Не очень, – вставил Шон, но Рамирес не делал пауз.
– Да, я час назад наехал на тебя на ровном месте, даже «здрасьте» не сказав, потом вылепил чудовищную чушь, que me perdone Dios, да! Факт, как ты любишь говорить. Я так не со всеми, понимаешь? Вообще в жизни за словами следить надо, чтоб в спину лезвие не поймать, это быстро усваивается, с детства. А без оглядки, без вот этого вот страха я только с семьёй могу.
– Как тебя дома терпят?
– Заткнись. Кстати, вот! Опять! Лидер Хоста, твою мать, ты хоть представляешь себе, что ты за фигура? Четтер никогда не скажет тебе так. Сомневаюсь, что скажет Смит. Demonios, неужели я б мог так с тобой, если б не чуял, что ты близкий.
– Что-то сомнительная выгода от такого статуса.
– Не спорю. Я проблемный. Сильно. – Голос у парня упал до почти неслышимого. – Но ведь зачем-то ты это делаешь. А мне дико... Что Пабло, что ты, вы ко мне навстречу, а я ненормальный, я до конца всё равно не верю, простите меня... Его от тебя защитить пытался, вот дурень! У вас-то с головой всё в порядке, вы и так поладите. Это я рычу и скалюсь на ровном месте, ничего поделать не могу, вам обидно, я понимаю! ...и мне больно, когда доходит. Правда.
– Рамирес...
– Я не буду таким наглым, Шон. Я не знаю, о чем думал, когда лез сюда, в твою машину, когда воровал твоё бухло, господи... Ты поступил, как друг, а не как я тогда сказал, забудь! Если ты после всего пошлешь меня нахер и реально дальше будешь думать только про свой гребаный Хост, то лучше б ты тогда на Джанк-Ярд на час опоздал.
– Вентура, как ты выжил до сих пор, если алкоголь так тебя развязывает?
– Я знаю этот момент и либо не дохожу до него, либо пролетаю с запасом, чтоб лыка не вязать. А от polvo эффект другой совсем. Я знаю свои слабости. Я стараюсь их держать в кулаке. Я устал.
– Ты говорил.
– Правда? Говорил? Проклятье.
– Может, помолчишь немного?
– Помолчу, – с готовностью согласился Рамирес.
– Пока не выболтал чего-нибудь совсем лишнего.
– Ты и так обо мне все знаешь. Никто столько не знает. Я тебя ненавижу.
– Тоже говорил.
– Да мать твою!
– Вообще ты прав, ни Смит, ни Орландо меня так запросто не посылают.
– Ну я ж говорю.
– О, ты только это и делаешь.
– В смысле, ты на меня не злишься. Обычно. И здорово. Давай и дальше так? Как взрослые люди.
Шон стиснул ладони на руле и странным тоном простонал сквозь зубы:
– Не-ет.
У Рамиреса внутри всё похолодело.
– Что? – выдавил он, матеря себя за то, что доболтался до чего-то ужасного.
Ещё меньше он стал понимать, когда Дэлмор резко протянул руку в его сторону, перегнулся через него, в ступоре переставшего дышать, и заблокировал замок на пассажирской дверце машины.
– Шон?..
– Успел, – довольно произнёс тот. – Не хватало мне.
Рамирес догадался глянуть вправо и чуть не шарахнулся, едва удержавшись от позорного движения: совсем рядом, в двадцати сантиметрах за, к счастью, тонированным стеклом стоял Дэрек и пристально всматривался, казалось, прямо ему в переносицу.
Ручка двери задергалась, на лице Смита отразилось непонимание, с какого это перепугу его, Второго, не пускают. А Шон вздохнул и завёл двигатель.
Рамирес отчётливо пронаблюдал все стадии вселенского обалдевания координатора Хоста, причём сам немногим от него отличался. Но стоило машине тяжело отвалить с парковочного места, где остался в одиночестве, мягко говоря, удивлённый Дэрек с трогательно поднятой рукой для постучать, Рамиреса разобрало. Неудержимый приступ дурного хохота согнул пополам, заставил выпасть из реальности на несколько полновесных минут. Он очнулся, изнеможенно постанывая, уже далеко от «Дэна», попытался сесть ровнее, но запнулся о недавно уроненную фляжку и только дальше съехал.
– Dios, у него всегда такая угарная рожа, когда он хренеет?
– В основном, – улыбаясь, кивнул Шон. – Бывает даже хуже.
– Помереть можно, – сообщил Рамирес, держась за болевшие мышцы пресса. – А куда мы едем?
– Без понятия. В основном я намеревался не тебя покатать, а спасти психику Дэрека. Как следствие, и свою собственную.
– Он псих, да, – невпопад согласился Рамирес, у которого опьянение переходило из стадии насильственной откровенности в стадию «лучше-ка мне прилечь». – О, глянь!
Он обрадованно ткнул вперёд, используя почему-то не указательный, а средний палец. Шон проследил за направлением и позитивно воодушевился, выворачивая руль к обочине у каменных ступеней Церкви.
– Чудно. Вот кому я тебя скину.

Вообще-то Пабло Агирре на довольно традиционном месте встреч канальско-хостовского Нейтрала с на этот раз честно приобретенным букетом в руках дожидался свою девушку, а вовсе не кого-то ещё. Уж точно не был он готов к тому, что страшноватая машина из автопарка Джойнта мало того, что мимо не проедет, как он на то привычно инстинктивно рассчитывал, так ещё и целенаправленно чуть не толкнет его бортом, а оттуда через чуть опущенное стекло будет дан приказ:
– Давай за мной.
Джип подъехал к массивным воротам в церковный дворик, они послушно самостоятельно раздались в стороны, и Пабло, чувствуя себя не слишком уверенно, последовал на закрытую для рядовых посетителей территорию.
В замешательстве он остановился позади, у багажника, и положительно не имел ни малейшего понятия, что делать дальше, пока водительская дверь не выпустила наружу предсказуемо Дэлмора. Тот молча, словно так и надо, словно шпионские страсти с прятками в церковной ограде происходят каждый день и давно в порядке вещей, обошел машину, по пути деловито зацепил Агирре и отконвоировал его вдоль правого борта. Пабло зачем-то крепко держался за колючие зеленые стебли, словно это придавало ему уверенности.
На пассажирском месте в машине лидера Хоста он был готов увидеть, скорее всего, Смита, или кого-то из Монстров, но уж точно не того, кого увидел. Оба Канальских, один офигевший с трогательным букетом снаружи, другой крайне слабо адекватный внутри, уставились друг на друга, осмысляя, а Шон тихо зарычал от раздражения.
– Агирре, тебе задание. Вот это, – он выволок Рамиреса наружу за шиворот и прислонил к машине, – ты доставишь до места в целости и сохранности. Мне некогда, не по чину и влом.
– Но я… – Пабло слабо кивнул на пахучее доказательство совершенно иных, более приятных планов на вечер.
– Неважно, – безапелляционно отрезал Шон, а очнувшийся Рамирес подозрительно прищурился:
– Эй-эй, гляньте, какой нарядный. Я очень надеюсь, mujeriego /бабник/, это для Чоли?! Или как?!
– Да бля, уж неужели для тебя! – зашипел Агирре, на что Рамирес грозно, как ему казалось, оскалился, но силы неуклонно истекали, и он аккуратно сполз, присел на высокий порог и притворился, что так и было задумано.
– Его собственная сестра не должна быть против, – над лохматой головой пуэрториканца предположил Шон.
– Dios, ты его споил? – спросил Пабло тем же тоном, как в момент недавнего придушивания Рамона прозвучало: «ты его убил?»
– Ничего особенного, качественный бренди. Мой, вообще-то. И я его не угощал в принципе, он сам обслужился. Ладно, слушай, а от вашей обычной химии его так же плющит?
– Не, – фыркнул Агирре, – там у нас он веселый такой и чумной. И ничего не болтает.
– Угу, – явно успокоенно отреагировал Дэлмор. – Прям надо для него персонально запасти пару доз. – Пабло так воззрился на него, что Шон отмахнулся: – Шутка. Неудачная. Забудь. Всё, у меня дела, валите! Я сдал, ты принял, твоя ответственность.
Пабло послушно сунул несчастный уже потрепанный букет под мышку, умело ухватился за инертного друга и закинул его руку себе на плечо. Тот повиновался, исчерпав, видимо, все ресурсы осмысленности, и поплелся куда потащили: к выходу из ворот.
Кинув последний взгляд через плечо, Агирре заметил, что к Шону торопится падре Джино, еще в облачении после только что законченной службы. А впереди, уже на улице, послышалось оханье, аханье, всплеск эмоциональной латинской речи с определениями, пожеланиями и восклицаниями. Чоли без расспросов впряглась, поднырнув под другое плечо брата, и компания скрылась за забором.

– Шон! Как удачно, что ты заехал.
Джино почти подбежал, на ходу сдергивая тесный белый воротничок. Шон развернулся к нему.
– Я не планировал, но… есть что обсудить?
– Да-да!
– Что-то в твоей школе? Если мои мелкие опять вытворили…
– Нет, что ты, – почти возмутился Джино. – У нас с ними всё прекрасно, ребята работают, им вроде нравится, прогресс воодушевляет. Скоро пойдем в музей естественной истории, наметили обсерваторию и океанариум… Но ты угадал, новости связаны со школой.
– И?
– М-м-м, – заколебался священник, подбирая формулировку. – Я вот тут поставлен перед дилеммой: расширять мне имеющийся класс или заводить новый.
Шон забыл про коммер, который своим зудением сигнализировал о миллионе непрочитанных сообщений, и пристально посмотрел на Джино.
– Подробнее. За счет кого?
– Угадаешь?
– Орландо пришел бы ко мне сначала, да и нет у него столько детей. – Пауза. – Не может быть.
– Ну почему же, – улыбнулся Джино. – Может. Вчера ко мне заявилась форменная делегация, причем настроенная весьма агрессивно: трое дружных братьев, Ченте, Хандро и Габриель, их друзей человек семь, потом сестры-погодки Сьерра, они очень одинаковые и я их путаю, еще Зури Гальтеро, Хосефа, сестра Диего Моралеса, и их подружек человек пять. Самый младший – Хави Варга, самый старший, кажется, Мигель Диас. И во главе Эрнандо Вентура.
– Гос-споди.
– Именно, я тоже о Нем сразу подумал. Но на меня не наставили никакого оружия, хотя тональность беседы была категоричная донельзя. Основным рефреном шло: «Мы что, хуже этих?!»
– Н-да.
– Представляешь? Абсолютно нечем крыть.
– Это они наслушались… Джино, их ведь привели не родители?
– Ни одного взрослого. Подозреваю, даже старшие братья и сестры не в курсе.
– Охренеть. – Шон сам присел на порог машины. Закурил, предложил жестом Джино, и тот с благодарностью принял сигарету, но засунул за ухо незажженную. – Может быть столько …разных реакций.
– Мне тоже непросто!
– Не спорю, представить страшно.
– Смотри, если я буду заниматься с ними как бы второй сменой, в другое время, то когда же мне, собственно, делать вот это всё? – Джино указал на здание Церкви, полное прихожан. – Нельзя же детей учить по ночам. Ну, то есть астрономия это одно… 
– Да я понимаю, – перебил Шон, – ты был занят по горло даже с одними нашими. А тут… подожди, Джино, так ты уже решил?
– Что? – непонимающе нахмурился тот.
– Ты их берешь? Канальских?
– Шон… – Священник помолчал, тихо ответил: – Вопрос даже так не стоит. Ко мне пришли дети. Они хотят учиться. Им это нужно никак не меньше, чем остальным. Я видел их глаза, в них такой голод, благороднее которого не бывает. И даже если мне придется переносить богослужения глубоко заполночь, отказать я не имею права. Уверен, ты меня понимаешь.
– Ну да, – тоже негромко сказал Шон. – Ко мне тоже приходят.
– И мы не можем сказать им «нет».
Дэлмор поднялся, несколько секунд смотрел на Джино и положил ему руку на плечо.
– Сделай это, падре. Сделай. Всё, что от меня зависит – только дай знать. Все финансы на мне, вдвое, втрое, сколько надо. Это в приоритетах. Я не приду, чтобы не отпугнуть, это с нашими ты мог ссылаться на мой авторитет, с этими тебе придется самому на первых порах. Но если заявятся старшие, с ними решу я.
– Я постараюсь тебя не очень отвлекать.
– Джино! Не смей скромничать, ты многое берешь. Это другой масштаб, это сложнее, тебе понадобится поддержка. Дети Хоста и Канала за одной партой… ты можешь себе представить?
– Так никакой второй смены?
– Я не могу тебе приказать, Джино… Эрнандо и Лесли Тизер в конкурентах. Сверхъестественно трудно.
– Но до чего же перспективно и интересно! – У самого священника сияли глаза. – Я, признаться, хотел бы именно так, вместе. Лесли и основной его компании осталось не так много, пара месяцев курса, он почти взрослый. Из Хоста постоянно идут новенькие, ребята с Канала вольются и не будут ущемленными, я не допущу, чтобы они чувствовали себя нулевыми на чьем-то фоне… Я всё продумаю, у меня голова лопается, сколько всего хочется с ними сделать!
– Бери на себя детей, Джино, я возьму все остальные проблемы, если возникнут. Эти, конечно, двинули смелую инициативу, но, в конце концов, это церковная школа в Нейтрале, их матери ходят сюда и прекрасно тебя знают. И, насколько я могу представить младшее поколение Канала, им невозможно что-то запретить.
– Так что выбора у нас нет? – хитро прищурился Джино.
– Как всегда, – кивнул Шон. Посмотрел на горящий в закатном небе крест гостеприимного здания с всегда открытыми дверями. – Ты будешь не просто учить ребят, ты будешь творить будущее, понимаешь?
– Мы все занимаемся этим каждый день.
– Общая фраза. Я про конкретное будущее живых маленьких людей. Постарайся сделать так, чтобы в их память запала не только астрономия. Им потом вместе жить. Учи их главному, Джино, и ты куда лучше меня знаешь, что это такое. Всякое злобное дерьмо липнет моментально и намертво, а потом так трудно выгребать это изнутри… может, еще не поздно поставить им иммунитет.
– Я сделаю что могу, Шон.
– Начинаете когда? Завтра?
– Ха, посмотри-ка во-он туда. – Джино незаметно кивнул за плечо, на церковный двор, где за угол деревянного сарая резво втянулись несколько голов. – Они дежурят тут со вчерашнего дня в ожидании результатов. Так что, боюсь, лично я приступаю немедленно.
– Ладно, пойду сообщу новости своим. Настрою, чтоб тебе было проще.
– Спасибо!
Молодой священник помахал на прощание и поспешил туда, где его ждали. А Шон вслед ему проговорил:
– «Спасибо» – это слабая тень того, что скажут тебе через годы. Они тебя запомнят.
– Нас.